Czytaj książkę: «Девочка, которая замолчала», strona 3

Глава 5

Всё не так, и мой мозг почти остыл

И кажется, я уже просто тень.

внимание, брусника! «я вынул из головы шар»

Кристина ждала Аню около гранитных ступенек музея. Та опаздывала, что для неё было несвойственно. Празднично-возбуждённые толпы народа с георгиевскими лентами проходили мимо и становились совсем крохотными точками. Они сливались в одну цветную реку, текущую по перекрытой в честь праздника улице Ленина в сторону сцены на площади 1905 года.

Кристина не любила людей. Она мечтала только о том, как закроет квартиру и просидит под одеялом все праздничные дни.

Но то, что сказал Максим, она проигнорировать не могла. Кристина думала об этом весь предыдущий день.

Чё, мож Анечка ваще как мы? С мёртвой девчонкой всю жизнь базарит!

Надеюсь, что нет… Или, наоборот, да? Блин…

В кармане завибрировал телефон.

Писал Максим:

«Мы скоро уйдём!»

Кристина вздохнула. Беспокойство Макса заставляло нервничать её саму.

«Сейчас будем»

От брата пришёл смайл с оттопыренным вверх больши́м пальцем. Напротив входа в музей мягко остановилось такси, из которого вышла тётя.

Кристина подняла глаза от телефона. Сегодня Аня сменила льняной костюм на юбку-миди и тёмно-синюю водолазку. Кристина нервно оправила рукав огромной толстовки, в которой пришла и заправила за ухо непослушную прядь. Она даже и не подумала принарядиться на встречу – просто надела то, что лежало первое в чемодане.

Выпрямив по струнке спину, тётя посмотрела в окна-ленты, которые вели на винтовую лестницу, а потом на племянницу. Мягко улыбнулась, привычным движением теребя кулон.

– Прости, что опоздала, Кристиночка. В праздничный день всё везде закрыто, а мне нужно было… – она замялась, подбирая слова, – срочно решить вопрос.

Кристина мимолётом подумала о том, что Аня очень быстро начала решать вопросы в городе, где не была три десятка лет. Но в подробности вдаваться не стала.

– Ничего страшного. Готова?

Тётя кивнула, не выпуская амулет из пальцев.

– Конечно.

Вместе они поднялись по ступенькам и вошли в прохладный мраморный кассовый зал.

– У Макса уже экскурсия заканчивается.

Будто по заказу выше по лестнице хлопнула одна из дверей. Всё пространство музея наполнилось ребячьими криками и топотом ног.

Пытаясь перекричать какофонию, смутно знакомый мужской голос вещал:

– А сейчас мы с вами направляемся к жемчужине нашего музея – шигирской кладовой. Нет-нет, не на этот этаж… Ребята, вниз и налево.

Аня и Кристина переглянулись. В кармане снова дзынькнуло оповещение мессенджера.

«Мы у идола»

– Максим нас ждёт, – улыбнулась Кристина, – уже миллион сообщений мне написал.

Аня кивнула на скучающую за кассой женщину.

– Тогда нужно быстрее билеты покупать.

Шигирская кладовая встретила их прохладным сумраком. Почти всю стену около входа занимала старинная фотография: высокий усатый мужчина в клетчатой шапочке и смешной круглощёкий паренёк в сдвинутой на затылок панамке. Стояла эта парочка на фоне редких кустов, которые совершенно не прикрывали мутный водоём за их спинами. От идола фотографию отделяла небольшая вертикальная перегородка, которая разбивала зал на две части.

Подробнее фотографию Кристина рассмотреть не успела, потому что её чуть не сбил с ног Макс. Девушка поймала его за плечи.

– Воу, ты куда бежишь?

Из-за перегородки высунулся Игорь:

– Шевцов, куда это…

Встретившись глазами с Кристиной, молча кивнул и скрылся за перегородкой.

Макс потянул сестру за рукав, заставив её наклониться. Торопливо, жарко зашептал на ухо:

– Кристина, с идолом что-то не так!

