Долина вечных. Свет и тени

Глава 4

Жилая часть академии представляла собой большое здание, примыкающее к основной части бывшей школы боевых искусств. Повсюду на территории виднелись дорожки, вымощенные гладким речным камнем, в некоторых местах они составляли круги, находившиеся в тени под деревьями или у воды в чашах, едва выступающих над травой. Похоже, что раньше здесь занимались духовными практиками.

Пока всех новых зовущих вели к жилому зданию, я думала о словах Крайма. Мое внимание так рассеялось, что я почти не заметила дороги и опомнилась, только когда нас привели в помещения, отведенные для нашей команды. Их было всего три ‒ небольшая гостиная, как назвала ее Мейли, со стеллажами, простыми старыми креслами и столами, и две спальни. На круглом столике стояли простые чашки из камня и тарелки из глины, в стене висели крючки для сумок и одежды, у единственной глухой стены находился небольшой камин. Из гостиной в обе стороны вели двери в спальни ‒ совсем маленькие комнаты, там едва поместились три кровати и единственный шкаф для одежды.

‒ А здесь даже неплохо! ‒ произнес Крайм с интересом, обходя комнаты. ‒ Я ожидал чего-то более давящего и унылого.

Юрай подтвердил, что раньше здесь действительно располагалась школа боевых искусств Мараканда, и тоже имелось деление на группы, большое внимание уделялось взаимодействию друг с другом. Поэтому такая общая комната была основным местом, где бойцы проводили время. Учились и читали они здесь же. В комнаты отправлялись только переодеться и спать.

Я, Айна и Мейли заняли левую комнату. Окно оказалось настежь распахнуто, сразу за ним раскинулось невысокое цветущее дерево, так что на полу и на кроватях лежали крохотные монетки желтых лепестков. Шкаф был общим, один на троих, совсем небольшой и без единой полки, там оказались только крючки для одежды. Ни одной из нас было нечего в нем оставить.

Едва я подошла к окну, как сразу отпрянула: на подоконнике сидела слизистая лягушка. Она буквально утопала в луже вязкого содержимого, которое выделяла ее кожа. Эти лягушки что-то творили с моим телом и сознанием, в деревнях рух их почти не было, но если они мне встречались, я обходила их далекой дорогой. Они ‒ единственные существа, которых я не переносила на дух, и все мое естество противилось приближению к ним.

Айна шла следом, когда я резко остановилась, поэтому столкнулась со мной.

‒ В чем дело, Кейра? ‒ недовольно проворчала она. ‒ Я не очень люблю врезаться носом в спины людей.

‒ Здесь слизистая лягушка.

Мой голос менялся сам собой, он становился выше, тоньше, и выражал острую брезгливость. Мне самой это не нравилось, но я ничего не могла с собой поделать.

‒ Боги. Правда? ‒ спросила Айна. ‒ Хочешь сказать, она заняла одну из кроватей, и теперь кому-то из нас не хватит места?

‒ Айна, нет. Она сидит на подоконнике. В луже слизи.

Я содрогнулась, когда увидела, что лягушка поерзала на месте, и вся эта масса зашевелилась.

‒ Мейли, убери лягушку, будь так любезна, потому что я ничего не вижу, ‒ сказала Айна. Но Мейли стояла почти в дверях.

‒ Нет, я не могу. Я боюсь их не меньше, Айна. Извини. Видела бы ты, как она толчется в своей слизи. Я давно не ела, но меня сейчас стошнит.

Айна подкатила глаза. Это выражение выглядело у нее необычным из-за слепоты, но я заметила движение ее радужной оболочки под белесой пеленой.

‒ Боги. И это люди, которые собираются сражаться с тенями под куполом долины. Кейра, направь мою руку. У меня нет больше сил на зов, так что я ничего не увижу.

Она раскрыла пальцы, когда я поднесла ее руку к лягушке и немного отошла назад. Лягушка могла испугаться и начать прыгать в неизвестном направлении, поэтому мне лучше держаться подальше. Айна схватила ее вместе с комком слизи и спокойно швырнула за окно. Но лягушка приклеилась к ее руке, так что Айна перевалилась через подоконник и бранясь, резкими движениями начала стряхивать ее вниз, пока не добилась своего.

