18. Максим
С Камиллой вообще было легко. Причем не только тем, нашим первым совместным утром. А постоянно. Без каких–то ненужных заморочек. Все было простым и шло само собой. Я приезжал к Милке практически в любое время, когда она была более–менее свободна от работы. И она всегда мне была рада. С Камиллой можно было не только посмеяться, но и помолчать. И то, и другое было таким же естественным как сам процесс дыхания, наверное.
Иногда ночью, когда мы были вместе, она вдруг крепко прижималась ко мне и затихала, уткнувшись носом в мое плечо. Камилла ничего не объясняла и не жаловалась, но я чувствовал, что ей это нужно. И вот она вроде такая сильная и независимая. А искала–то поддержку у меня. Пусть и вот так нестандартно. Без каких–либо подробностей и объяснений. Но сам факт происходящего. Он льстил мне. То, как она нуждалась во мне, внушало уверенность в том, что я действительно крут. И я наслаждался этими ощущениями. Да, у меня не было ни малейшего желания ничего у нее спрашивать по этому поводу. Ну, а смысл лишний раз грузиться чьими-то проблемами?! В конце концов, если она захочет, сама все расскажет. И я… Ну, я не был к ней совсем уж безразличным – в такие моменты ее слабости я почти всегда просто прижимал ее к себе покрепче.
Те немногие друзья, с которыми я ее познакомил, оценили острый язычок Милы и ту непринужденность, с которой она могла иронизировать со всеми целый вечер. Ею искренне восторгались и не стеснялись это восхищение высказать. Мне откровенно завидовали. Но я не ревновал. Поводов для этого Камилла никогда не давала. Все ее шутки и веселье ни разу не переходили ту грань, за которой можно было бы предположить “личный” интерес к другому мужчине, не ко мне.
Просто временами дико раздражало, что она привлекает так много внимания. И что противоположный пол слетается на ее общество. Прямо как пчелы на мед. Их привлекали легкость общения, отсутствие привычных женских капризов и замороченности. Они рядом с ней тоже отдыхали. Но это была моя прерогатива! И я, не стесняясь, целовал Милу при всех, показывая, что она моя. И ни разу Камилла не оттолкнула меня, сказав, что здесь не место и не время.
А потом случилась первая командировка после того дня рождения.
И, находясь в карауле, после тяжелых будней я зачастую проводил много времени за размышлениями. Однако если уж быть честным, в последние дни я все чаще и чаще думал о ней. Не знаю, что сказало бы обо мне это признание. Но почему–то мне лезут всякие бредовые идеи в голову. И порой очень хочется рассказывать ей обо всем.
И вот командировка подошла к концу. Оказавшись на борту самолета с остальными моими сослуживцами, я приготовился к многочасовому перелету. Откинув назад голову и закрыв глаза, постарался заснуть. Расслабившись, я принялся делать то же самое, что и сотни раз до этого, стоило мне лишь сомкнуть веки.
Я думал о Милуше.
Я вспомнил смотрящие на меня зеленые глаза. Порой они сияли и лучились такими заботой и любовью, что я был готов смотреть в них целую вечность. А какие у Камиллы потрясающие каштановые волосы. Я так люблю их перебирать после нашей близости. А ее тонкие нежные пальцы. Они умеют доставлять нереальное удовольствие, уносящее в нирвану. Вспомнил ее мягкую белоснежную кожу, словно молящую о моих поцелуях. Полные улыбающиеся мне губы, дарящие ласковый смех.
В голове всплывали малейшие детали облика Милы. И я осознавал, что если бы сегодня мне было суждено умереть, и все, что у меня было бы – блаженные дни с Камиллой, ее присутствие, ее вкус, ее запах и звук ее голоса, я погиб бы счастливым человеком.
Знаю, что это можно приравнивать к сумасшествию. Да многие сочли бы мое поведение смешным, но я влюбился в женщину, с которой ни разу в жизни не собирался заводить серьезные отношения. Сам обозначил их “свободными”. Но все же Камилла знала меня лучше, чем кто–либо на этой планете. Она единственная видела скрытое в самой глубине моего сердца. Только ей удалось пробудить все то лучшее, что во мне было.