Та в недоумении посмотрела на брата:

– В каком смысле не так?

Макс пожал плечами и закусил ноготь указательного пальца:

– Вокруг него как будто… туман клубится.

– Туман? Это вряд ли, – тётя оторвалась от изучения экспозиции и подошла к брату с сестрой. – Здесь поддерживают определённую температуру и влажность. Потому что туман может разрушить хрупкую древесину.

Кристина подняла бровь:

– Ты прямо как экскурсовод шпаришь.

Тётя улыбнулась.

– Помню кое-что… из курса истории родного края.

Она направилась за перегородку. Туда, где, перекрикивая гомон школьников, экскурсовод вещал о «старейшем культовом объекте в мире». Там стоял гул множества голосов. Кристина прошла вперёд и поняла, что их гораздо больше, чем народу в зале.

Перекрывая гомон, звучал громкий баритон экскурсовода:

– Шигирский идол относится к эпохе, так называемого, голоцена. Это значит, что экспонату уже больше двенадцати тысяч лет…

Экскурсовода не слушали. Гомонящая толпа детей всё время норовила расползтись из маленького зала. Многие болтали между собой или смотрели в экраны телефонов. Пробивая эту людскую толпу, прямая как струнка Аня двигалась к стеклянной витрине.

Макс толкнул сестру плечом:

– Видишь?

– Слышу, – прошептала Кристина.

Аня тем временем подошла почти вплотную к витрине:

– О, это плохо, – Максим стиснул Кристинину руку и потянул её к тёте.

Кристина не успела сообразить, что плохого Макс усмотрел в Анином поведении, но послушно пошла следом.

Один из одноклассников Максима прильнул к стеклу, отделявшему идола от внешнего мира.

Экскурсовод, который до этого стоял в тени, сделал шаг вперёд. У Кристины вырвался негромкий возглас удивления, потому что им оказался Лев Геннадьевич.

– Молодой человек. Так делать нельзя, это стекло… – и осёкся, уставившись через прозрачный купол на Аню.

Пальцы тёти слишком сильно дёрнули кулон. Верёвка с чуть слышным звуком лопнула, и камешек выскользнул из Аниных пальцев. С тихим стуком подкатился к Кристининым кроссовкам. Она быстро нагнулась и накрыла его ладонью.

Как только шершавый медальон коснулся её кожи, в голове раздулся такой знакомый, но, вместе с тем, такой забытый красный шар боли. Закатив глаза, Кристина повалилась на пол выставочного зала.

Ната

Эй, я бегу к тебе – отстал

Тем, кем хотел я быть, не став.

Нам оставлен счёт – до ста

Дым костра в ночи искать

Сова, Сансара «Жаль»

День у меня не задался с самого утра.

Сначала опоздала на занятия, потому что Валька с Галькой никак не хотели собираться в сад. Валька прыгала по всей комнате в одних трусиках, а Галька и вовсе вставать не хотела – притворилась, что спит. Конечно, после ковша с водой она проснулась. Но пришлось ещё и вытаскивать подушку с одеялом на улицу – чтобы просохли до вечера.

В общем, к техникуму я подошла только в десятом часу. Зинка-староста этого просто так не оставит.

На последнем занятии за окном зарядил мелкий противный дождь. Естественно, ни зонта, ни плаща у меня с собой нет.

И, как будто всего этого мало, по пути домой, возле площади Народной Мести, на правой туфле порвалась перепоночка. А это единственная моя хорошая обувь!

Я засунула оторванную перепонку в сумку и постаралась ступать так, чтобы туфля не слетела. Поплелась в сторону нашего жилкомбината.

– Натка! Натка, погодь! – раздалось сзади.

Это Борька-кочегар, которого я грамоте учу. Я обернулась, чтобы подождать его.

Борьке тринадцать. По документам. Но выглядит он младше. Как-то он мне говорил, что не знает точно, когда родился. Так что, наверняка прибавил себе пару лет, когда на стройку жилкомбината просился.