Повернувшись, Айна раскрыла руку, измазанную слизью, и спросила, что теперь с этим делать. Я предложила ей жить в комнате юношей. Она снова громко засмеялась, и сказала, что рада быть со мной в одной команде. Ей нравится, как я звучу, и она хочет пожать мне руку. Я отказалась.

Даже найденные в гостиной ветхие ткани для уборки едва смогли оттереть ладонь Айны, такой густой была слизь, кроме того, она имела острый запах гнили и прелости.

До самого вечера мы находились в комнате. Изредка из гостиной доносились мужские голоса, иногда играла лютня. Айна дремала, но лютня ее будила. И тогда она иронично улыбалась и говорила, что кто-то и правда неудачно пошутил, собрав нас в одну команду.

Я не видела возможности разложить личные и дорогие моему сердцу вещи, кроме как в гостиной, где они станут лежать у всех на виду. Так что решила оставить их в сумке, вместе с резцами и кусочками камня и кости. С подоконника их может сбросить ветром, а мне не хотелось ничего терять или обнаружить их разбитыми.

К вечеру все собрались в гостиной. Юрай сидел в кресле у камина и играл минорную мелодию. На столе стояло блюдо с маленькими хлебами, холодными кусками рыбы, дольками фруктов и овощей. Еду принесли провинившиеся зовущие, так они отрабатывали наказание. Они же уточнили, что с завтрашнего дня все прибывшие будут есть в общей трапезной.

Крайм пришел последним. Все расположились в старых креслах и на стульях и ждали только его. Он держал в руке темную простую бутылку, которая прежде находилась здесь, в гостиной, и служила для набирания воды. Крайм тут же закрыл за собой дверь, поднял брови и слегка потряс бутылкой, демонстрируя, что в ней есть содержимое.

‒ Что это? ‒ с подозрением спросил Тай.

‒ Вино, парень. Отменное дорогое вино.

‒ Где ты его взял?

‒ У Бойла, конечно. Он щедро поделился. Сказал: «Возьми, Крайм. Мне не помешает немного похудеть».

Айна скрестила руки на груди и усмехнулась.

‒ Ты что, украл вино у Бойла?

‒ Конечно. У кого же еще?

Тай уставился на бутылку, будто узнал, что внутри змея.

‒ Ты в своем уме? А если кто-нибудь узнает?

‒ Кто? Бойл? Настоящая бутылка стоит в его же комнате. В шкафу с запасами, пустая и заткнутая пробкой, как ни в чем не бывало. Поверь, там их немало. Я перелил вино специально. И пусть потом этот человек докажет, что он сам, будучи до смерти пьяным, не поставил в свой же шкаф пустую бутылку. Так что не переживай, парень. Нам всем не помешает немного расслабиться.

‒ Я не буду пить краденое вино, ‒ заявил Тай.

Крайм будто пропустил это мимо ушей, он о чем-то задумался и подошел к столу. Юрай выглядел подавленным, он наигрывал печальную музыку, которая еще больше нагнетала обстановку, так что Крайм говорил под аккомпанемент.

‒ Угадайте, как нас называют другие команды? ‒ спросил он, поджав губы.

‒ Изгои? ‒ усмехнулась Айна.

‒ Именно. А теперь угадайте, с чьей подачи. И спросите себя, искупит ли это вино хотя бы часть прегрешений этого откормленного человека. Он еще не знает, с кем связался. Свиной окорок, ‒ мрачно сказал Крайм. ‒ Завтра будет проверка каждого прибывшего на чувствительность к стихиям. И завтра же наставники будут брать себе команды. Кроме шуток, там будут зовущие, отвечающие за распределение оставшихся команд в шахты и на границу со Страной Ливней. Здесь будут оставлять только самых способных. На нашу команду делают ставки, друзья мои. О том, где мы окажемся. Тоже с подачи Бойла. Лорел мы тоже не очень нравимся. А она, как оказалось, дочь главы академии. Всего-то.

Гостиная погрузилась в молчание. Тишину прервал Юрай, сыграв ободряющую ноту.

‒ Что ж. Будем надеяться на удачу! ‒ возвышенно сказал он, и в этот момент на лютне с характерным звуком порвалась струна. Айна расхохоталась, а Крайм показал в Юрая пальцем.

