Жестокеры

***

И вот настал день выступления – на настоящей сцене (в том же актовом зале), перед настоящими зрителями (в основном педагогами этого центра). Но было и несколько незнакомых лиц – я увидела их, подглядывая в щелочку из-за кулис.

Что я помню из своих ощущений? То, что из-за необходимости исполнять несколько ролей в одном спектакле, надо было очень быстро переодеваться за кулисами. А юбки и рукава, как назло, не слушались. Еще: на сцене у меня жутко дрожали коленки, и я боялась, что это будет заметно зрителям.

По мере приближения сценки с моей вокальной частью паника нарастала. Я боялась, что в самый ответственный момент у меня пропадет голос, и я всех подведу. Такое уже было однажды, в школе, на каком-то мероприятии. Мы по очереди читали обращение к учителям, и когда свою часть должна была произнести я, я открыла рот и вместо своего голоса услышала какой-то слабый хрип. Это не была простуда, и мороженого я не ела перед выступлением. Голос пропал от волнения. Я забыла об этом. А сейчас зачем-то вспомнила.

На вокальную партию я выходила на ватных ногах. Но к моему удивлению, голос не пропал. И слова не забылись. Я спела, быстро забежала за кулисы и только тогда выдохнула. Сердце бешено прыгало в груди.

После спектакля нас ждали аплодисменты, которые мы принимали на сцене, взявшись за руки – как настоящие актеры. А потом мы вышли в зрительный зал. Я увидела, что наша наставница разговаривает с какой-то незнакомой женщиной, которая поглядывает в мою сторону и кивает на меня. Наставница позвала меня к ним. Незнакомка внимательно на меня смотрела. Высокая, с белыми короткими волосами, зачесанными наверх, и огромными синими глазами, подведенными металлизированными серыми тенями, она была похожа на инопланетянку. У нас в городке я таких не видела и не знала, что бывают такие красивые женщины. У меня дыхание замирало, когда я на нее смотрела. Незнакомка оказалась Нонной Валерьевной, преподавателем института искусств из областного центра. Она сказала, что я ее просто поразила. Спросила, как давно я занимаюсь в студии. Я ответила, что несколько месяцев, чему она удивилась. А вокалом я занимаюсь с каким педагогом? Когда я ответила, что никогда не занималась вокалом, что просто люблю петь и пою для себя, Нонна Валерьевна удивилась еще больше. Она внимательно посмотрела на меня и спросила, сколько мне лет и в каком я классе. А потом сказала, что ей нужно поговорить с моей наставницей.

Я стояла поодаль и грызла ногти. Мне было жутко интересно, что они там про меня говорили, но почти ничего не было слышно. Единственное, что я уловила, это слова «инопланетянки»: «У нее есть осмысленность, внутренне содержание» и слова наставницы: «Сомневаюсь. Мама не отпустит».

Наконец, они позвали меня, вконец истомленную ожиданием.

– Видишь ли, – начала Нонна Валерьевна, – твой педагог считает, что тебе еще рано, и я пожалуй, с ней соглашусь… Но я все равно тебе это предложу. Я понимаю, что музыкального образования у тебя нет, но… в тебе самой что-то есть, что-то очень необычное… – Она задумалась на мгновение. – Через месяц мы приступаем к постановке экспериментального спектакля. Это новый формат, у нас он пока, к сожалению, почти неизвестен – я говорю про мюзикл. Ну, это когда актерам надо двигаться по сцене и одновременно петь.

–Да-да, мюзикл. Я знаю, да!

Я выкрикнула это громко и резко, потому что жутко разволновалась.

Нонна Валерьевна улыбнулась.

– Ты знаешь какие-нибудь мюзиклы?

– Да.

В то время как раз был популярен один французский мюзикл, кассету с песнями из которого я заслушала до дыр. Нонне Валерьевне явно понравился мой ответ.

– Ого, – она рассмеялась, – какая молодец! А наш мюзикл называется «Летучая мышь». Я хотела бы предложить тебе принять в нем участие. Считай, что сегодня были твои пробы, – улыбнулась она.

«Неужели это сейчас все правда происходит со мной?».