Естественно, всё время он ходит перемазанный угольной пылью, потому что спит тоже в кочегарке. Я как-то пыталась его отмыть, но без толку – на следующий день точно такой же чумазый и пришёл. Подранные штаны перехвачены на поясе верёвочкой, засаленный картузик лихо заломлен на затылок.

Я, как почти каждый раз при появлении Борьки, невольно улыбнулась. Ну до чего забавный!

Борька обнажил в ответ белые зубы, ускорил шаг. Шёл он со стороны школы, которая в бывшей вознесенской церкве сейчас находится.

Я всплеснула руками:

– Неужели наконец-то в школу записался?

Борька остановился рядом со мной и вытер кулаком правой руки нос.

– Даром мне шаромыга эта. Ты меня и то влеготку читать настропалила. Там книжки выкидывали, опосля церквы, – Боря с гордостью потряс зажатыми в левой руке листами, – я и подобрал. Баско?

– Баско, – вздохнула я.

Сколько Борьку не учи, говорит он всё равно не по-людски. Я бросила взгляд на часики. Нужно торопиться, не хватало ещё на разнос еды опоздать.

Я поёжилась, откинула со лба отсыревшую прядь волос и завернула за угол массивного, похожего на жёлтый трактор, клуба пищевиков. Удобно, что серую подкову общежития, нашего жилкомбината видно отовсюду – всегда знаешь, куда идти.

Борька вертелся под ногами и всё пытался меня своими бумажками от дождя закрыть. Только мешался, если честно.

– Опнисься в кочегарку опосля обеда? Я ужо алфавит без букваря настропалился калякать!

– Ага, я зайду, а потом на собрании опять будут про перебои с отоплением говорить.

Борька перехватил свои листы в другую руку и шмыгнул носом:

– Дак мы мусолить не бум же. И там дядь Вань буит же.

Борька очень настырный. И кобыле надоест.

Борька обогнал меня и пошёл теперь передо мной, спиной вперёд. Таракан натуральный, честное слово.

Мы приближались к жилкомбинату. Скрылись позади ленточные окна «Уральского рабочего». Осталось только площадь Парижской коммуны пройти и будем дома.

Дождь усилился. Я подумала о том, как после обеда нужно будет спускаться к Борьке в душную кочегарку, и снова вздохнула.

– Чегой ты, Натка, всё охтимнечаешь? – он привычным движением намотал на палец замызганный шнурок амулета.

Борька говорил, что амулет этот – камешек с дыркой посередине – ему от отца достался. Борька, когда в малолетстве из деревни своей от голода бежал, только этот амулет с собой и взял.

Я вздохнула в третий раз. Подкова общежития серела уже совсем близко.

– Да ничего. Взрослые проблемы. Будет тебе семнадцать – поймёшь.

Борька так долго смотрел на меня, что я занервничала: может, у меня на лице что-то или на платье?

Борька остановился и левой рукой через голову снял с себя засаленную верёвку с амулетом. Протянул.

– На. Для счастию.

Я никогда не видела, чтобы Борька снимал с себя камешек. Помедлив, я всё-таки взяла его из Борькиной ладони.

– Одёвай, – Борька кивнул. – Он робит, когда на тебе одет.

Я поднесла амулет к лицу. От шнурка попахивало чем-то тухлым. Я, помедлив, посмотрела на Борьку. Задержала дыхание и всё-таки просунула голову в шнурок. Потом сниму, пока он не видит. Сейчас Борьку обижать не хотелось, потому что этот камешек – самое дорогое, что у него было.

Борька с деловым видом приподнялся на цыпочки.

– Теперя тебя чомкнуть надобно.

От такой наглости я остановилась посреди дороги:

– В смысле, «чомкнуть»?

Борька был непреклонен. Балансируя на мысках, он сделал шажок ко мне.

– Токма так сила перейдёт.

– Я вообще-то во всякое такое не верю. – Я продолжила путь к общежитию, оставив Борьку позади. – И тебе не советую. Хочешь целоваться, на свидание пригласи.

