Бездна. Девушка. Мост из паутины. Книга вторая

Вернувшись в комнату, она застает сидящую в кресле у окна Элену.

– Как твоя рана? – интересуется Вера.

– Нормально. Доктор Монрой назвал ее ювелирной работой. Шрам можно будет удалить лазером. Я даже не знаю, такое воспоминание… – с сарказмом говорит она. – А сама как? Мне поведали, что ночью ты учудила переполох.

– Мне, и правда, было неважно, – признается Вера. – Надеюсь, это уже позади.

– Тебе не мешает обработать следы нашей вечерней «беседы», – бросает она, изучив лицо Веры, и усмехается, – я велю принести мазь. Рука у меня тяжелая, но ты сама напросилась.

– Не надо об этом, – отстраненно произносит Вера.

– Надо, – холодно возражает Элена. – Как долго ты подслушивала?

– Я знаю о том, что мы объявлены погибшими… – признается она.

– Ты соображаешь, что могло случиться, обнаружь тебя Москито десятью минутами ранее?! – Вера молчит. – Бэмби, – вздыхает Элена, – это очень странно: с одной стороны, тебя судьба колотит нещадно, с другой, спасает в самый последний момент.

– Что меня ждет? – спрашивает Вера, понизив голос.

– Никто не знает, что ждет за поворотом, есть лишь иллюзия предсказуемого завтра… – театрально проговаривает Элена и серьезным тоном продолжает: – Пока ты останешься в этом доме. Тебе очень повезло попасть под опеку его владельца.

– Кто он? – за напускным равнодушием угадывается плохо замаскированное любопытство.

– Человек, который пожалел тебя настолько, чтобы спасти, – улыбается Элена. – Так что веди себя примерно и не думай создавать проблемы. Если хочешь остаться в живых. Он очень великодушен, пока его не разочаровывают. В твоих интересах продолжать пробуждать в нем великодушие, а не… – Она на секунду замолкает и с уверенностью заключает: – Думаю, ты достаточно умна, чтобы правильно прочесть ситуацию.

– Я не совсем понимаю… – растерянно произнесенные слова. Произнесенные сдавленно, очень тихо.

– Ты не можешь уйти, – Элена пристально смотрит ей в глаза, – это ты уже знаешь. Любая попытка связаться с кем-либо вне этого дома или покинуть его стены, будет стоит тебе очень дорого.

– Но почему бы вам не отпустить меня? – безрассудно, отчаянно просит Вера. – Вы можете переправить меня в любую точку мира, никто и не узнает, что я была здесь. Я что-нибудь придумаю… ну, например, мне удалось выбраться из здания, убежать… а потом добраться до аэропорта и пробраться в грузовой самолет…

– Бэмби, что за детский лепет… – насмешливо произносит Элена. – Прекращай! Это невозможно!!! – отрезвляет ее металлический голос.

– Я ведь была свободна… – обрывает ее Вера, немигающим взглядом глядя в окно, туда, где облака сливаются с холмами. – Десять часов я была свободна, я почти вернулась домой… лишиться свободы во второй раз не менее жутко, чем в первый, возможно, даже более… – Она оборачивается к Элене и, пристально глядя ей в глаза, произносит медленно, со страхом, тоской, отчаянием: – Ты можешь себе представить, каково это: обрести свободу, чтобы десять часов спустя узнать, что ты опять все потеряла?!

– Я знаю, что такое терять все… терять все и мечтать о смерти… – ее лицо каменеет, подобно маске, и на Веру устремляются горящие изумрудные глаза. – Пока ты цепляешься за жизнь, не потеряно то, чего уже не отыскать.

– Возможно, ты права… – задумчиво произносит Вера, ошеломленно наблюдая за тем, как лицо собеседницы вновь принимает бесстрастное выражение. – Прости, я не хотела…

– Я все понимаю, Бэмби… понимаю, что на тебя обрушился кошмар, из которого ты вырвалась на секунду лишь для того, чтобы обнаружить новый кошмар… – Застыв, Вера смотрит на нее, боясь пошевелиться: подобной нежности в этом голосе она не могла и представить. Кажется, этот голос принадлежит другой женщине или напротив возрождает ту, которая жила в ней или продолжает жить, отдалившись от нее нынешней. – Ты не заслужила подобного, ты не выбирала, но что поделать – судьба точнее пули, и никогда не знаешь, когда и где она тебя подкараулит… Поверь мне: то, что произошло – наилучший вариант из возможных, учитывая обстоятельства, разумеется.