– Но поскольку ты еще ребенок, мы не можем решить это с тобой сами, без твоих родителей. Смогут ли они отпустить тебя, или приехать с тобой в город …sk? Куда вас поселить, мы придумаем, в студенческом общежитии комнаты есть. Но ты пропустишь несколько месяцев в школе. В общем, вопросов много. Мне нужно поговорить с твоей мамой. Поэтому вот мой телефон, обсудите дома, а прежде всего подумай сама: хочешь ли ты этого, решишься ли? Лично я считаю, что тебе это вполне по силам.

Я дрожащей рукой взяла из ее руки протянутую мне визитку.

***

Среда, в которой ты вырос, мстит тебе за попытки выйти за ее пределы. Ревностно следит, чтобы ты не взлетел слишком высоко. Вовремя щелкает тебя по носу. А если к этому внешнему сопротивлению прибавляются и твои собственные комплексы и сомнения в себе, дело становится совсем безнадежным.

Хотя я никому ничего не говорила, даже Неле, но о том, что меня пригласили в областной центр играть в спектакле, сразу узнали в школе. У меня появились новые ярлыки: теперь меня обзывали «выскочкой» и «актрисой». А внутри меня бушевала настоящая буря желаний и сомнений. Я хотела ехать, но понимала, что мать меня не отпустит. Я хотела петь и играть на сцене, но боялась не справиться. Ведь я была простой девчонкой, из простой бедной семьи, в которой отродясь не было ни певцов, ни актеров. Какой наивной восторженной дурочкой я себе казалась! Кто-то сказал, что я хорошо пою, и я в себя поверила! Да я и на сцену выйти не смогу. Я представила себе этот позор: объявили мой выход, а я сижу на полу за кулисами, вцепившись в занавес. Меня тащат несколько пар рук, а я хриплю: «Нет! Не пойду!». А хриплю я потому, что вот в этот раз у меня точно пропадет голос – от страха.

А с другой стороны, может быть, вот он, наконец, мой шанс, вполне возможно, единственный: вырваться из болота нашего маленького городка, в котором с тобой никогда не произойдет ничего хорошего – хоть сто лет здесь проживи!

«Ведь Бунтарка смогла! – убеждала я себя. – А ведь она тоже когда-то была простой обычной девчонкой. И у тебя все получится».

Но я тут же усмиряла свой щенячий восторг:

«Бунтарка смогла. Но ведь ты же не Бунтарка! Да и потом, тебе ничего особенного не предложили. Это просто маленькая роль в маленьком спектакле, после которой тебе придется вернуться обратно. Но жить ты будешь уже воспоминаниями о коротком и мимолетном успехе, который просвистел и умчался прочь. Тебя поманят новой интересной жизнью, а потом отправят назад. И больше ничего подобного в твоей жизни не случится. Каково тебе будет?».

И вот я то начинала собирать и прятать под кровать сумку и в мечтах уже покидала этот город и все, что мне осточертело тут за мою короткую жизнь. То забивалась под одеяло и рыдала от сомнений в себе и от того, что наверно, так и не смогу решиться. Сейчас я понимаю, что это был все тот же стыд. Стыд стал моим верным спутником на всю мою молодость. Как раньше я стыдилась себя и своего тела, так теперь я стала стыдиться и открытых в себе способностей, словно лишая себя права на них.

В итоге, промучившись неделю и даже не сказав ничего маме, я позвонила Нонне Валерьевне и отказалась. Через несколько дней, перед уроком английского, ко мне подсели одноклассники. Они спросили, когда я уезжаю «играть Джульетту». Я недовольно поморщилась, досадуя, что моя сокровенная тайна как всегда стала известна тем, кого это совершенно не касается.

– Не буду я никого играть. И никуда не поеду, – я старалась говорить как можно более невозмутимо. – Не знаю, с чего вы это взяли.

Я раскрыла учебник и сделала вид, что внимательно вчитываюсь в текст.

– Мы так и знали. Было понятно с самого начала, что ты не сможешь. Не потянешь. Мы хорошо тебя знаем.

Я подняла глаза от учебника.

– Как это вы знали, что я смогу, а что нет, если я сама этого про себя не знаю?