– Натка-а! – обиженно протянул Борька. – Я же для тебя как лучшее, а ты вона какая…

Я остановилась и обернулась. Борька стоял позади меня и обиженно шмыгал носом. Вид у него при этом был такой потешный, что я не выдержала и расхохоталась. Затем подошла и наклонилась.

– В щёку. Токма для того, чтобы сила перешла, – передразнила я его.

Борька быстро ткнулся в мои губы своими, горячими, и побежал через дорогу – к пропускному пункту.

– Борька! Негодник, стой!

Я попыталась догнать его, но туфля без перепонки хлопала меня по пятке при каждом шаге.

Борька замедлил бег и расплылся в улыбке.

– Теперя все напасти уйдут!

Я снова невольно улыбнулась ему в ответ. «Теперя». Зачем его учу – непонятно.

Громада общежития уже высилась перед нами. Борька повернул налево – в сторону хозяйственных ворот. Я пошла прямо – к главному входу, от которого до столовой идти было ближе.

– Уже и так на обеденный разнос опоздала, – пояснила я Борьке.

Он с пониманием кивнул – часто мать распекала меня прямо при нём – и унёсся в сторону хозяйственного двора.

Я подошла к главным воротам. Около закрытой калитки, как всегда, стоял один из сотрудников Народного Комиссариата. Сегодня это был очень молодой парень с узким лицом и смешной рыжей щетиной над верхней губой. Раньше я его на воротах, да и вообще в жилкомбинате не видела.

– Предъявите пропуск.

– Я живу тут.

Парень остался непреклонным.

– Пропуск.

Я принялась копаться в сумке. Пальцы перебирали тетрадки и перья, даже злосчастная перепоночка пару раз попалась. А заветной бумажки всё не находилось. Через минуту я решила это дело прекратить – всё равно не найду.

– Я его, наверное, в комнате оставила. Дайте пройти, мне ещё еду разносить.

Часовой покачал головой.

– Без пропуска – никак.

Я скрипнула зубами. А десять минут назад я, глупая, думала, что хуже этот день стать уже не может.

– Послушайте, – я постаралась обратиться к неизвестному мне часовому вежливо, хотя внутри всё уже бурлило, – меня тут все знают, я в столовой работаю. И мать моя в столовой работает. Мне нужно разносить еду, иначе кто-то из ваших старших останется без обеда. Понимаете, что хуже будет только вам?

На бледном щетинистом лице не дрогнул ни один мускул.

– Без пропуска не имею права.

– Да что ты заладил-то, «без пропуска, без пропуска?» – вырвалось у меня.

Я быстро прикусила язык и опустила глаза вниз, с досадой разглядывая испорченную обувь.

С той стороны забора, во дворе, возник чумазый Борька.

– Натка! А ты чегой всё тута?

Я провела пятернёй по мокрым волосам и поджала губы:

– Люблю, знаешь ли, Борька, около ворот стоять просто так.

Я постаралась просверлить взглядом новенького часового. Тот, кажется, не обратил на это ни малейшего внимания. Опять отчеканил своё:

– Без пропуска не могу.

– Да чтоб тебе провалиться, – еле слышно пробормотала я.

За спиной часового появился седой пучок Варвары Лианозовны. Вся мягкая и расплывчатая, Варвара Лианозовна отвечала за выдачу пропусков, назначение часовых. И за что-то ещё, наверное, отвечала. Она всегда была занята записыванием чего-то в огромные тетради. Тетради эти высились гигантской стопкой в углу её комнатки на втором этаже общежития, и каждый день их будто становилось всё больше.

Чаще всего Варвара Лианозовна из своей комнатки не отлучалась. Но, когда на ворота становился новенький, она, кряхтя и охая, каждый час ковыляла проверять, как он выполняет свои обязанности.

– Ревдит, хороший мой, – Варвара Лианозовна остановилась около часового и, взявшись за бок, тяжело выдохнула, – как дела у тебя?

Я мысленно поблагодарила старушку и, как можно громче сказала:

– Варвара Лианозовна, он меня не пропускает! А время обеда уже кончается!