– Ты скоро уедешь? – потерянно уточняет она. Элена кивает. – Мы еще увидимся?

– Конечно, – в голосе искренняя теплота. Похоже она пытается ее утешить. – Меня будут посвящать в твои дела. Обещаю звонить, а иногда приезжать в гости.

– А ты не можешь взять меня с собой? – не то просьба, не то вопрос, ответ на который она ждет с обескураживающей надеждой. Элена отрицательно качает головой. – Я ведь его совсем не знаю… – в голосе беспомощность.

– Не бойся, – улыбается Элена. – Он тебя не обидит. Но ты должна понимать: есть правила, которые не обсуждают, им следуют – стоит тебе перешагнуть черту, ты подпишешь себе приговор. Собственными руками. Ты не оставишь ему выбора, понимаешь? Тогда и я ничем не смогу помочь тебе. Не испытывай судьбу, прошу тебя, не вздумай рисковать. Запомни: подобный риск сродни самоубийству.

– Значит, у меня нет будущего, – глухо произносит Вера. – Ни-ка-ко-го.

– Этого ты знать не можешь, – вздыхает Элена. – Посмотри на ситуацию с другой стороны: твои шансы на свободу во Вьетнаме были практически равны нолю. Ты избежала расстрела, а условия здесь несравнимы с тюремными. В любом случае твое положение улучшилось.

– Но там у меня была хоть какая-то защита…

– Неужели? – она вскидывает брови. – Ты забыла, что сделал зверек с твоей подругой? А сколько раз на тебя поднимали руку? – Вера мрачнеет. – Ты бы загнулась в тех условиях, сама видишь, в каком ты состоянии. Здесь к тебе будут хорошо относиться, ты ни в чем не будешь нуждаться. Бэмби, животные в сафари живут порой не хуже, чем на свободе, это тебе не ненавистный зверинец и не клетки, которые ты мечтала открыть…

– Сафари… – задумчиво произносит Вера, – имитация свободы.

– Ну да, – улыбается Элена. – Будущее есть лишь планы и иллюзии. Живи настоящим. Все не так плохо, могло быть гораздо хуже.

– Ты права, – соглашается Вера. – Я должна выздороветь. На этом и попробую сконцентрироваться.

– Молодец! – хвалит Элена.

– Ты бы не могла принести мне ножницы?

– Это еще зачем? – в голосе недоумение.

– Хочу состричь волосы, – спешит объяснить Вера. – Они мне мешают, слишком длинные, и, кажется, запах тюремного мыла смыть не удается… Говорят, состригая волосы, избавляешься от негатива.

– Чуть позже ко мне приедет мой мастер, я попрошу его заглянуть к тебе, – обещает Элена. – Вечером у меня ужин, необходимо хоть немного привести себя в порядок. Кстати, – спохватывается она, – я принесла тебе все необходимое на первые дни. – Оглянувшись, Вера обнаруживает пакеты с одеждой. – А теперь мне пора. Я прикажу Валентине принести тебе еду и антибиотики.