Приземлившись, я немедленно поехал к ней. Сразу. Ключи от своей квартиры Камилла дала мне прямо перед самой командировкой. Без нежных слов и возгласов о том, как мне здесь будут рады. Бесхитростно протянула чуть звякнувшую связку. А я просто взял. И это было ценнее любых речей.
Я побросал вещи и отправился в душ. Ее квартира уже стала для меня привычной. Позвонил–то я ей еще из аэропорта. Попросил приехать, как только сможет. И Мила приехала очень скоро. Едва она вошла, я стиснул ее:
– Камилла…
Мне нужно было ощущать, что она рядом. Что я живой. Что она не плод моей фантазии. И наша жизнь продолжается. Было физически сложно отпустить Камиллу от себя даже на шаг. Ее присутствие вблизи, на расстоянии тепла, успокаивало. Камилла же молчала и будто бы случайно прикасалась ко мне, давая почувствовать, что она здесь, что я сейчас не одинок.
Я знал, что не каждая женщина спокойно выдержит, когда огромный пьяный мужик начинает безостановочно заливаться слезами и, падая на колени, утыкается лицом ей в живот, что–то бессвязно бормоча. А Мила стала для меня настоящим молодцом, вела себя так, будто все, что происходит, нормально. Она только гладила меня в такие минуты по голове, обнимала в ответ и прижималась так, словно я один–единственный на Земле. От этого мои собственные объятия становились мягче, а разум светлее.
По крайней мере, я ненавидел свою работу в последнее время. Больше пятнадцати никчемных лет этой каторги. Слишком много стресса и ответственности. То самое состояние, когда мое настроение теперь может испортить любой пустяк.
А у нее не было слез или страха. Она просто принимала все как есть и, уткнувшись в мое плечо, шептала:
– Все будет хорошо, Максим. Все еще обязательно будет.
Мой рост переваливал за два метра, а Камилла была ростом метр семьдесят. И до той командировки я как–то даже не задумывался об этом. А тут… когда она такая маленькая и хрупкая, крепко прижавшись, смотрела на меня своими зелеными прозрачными глазами, я осознал.
Я вдруг начал понимать, насколько Мила беззащитна. И вкупе с тем, что проносилось перед моими глазами совсем недавно на службе, я начинал лихорадочно обнимать и целовать ее. У меня было ощущение, что вот я – стена между ней и любой опасностью. Я защищу. Сберегу. Такую маленькую, пусть и сильную духом. Потому что, какой бы сильной морально она не была, мужик и опора здесь я!
После командировок в горячие точки мне всегда было тяжело. И я зачастую не помнил, как пролетали первые дни после. Хорошо, если не было потерь… тогда было легче. А вот осознавать, что кто–то из твоих друзей–сослуживцев ушел навсегда, было больно. И в то же время… было сильно обостренное чувство вины. Ведь он погиб, а я живу… Такие мысли разрывали мозг.
Но у меня появилось лекарство. Камилла. С тех пор, как мы были вместе, я знал, что мне есть к кому возвращаться. Где, я был уверен, хотя об этом и не говорилось, меня любят.
Пожалуй, именно после той командировки я отчетливо понял. Я, наконец, твердо осознал, что впервые в моей жизни появилась женщина, о которой я уверенно говорил – она моя.
Впрочем, о своей принадлежности я умалчивал. Камилла по–прежнему не намекала на совместное проживание. Она не нуждалась в какой–то демонстрации наших отношений ее друзьям и подругам. В общем, Милка никак не навязывалась, и это я в ней очень ценил. Потому что не был к иному готов. Мне нравилось, что, если я пропадал на несколько дней, Камилла не изводила меня звонками. А если вваливался под утро после мужских посиделок подшофе – она не устраивала скандалов.
Камилла принимала меня таким, какой я есть. Возможно, отчасти этому способствовал и образ ее жизни. Ведь львиную долю Милкиного времени занимала работа. Однако это, к большому удивлению, порой безумно раздражало – мне хотелось больше внимания. Но, Камилла была терпима к тому, какой я есть. Нормально воспринимала меня со всеми недостатками и достоинствами. Поэтому и я старался идти навстречу, когда дело касалось ее работы.