Варвара Лианозовна посмотрела на меня, сощурилась и, через секунду улыбнулась:

– Натуся, деточка, ты?

Я кивнула и скроила жалобное лицо.

– Можно я пробегу? Мать очень злиться будет.

– Беги, деточка моя, беги, – махнула рукой Варвара Лианозовна.

Злорадно ухмыльнувшись часовому, я скользнула за ворота и так быстро, как позволяла порванная обувь, заковыляла через задний двор подковы-общежития к лесенке, которая вела в столовую. Лучше взять первую партию бидонов и переобуться по дороге, чем сейчас ещё больше опаздывать к матери.

Как и ожидалось, только я перешагнула порог столовой, меня остановило громогласное:

– Тебя где носило?

Мать – настоящая русская женщина. Как там: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт»? Если бы какой-то конь посмел ускакать от матери, она бы ему хребет перешибла одной левой.

Я невольно втянула голову в плечи, хотя разделяло нас всё пространство столовой. Некоторые обедающие офицеры отложили в сторону ложки и с интересом наблюдали за нашим диалогом.

Около матери стояла уже заготовленная батарея судков и коромысло. Без лишних слов, я проковыляла к ним и взвалила на себя деревянную дугу. Ещё не хватало тут представление устраивать.

– Быстро обед в триста вторую и четыреста третью неси. Потом за остальными вернёшься.

Мать повесила на лопасти тяжёлые железные котомки. Коромысло больно резануло шею, и я повела плечами, чтобы переместить его поудобнее. Не впервой. Главное сейчас – не споткнуться на лестнице и туфлю не потерять.

Будто прочитав мои мысли, мать опустила взгляд.

– С туфелью чего?

Я сделала вид, что вопроса не услышала. Повернувшись, пошла к выходу. Авось, обойдётся.

Вот и нет. Через пару шагов я почувствовала, что тяжёлая пятерня опустилась на одну из дуг коромысла.

– С туфелью, говорю, чего сделала?

Я поморщилась. От материного раскатистого голоса звенело в ушах. Он зычно отразился от стен, заставив уже всех сидящих завертеть головами.

– Я починю, – торопливо пробормотала я.

Лишь бы скорее покинуть эту душную, пропахшую кислыми щами столовую. Скорее уйти от позора.

– Ясен день, починишь, – голос матери вылетал из открытых настежь окон и, казалось, даже пешеходы на противоположной стороне улицы теперь знают об испорченной обуви. – Других-то я тебе не достану.

Будто назло, в столовую зашёл давешний парень с проходной.

– И года не проносила – продолжала громко отчитывать меня мать. – Хорошая обува, в ней бы ещё ходить и ходить…

– Я пошла, – перебила я мать и, шаркая, поспешила к выходу из столовой. В спину мне неслось:

– И больше не опаздывала чтобы мне. Из-за тебя люди обеда час ждали, посмотри ты!

Я вышла во двор и, опустив на секунду тяжёлую ношу, швырнула носом. Уеду отсюда, уеду! Не знаю куда, но уеду точно. Попрошу в техникуме, чтобы меня в Ленинград распределили. А лучше – в Москву. Заживу там!

Глава 6

С силой толкая меня из тепла

И замирая на каждом шагу

Как бы опять моя смерть не пришла

Я её видеть уже не могу

Nautilus Pompilius «Свидание»

Кристина открыла глаза и упёрлась взглядом в деревянный профиль. Чуть размытый идол величественно возвышался над головами склонившихся к ней людей. Кристина лежала на банкетке, у стены круглого зала «Шигирская кладовая». В глаз ударил слепящий свет фонарика.

– Жить будет. Водички ей дайте. А лучше, сладкого чая.

Луч впился в сетчатку второго глаза. Кристина дёрнулась и попыталась встать. Её мягко, но настойчиво уложили обратно на банкетку.

– Нет уж, лежи.

Кристина моргнула несколько раз и наконец, смогла сфокусировать зрение. Ближняя размытая голова оказалась усатым мужчиной-фельдшером лет пятидесяти. Позади него стояли обеспокоенные Аня, Игорь и Макс. Вокруг скакали взбудораженные шестиклассники.