***

Этот разговор успокоил и ободрил Веру. Более всего нуждалась она в эти минуты в покое, пусть временном, пусть призрачном, покое, благодаря которому сможет собраться с силами и прийти в себя. Напряжение последних дней чуть спало, чудовищная головная боль отступила, страх сделал робкий шаг назад, и, оставшись в одиночестве, Вера попыталась объективно проанализировать случившееся: проще всего этим людям было убить ее, тем самым навсегда избавившись от проблемы. Но Элена не хотела прибегать к подобному решению, а Эридеро поддержал ее. «Быть может, он действительно пожалел меня, – думала Вера, – в таком случае ему не чужда человечность. И потом, с Эленой у них довольно близкие отношения, вряд ли он станет огорчать ее без крайней необходимости… Да и она не стала бы с таким уважением относиться к психопату и ничтожеству». Вера не могла не признать – в последние дни Элена не раз доказывала свое особое к ней отношение: вытащила сначала из тюрьмы, а затем из больницы, не бросила в Ханое, узнав, что она нарушила слово и предупредила Ким, не убила в Хартуме и пыталась спасти ее от логически напрашивающегося приговора. Не верить ее словам оснований не было: «Элена никогда не врала мне, напротив, была чересчур откровенна и порой жестока в своей искренности, – заключила она. – Не было у нее причин врать мне и сейчас, когда я полностью в их власти. Посему если она утверждает, что при соблюдении условий ко мне будут хорошо относиться, вероятно, так оно и есть». Придя к этому выводу, Вера с облегчением вздохнула: беспросветный мрак, нарисованный измученным сознанием накануне, понемногу рассеивался, картина прояснялась, появились первые светлые пятна. Затем она распаковала принесенные пакеты – в них оказалось все необходимое на ближайшие дни: белье, белые майки, джинсы и очень красивые костюмы – бордовый, темно-синий, черный, сиреневый и бледно-розовый – приталенные кофты на молниях с длинными рукавами и брюки по фигуре – идеально удобная одежда как для дома, так и для прогулок по местности, открывшейся за окном. Вера поспешила переодеться в бордовый костюм и с грустью отметила, что ее привычный размер вместо того, чтобы обтягивать тело, довольно свободно на нем болтается. Фигуру до тюремного периода эта одежда подчеркнула бы крайне выигрышно, сейчас же подчеркнутой оказалась лишь ее болезненная худоба… «Я стала совсем другой, и люди смотрят на меня иначе, – с болью осознала она и, глубоко вздохнув, прогнала непрошенные слезы. – Это вопрос времени, я выздоровею и снова узнаю себя в зеркале».

И все же, подарки доставили ей искреннюю радость – у нее появились вещи: новые, красивые, ее собственные. Как раньше. Окинув взглядом комнату, Вера с удовлетворением улыбнулась: несколько дней назад она мерзла на подстилке в крошечной клетке, мылась прохладной водой и не расставалась с полосатой формой, не говоря уже об отсутствии элементарных средств гигиены и личного пространства… да, Элена, как всегда, права, ее положение улучшилось. Даже учитывая неизвестность, сказала себе она, перебирая в памяти тюремный быт, это предпочтительнее. Потому как мне нечего было терять, и за ту жизнь не имело смысла цепляться…

Несколько раз в комнату заглядывает сменивший отдыхающего Байрона охранник по имени Рикардо – молодой, смуглый, молчаливый. В отличие от коллеги, он почти ничего не говорит, заглядывает на минуту и спешит скрыться из виду. Веру это вполне устраивает. А вот женщина по имени Валентина оказалась куда более назойливой: она принесла обед и горку таблеток, при виде которой Вере, активной нелюбительнице химии, стало не по себе. Говорила женщина очень медленно, тщательно проговаривая слова, вероятно полагая, что иностранка понять сказанное в полной мере не в состоянии, и производила впечатление особы довольно жесткой, неприветливой и напористой. Принесенный обед состоял из мясных блюд: супа с фрикадельками и мяса, залитого молочным соусом с зеленью, при виде которого Вере сделалось не по себе. «Это кролик», – пояснила Валентина, заметив озадаченный взгляд. Мясо Вера не ела с семи лет, и едва услышав, что лежит перед ней на тарелке, поспешно встала из-за стола: и без того слабый аппетит отшибло полностью. Она поблагодарила, отметив, что большую часть жизни мясо не ест и менять свои привычки не планирует, на что услышала возмущенные причитания: доктор Монрой прописал ей специальную диету, в которую непременно входят мясные блюда, далее следовало перечисление, от которого Вере сделалось дурно: помимо кролика, ее новый рацион угрожал пополниться мясом цыпленка, косули, оленя и страуса. «В этом доме все это едят?» – изумленно поинтересовалась она. Валентина наградила ее взглядом, в котором читалось неприкрытое сомнение в ее душевном здоровье. Вера попросила побыстрее убрать со стола принесенный поднос и не напоминать ей о еде в ближайшие часы. Женщина же опускать руки не намеривалась: «Сеньор велел мне следить за выполнением указаний доктора. Не создавайте мне проблем!» – грозно заявила она. Вера подняла поднос, вынесла его за дверь и всучила в руки Рикардо. Валентина, обещая рассказать все патрону, временно капитулировала. Вернувшись через час, она принесла салат, бутерброд с сыром, фрукты и горячий грейпфрутовый сок с медом. Вера пообедала, выпила микстуру от кашля, обрадовалась, найдя леденцы для лечения горла, от остальных антибиотиков отказалась.