‒ Именно этой детали и не хватало, парень. Признайся, ты специально сделал это?

‒ Конечно же нет, ‒ оскорбленно ответил тот. ‒ Для музыканта нет ничего неприятнее, чем порванная в неподходящий момент струна.

‒ Правда? Даже разбитая в неподходящий момент лютня? ‒ с любопытством спросил Крайм. Юрай содрогнулся, прикрыв глаза.

‒ Не говори такое вслух, ‒ прошептал он.

Айна обреченно засмеялась, а затем сказала, что порванная струна после такой фразы ‒ это добрый знак, так что мы не команда, а кандидаты в покойники. Тай беззвучно рассмеялся вслед за девушкой, его плечи вздрагивали, он потирал глаза.

В дверь раздался короткий уверенный стук, и все тут же замолчали, Юрай даже перестал снимать порванную струну. Дверь распахнулась. Сначала вошел пожилой человек в строгом костюме и замер у входа, словно статуя. Держался он нарочито прямо.

‒ Господин Эдвин Орхай, ‒ объявил мужчина, стукнув каблуками, и в небольшую гостиную неспешно вошел человек.

Пространство будто сконцентрировалось вокруг него. Он был невысокого роста, с седыми короткими волосами. Ступал твердо и держался с таким достоинством, строгостью и высокомерием, какого я никогда не видела. Темно-синий костюм с серебряной вышивкой сидел на нем безупречно. Все невольно встали, едва он вошел.

В один момент у Крайма была в руках бутылка вина, а в другой ‒ ее уже не оказалось. Я даже не успела заметить, куда она исчезла. Тай выпрямился последним. Он побледнел как полотно и весь напрягся.

Эдвин Орхай сделал два неспешных шага, оглядев гостиную так, будто она на поверку оказалась грязной кладовой. Он двигался неспешно, а потом остановился посреди комнаты. Только осмотрев помещение и всех зовущих, он повернулся, наконец, к Таю, убрав руки за спину. Его обувь блестела, отражая свет масляного фонаря.

‒ Почему у тебя красные глаза, Тай? Ты плакал?

‒ Нет. Я… смеялся, ‒ скованно ответил юноша. В том, что перед нами находится отец Тая, не оставалось сомнений. Эдвин Орхай медленно приподнял брови. Пауза, которая держалась после этого, заняла не меньше четырех секунд.

‒ Не вижу повода для веселья. Печально, что его видишь ты, ‒ мужчина снова оглядел комнату. От него повеяло легкой брезгливостью. Затем он снова обратился к Таю.

‒ Ты должен проявить себя. Ты держишься, как юнец, поджавший хвост. Вспомни, чему я учил тебя и что я дал тебе. Покажи себя мужчиной. Добейся хотя бы чего-то стоящего здесь. И я подумаю, можно ли будет вернуть тебя в семью после всего, что ты сделал, ‒ он выдержал паузу, а затем сказал: ‒ Кайд тоже будет в академии. Скоро. Он меня не опозорит, в этом я уверен. Не опозорь и ты, Тай. Мне и так хватило неприятностей из-за тебя. Я выразился достаточно ясно?

Тай кивнул, и его отец молча ушел. Слуга закрыл за ним дверь. Тай стоял, будто столб, вкопанный в землю. Я ощутила идущие от него волны боли, стыда, неловкости и горькой привязанности. В этот момент я окончательно поняла, что действительно улавливаю эмоции, потому что лицо Тая было замкнутым и мрачным. Все подошли к столу и начали брать еду в неловкой тишине. Айна села на пол, устроившись на плетеном соломенном ковре с хлебом и рыбой в руках. Крайм снова держал в руке вино и понемногу разливал его в каменные кружки.

‒ Ты не пробовал посылать его подальше, Тай? ‒ спросила Айна.

‒ Нет. Он мой отец, ‒ тихо ответил тот. Он убирал книги из своей сумки на полку стеллажа и стоял ко всем спиной. Крайм налил вино в очередную кружку и заявил:

‒ А вот у меня нет и никогда не было отца. И знаете, что я вам скажу? Нет отца ‒ нет проблем.

