– Как наш мальчик? Надел на себя маску человека? За это я любил Макса, за его твердость не давать мне раскисать так, как я давал себе последнее время, когда мне было хреново.
– Одел маску твоего лучшего друга, но могу снять ее и вложить тебе в гребаную папку,– с улыбкой пробурчал я.
– Ладно, слушай, я планировал выйти на улицу и посмотреть твое дело на воздухе, давай встретимся через тридцать минут, и ты мне все расскажешь, идет? Я резко крутанул головой и поморщился от головной боли, которая пронеслась от моего виска к носу.
–Конечно, – Макс воодушевленно закивал в трубку, – я буду на месте, давай возле парка, пройдемся, но у меня будет не больше часа. В трубке зависла тишина, и Макс скинул – это означало, что разговор закончен. Я давно привык, что прощаться он не любит, во всяком случае в привычном смысле этого слова.
Через тридцать минут я стоял у входа в парк. «Мне 37 лет, я высокий, с коротко стриженными темными волосами, карими глазами, я люблю спортивные вещи, простые толстовки, кроссовки, кепки, так сказать одеваюсь в то, что считаю удобным лично для меня. Раньше я ходил только в рабочей форме, но уже полгода я борюсь с туберкулезом, а он борется со мной, одолевая меня головными болями, паникой и состоянием «овоща». Я бывший оперуполномоченный, но, как говорится, бывших не бывает? Я ушел из оперативно-розыскной деятельности добровольно, мне надоело копаться в трупах, искать преступников, искать чертову причину их преступлений, мне хотелось свободы. И я нашел свободу в Сирии, мое умение быть хитрым, умение перевоплощаться, сливаться с окружающей средой, я же не просто живой полицейский, я – аналитик, думающий человек, в моей голове крутятся шестеренки, я быстрый, ловкий, я незаменимый там, где я был. А был я там, где был нужен, по моему мнению и мнению моей группы, в Сирии, в «группе Вагнера». Я никогда не гордился собой, я всегда делал такие вещи, которые нужно было сделать, нужно раскрыть дело – я шел на это и копался до конца, а сейчас я оболочка от туберкулезной палочки, которая травит меня каждый день, но я найду выход, найду выход, найду….»
– Я найду выход, если ты меня послушаешь! Орал Макс, смотря на меня в упор.
– Прости, (я замешкался), давно ты тут стоишь?
– Не так давно, чтобы вывести тебя из ступора. Макс выхватил свою папку у меня из рук.
– Брат, я размышлял над твоими делами, так что там у тебя?
– Что там у меня, два трупа у меня и особо тяжкие оба. Макс ткнул мне в фотографии с мест преступления, которые лежали в папке. На фотографиях с трудом можно было различить убитых мужчин, я не мог различить характер убийств и взял фотографии в руки, чтобы рассмотреть детально.
– Пока ты смотришь, – они убиты были и обезглавлены, убийства похожи только этим, никаких следов больше, никаких, мать его следов… Макс всматривался в мое лицо, затем продолжил.
– Жень, я серьезно, ты мне очень нужен, посмотри сводку. На первой фотографии в траве лежало тело мужчины, голова его была неестественно повернула в сторону, все тело было в крови, смешанной с грязными пятнами грязи и бог знает чего. Во что он был одет, я понять не мог, запекшаяся кровь очерчивала шею, рот был приоткрыт, язык вывалился изо рта, шея по всей видимости отрезана на половину.