Весь день провела она у открытого окна, сидя на диване, укутавшись в плед, наслаждаясь солнечными лучами, свежим воздухом и прекрасным видом. «Странно, почему вчера я так замерзла? – гадала она. – День в самом деле был холодным или виной тому была болезнь? Сегодня так тепло, +20, не меньше». А далее на холмы спустились сумерки, и Вера завороженно наблюдала за тем, как темнеет небо, контуры холмов утопают в темной дымке, и деревья, казалось, погружаются в сон. Вечерний пейзаж выглядел таинственно и зловеще, в таких декорациях можно смело снимать сказки, подумала она.

***

В дверь постучали, в комнату заглянул незнакомый мужчина.

– Сеньорита, – сообщил он, – меня прислала к вам донья Элена.

– Проходите, – кивнула Вера, догадавшись, кем является гость.

Он приблизился, и от Веры не укрылось замешательство, проскользнувшее на считанные секунды в его глазах.

– Понимаю, – усмехнулась она, – такая клиентка вам досталась впервые.

– Что вы, сеньорита, ничего подобного, просто… – бедняга пытался нащупать ускользнувшую почву. – Меня зовут Камило, – растерянно проговорил он.

– Очень приятно, – вежливо ответила Вера, но в ответ не представилась. Если она объявлена мертвой, называть свое имя незнакомым людям, не получив на то согласия, с ее стороны весьма неосмотрительно. – Вы могли бы подождать немного, я помою голову? – он с готовностью кивает.

Вера спешит в ванную, десять минут спустя возвращается и просит Камило сделать ей короткую стрижку. Тот усаживает ее на стул в центре комнаты и принимается внимательно изучать длинные волосы. «Доктор Монрой не осматривал меня настолько сосредоточенно», – улыбнулась она.

– Сеньорита, – наконец постановил Камило, – ваши волосы, в отличие от вас, здоровы. Вы уверены, что хотите состричь их? Я бы мог придать форму. С такой длинной получится очень красиво.

– Стригите, – тихо, но очень твердо просит Вера, – и чем короче, тем лучше.

Камило вздыхает и принимается за работу. Вера с любопытством ожидает результата: в последний раз короткая стрижка была у нее в детстве.

– Давайте остановимся на линии плеч, – предлагает он, и Вера не успевает возразить. – Если через неделю вы не передумаете, обещаю вернуться и сделать все, как скажете. Думаю, для первого раза достаточно. Я сделаю ступенчатую стрижку, и вы сможете присмотреться и решить, комфортно ли будем вам с короткими волосами. Подозреваю, что не комфортно.

– Почему? – с интересом спрашивает Вера.

– Вам идут длинные… когда выздоровеете, станете похожи на фею.

– Делайте, как считаете нужным, – она сдается.

Затем с интересом изучает результат, стараясь абстрагироваться от похудевшего лица с впавшими щеками, выступившими скулами и черными синяками под глазами. Волосы непривычно короткие: передние пряди не доходят до подбородка, а самые длинные едва касаются плеч. Голова стала на удивление легкой, словно срезанные пряди и впрямь унесли море негатива и нерадостных воспоминаний.

– Спасибо, Камило, – искренне благодарит она, – вы очень талантливы.

– Без ложной скромности: донья Элена выбирает лучших… – Прощаясь, он снабжает ее заколками, необходимыми средствами ухода и расческами. – Надеюсь, – говорит он, – в следующую нашу встречу вы будете здоровы и красивы, как прежде.

Вера возвращается на свой диван. Кажется, температура к вечеру повышается, расстроенно отмечает она. За окном темно. «Я начинаю возвращаться в нормальное человеческое состояние», – с удовлетворением осознает она, проводя рукой по гладким уложенным волосам, затем собирает их в хвост и слабо улыбается: короткие хвостики напоминают ей детство. Из воспоминаний ее вырывает с шумом распахнутая дверь – по-боевому настроенная Валентина принесла ужин и новую порцию таблеток. Взглянув на поднос, Вера непроизвольно морщится: полная тарелка риса, опять мясо, апельсиновый сок, вареные морковь и свекла.