Айна подняла брови.

‒ Что, вообще никогда не было отца? Хочешь сказать, что твоя мать понесла от ветра степного и родила тебя?

Крайм засмеялся.

‒ У тебя язык ‒ бритва, Айна. Ты мне нравишься, человек моей крови.

‒ Да тебе все нравятся.

‒ Не все. Мне нравятся остроумные и сильные. А это ‒ далеко не все. Но больше всего мне нравятся миниатюрные девушки. Особенно с мягким характером, ‒ он улыбнулся Мейли. Та смутилась, но улыбнулась Крайму в ответ. От нее снова повеяло симпатией, расположением и впервые ‒ теплотой. Я невольно отвлеклась от еды и спросила себя, что могло значить последнее чувство Мейли. И мне показалось, причина в том, что Крайм не просто признавал ее, он ее выделял и показывал, что ему нравятся черты ее характера, за которые многие, возможно, осуждали Мейли. В тот же момент я с простой и очевидной ясностью поняла, что от одних людей улавливаю эмоции довольно часто, а от других ‒ почти никогда. Я ни разу не получала отзвуки чувств Айны. А у нее не могло не быть чувств. Они есть у всех. Крайма я тоже не слышала. Зато Мейли ‒ очень часто, Юрая и Тая ‒ реже. Этому наверняка должно быть объяснение.

Крайм закончил разливать вино и жестом пригласил Тая присоединиться ко всем. Тот стоял и смотрел на каменные кружки.

‒ Я не буду пить краденое, ‒ повторил Тай, но уже не так уверенно, как в первый раз.

‒ Парень, скажи мне кое-что. Содержимое бутылки от этого меняется? Ты наделяешь вещи своим смыслом. Но знаешь, иногда на них нужно смотреть просто как на вещи. Так что хватит колебаться, иди к нам. Я вижу, что ты хочешь напиться, парень. Тебе это просто необходимо, судя по твоему виду. Это очень крепкое вино. Кейра и Мейли попросили налить им с наперсток, Юрай почти не пьет. Так что здесь как раз хватит на троих.

Тай стоял еще несколько секунд, затем прошел и взял кружку с вином, молча опрокинув ее в рот. Айна попросила его поведать свою историю, если он готов. И Тай рассказал.

До недавних пор он состоял в семье на правах обычного сына. Тай всегда знал о своем происхождении, но это скрывали: мачеха Тая под давлением отца для всех делала вид, что он ее родной сын. Но она не то, что никогда его не любила, она его ненавидела. Все это тянулось ровно до тех пор, пока на последнем приеме в доме Орхаев не объявилась настоящая мать Тая. Она пробралась на праздник тайком и прилюдно рассказала всем правду. Мачеха не смогла и дальше играть свою роль, как делала все прошедшие годы, и расплакалась, лишь подтвердив такой реакцией сказанные слова. Отец перед гостями пытался оправдаться, говорил, что эти слезы случились от нервов, и попросил Тая признать прилюдно свою настоящую мать лгуньей. Тот промолчал. Он не смог этого сделать. Теперь же все подлетело на воздух. Разразился страшный скандал, поэтому Тая отправили сюда.

Айна покручивала в руках тяжелую каменную кружку.

‒ А никого из твоей семьи не смущает, что твоей вины здесь нет, тут слегка замешан твой отец, но с тобой себя ведут так, будто ты как раз всему виной, Тай?

Он молчал, его плечи были напряжены. Твердой рукой юноша опрокинул в рот еще одну порцию вина.

‒ Мне нечего тебе ответить на это, Айна.

Она тоже выпила свое вино и сказала:

‒ Ненавижу людей. Как таковых.

Крайм кивнул:

‒ По тебе это видно, кстати.

Мейли засмеялась одна, но тут же оборвалась, извинившись, и неловко прикрыла рот ладошкой.

‒ Видишь, Айна? Даже Мейли согласна со мной.

‒ Крайм, заткнись и налей мне еще немного. Я хочу сегодня заснуть как убитая.

Он усмехнулся и добавил ей вина. Я попробовала совсем немного, больше мне не хотелось. Рух не пьют вино, и его нет в нашей культуре и традициях. Вино даже не делают в наших поселениях. Но зато у нас есть очень легкие фруктовые и ягодные алкогольные напитки. Их я тоже почти не пробовала, а вот Эвон очень любил.