– Ну что, – ласково спросил фельдшер, – жива?

Кристина медленно кивнула. К ней возвращались воспоминания. Она в музее. Пришла сюда с Аней.

А кто такая Ната?

Кристина оперлась на локоть. Голова гудела так, будто там побывал Ник. Она подняла глаза на Игоря:

– Обезбол есть?

– Это какой такой обезбол ты собралась без назначения принимать? – угрожающе надвинулся на неё фельдшер. – Пойдём-ка, госпитализацию оформим, а там разберёмся, нужен тебе, как ты выражаешься, «обезбол» или нет.

Кристина помотала головой.

– Не надо госпитализацию.

– Если что-то болит, то надо, – наставительно, как маленькой, объяснил Кристине фельдшер, защёлкнув на её пальце «прищепку» для измерения пульса и сатурации.

Девушка стряхнула её медработнику в ладони.

– Ничего не болит. Отказываюсь от госпитализации.

Фельдшер тяжело вздохнул и достал из сумки бумаги.

– Тогда подпишите.

Кристина, наконец, приняла вертикальное положение.

– Может, всё- таки в больницу? Вдруг инсульт, или ещё что серьёзное? – Аня дёрнула рукой и принялась теребить ворот водолазки. Кристина скользнула по ней взглядом и заметила, что подвески ни на шее, ни в тётиных руках нет. Уставилась на Игоря.

– Нет. Это… это другое.

Игорь вытаращил глаза. Впрочем, это не помешало ему попутно поймать девочку, которая неслась прямо на витрину.

Кристина черкнула закорючку на бумагах фельдшера и поднялась на нетвёрдые ноги.

– Наверное, на сегодня с культурной программой закончим, – через силу улыбнулась она.

***

Игорь проводил взглядом скрывшихся в глубине двора Кристину и её тётю. С винтовой лестницы – главной достопримечательности Краеведческого музея, которая досталась ему от конструктивистского клуба тридцатых, открывался отличный вид. Из этого окна проследить за двумя удаляющимися женскими фигурками можно было почти до Кристининого подъезда.

– Игорь Станиславович?

Игорь вздрогнул и обернулся. Сзади неслышно материализовался Максим. Мужчина через силу растянул губы в улыбке.

– Всё хорошо будет, Макс.

Мальчик, казалось, не услышал последней реплики учителя.

– Вы ведь в курсе, да?

Игорь посмотрел на Максима. Подумал о том, что у них с Кристиной одинаковые глаза. Прозрачно-серые, какие-то жуткие. Как будто в душу смотрят.

– В курсе чего? – осторожно поинтересовался он.

Макс поморщился, словно Игорь сказал ужасную глупость. Перевёл взгляд за окно.

– Кристина говорила, что тот парень, который с башни ушёл, друг ваш был.

Игорь непроизвольно стиснул здоровой рукой протез. По затылку пробежали обжигающе-ледяные мурашки.

– Да, был, – наконец нашёл он в себе силы ответить.

Максим кивнул и отвёл от Игоря глаза-льдинки. Некоторое время они стояли молча.

– Что-то странное произошло. – Максим смотрел в ту сторону, куда ушли его тётя и сестра. – Та девушка, что за Аней ходила, теперь за Кристиной ходит.

Игорь припомнил только что скрывшиеся фигурки. Он не заметил, рядом с ними кого-то третьего.

– Какая девушка?

– Мёртвая, какая ещё.

Игорь набрал воздуха в лёгкие, но Макс, с видом глубоко уставшего человека, смерил учителя долгим взглядом.

– Только не переспрашивайте снова, а? Вы что про этого… – он замялся, вспоминая, – Шингирского идола знаете?

– Шигирский, – автоматически поправил его Игорь и снова почувствовал, как его окатил град мурашек от Максового взгляда.

Тут же поспешно добавил:

– Не больше того, что вам на экскурсии говорили. А что?