– Валентина, – с подчеркнутой вежливостью обращается к женщине Вера, – я вам объяснила ранее: я не ем мясо. Пожалуйста, унесите это побыстрее.

– Доктор Монрой велел приготовить вам грудку индейки на пару. Это очень полезно. Ешьте, – упрямо настаивает женщина.

– Не тратьте времени зря, – просит Вера. – Вы унесете или мне самой это сделать? – она встает.

– Ну, знаете… – Валентина убирает поднос, недовольно поджав губы. – Выпейте таблетки!

– Оставьте, позже выпью. Спасибо за ужин!

– Имейте ввиду, я все расскажу сеньору!

– Вы мне угрожаете? – Вера вскидывает на нее удивленные глаза. – Я, по-вашему, ребенок, которого пугают наказанием взрослых?

Валентина не отвечает и молниеносно скрывается за дверью. «Она невыносима!» – бросает не успевшему сменить Рикардо Байрону. С верхнего этажа спускается хозяин дома. Поравнявшись с женщиной, бегло бросает взгляд на полный поднос и на ходу приказывает:

– Занеси, болтать будешь, пока она ужинает.

– Сеньор, – тараторит Валентина ему в спину, – я возвращаюсь с подносом на кухню.

Мужчина тормозит и поворачивается, вопросительно глядя на нее.

– Она отказалась обедать, а теперь и ужинать, и принимать лекарства тоже отказывается. Я строго следую предписаниям доктора Монроя, он назначил ей специальную диету, но сеньорита даже не притрагивается к приготовленному. Выставляет меня вместе с подносом из комнаты. Пьет те таблетки, которые считает нужными, как будто она врач, – негодует Валентина. – Я предупредила ее о том, что доложу вам, а она в ответ: «Я не ребенок, чтобы меня пугали», – и указала на дверь. Сложно с ней, сеньор.

– Внеси все обратно, – говорит он и отворяет дверь, жестом показывая Валентине войти.

Та с победоносным видом проходит в комнату.

– Валентина, – холодным, безупречно вежливым тоном произносит Вера, – мне объяснить еще раз?

– Непременно, – раздается за дверью низкий голос. – Я тебя слушаю.

Эридеро входит в комнату и закрывает за собой дверь. Вера от неожиданности замирает, почувствовав пристальный взгляд – вспыхивает и, пытаясь скрыть замешательство, тихо отзывается:

– Все очень просто: я много лет не ем мяса. А ваша помощница упорно пытается меня им накормить.

– Доктор Монрой считает, что вам это необходимо… – устало заверяет Валентина. – Он доктор, он знает, что говорит.

– Для отвыкшего от мяса организма потребление оного – стресс, – отстраненно объясняет Вера. – Мне смотреть на него неприятно, не то что есть… Бедный кролик, – едва слышно пробормотала она.

– На ужин я принесла вам не мясо, а птицу, но вы опять отказались есть! – не унимается женщина.

– А разве птица не мясо? – недоумевает Вера. – Тогда внесу ясность: птицу я тоже не ем.

– Поставь поднос на стол, – велит Эридеро и опускается в кресло напротив Веры. Изучает горку таблеток, возникшую на столе. – Что ты да ешь? – интересуется он лишенным каких-либо эмоций голосом.

– Все остальное, – непроизвольно перейдя почти на шепот, отвечает Вера.

– Рыбу, молочное, яйца, морепродукты? – Вера кивает. – Готовь сеньорите то, что она предпочитает, балуй ее… Я хочу, чтобы сеньорита поскорее выздоровела. И не говори с ней тоном полицейского, – усмехается Эридеро, – она моя гостья.

– Конечно, сеньор, – с подчеркнутой вежливостью заверяет Валентина.

– Поешь рис, – обращается он к Вере.

– Нет, спасибо. Последние полгода я ела рис ежедневно. И ничего, кроме риса. Думаю, добровольно я к нему не притронусь в ближайшие лет десять.

– Тогда никакого риса, – бросает он Валентине. – А сок?

– Я не люблю апельсиновый сок. Очень не люблю, – в голосе неловкость. – Простите, я понимаю, как это выглядит со стороны, просто как-то все совпало неудачно…

– Приготовь новый ужин, – приказывает он. – Будь добра, поторопись, – Валентина подхватывает поднос и спешит удалиться. – Лекарства тоже принимаешь выборочно? – Вера молчит. – Вижу, ты решила поиграть в доктора… полагаешь, знаний на курсах стюардесс приобретено достаточно? – опять тишина. – Ты часом язык не проглотила? – холодный, ироничный голос царапает нервы.