Из всей команды только Юрай и Крайм не успели рассказать, как они попались страже. Теперь настала их очередь.

Юрай играл в уважаемом трактире, когда его освистали несколько человек. Это было так несправедливо, по его словам, и так грубо и унизительно, что он встал, полный обиды, и впервые призвал воздух. Со столов слетели стаканы, салфетки, а с самих обидчиков ‒ головные уборы. Юрай с выдохом признался, что в тот день ему разбили сердце ‒ музыкант расстался с возлюбленной. Он и правда играл не так живо, как обычно, но не настолько, чтобы заслужить такое обращение. С тех пор Юрай ни разу не смог позвать воздух, разве что совсем немного. И камень тоже слушал его «не столь уж хорошо». На этом Юрай закончил и больше не хотел вдаваться в подробности.

‒ Ну а ты, Крайм? ‒ спросила Айна. ‒ Как ты оказался в тюрьме и потом ‒ здесь?

Крайм выдохнул, поднял брови и сделал ироничное лицо.

‒ Эта история заслуживает баллады. Так что слушай внимательно, Юрай, потому что история коротка, но полна драматической несправедливости. Сложишь потом стихи по ней. Я попался на том, что украл у вора и вернул вещь хозяину. И при этом меня все равно осудили за воровство, наказали штрафом и побили в тюрьме. Этот мир сошел с ума. Вот и совершай после этого хорошие дела.

Айна засмеялась.

‒ Ты шутишь?

‒ Нет, я говорю серьезно.

‒ Почему на тебя напали в тюрьме?

‒ Я обыграл сокамерников в карты. Но они решили, что не станут отдавать долг сразу, как выйдут из камеры, и вообще их расстроил проигрыш. Так сильно расстроил, что пришлось пропустить через них успокоительный заряд. Трижды. Они здорово дымились, когда я уходил. Правда, за эти действия я приобрел этот замечательный фингал, на память от стражи тюрьмы Мараканда. И конвойную сдачу сюда, на территорию академии. Но это того стоило.

Когда разговор снова коснулся стихий, я уточнила, знает ли кто-нибудь, почему Лорел задавала всем в самом конце один и тот же вопрос. Крайм сказал, что так лидеры зовущих ищут чувствительных к духу, но они встречаются довольно редко. Я спросила, почему дух для них важен и почему его ищут отдельно от других стихий? Ведь ни про что другое больше не спрашивали. Крайм не знал об этом, но заметил, что тех редких зовущих, у которых обнаруживали дух, сразу забирали из академии. Куда ‒ он не имел понятия. Но потом в академии их уже никто не видел. Больше я не стала ничего спрашивать об этом.

Айна действительно заснула как убитая, едва мы вернулись в комнату. Она сняла обувь, легла на кровать и больше не шелохнулась. Ее дыхание звучало ровно и мерно. Из окна тянуло теплым воздухом, пахнущим травой и древесным цветением. Мейли сидела на кровати и возилась с вещами. Иногда она поднимала на меня взгляд и приветливо улыбалась, но я чувствовала, что сердце ее рвется от тоски. Держалась она почти безупречно. Я ни за что не догадалась бы о ее чувствах, если бы не уловила их. Оставив резцы и кость, я подкрутила лампу, стоявшую на подоконнике, подошла к Мейли, села рядом, положила руку на ее плечо и тихо спросила:

‒ Как ты, Мейли?

Она не ожидала такого обращения. Девушка опустила голову, а затем начала вытирать лицо. Она плакала, легонько вздрагивая. Мейли призналась, что ей страшно, что она скучает по матери и сестрам, по дому, что она не такая сильная, как мы с Айной, хотя очень старается. На это я уточнила, что любое сравнение по силе с Айной будет не в нашу с Мейли пользу. Кроме того, я тоже очень скучала по дому, и мое сердце тоже терзали слова Крайма об испытании на выживание в долине. Мейли тихо сказала, что кто-то из семьи всегда заплетал ей волосы на ночь, а сейчас она вспомнила об этом, и ей стало слишком уж тяжело. Тогда я предложила заплести ей волосы. Мейли удивленно посмотрела на меня и робко согласилась, спросив, уверена ли я в этом, ведь это же такое личное дело.