– Лучше, чем ты есть, ты все равно не станешь. Поэтому простись с мечтой и учи инглиш!

Вошла учительница, и подростки расселись по своим местам. Начался урок.

Из театральной студии я ушла вскоре после этого. Я быстро успокоилась. Когда ты подросток, тебе очень просто отвлечься от любых переживаний. Творожные сырки с изюмом, любимая музыка, книги и фильмы утешили меня. Мысли о собственной трусости и об «упущенном шансе» быстро оставили меня в покое.

Но «актрисой» меня обзывали еще месяца три после этого случая.

Впрочем, вскоре и об этом мне пришлось забыть.

Вихрем выдуло все из моей головы.

5

Далеко-далеко

У зеленой реки,

Где не знают холодного ветра…

Группа «Иванушки». Где-то

Дим… Золотистые волоски на загорелых руках… Серебряные браслеты на запястьях… Целая куча браслетов – он очень любил их… И на шее – связка каких-то цепочек и кожаных шнурков. Я любила перебирать их пальцами.

Он всегда вот так опускает глаза и замирает, когда о чем-то задумается. И становится заметно, какие у него длинные и густые ресницы. Ресницы, ресницы, ресницы! От них на его лицо ложатся тени. Я их обожаю – тени от этих ресниц. А эти ямочки на щеках, когда он улыбается… Я с ума схожу, когда их вижу. Хочется броситься и зацеловать! Мой. Только мой!

И меня совершенно не удивило, что Он не из нашего городка. Еще бы! У нас я таких не видела. В целом мире таких больше нет.

Мою любовь звали Дима. Но я называла его Дим-Дим. Или просто Дим.

Я встретила Его в конце февраля, когда зима уже почти перешла в весну, и яркое солнце оранжево-розовым светом освещало последние еще не растаявшие снега. Тогда было далеко до слякоти, тогда еще не было грязи… Поэтому все казалось таким чистым, ясным. Каким-то волшебным. Это невероятно, но знаете, как это бывает: ты как будто сначала влюбляешься, а уже потом встречаешь объект своей любви. Именно так было и со мной! За несколько месяцев до нашей встречи сильнейшее предчувствие скорого счастья внезапно охватывало меня – просто так, посреди серого буднего дня, ничем не примечательного. Это предчувствие счастья было похоже на то состояние, когда ты ожидаешь какого-то предстоящего очень приятного и радостного события, о котором тебе известно. Просто ты вдруг вспомнишь о нем, и томительная сладость щекочущей каплей адреналина пробежит по твоим венам. Именно такое предчувствие врывалось в мою размеренную скучную жизнь – как легкий ветерок, который до щекотки раздувал волоски на моих висках, мешал учить уроки…

Все предрекало мне Его заранее – и не только мои собственные странные ощущения. Сама Судьба подавала мне знаки. И та красивая романтичная песня, случайно услышанная по радио в автобусе, в котором обычно крутят какую-то примитивную блатную пошлятину. И запах фиалок, такой странный посреди зимы – так пахли духи, которые я зачем-то купила (ведь никогда раньше ими не пользовалась!). И та необычайно яркая звезда, которую я впервые увидела вечером, по дороге из школы. Мы тогда учились во вторую смену, и возвращаться приходилось в сумерках. И вот я шла с занятий, по привычке глядя под ноги, и вдруг зачем-то подняла голову и уткнулась носом в эту звезду. Странно, ведь еще осенью ее вроде здесь не было… Словно звезда возникла на небе внезапно и специально для меня. С тех пор она стала «моей звездой». Она встречала меня после школы и обещала что-то очень хорошее и счастливое.

Дим, любитель астрономии, потом объяснил мне это чудо со звездой, которой «раньше не было». Оказывается, видимые нам созвездия различны в разное время года. Ведь Земля вращается вокруг Солнца и вследствие этого орбитального движения нам становятся видимы различные участки небесной сферы, поэтому летом и зимой мы видим разные созвездия. Они по очереди оказываются на ночной стороне неба. Те созвездия, которые мы видим зимой, летом оказываются на том же участке неба, что и Солнце, поэтому их не видно из-за солнечного света. А эта «новая» звезда – Сириус. Зимой ее видно лучше всего.