– Мой ответ может рассердить вас, – мягко произносит она. – А мне этого совсем не хочется.

– Когда я задаю вопрос, мне отвечают, – холодно уточняет мужчина, пристально глядя на Веру.

– Вы задали три вопроса, – бесстрастно замечает она. – Три риторических вопроса. Вы, правда, ждете ответов?

– Представляю как выглядели твои допросы! – он вновь смотрит на нее так, словно она его забавляет – с этим взглядом она успела познакомиться прошлой ночью. – Ты просто мечта для следователей!

– Рискну предположить, что о встрече с вами представители закона мечтают несравнимо больше, – импульсивно бросает она и осекается.

– Им остается только мечтать, – невозмутимо заверяет он и добавляет: – Это привычное твое состояние, или болезнь помогает?

– Затрудняюсь ответить. Не понимаю, о чем вы, – отстраненно отзывается Вера.

– Не желаешь поговорить с доктором Монроем? – неожиданно предлагает он. – Выскажешь ему свои опасения, задашь вопросы… или нарушение, – как ты это назвала? – «врачебной этики» пошатнуло его авторитет окончательно и бесповоротно? Можешь ему сообщить и об этом, он не обидится.

Вера вспыхнула. Доктор Монрой действительно не вызвал ее доверия.

– Он очень хороший врач, – констатирует Эридеро безапелляционным тоном. – В противном случае я бы не прибегал к его услугам.

В дверь постучали, затем она тихо открылась и вошла Валентина с подносом в руках. «Надо же, – думает Вера, – оказывается умеет и стучать, и дверь отворять без грохота».

– Приятного аппетита, – с приторной вежливостью говорит женщина, опуская поднос.

Вера с удивлением поднимает глаза. «Лицемерка», – мысленно негодует она и вежливо благодарит в ответ. На этот раз обошлось без неприятных сюрпризов: запеченная рыба с картошкой и шпинатом.

– Сеньор, скоро приедут гости, – напоминает Валентина.

– Я помню. Тебе следует измерить температуру, – обращается он к Вере.

Она поднимается, направляется к прикроватной тумбочке, достает электронный градусник, повернувшись к мужчине спиной, садится на кровать и кладет градусник в рот. Не успевает тот запищать, Валентина протягивает руку и выхватывает его у не успевшей посмотреть результат Веры. «39.8», – сообщает она.

– Что ж, – негромко говорит мужчина не терпящим возражений тоном, – игры в доктора подошли к концу. Ты слышала?

Вера упрямо молчит.

– А теперь поешь, – приказывает он.

Не двигаясь, Вера ждет, пока Валентина покинет комнату. Затем тихо, с недоумением, произносит:

– Вам не кажется, что ваши приказы звучат, мягко говоря, странно?

– Не кажется, – отвечает он, и, обернувшись, Вера ловит его улыбку.

– Я не хочу есть. Правда, не хочу. А ваши команды, признаюсь, окончательно отбивают аппетит. Только не начинайте запугивать меня, – просит она, – от страха я не могу проглотить и крошки.

Эридеро поднимается и закрывает окно.

– На улице прохладно, – небрежно бросает он, – да и в комнате тоже. Поешь позже. А таблетки выпьешь сейчас.

Раздается стук каблуков, и в комнату входит Элена.

– Вот ты где, дорогой! – с улыбкой приветствует она мужчину.