– Я обычно вижу тех, кто долго уйти не может. – Максим вытянул руку и попытался поймать летящую в воздухе пушинку. – Реже – тех, кто вот-вот уже уйдёт. А там, возле идола, это как будто и не люди. Она их как будто испугалась.

Макс резко выбросил вперёд руку, сжал ладони в горсточку. Приоткрыл, проверил, на месте ли пушинка. Поднял взгляд на Игоря.

– Думал, вдруг вы знаете, что это может быть.

– Шестой «Бэ»! – раздался в сводах музея громогласный голос классной руководительницы – собираемся! Не расползаемся как тараканы на свету!

Максим направился вниз по лестнице. Игорь, стряхнув с себя липкое ощущение страха, пошёл следом.

– Идол нашли в болотах, в конце девятнадцатого века, если я не ошибаюсь. Сам он старше пирамид, стоял около реки. Лица, которые вырезаны на нём, трактуют по-разному… – Игорь побарабанил пальцами левой руки по протезу – Некоторые считают, что это духи природы. Некоторые – что это бесы, заточённые в дерево.

Максим кивнул и снова, совсем как Кристина, задумчиво ухватил зубами заусенец на большом пальце.

На нижней ступеньке лестницы возникла учительница.

– Шевцов, убери пальцы изо рта.

Максим послушно засунул руку в карман. За спиной классной руководительницы шестого «Б» замаячил Лев Геннадьевич.

– Игорь, кхм, Станиславович, можно вас на минутку?

Игорь вопросительно взглянул на коллегу и после того, как она кивнула, отошёл в ту сторону, куда его поманил Лев Геннадьевич.

– Скажи, пожалуйста, – вполголоса проговорил старичок, стрельнув глазами из-под очков, – а девочка эта, которая квартиру снимает, Анина дочка?

– Племянница. – Игорь слушал Льва Геннадьевича вполуха. В ушах до сих пор стояло небрежно брошенное Максом: «Мёртвая, какая ещё».

Старичок шумно выдохнул и закивал.

– Ага, спасибо, Игорёш. Ну, не буду тебя задерживать, беги.

Пожав сухую шершавую ладонь, Игорь устремился к выстроенным в пары шестиклассникам. В голове настойчиво, раз за разом всплывало:

«Мёртвая, какая ещё».

***

Аня осторожно поддерживала племянницу за локоть. У подъезда Кристина аккуратно отцепила тётину руку.

– Ань, всё хорошо. Я могу идти сама.

Первая гроза подступала к городу. Небо заволокло тяжёлыми тучами, которые готовились вот-вот разродиться ливнем. Вдалеке глухо зарокотали низкие громовые раскаты.

Вчерашняя старушка выглядела сегодня не так умилительно. Она беспокойно металась около подъезда. Платок съехал на затылок, открыв всклокоченные, полностью седые волосы.

Увидев Аню и Кристину, старушка глухо вскрикнула и метнулась им наперерез.

Аня сделала несколько шагов навстречу.

– Вам помочь?

Старая женщина принялась махать руками. Кристина отступила и потянула за собой тётю.

– Местная сумасшедшая, наверное.

– Мама, отстань от людей!

Кристина обернулась. Возле бельевой верёвки, с наволочкой в руках, стояла соседка.

А платье, блин, она стирать не пробовала?

Пододеяльник затрепетал от поднявшегося ветра, скрыв соседку из виду.

– Вы проходите, не обращайте внимания. – крикнула та, пытаясь совладать с постельным комплектом.

Кристина обошла старушку и быстро открыла дверь подъезда. Аня, немного задержавшись на пороге, юркнула следом.

– Мама, вот что ты опять…

Тяжёлая дверь закрылась, обрубив окончание фразы.

***

– Ты сам не свой сегодня. Случилось что-то?

Игорь вздохнул и заёрзал в продавленном кресле. Крошечная пожилая женщина с короткой растрёпанной причёской окинула его внимательным взглядом.

– Не хочешь, не говори.