Но здесь я все же очень даже солидарен с мнением ее бывшего. Какому мужчине понравится, что его жена, любимая женщина, приходит домой только доработать и “пару часиков” поспать и обратно уходит?! “Работа” как многое ей дает, так многое и забирает.
Ладно уж. Если ей трудиться настолько важно, пусть будет так. В конце концов, вкалывая, Милка не требовала, чтобы я сидел рядом, и я шел, куда хотел. Кстати, это был огромный плюс отношений – наши встречи всегда проходили на ее территории. А это так упрощало жизнь! Ушел–пришел, пришел–ушел.
Уйти–то всегда проще, нежели выставлять подружку из своей квартиры. Это уже проверено мной многократно опытным путем. Потому как после хорошего траха девушки совсем не обращают внимание на то, что ты даже отношения им не предлагаешь. Наоборот, оценивают твой уровень достатка, решают там что-то для себя в голове, что только им одним и известно и совершенно ни в какую не торопятся уходить. Ни утром, ни днем… Наоборот, всеми силами стараются "прижиться" в квартире.
И от этого было бы смешно, если б не приходилось постоянно всеми силами выставлять их за дверь, напоминая, что встречи разовые для общего удовольствия. И ведь все равно, зная всю правду еще "на берегу", после бурной ночки дамочки готовят утром завтрак, встречают невероятно радостной улыбкой и преданным взглядом. Хоть конкурс за артистизм и правдоподобие устраивай. А, когда все же удается после выдворить упомянутых, ты вдруг "неожиданно" обнаруживаешь в ванной какую-нибудь женскую хрень – парфюм, помаду, тюбик и тому подобное. И в этот момент тебя моментально озаряет пониманием – она, как и все предыдущие, пытается застолбить территорию.
Благо, что со мной подобные номера не проходят. Все-все такие "вещички" безжалостно выкидываются в урну, а возомнившие "невесть что" девушки на мой траходром второй раз не допускаются. Ну, так скажем, в целях предосторожности. Чтобы у кого-то не возникло повторного соблазна остаться.
Ну, так вот. Единственное время, когда Камилла была недоступна для меня – это выходные. Данное условие было обозначено еще в самом начале наших отношений. Она проводила их с дочерью. Ребенок Милки вряд ли радовал ее.
Перед встречами с дочерью и после них она ходила раздражительная, дерганная, порой даже злая. И трогать ее было неразумно. Да я, в общем–то, и не трогал. Даже как выглядит ее дочь, я не знал – в квартире не было фотографий девочки. Я бы сказал, что намека на ребенка не было вообще. Ведь там даже мое присутствие в ее квартире чувствовалось намного больше.
По сути, Камилла никогда не говорила о ней, а я и не спрашивал. Зачем? Ее ребенок для меня был чем–то абстрактным и, короче говоря, ненужным. Не, ну а что?! Я был молод, свободен и периодами получал кайф от жизни. Какие могут быть дети?! Тем более чужие!
Такое положение вещей сохранялось год. Это были целые двенадцать месяцев, когда я жил и радовался. А почему бы и нет? Все было просто и легко. И что было бы… А впрочем, зачем теперь об этом думать? Впредь Мила… Нет. Вообще все, что ее касалось и касается, ко мне никоим образом больше не относится. Теперь в ее жизнь вернулся бывший муж. И мне нет там места.
19. Максим
Я прикрыл глаза, и вспомнил усталые улыбки сидящей за компьютером Камиллы, которыми она встречала меня по утрам. Ее маленькие и нежные ладошки, ласкающие мои… прозрачные глаза, осеннего стылого цвета воды, в которых я отражался таким сильным и надежным… из–за чего чувствовал себя чертовым покорителем Вселенной.