Вера замирает: такой она видит ее впервые. Иссиня-черные волосы собраны в классический узел, дымчатый макияж глаз сделал их еще более яркими и хищными. На ней черный смокинг, искусно сшитый специально для женского тела – приталенный, он идеально облегает фигуру, под ним нет рубашки, кажется, под ним ничего нет, что придает этому необычному костюму особо соблазнительный вид. Вера готова поспорить: самое откровенное платье потерпит оглушительное поражение, конкурируя с этим дерзким, безупречно элегантным и одновременно агрессивно сексуальным нарядом. Строгие брюки выгодно подчеркивают длину ног, а высокие каблуки делают их бесконечными. Черный цвет разбавлен зеленым: из нагрудного кармана пиджака выглядывает шелковый, темно-зеленый платок, в руках крокодиловый зеленый клатч, в ушах – изумруды, огромные, они с необычайной интенсивностью подчеркивают цвет глаз хозяйки, и завершает изумрудное великолепие гигантский камень на пальце. Изумруд подобных размеров Вера не могла и представить и, бросив взгляд на кольцо, так и не рискнула предположить, сколько карат в этом «булыжнике». Движения женщины плавные и порывистые одновременно, и вся она являет образ, в котором скользит удивительная, гипнотизирующая завершенность. Ей, парадоксальным образом, тюрьма не нанесла урон, констатирует Вера, даже напротив: лицо заострилось, лишь сильнее подчеркнув идеальный рисунок костяка, тело обрело едва ли не юношескую стройность. Красива, очень красива. Мысли Веры обрывает низкий голос:

– Решила лишить наших друзей дара речи? – восхищенно произносит мужчина. – Триумфальное возвращение, королевское! Эленита, ты – самый красивый колумбийский изумруд!

– У меня нет оснований тебе не верить, – игриво восклицает она и переводит взгляд на Веру. – Надеюсь, я не прервала важную беседу?

– Нет, – заверяет он и обращается к Вере: – Где твоя вечерняя порция лекарств?

Она пожимает плечами.

Эридеро зовет Валентину: «Я принесу еще раз, потому как сеньорита смешала все так, что и не разберешь». «Змееподобная женщина», – не без толики раздражения думает Вера, глядя ей вслед.

– Это еще что такое? – Элена вскидывает брови, рассматривая кучку таблеток.

– Доктор Монрой полагает, что я должна пить горы химии, – скептично отвечает Вера.

– А ты полагаешь иначе? – осведомляется она.

– Я полагаю, что моя печень отвалится от подобного количества антибиотиков.

– У тебя опять подскочила температура, чего можно было избежать, выполняя предписания врача, – ухмыляется Эридеро. – Твоя теория терпит фиаско.

– Ну почему же? – парирует Вера. – Температуру не всегда следует сбивать, это защитная реакция организма на инфекцию…

– Где ты набралась столь исчерпывающих знаний? – с сарказмом интересуется он. – Часто приходилось оказывать экстренную помощь во время полетов?

– К счастью, ни разу, – тихо отзывается Вера.

– Действительно, к счастью. Ваше дело не лечить, это уж точно, – откровенную насмешку мужчина даже не пытается скрыть.

– Сдалось вам «мое дело»… – обескураженно произносит Вера. – Вы, правда, полагаете, что моя работа менее достойна, чем ваше «ремесло»?

– Я полагаю, что каждый должен заниматься своим делом, – абсолютно ровным тоном говорит он, пропустив мимо ушей ее замечание. – Если повар начнет спорить со строителем, ты останешься без стен и без еды.

– Бэмби, это еще что такое?! – с недоумением восклицает Элена. – Это ее медсестра избаловала! Кормила с ложечки, таблетки уговаривала пить чуть ли не со сказками, вот и результат, – объясняет она мужчине. – В тюрьме собралась, а за ее стенами расклеилась и разыгрывает девочку-девочку со всеми вытекающими. Жуть какая!

Валентина приносит лекарства и моментально исчезает.

– Пей, да побыстрее! – грубо приказывает Элена.

Вера не двигается с места.

– Бэмби, не испытывай моего терпения, – ласково шелестит она. – Ты выпьешь по-хорошему или по-плохому. Выбор за тобой. Считаю до трех. Раз, два… – она делает паузу, – три… – Вера поднимает на нее глаза и отрицательно качает головой. – Ну смотри, сама напросилась…

– Не надо! – останавливает ее невозмутимый голос. – Она выпьет.

Он неспешно приближается, придвигает стул почти вплотную к кровати, садится и протягивает Вере стакан воды.

– Следуй указаниям доктора: если к завтрашнему вечеру твое состояние улучшится, обещаю сделать тебе сюрприз… – звучит как деловое предложение, и все же в этой фразе угадывается не до конца замаскированная теплота.