Обстановка квартиры Валентины Вячеславовны – бывшего научного руководителя Игоря, чем-то напоминала ему собственное жильё. Только в бо́льших масштабах, – у самого Игоря книги занимали столы и стулья – здесь горы старых изданий лежали прямо на полу, громоздились на подоконниках. Даже кровать ровным слоем покрывали потёртые переплёты.

Когда Игорь учился в институте, Валентину Вячеславовну считали странной даже коллеги по кафедре. Она со времён позднего СССР интересовалась оккультной литературой и коллекционировала древние фолианты. И сейчас с радостью делилась накопленными знаниями со своим бывшим студентом.

Женщина выудила из огромной стопки книг небольшой томик.

– Вот, у меня есть «О природе вещей» Лукреция. Он там рассуждает о загробной жизни как о… Игорь, ты вообще слушаешь?

Игорь рассеянно кивнул. Он сам пришёл к бывшей научной руководительнице, но сейчас едва мог сосредоточиться.

– Так, – Валентина Вячеславовна отложила книгу в сторону и поднялась на ноги, – пойдём-ка, чайку попьём.

Игорь послушно последовал за женщиной. Она жила в самом центре города – в Доме Старых Большевиков. Окно кухни выходило ровно на сквер у Театра Драмы. Периметр окружал серый строительный забор.

Валентина Вячеславовна поставила на плиту железный пузатый чайник и обратила взгляд за окно.

– Видел, да? Уже забором обнесли.

Игорь встал за спиной у женщины и тоже выглянул наружу. В чайнике тихонько забурлила вода.

– Что у тебя произошло, Игорёш?

Помедлив, Игорь всё-таки проговорил:

– Сегодня опять пришлось вспомнить о… о том случае.

Когда он возобновил общение с Валентиной Вячеславовной после долгого перерыва, ему нужно было как-то это объяснить. Не вдаваясь в подробности, он рассказал ей тогда о пропаже Максима в прошлом году. А возросший интерес к оккультной литературе объяснил тем, что почувствовал необходимость исследовать причину поступков похитителей. Они ведь, судя по капищу, которое было устроено на верхушке башни, тоже интересовались оккультизмом, – сказал ей тогда Игорь.

Валентину Вячеславовну это удовлетворило. Наверное, в интересе Игоря было что-то знакомое ей самой.

Засвистел чайник. Валентина Вячеславовна оторвалась от созерцания вида за окном и забренчала чашками.

– Почему вспомнил? – Как бы между делом бросила она, насыпая заварку в фарфоровый чайничек.

– Ездил сегодня на экскурсию, с классом Максима, – Игорь сел за стол, – вот и вспомнилось. А мне ещё вчера ученица подкинула любовную записку и… ох, вот же блин!

Игорь здоровой рукой схватился за голову. Он уже успел забыть о послании Софьи. А ведь ещё нужно встретиться с её матерью.

Валентина Вячеславовна цокнула, наполняя чайничек кипятком.

– Насыщенная у тебя, конечно, жизнь, Игорь Станиславович. Неудивительно, что всяких древних тёток с книгами слушать не хочется.

Игорь усмехнулся и потёр лицо.

– Да уж.

– А вот скажи мне, – Валентина Вячеславовна поставила на стол две тонкостенные фарфоровые чашки, – ты, если так страдаешь, зачем в той же школе продолжаешь работать? Там ведь Сашин отец ещё и директор, насколько я помню?

Игорь кивнул, не сводя взгляда с чашек.

А действительно, зачем? Раньше он работал там потому, что Саня попросила вернуться в родной город. А Санин отец, в свою очередь, мечтал заполучить молодого перспективного учителя к себе в школу. А Игорю не хотелось отказывать. Но сейчас? Неужели мало школ в Екатеринбурге?

Валентина Вячеславовна, увидев его реакцию, удовлетворённо кивнула.

– Давно тебе говорю, уходить надо. Я скоро преподавать совсем не смогу, у нас на кафедре место освободится. Ты подумай.

Игорь притянул к себе чашку, наполненную крепким чаем.

– Я подумаю. Обязательно.