– Другие звезды никуда не делись. Просто они на время как бы погасли. А эта наоборот зажглась! Ну, она тоже всегда была на небе. Просто ее не было видно отсюда, где мы живем.

Хорошо, со звездой я еще могу понять. Но как быть с тем «живым» розовым камнем? Проходя в тот день мимо ювелирного отдела нашего единственного в городе универмага, я зачем-то (никогда раньше не интересовалась всеми этими побрякушками!) бросила взгляд на витрину и увидела там невероятно-красивое кольцо с огромным розовым камнем. И камень этот, казалось, пульсировал и переливался, словно живой, испуская радужные искры – сиреневые, золотистые и мятные. Это при том что я не поворачивала голову. Я стояла и смотрела, как завороженная. Щекочущая воронка восторга раскручивалась в моей груди.

«Вот оно! Это скоро случится!»

Долго стояла я напротив витрины и смотрела на этот пульсирующий розовый камень. А потом вышла из магазина на улицу, и почувствовала на своем лице дыхание еще не наступившей весны.

***

История с мюзиклом, в который я по своей трусости так и не попала, все же не прошла даром: она лишь подогрела мой интерес к музыке, к пению. Я поняла, что совсем не готова к сцене – да мне это и не интересно больше. Но вот научиться профессионально петь – пусть даже и для себя, просто чтобы выпускать свои эмоции – я хотела.

Я знала, что в местном Доме Молодежи есть кружок вокала. Туда я и отправилась на прослушивание. Я понимала, что если меня возьмут, нужно будет ездить заниматься по вечерам два раза в неделю и еще днем в субботу. Но я была готова: еще больше уставать и забыть на время про отдых и все свои подростковые увлечения. Я даже была готова преодолевать весь этот невероятно долгий, 20-минутный путь на автобусе, а потом еще тащиться через непролазный пустырь, заваленный горами снега, которые сюда свозили со всего города.

Дикая жажда петь, как развевающийся на ветру невидимый флаг, манила меня к этому старому обшарпанному зданию, когда-то давно выкрашенному в розовый цвет. Со временем краска совсем облупилась. Деньги на реставрацию город не выделял, и сейчас Дом Молодежи, вопреки своему названию, напоминал скорее всеми заброшенного одинокого старичка. Он имел весьма плачевный вид. Оставив куртку в гардеробе, в джинсах и темно-зеленой толстовке с изображенными на ней для устрашения черепами (которых, впрочем, никто не боялся), я неуверенно шла по холлу, пытаясь отыскать нужную аудиторию. Неподалеку стояла группка парней с музыкальными инструментами, упакованными в черные чехлы. Можно было спросить у них, но парни что-то оживленно обсуждали, и их смех и сальные словечки заставили меня резко повернуться и пойти в противоположную от них сторону. Проходя мимо мозаики с изображением детей в красных галстуках, поющих и играющих на разных музыкальных инструментах, я увидела высокого светловолосого парня в джинсах и клетчатой рубашке. Он стоял у стены, в стороне от всех, опираясь рукой на гитару и глядя мне прямо в глаза. Я смутилась под его «взрослым» взглядом. Меня разозлило, что я наверняка жутко покраснела при этом, и это было заметно. Я еще раз бросила на парня быстрый взгляд. Он стоял, смотрел на меня и дерзко улыбался: ну точно – заметил! Стараясь придать себе уверенный и невозмутимый вид, я резко развернулась, подошла к стоящему неподалеку стенду с расписанием занятий и перечнем кружков и принялась с умным лицом читать все, что там было написано, при этом от волнения не видя ни строчки. Стоя вполоборота к этому незнакомцу с гитарой, я чувствовала, как его настойчивый взгляд прожигает мои лопатки. К своей досаде я заметила, что галдящие музыканты почему-то затихли. Наверняка, тоже меня разглядывают.

«Чего вы все на меня уставились?» – с раздражением подумала я и нервно заправила за уши пряди своих волос.

Терпеть не могу, когда на меня смотрят. Я отошла от стенда, и вернулась назад к гардеробу.

– Девочка, что ты тут мечешься? Куда тебе надо?