Когда я начала плести ей небольшую косу из светлых тонких волос, Мейли почти сразу успокоилась. От нее повеяло облегчением и устойчивостью. Похоже, этот небольшой ритуал оказался ее личным якорем. У меня были свои. Она попросила в ответ заплести меня, если я не против. Я согласилась. Но когда девушка развязала все витки маминого плетения, волосы расправились своим привычным объемом и длиной, и у Мейли перехватило дыхание.

‒ Я едва справляюсь с ними! Просто невероятно! Кейра, мне кажется, я целиком в них могу поместиться, в твои волосы!

Я тихо засмеялась, чтобы никого не будить. Стоило только представить себе это. Айна недовольно вздохнула сквозь сон.

Мейли действительно не справилась с волосами и заплела так, как смогла. Но это тоже часть ритуала, так что качество не имело значения. Закончив, она тихо спросила:

‒ Кейра, чем от тебя так приятно пахнет? Аромат просто дурманящий.

‒ Это твердые духи ‒ цветущий миндаль и розовый апельсин. Там еще воск, так что они отдают медом и южным солнцем. Мама делает их сама. Это духи из моего дома.

Мейли была просто очарована. Я показала ей четыре разных горшочка, с разными составами и запахами. Ей очень понравилась липа, она буквально заворожила ее и тоже напоминала о доме. В ее саду росли старые большие липы. Я решила подарить этот горшочек ей. Мейли отпиралась, мотала головой, говорила, что они ценны для меня как память, ведь это вещи из дома. Но я настояла и сказала, что для меня духи ‒ часть моей брони. Если ей чем-то поможет южная липа, мед и воск, я буду рада за нее. Всем нам, оторванным от дома, сейчас было нелегко, всем нужна поддержка.

Мейли была очень благодарна. Она несла глиняный горшочек в ладонях, сложенных лодочкой, будто там находилась священная реликвия вечных. Засыпала она в эту ночь спокойно. А я долго лежала в темноте и смотрела на бледные рисунки лунного света и теней от листвы, танцующие на полу. Татуировки на моих запястьях тускло светились в темноте. Я думала о словах зовущего по имени Шейд, о том, что если хочу жить, должна скрывать восприимчивость к духу, и вспоминала о том, что сказал Крайм ‒ завтра каждого из нас будут проверять на чувствительность к стихиям. Проявится ли дух сам ‒ я не знала. Это тревожило меня, и не давало заснуть.

С самого утра взволнованы и напряжены оказались все. Даже Айна: это выражалось молчаливостью и особой сухостью речи. Я уже немного знала ее. Мейли держалась рядом со мной, от нее часто исходили волны тепла и привязанности, когда она смотрела на меня. Но тревоги и страха было куда больше. Каждый из нас надел на руку белую тканевую полосу. Свою я носила выше локтя.

Просторные каменные залы академии выглядели аскетично: деревянные скамьи, высокие простые окна, настенные крепления для оружия ‒ все здесь говорило о том, что в этом месте прежде обучались бойцы.

Все команды выстроились в большом светлом зале. С одной стороны находился стол с десятью белыми статуями. Я сразу поняла, что это артефакты, потому что никогда не видела такой обработки камня. Это была поразительная ювелирная работа со множеством точных деталей. Белая порода на вид казалась шелковисто-матовой и отливала в тенях сиреневым. Все статуи изображали одно и то же сидящее животное, напоминающее лисицу с тремя хвостами и небольшими рогами на голове, такими тонкими и ветвистыми, какими бы никогда не позволил их сделать обычный камень. Глаза лисиц были широко распахнуты.

Рядом с фигурами стояли стражники с книгами для записей и двое зовущих в дорожной одежде. Я сразу поняла, что это распорядитель шахт и человек, отвечающий за тех, кого отправят к границам.

Прямо напротив команд находился длинный стол, за которым расположились наставники. Семь человек. За их спинами на стене висело два громадных герба ‒ кристалл империи и десять сфер зовущих. Лорел сидела в центре, она снова была в черном. Четверо наставников имели седину в висках, трое были молоды. Я заметила высокого зовущего, который говорил со мной накануне: Шейд сидел с краю, сложив руки на груди. Тлеющей палочки не было, он рассеянно смотрел поверх голов.