Все это слишком быстро пронеслось и пропало. Как оказалось теперь – безвозвратно…
Я подошел к дереву, росшему на берегу, прижался к нему лбом. А потом, болезненно застонав, врезал по стволу со всей силы, надеясь, что боль отвлечет меня от мыслей, которые упорно лезли в голову. Пусть будет проклят день, когда меня понесло в тот гребаный ресторан…
Я постоял так какое–то время. Потом отстранился, открыл глаза и сжал кулаки. Приступ собственного бессилия перед реальностью, вдруг оказавшейся не такой, как мне хотелось бы, начал проходить. Он сменился злым азартом.
…Да, я опять не могу ничего изменить. Но жизнь–то не закончена. Хватит ныть!..
…Не она – так других вагон и маленькая тележка наберется. Хотя и искать не надо. Уже есть. Вон, Катьку взять хотя бы, например! Как она ждет меня, волнуется…
Меня ждет, а не…
Я резко развернулся, и пошел обратно к своей компании. Почему это я должен себе хоть в чем–то отказывать?!
Все. Решено. Камилла – это нездоровое помутнение. Оно пройдет.
Вернувшись к своим, я некоторое время буравил взглядом “свою” Катюху. Где–то внутри, несмотря на все самоубеждения, возникало чувство неправильности происходящего. Но думать не было сил. Да и злость, разлитая в крови, требовала действий, а не рассуждений. Хотелось сделать хоть что–то для того, чтобы Миле стало так же больно как мне самому.
Камилла вдруг решила, что ей нужна семья? Вон оно как?! Даже с бывшим сошлась…
Так и мне подавно уже, получается, пора остепениться. Дом я построил. Вернее, квартиру купил. Но это не важно. Остались дерево и сын. С деревом потом придумаю. Найду, где посадить. А сын? Сын сам собой на свет не появится.
Впрочем, кандидатка в матери есть. Симпатичная, женственная, мягкая и, в общем–то, вполне мне подходит. Как и многие до нее, будет заглядывать в глаза, нежно улыбаться и млеть от каждого моего жеста и знака внимания. Почему бы и не воспользоваться этим в своих целях? Раз уж все само идет мне прямо в руки. Ха-ха! Даже усилий особых прикладывать не придется.
Катюха поймала мой изучающий взгляд. Улыбаясь, она сама подошла ко мне. Я притянул ее на колени и поцеловал. Где–то позади раздались умилительные женские “ахи” и вздохи.
20. Максим
Время перемен мне не пришлось по вкусу. Однозначно нет.
С Катькой в моей жизни появились какие–то обязательства. Ей всегда надо знать, где я. Она даже не устает допытываться, с кем я.
Меня дико бесит этот гребаный постоянный контроль. Сколько можно?! Нужно же знать меру, в конце концов. А то иногда так и хочется плюнуть на подобное дерьмо и обрубить все концы… Но вот только смысла менять одну, ничего не значащую для меня женщину, на другую, причем такую же, я не вижу.
Так или иначе, какой бы ни была следующая, Милку мне никто не заменит. А так… Подойдет и Катька, которая уже у меня есть под боком. Как говорится, от добра добра не ищут. Катерина, конечно, далеко не мой идеал. Но она ничем и не хуже любой другой.
Собственное упрямство и желание доказать что–то Камилле заставляли меня терпеть все происходящее. Я изо всех сил пытался приспособиться и жить дальше. А еще…
Еще мне отчаянно хотелось сделать Милке как можно больнее. Уколоть ее так, чтобы она все это дерьмо на собственной шкуре испытала. И для этого одна постоянная девушка, да еще и практически поселившаяся у меня в квартире, подходила в разы лучше, чем череда подружек на одну ночь…
Я принял решение. И отступать от него не собирался.
Постепенно моя квартира стала кладбищем бесчисленного количества косметики и женской одежды. Каждый божий день мне на глаза попадается хренова туча вещей, которые мужчинам не нужны, но для женщин являются какой–то гребаной необходимостью.
Еще появились рамки с модельными фотографиями Катьки. Даже какие–то картины из наших совместных снимков. В гардеробной стало уже не так просторно. Вроде и жить вместе мы пока еще не начали. А у меня уже складывается ощущение, что все свои шмотки она перевезла ко мне. А Катюха на это все мне только обиженно заявляет: “Максик, ну ты чего?! Здесь же только самое необходимое!”. Ага–ага. Так я и поверил, блин.