Прямо на меня по коридору плыла высокая полная женщина, в круглых очках и с фиолетового цвета прической в виде башни. Она, очевидно, была здесь ходячей хохмой. Ее появление и мой озадаченный вид позабавили толпу. Парни с любопытством уставились на нас, сдавлено хихикая.

– Я ищу студию вокала, – пробормотала я.

От волнения мой голос стал хриплым и слабым.

– Ничего не слышу! Громче! – раздраженно потребовала женщина, поправив очки и посмотрев на меня, как на насекомое.

– Я ищу… студию вокала, – повторила я.

Мой дребезжащий голос смешно отозвался в длинных коридорах. Парни-музыканты уже в открытую ржали надо мной. Я пожалела, что приехала сюда.

– Так это тебе нужно на второй этаж! Прямо до конца коридора – фиолетовая женщина махнула рукой, – там лестница. Попроси мальчишек, они тебе покажут.

– Спасибо.

Я быстро отвернулась, чтобы она больше ничего мне не сказала и не вызвала тем самым новый взрыв хохота. Чтобы попасть в конец коридора, как назло пройти нужно было мимо этих самых «мальчишек». Глядя в пол, я быстрыми шагами прошла мимо них и устремилась к лестнице. Коротко остриженные волосы мешались, пряди падали на лицо, лезли в глаза, я их постоянно поправляла. Длинный ремень сумки сползал с плеча – мне пришлось в него вцепиться. Парни поначалу притихли. Но тут кто-то из них что-то тихонько сказал, отчего все дружно и громко загоготали. Я по привычке подумала, что сказанное, разумеется, относится ко мне. На секунду застыв от унижения, я тут же резко прибавила шаг. Под их усиливающийся смех я почти бежала по коридору. Внезапно у меня за спиной раздался чей-то голос:

– Подожди!

Не оборачиваясь и придерживая рукой лямку спадывающей сумки, я неслась вперед. И только забежав за угол, остановилась, чтобы перевести дыхание. Позади раздавались крики и смех.

– Чего ты ржешь? – вдруг спросил тот же голос вдалеке.

– Ты что-то имеешь против меня? – задиристо поинтересовался второй, визгливый голос.

– Ничего не имею. Просто считаю, что тебе нужно закрыть свой рот, – спокойно и твердо ответил ему первый голос.

– А ты че, типа заступник? Рыцарь?

Обычно такие слова являются прелюдией к разборке. По крайней мере, у нас во дворе это так. Но к моему удивлению, на этом перебранка сошла на нет. Я услышала чьи-то мягкие шаги. И бросилась вверх по лестнице.

– Да постой ты!

Тот самый светловолосый парень с гитарой обогнал меня и внезапно преградил мне путь. Он сделал это так резко, что я уперлась носом ему в грудь. Парень был почти на голову выше меня – и не потому что стоял на ступеньку выше. Я смутилась еще больше. Он улыбнулся.

– Опасно разгуливать одной среди местных идиотов! Я провожу тебя.

Мы вместе поднимались по лестнице, шаг в шаг. Я думала о том, что мог сказать обо мне тот придурок.

«Какой черт тебя дернул! Ведь шла мимо, никого не трогала».

От обиды я чуть не плакала. Парень с интересом на меня поглядывал.

«Не знаю, что он там сказал, но самое обидное, что этот, с гитарой, слышал…»

Я отвернулась, чтобы он не увидел мои слезы. Я уже привыкла к тому, что меня задирают в школе и во дворе. Но здесь, на его глазах… Сама не знаю отчего, но мне почему-то стало обидно от того, что меня унизили именно в присутствии этого парня с гитарой.

Мы остановились возле одного из кабинетов.

– Хочешь, я зайду с тобой?

Я смотрела в пол, поправляя непослушные волосы.

– Нет, не нужно.

– А я все же зайду. Так будет лучше.