Я ощутила прилив тревоги. То же самое исходило от Мейли, Тая и нескольких человек из другой команды. Слишком сильные эмоции, чтобы не уловить их.

Когда первый человек из красной команды, получив приказ Лорел, направился к статуям, все затаили дыхание. Лорел объяснила правила. Каждая статуя означает свою стихию и чувствительна только к ней. Касаясь рукой реликвии, нужно думать о проявлении этой силы так, как если бы мы звали ее стихию по имени, даже если не умеем этого делать. Так вычислялись скрытые возможности.

Насчет последней статуи Лорел пояснила, что касаясь ее, нужно слушать сердцем, как будто желая уловить чужие эмоции. Услышав это, я ощутила холод. Девушка из красной команды по очереди начала трогать фигуры лисиц. У третьей статуи загорелись голубым цветом глаза. Стражники тут же записали это в книги. Вероятно, они подтверждали способности зовущих и вычисляли те, которые еще не открылись. Восьмая статуя вспыхнула ярким свечением глаз. Последняя фигура молчала в ответ на касание девушки. Закончив, зовущая отправилась к столу с каменными чашами, где лежали кристаллы стихий. Девушке проколи ухо и закрепили в нем две серьги.

‒ Свет и вода, ‒ пояснил Тай шепотом.

Чем ближе подходила наша очередь, тем острее было мое волнение. Я думала, что делать, и в какой-то момент нашла решение, которое могло бы сработать. Лорел сказала, что следует думать о нужной стихии, касаясь статуи, и представить зов, даже если сама стихия пока не доступна. У меня было два варианта: или не думать об этом вовсе, или позвать нечто другое. Я не видела иного выхода. Если бы статуи все определяли сами, Лорел бы не просила ни о чем думать. Оставалось только надеяться, что это поможет.

Орен Бойл звал только камень, остальные статуи ничего не показали. Крайм поднял брови, со снисходительной иронией глядя на него.

Из нашей команды первым к реликвиям отправился Тай. К этому моменту я взмокла и стояла, стараясь выровнять дыхание. Тай касался по очереди статуй, и две из них показали огонь и воздух. У Айны ‒ только звук. У Крайма ‒ огонь, молния и вода. У Юрая ‒ воздух и камень. Каждому из них сразу по итогам проверки пробивали ухо серьгой с кристаллом, и каждый из зовущих возвращался на прежнее место и морщился. Крайм ‒ больше всех.

К статуям отправилась Мейли. Она трогала лисиц по очереди, и издали я увидела, какой миниатюрной на фоне остальных казалась эта девушка. У нее проявился свет, живое и, почти в самом конце, земля. Она с удивлением смотрела на статую, глаза которой окрасились коричневым цветом. Когда Мейли подошла получать свои серьги, произошла небольшая заминка с кристаллом земли, и в этой паузе Мейли посмотрела на Крайма и слегка улыбнулась, приподняв брови. Это был по-настоящему говорящий взгляд, он ясно давал понять: смотри, у меня тоже три стихии. Крайм улыбнулся в ответ, слегка склонив голову и тоже приподнял брови, показывая, что он удивлен и отдает ей должное. Мейли крепко зажмурилась и трижды вздрогнула, когда ей проткнули ухо и вставили серьги.

Затем к статуям направилась я. Белые треххвостые лисицы будто приближались ко мне сами, хотя на самом деле это собственные ноги вели меня к ним. Ладони увлажнились еще больше. Я велела себе собраться. Выровняла дыхание. Остановилась и коснулась первой лисицы. Она ничего не показала. Я подняла взгляд и увидела, что Шейд так и смотрел куда-то вдаль. Он выглядел задумчивым и безучастным, все так же держал руки сложенными на груди. Мои и без того мокрые ладони увлажнились еще сильнее, едва я вспомнила о статуе духа, которая ждала меня в самом конце. Затем сосредоточилась и тронула вторую, затем третью лисицу и дальше по очереди. Реликвии показали воду и камень.