Вера невольно вскидывает глаза и, попав под власть устремленного на нее взгляда, замирает: вчера она не осмелилась рассмотреть его лицо, но бегло скользнув по нему взглядом, сделала вывод, что глаза у него темные, сейчас же, когда мужчина находится на расстоянии вытянутой руки, Вера с изумлением отмечает – подобный цвет она встречает впервые: темно-синие, они кажутся почти черными, стоит ему сделать шаг назад. Она не шевелится и почти не дышит, застыв словно под гипнозом, и лишь когда уголки его губ едва заметно приподнимаются, спохватывается, смущенно переводит взгляд на принесенные лекарства. Принимает протянутый стакан воды. Отстраняется и выпивает одну за другой четыре таблетки.

– Мне кажется, вы найдете общий язык, – раздается задумчивый голос Элены.

За окном шумно. Ворота открываются, одна за другой въезжают машины. Доносятся голоса.

– И последнее на сегодня… – Эридеро пристально смотрит на нее. – Никто не должен знать ни подробностей твоей жизни, ни твоего настоящего имени. Договорились?

Вера устало наклоняет голову в знак согласия.

– Как бы ты хотела, чтобы тебя звали?

Вопрос застает ее врасплох. Необходимость стереть то немногое, что осталось у нее от прежней жизни, пробуждает дискомфорт, и она равнодушно проговаривает:

– Мне все равно…

Темные глаза медленно, изучающе скользят по ее лицу.

– Лина… – задумчиво произносит он после минутной паузы. – Да, Лина. Тебе идет. Ты не против?

– Лина… – отрешенно повторяет она. – Хорошо, пусть будет Лина.

– Я буду по-прежнему называть тебя Бэмби, – улыбнувшись, сообщает Элена. – Должна же быть в жизни хоть какая-то стабильность. Ну, нам пора, – она протягивает Эридеро руку, тот сжимает ее и поспешно поднимается. – Спокойной ночи, Бэмби!

– Хорошего вечера, – отзывается она.

– Отдыхай, Лина, – не глядя на нее, бросает мужчина и распахивает перед Эленой дверь.

Взгляд Веры провожает их: интересно, гадает она, между ними что-то есть или мне только кажется? Уж больно особые у них отношения.

Вера неспешно ужинает, затем набирает ванну в надежде, что прохладная вода поможет сбить температуру быстрее лекарств, и, устало погрузившись в мягкую пену, обдумывает случившееся: поведение Эридеро, а вернее выбранная им тактика обернулась для нее приятным сюрпризом – будучи единовластным хозяином положения, он с легкостью мог подавить, запугать, но решил действовать иначе, проще говоря – пойти ей навстречу, тем самым бросив испуганной «гостье» соломинку, за которую та с готовностью ухватилась. Правда, манера договариваться у него весьма своеобразная, не преминула отметить Вера, вспоминая формулировку фразы: приказ плавно переходит в своего рода деловое предложение. И все же, столкнувшись за последние месяцы с жестокостью, бесконечными попытками причинить боль, унизить и сломать, она не могла не оценить проглядывающую в этом поступке человечность…

Вернувшись в комнату, долго, не отрывая глаз от освещенной лужайки дома, Вера пьет горячий чай с медом. Ложится в кровать, кутается в одеяло… Какое же это счастье быть в тепле, в чистой новой одежде, не испытывать ни голода, ни жажды. Закрыв глаза, вспоминает свой настенный тюремный календарь и отмечает: 1 февраля подходит к концу. 1 февраля – первый день этой новой, непонятной жизни. Новый дом, новый пейзаж за окном, новые люди, новая стрижка и даже новое имя. Лина, повторяет она, словно примеряя его, привыкать придется долго… И с изумлением отмечает: думая о заставке календарика, она не прибегает более к воспоминаниям прежней жизни, жизни, в которую вернуться так и не удалось, а вспоминает небо, увиденное утром, и понимает: это в умертвившем жизнь аду из серого бетона не оставалось иного, как хвататься за воспоминания, в этих же стенах жизнь возвращается к ней… пугающая, непонятная, неоднозначная, и, возможно, несчастливая, тем не менее она заполняет собой существование, принося новые открытия и новые эмоции… как это небо, эти холмы, деревья… ворчливую Валентину, обстоятельного доктора Монроя, чуткого Камило, исполнительного Байрона… и мужчину, который спас ей жизнь и дал новое имя, но имени которого она до сих пор не знает… а между тем, погружаясь в сон, думает Вера, именно эти роковые буквы следом за именем Элены вписаны в страничку ее судьбы.