Возмущенная его наглостью, я подняла взгляд и встретилась с его глазами – цвета весенней зелени, одновременно ласковыми и дерзкими, с какими-то озорными искорками и такими длинными загнутыми ресницами… Отчаянно заколотилось мое сердце. И, ударившись со всей силой о ребра, беспомощно покатилось куда-то вниз. Незнакомец смотрел на меня слегка насмешливо и одновременно нежно, не отпуская мой взгляд. Словно какие-то невидимые ниточки протянулись от его зрачков к моим, и по своей воле я не могла ни закрыть глаза, ни отвести взгляд. Вдоволь меня помучив, красавчик уверенно толкнул рукой дверь и пропустил меня вперед. А сам зашел следом.

– Димочка! Солнце мое! Вот это радость!

Раскрыв объятия, навстречу нам семенила маленькая седовласая женщина. Одной рукой она обняла его, а второй – неожиданно – меня. В аудитории сидели несколько человек. Не понимая, что происходит, они все удивленно уставились на нас. Я и сама ничего не понимала. Голова моя закружилась и мысли – все до единой – вырвавшись, улетели прочь.

Через десять минут расспросов и объятий Дим, которого никак не хотели отпускать («это наш лучший ученик»), наконец, открыл дверь, чтобы выйти. Обернувшись, он сказал мне:

– Я подожду тебя внизу.

– Не нужно, – крикнула я в ответ, но дверь за ним уже захлопнулась.

***

«Прослушивание» заняло около часа. Нас приняли всех и, дав нам план и расписание ближайших занятий, отправили по домам.

Вприпрыжку неслась я вниз по лестнице.

«Меня приняли! – радостно колотилось сердце. – Приняли!»

Уже не такая испуганная и забитая, какой сюда пришла, а наоборот воодушевленная, словно за моей спиной вдруг выросли и расправились крылья, я подходила к гардеробу. То неприятное происшествие с группой гогочущих музыкантов стерлось из моей памяти.

– Ну, как все прошло?

Я вздрогнула. Дим стоял, облокотившись о стойку, и дерзко смотрел на меня. И тут он широко улыбнулся – какой-то умопомрачительной, ослепительной улыбкой (своей фирменной, как потом оказалось). Зря он это сделал. Я почувствовала, как дрожат и подкашиваются мои ноги. Я снова не могла отвести от него взгляд. Я, должно быть, выглядела как дура, но ничего не могла с собой поделать.

– Нормально. Меня приняли.

– Ну, я и не сомневался.

Он продолжал вот так же нагло на меня смотреть и лучезарно улыбаться. Я не знала, куда деться под его настойчивым взглядом, и с ужасом почувствовала, что опять краснею.

– Мне пора идти, – сказала я, отчаянно пытаясь попасть рукой в рукав своей старенькой зеленой куртки. Дим помог мне, задержав на мгновение ладони на моих плечах. Я почувствовала тепло его рук даже сквозь толстую синтепоновую подкладку. Я повернулась к нему. Дим прищурил глаза, отчего в них снова зажглись те лукавые озорные огоньки.

– Чего ты на меня так смотришь?

– Мы с тобой обязательно еще увидимся. И очень скоро.

Этого – чтобы мы снова увиделись – я захотела больше всего на свете, но вслух спросила:

– Ты всегда такой самоуверенный?

Он ничего не ответил, а только молча улыбнулся. На подкашивающихся ногах я пошла к выходу. У двери я все же не выдержала и оглянулась. Дим стоял и смотрел мне вслед, продолжая дерзко и загадочно улыбаться.

Пока я ехала домой, я думала о том, как нетипично он себя повел: не поддержал сальных шуточек, не присоединился к ним и тем более не стал их источником. Наоборот, он… он защитил меня… Он был первым за всю мою жизнь, кто вот так заступился за меня. От этой мысли приятное волнительное тепло возникло в груди и быстро распространилось по всему телу. Автобус проезжал мимо заброшенного стадиона. Я мечтательно прислонилась виском к стеклу.

«А какие у него ресницы… Просто сумасводящие».

***

Весна в том счастливом году наступила точно по календарю – 1 марта – и быстро разыгралась в полную силу. За неделю растаял весь старый, грязный, давно всем надоевший снег, а новый больше не выпал, и солнце за считанные часы дочиста высушило асфальт. Надолго установилась теплая ясная погода. Земля быстро покрылась свежей зеленой травкой, и уже к концу месяца проклюнулись первые одуванчики.