А эти ее коронные фразочки мне вообще уже мозги "залюбливают" конкретно так. Не, ну а кому понравятся тупые вопросики, на которые тебе приходится отвечать по стопятьсот раз в день?! Типа "Максик, а я тебе все еще нравлюсь?", "Максюша, а ты меня по правде любишь?", "Максим, ну, хватит уже возмущаться! Такое чувство, что ты хочешь от меня избавиться. Прекращай, или я обижусь!", "Максик, я вообще-то твоя женщина, а ты мной даже не дорожишь!"… И в слезы.
Я как на минном поле. И это еще не самое страшное. Гораздо хуже то, что Катька постоянно следит за всем, что я делаю в социальных сетях. А начинается все с безобидной фразочки: "Макс, а я все про тебя знаю!". И понеслась как антилопа по каждому пункту – по постам, комментариям, реакциям и все такое. Далее уже начинается кипиш, что на других я, сволочь эдакая, значит, время нашел, а на нее, свою "вторую половинку", бессовестно забил. И ожидания-то я ее не оправдываю, ведь у всех ее подруг в бойфрендах “настоящие” мужчины, которые "третье"-"десятое", а я эгоистом не от мира сего, с ее слов, становлюсь.
Да и в день Катька звонит чуть ли не через каждые пять минут. Такое ощущение, что она все время со мной, лезет в жизнь из каждой форточки. И это с учетом того, что мы живем вместе вообще-то. Я по ней даже соскучиться не успеваю. И не дай бог, чтобы я с кем-то заговорил. Особенно с женским полом. Ведь ревности будет вагон с прицепом. Ей же каждому встречному надо поведать, что мы в серьезных отношениях. Без этого ж никак! А всячески опустить "потенциальных соперниц", так это ж вообще почти святое дело для нее… Не, ну треш же? Сама подозревает и ищет, за что зацепиться, сама обижается, обвиняет и истерит. Да так все по кругу. Неужели нельзя относиться друг к дружке спокойно и не устраивать скандалы?! Не пойму!
И, проживая все это, я опять невольно вспоминаю Камилку. Самым необходимым у нее всегда были зубная щетка, мочалка для тела, шампунь и гель для душа. Одежду она у меня вообще не оставляла. В квартире ходила босиком, натянув мою футболку. А уходила в том же, в чем, собственно говоря, приходила. Ну, или брала в крайнем случае сменную одежду с собой.
Камилла никогда не стремилась обозначить свое присутствие в моей жизни. Ей не нужно было какое–то “официальное” подтверждение. Всегда достаточно было просто того, что я рядом. Того, что мы вместе.
А вот теперь что? Я каждый раз натыкаюсь на очередные “доказательства” появления в моей квартире чужого человека. И я все на автомате сравниваю с Милкой. Как–то неосознанно. И любое сопоставление – не в Катькину пользу. Я раздражался и раздражаюсь. Жутко.
Другой человек, постоянно находящийся на моей территории, не Камилла, по сей день кажется чем–то диким и выводит из себя. Интересно, это я такой предвзятый? Или Катюха чуточку “того”? Потому что все происходящее сейчас – это совсем не то, чего я на самом деле желал. Не тот человек. Не те слова. Не те привычки. Не те улыбки. Не те запахи. Не те ощущения от присутствия рядом со мной…
Черт, продолжать этот список я могу до бесконечности.
Во что же я влип?!
21. Максим
В честности, в уверенности в себе и в индивидуальной женской харизме, как я уже успел понять, красоты содержится гораздо больше, чем в самом удачном макияже. И я теперь даже могу объяснить, почему так бывает, когда не самой явной красоты женщина выходит замуж за видного и сильного мужчину. Тут на самом деле все просто. Я бы даже сказал, очевидно. Внутренний мир и энергия женщины выигрывают по сравнению с яркой внешностью. И мне это наглядно, так сказать, на практике уже удалось испытать на собственной шкуре. Не про женитьбу, конечно. Про отношения.