Когда я подошла к последней статуе, то живо представила себе, как зову металл, как обращаюсь к нему по несуществующему имени, и он подчиняется мне. Статуя ничего не показала. Я убрала руку, меня пронзило острое облегчение. Я снова подняла взгляд ‒ в этот раз Шейд смотрел прямо на меня. Наши взгляды встретились, словно две линии в одной точке. Я отвернулась и направилась за серьгами. Ухо дважды прорезалось острой болью, после чего в нем появилась ощутимая тяжесть. Прозрачный кристалл с водой внутри и кристалл из серого камня. Облегчение охватило меня так сильно, что это даже приглушило боль. Я стала рядом с Айной. Ее кристалл был пустым внутри, он имел только тонкий ювелирный каркас из металла. Такие серьги были всего у троих человек из всех зовущих.

Когда началось распределение команд, в зале снова воцарилась тишина. Лорел называла цвет группы и спрашивала, кто желает взять наставничество над командой. Если взять желала она, то объявляла цвет и говорила сразу, что эта команда ‒ ее. Шейд не участвовал в этом процессе, он так и сидел со скрещенными руками и будто ждал окончания распределения. Все наставники советовались друг с другом, как лучше поступить, куда отправить команду, которую никто не выбрал. Но Шейд и в этом не был заинтересован.

Пятая по счету команда, синяя, не была отмечена никем из наставников как заслуживающая внимания, и их отправили к распорядителю шахт. Девушка с синим тканым браслетом прикрыла рот рукой, расширив глаза, и пошатнулась, все остальные сильно побледнели.

Лорел забрала под свое покровительство три из девяти команд, в одной из которых находился Бойл, старшие наставники взяли еще три, в одной из которых оказался и Рин, две команды отправлялись в шахты и к границам. И осталась наша. Холодный голос Лорел сухо уточнил:

‒ Кто-нибудь хочет взять белую команду?

В повисшей тишине, среди молчания других наставников, Шейд спокойно сказал:

‒ Да. Я хочу.

У меня закружилась голова. От Тая и Крайма послышались опустошающие, резкие выдохи. На Шейда обернулись все до единого наставники. Снова в зале воцарилась тишина, на этот раз весьма странная.

‒ Зачем тебе это? ‒ с непониманием спросил один из зовущих с сединой в висках. Шейд улыбнулся.

‒ Мне скучно. Почему нет?

Никто ничего не ответил, Лорел бросила на него раздраженный взгляд и кивнула стражам, те сделали записи.

Едва распределение закончилось, Шейд встал и ушел первым, молча покинув зал. Лорел велела всем ждать дальнейших распоряжений от наставников и возвращаться в комнаты. Две команды должны собрать вещи и ждать у выхода с территории академии. Девушки из этих групп тихо всхлипывали и плакали. Лорел резким тоном велела им замолчать, и те притихли.

Как только мы вышли из зала, Тай и Крайм выдохнули снова, на этот раз в полную силу. Крайм запустил себе пальцы в волосы, Тай утер пот со лба. Айна наклонила голову набок и качнула ею ‒ так она выражала немалое удивление. Я не чувствовала ее эмоций, но научилась немного читать их по жестам и поведению. Мейли шла рядом, она морщилась и держалась за ухо, на ее лице отражалась сильная боль. Юрай двигал пальцами так, будто они просили вернуть им гриф лютни. Второй рукой он тоже касался уха и издавал тихое шипение, втягивая воздух через сжатые зубы. Мочка моего уха прорезалась то болью, то острым жжением, тяжесть была очень непривычной.

‒ У меня едва земля не ушла из-под ног! ‒ голос Крайма отражал облегчение. ‒ Клянусь, в какой-то момент я был уверен, что мы отправимся в шахты! И проклятый Бойл будет самодовольно прятать улыбку и надувать свою мясистую шею, как жаба. Но боги, кто этот наставник? Я вообще не знаю о нем ничего! И почему он нас выбрал? Может, он хочет бросить себе вызов?

‒ Крайм, мы странная, но не такая уж слабая команда, ‒ сказал Тай, глядя вперед. От него повеяло воодушевлением. ‒ У нас два зовущих с тремя кристаллами и человек, призывающий звук. Таких всего трое среди всех команд.