В один из таких дней мы с матерью вывешивали во дворе выстиранное белье. Словно вдруг почувствовав что-то, я резко обернулась. Передо мной стоял Дим, а рядом с ним какая-то хрупкая белокурая женщина, удивительно похожая на него чертами лица. Эти двое возникли словно из-под земли. Неуверенно улыбаясь, женщина подошла ближе и обратилась к матери:

– Здравствуйте! Извините, что мы к вам вот так… Мне нужно сшить костюм, для работы, и вот мой сын нашел вас. Вы же берете заказы, я не ошиблась?

Мать не сразу ответила – тоже опешила от неожиданности. Но она действительно занималась пошивом и принимала иногда частные заказы, поэтому вопрос этой женщины ее не удивил. Между ними завязался разговор. Дим с победным видом приближался ко мне.

«Ты?… Откуда?»

Я смотрела в его зеленые глаза, дерзкие и одновременно ласковые. Ну как он мог до такого додуматься? Прийти сюда! С матерью! Ну что за человек! Стоя передо мной, Дим продолжал смотреть мне в глаза и улыбаться, уже несколько смущенно и виновато, но все еще достаточно победоносно, что выводило меня из себя. Я готовилась сказать что-нибудь дерзкое, чтобы осадить его, и уже открыла было рот. Но в тот самый момент мне вспомнились его слова: «Мы с тобой обязательно еще увидимся. И очень скоро». Я вдруг обреченно осознала: «От такого – захочешь убежать, да не убежишь!». Что-то блеснуло в этот момент в глазах Дима – как будто мои мысли не были для него тайной. Что это? Что происходит? Я почувствовала, что задыхаюсь – так сильно колотилось сердце. От смущения и полного смятения чувств я беспомощно отвернулась.

Наши матери разговаривали перед домом. Мы наблюдали за ними, стоя несколько поодаль.

– Я же сказал, что так будет.

Я повернула голову и посмотрела на него.

– Как ты меня нашел?

– Я просто спрашивал у людей, где в этом городе живет самая красивая девушка на свете, и они все указали на твой дом.

– Я серьезно.

Дим посмотрел мне в глаза и без тени улыбки сказал:

– Я тоже.

Я в смущении отвернулась. Он постоянно меня смущал – всем, что говорил и делал! Тем, как смотрел на меня. Носком своего кроссовка я начала ковырять камушки на земле, делая вид, что это очень серьезное занятие.

– Долго повод придумывал?

– Да не очень.

Мы замолчали. Дим стоял совсем рядом – я ощущала исходящее от него тепло. Его близость сильно волновала меня, и я изо всех сил старалась, чтобы он этого не заметил. Мысленно пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, я стала прислушиваться к разговору наших матерей. Внезапно Дим взял меня за руку. И вот что невероятно: еще до того, как Он это сделал, я знала, что вот сейчас Он возьмет меня за руку, и Он взял! Я не стала ее выдергивать. Вместо этого, к своему удивлению, я начала поглаживать пальцами Его кисть. Можно было не опасаться, что нас увидят наши матери: увлеченные разговором, они не обращали на нас никакого внимания. К тому же я стояла немного впереди Дима, загораживая Его собой. Наших рук не было видно. Наши переплетенные пальцы продолжали поглаживать друг друга. Прикосновения Дима к моей руке… Я не знаю, какими словами выразить, что я чувствовала в тот момент. Это шло от Него и одновременно из глубины меня самой… Что-то во мне… нет, не просто что-то во мне, а я сама, я ВСЯ, откликнулась на Его прикосновения. И я знала, что Он в этот момент чувствовал то же, что и я. Мы оба закрыли глаза и не произносили ни слова, боясь спугнуть волшебство этого момента. Казалось, что мир замер, и время прекратило свой ход, и все исчезло – остались только мы двое. Ветер развевал наши светлые волосы.

Внезапно мать обернулась и с тревогой посмотрела на нас. Я резко выдернула руку и сунула ее в карман. Нащупав там мелочь, я крикнула:

– Мам, я схожу в магазин?

Она задумчиво кивнула.