А у меня же никогда прежде и не возникала мысль о том, что Камилла нужна мне сильнее, чем я ей. Ну, посудите сами. Ведь сильный и независимый тут именно я. Это моя прерогатива выбирать, кого допустить до себя. И выбирал–то раньше тщательно, придирчиво. Я не задумывался в отношениях с Камиллой, как мало требовали от меня и как много давали взамен. И опять–таки раньше я считал, что так происходит, потому что она любит безусловно, беззаветно. А оказалось, что это, скорее, от равнодушия. И я до сих пор пытался понять…
…Как же я увидел то, чего не было?..
…Откуда у меня возникали мысли о Милкиных сильных и безусловных чувствах ко мне?..
…О любви?..
…О беспокойстве?..
…О радости, что я вернулся?..
А что Катерина? Она становилась и становится все смелее, все требовательнее. Здесь вообще вырисовывалась теперь очень забавная картинка. Катька–то приняла всерьез слова своих “подруг” о том, что я в нее влюблен. Ведь по факту не спорю, безоговорочно исполняю почти все ее прихоти. Она даже не задумывалась, что мне проще дать желаемое или выполнить просьбу, чем что–то объяснять.
Я ни разу не говорил с ней по душам. Ха! Зато она говорила и продолжает говорить чересчур много. О сплетнях на работе, о подружках и знакомых… Кто с кем сошелся, кто с кем разошелся… Вот Аньке муж купил шубу норковую, а у нее, бедняжки, нет… Хм, видели б вы ее многозначительный взгляд, который всегда следует после таких фраз. Как будто я ей что–то должен. Ведь не обещал даже ничего.
Вот Милка никогда не позволяла себе вопросов, касающихся моих доходов. Как официальных, так и не очень. Теперь же на мои деньги уже начинали строить планы и рассуждали о том, что “мы” можем себе позволить, а что нет…
Я спокойно пропускал этот треп мимо ушей, иногда лишь кивая и поддакивая ради видимости. Свои чувства и эмоции решил просто держать в себе. Мне хотелось все это отдать Миле. Всю нежность, трепет, ласку. Все, что только можно! Но я поворачивал голову, видел Катерину… и мне хотелось выть раненым зверем. Я тосковал.
Катька вошла в круг моих друзей. Нас уже признали как пару. Ну, друзья, по крайней мере, смотрели и молчали.
Только однажды Алешка, уже прилично выпивший на тот момент, заявил мне:
– Макс, прекращай весь этот цирк… Уж не знаю, что там у вас с Камиллой произошло, но ты не ей делаешь плохо, а себе…
К нему мгновенно подключился Санек со своими гребаными нравоучениями:
– Леха прав, кстати, – сказал он, как отрезал. – Ты, Макс, попробуй взглянуть на вещи с другой точки зрения. Может быть, ты и вправду где–то виноват. Ну, или ошибку совершил какую–то, – решил пофилософствовать мой, по всей видимости, “бессмертный” товарищ.
– Да–да. Если все дело в этом, наберись смелости и попроси прощения. Ты ж мужик. Сделать это никогда не поздно, – продолжил промывать мне мозги Леха.
Трындец, короче! Их срочно надо как–то заткнуть. Иначе я скоро застрелюсь от такого потока дегенеративных нравоучений!
– Ну, а если Милка не права была, то просто заявись к ней и скажи, чтобы менялась. Типа это неправильно. И поэтому ты не стал терпеть. А вот теперь решил дать ей еще один шанс. И согласен снова вернуть отношения, если она изменит свое поведение, – а вот теперь и Димка включился в беседу.
– Ага. В таких случаях мужик имеет право быть импульсивным! Бабахни кулаком по столу, и все. Как мужик сказал, так и будет, – Санька серьезно так капает мне на нервы.
Капец! Кого я обманываю?! Они абсолютно все сейчас капают мне на нервы! И эти их непрошеные советы только подстегнули мое желание… Скорее даже, пробудили жизненную необходимость доказать каждому, что у меня все более чем “хорошо”. И я вместо того, чтобы прислушаться к друзьям, довольно резко бросил в ответ:
– А с чего вы вообще решили, что я это кому–то назло делаю?!