Мы вдвоем шли через двор, украдкой поглядывая друг на друга. То, что Дим высок и красив и у него умопомрачительно прекрасные глаза – огромные и зеленые – это я разглядела сразу, еще в Доме Молодежи. Сейчас, бросая на него быстрые взгляды, я отметила, что у него загорелое лицо и довольно темные густые брови – необычный контраст со светлыми волосами. Я с досадой заметила, что на Дима глазею не я одна. Все оборачивались на него, пока мы шли с ним через дворы до магазина.

– Зачем ты пришел к нам вот так? Если уж ты выяснил, где я живу, почему просто не подкараулил меня возле дома?

Я все же задала ему не дававший мне покоя вопрос.

– Мне было интересно увидеть тебя в спокойной привычной обстановке, – ответил Дим. – Когда ты такая, какая есть, а не ощетинившийся ежик.

Я молчала несколько минут, размышляя над его словами.

– Ощетинившийся ежик – это не мой сознательный выбор. Просто когда окружающая среда…

– Понимаю. Ну, теперь у тебя есть я. Чтобы охранять тебя от этой среды.

Я остановилась и уставилась на него. Дим улыбался мне в ответ, как я уже поняла, в своей обычной манере – нахально и обаятельно, так, чтобы прямо в сердце. Я хотела ответить что-нибудь дерзкое, но снова смутилась и не знала, что сказать.

– Сколько тебе лет?

Удивительно, но оказалось, что ему тоже всего четырнадцать, как должно было через месяц с небольшим исполниться и мне. Благодаря своей спокойной уверенности и какой-то внутренней силе Дим казался старше.

– Завтра, в пять, в парке, – сказал он мне на прощание.

В последних тщетных попытках уйти от Судьбы, я спросила:

– Парк большой, как мы там с тобой найдем друг друга?

– Ну, хорошо. Возле карусельки с лошадками, – со смущенной улыбкой уточнил Дим.

«Нет, не такой уж он и взрослый. Такой же ребенок, как и я».

***

Когда на следующий день я шла в парк на наше первое свидание, я была уверена, что Дима там не будет.

Я не сразу привыкла к тому, что все, что Дим обещал, он всегда выполнял. Обычно люди, когда что-то обещают, в итоге не делают этого. Вместо этого они просто исчезают. И потом ведут себя как ни в чем не бывало, как будто ни о чем с тобой и не договаривались вовсе. Как мои детские подружки, которые внезапно уезжали в деревни к бабушкам, оставляя меня на все лето одну. Как Неля, у которой все время был ветер в голове!

Но Дим не исчез. К моему удивлению он был там. С белой розой в руке он стоял возле заветной карусели с лошадками и с улыбкой смотрел на меня. Я подошла к нему и взяла протянутый мне цветок.

– Где твоя гитара? – спросила я с вызовом, чтобы скрыть смущение.

– Она сегодня решила остаться дома. Чтобы не мешать нам.

– Жаль. А я надеялась, что ты мне сыграешь и споешь. «Лучший ученик» как-никак. Хотелось послушать.

Дим посмотрел на меня – внимательно и серьезно.

– Я буду играть и петь для тебя всю жизнь, если ты захочешь.

От этих слов и от его взгляда я смутилась еще больше. Чтобы скрыть свое смущение, я воскликнула:

– Мороженое!

Я указала на ларек с фирменным белым мишкой. Дим спросил, какое мороженое я предпочитаю. Я люблю простой пломбир, без всяких красителей, начинок и добавок. Просто сливочная сладость – ничего лишнего. Дим купил нам именно такое, и мы, взявшись за руки, неспешно пошли по аллее. День был ясный и солнечный, но до этого прошел дождик, и мы то и дело перепрыгивали через не успевшие высохнуть лужи. Несмотря на воскресный день, народу в парке было мало. Навстречу нам прошла семья с маленькой девочкой, которая, задрав кверху курносый носик, приветливо посмотрела на нас и радостно улыбнулась. В руке у нее была связка воздушных шариков – бирюзовых, желтых и розовых. На некоторых из них было написано «С днем рождения!». Капли недавнего дождя ослепительно сверкали на деревьях и осыпались на нас холодными брызгами, когда Дим случайно задевал плечом ветки.