– Ну, мы же видим, что ты скучаешь по ней, – нашел объяснение Сашка.
– Меня все устраивает! – как заведенный повторял я, покраснев от злости еще больше.
– Да у тебя одинокий взгляд уже прописался на лице, – добивал меня Димка.
– В моей жизни все хорошо! – заорал я в ответ.
Больше ко мне никто из друзей не лез. Хотя их вторые половинки, наоборот, намекали на семейную жизнь и маленьких Максимок да Катюшек. А как же без этого?! Лично я рисовал на лице в ответ сдержанную улыбку и молчал в основном. А вот Катюха довольно скалилась во все зубы и присоединялась ко всеобщей игре под названием “Раскрути Макса”. А почему бы и нет?! Я ж безотказный, правильно?! Не пойму, она совсем меня за осла держит, что ли…
В свои компании Катюха таскала меня при каждой появившейся возможности. Я, конечно, всегда знал, что являюсь завидной добычей для любой среднестатистической бабенки. Но если раньше упор был сделан ею на “выгодную” сторону меня, то теперь–то уж все чаще я сталкивался с нескрываемой нацеленностью на “добычу”.
Вот черт! Будто я трофей какой–то! Мне все же удавалось отгонять от себя такие мысли. Потому что в противном случае сразу возникало стойкое желание послать все и всех к чертовой матери. А еще выкинуть вещи Катерины. Да и ее саму из моей жизни. Ну, и желательно закрыться в квартире, в которой хотелось видеть только Камиллу.
Дни проходят, пролетают с бешеной скоростью. А пропасть в моем сердце, в моей душе становится все больше и больше. Это съедает меня изнутри, и я чувствую себя еще более потерянным, чем когда–либо в своей жизни. Как я мог что–то упустить, даже если это не было настоящим?
Теперь меня, конечно, встречали после работы, как я и хотел. И то, что, повстречав, тут же пытаются тащить на прогулку, в ресторан или кафе на крайний случай… Ну что ж, не все любят готовить. Тем более, что иногда Катька занималась приготовлением каких–то необычных блюд, всячески подчеркивая, какая она хорошая хозяйка. Ага, как же, каждый день в ее “талант” охотно верю! А собственноручно приготовленные яичница или пельмени на завтрак – это еще не повод сомневаться в ее отменных способностях к ведению домашнего хозяйства. Да-да. Конечно!
На работе Катюха, кстати, не задерживалась. И этот факт просто не мог поначалу меня не радовать. Теперь же получалось, что с утра я уходил на службу, а она еще спала, зато вечером ожидала меня во всеоружии – макияж, одежда, всячески подчеркивающая достоинства фигуры, нежная улыбка. Именно то, чего я и хотел. Наверное. Ведь хотел же? Да?..
Утро становилось единственным временем, когда от меня ничего не требовали, и я был этому несказанно рад. Я мог побыть один. Думать о своем, накипевшем или наболевшем. Потому что остальное время Катерина ждала внимания от меня. Ну, или хотела быть там, где его получит. Иногда мелькали воспоминания о том, как по утрам меня встречала усталой улыбкой Мила, но я упорно пытался отогнать их. Правда, чем больше я упирался, тем сложнее они уходили. Но тут я ничего не мог поделать.
В моей жизни, в общем–то, все шло бойко и активно. Работа. Постоянные походы куда–нибудь. Встречи с друзьями. Катюха под боком. Секс. Сон. Жизнь все–таки налаживалась. Именно так, как я сам того когда–то пожелал. А то, что время вдруг словно приостановило свой ход… Ну что ж, люди меняются, и жизнь тоже.
С некоторой настороженностью я ждал очередной командировки. Катерина, конечно, была милой и трогательной. Но я не знал, как она воспримет меня после боевой точки. Это у Милки были железные нервы, а Катька оказалась другого склада. Жизнь для нее была иллюзией, которую она формировала сама. Но пока об этом было рано думать. Командировку–то еще следовало пережить.