Есть только «сегодня»

Tekst
Autor:
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Я с трудом сдерживалась, чтобы не зайти в сеть и не посмотреть, не написал ли мне Эрик. Я даже не думала о том, почему он должен мне писать, мне просто хотелось, чтобы так случилось. Но, конечно же, никаких сообщений не было. Я снова подумала о том, что моё существование абсурдно и бессмысленно. Захотелось напиться, но потом я вспомнила, что напиваться в гордом одиночестве, когда рядом нет подруги, некруто, и просто решила посмотреть сериал перед сном. Все сериалы о любви мне надоели, поэтому я стала тупо, не вдумываясь в детали сюжета, смотреть детективы, где любовная линия выражена неярко. Этот жанр я любила всегда: с раннего детства смотрела детективные сериалы, читала книги Донцовой и Устиновой, которые любила и моя мама, хотела так же копаться в подробностях жизни других, раскрывать преступления. И только недавно я поняла, что детективы сказочнее романтических мелодрам, ведь в реальности в полиции вообще никто работать не хочет, по крайней мере честно, да и частные детективы тоже работают только за большие деньги, к тому же они все мужчины, женщина в принципе не может стать главным сыщиком, но во всех сериалах и книгах главные, самые талантливые и самые уважаемые следователи – исключительно женщины. Просто поразительно! Кино – это не наша действительность, это понятно, но когда оно так далеко от истины, это тоже не очень хорошо, грустно от этого. Когда я с полузакрытыми глазами досматривала серию, мне пришло смс, которое меня напугало. «Привет, как ты? Может, встретимся завтра вечером, погуляем? Тебе же наверняка есть что мне рассказать…» – написал Эрик. Я была приятно шокирована этим сообщением, на которое сразу же ответила: «Да, давай! Во сколько и где?» Мы договорились встретиться на Крымском мосту, пройтись вдоль реки. Я уже представляла, какой там будет ледяной ветер, но понимала, что придётся потерпеть, если я хочу с ним встретиться. Да и вообще у меня просто нет выхода – мне всю жизнь приходится терпеть этот безумный климат, в котором невозможно жить. Как было хорошо, когда я не знала, что во всех странах кроме нашей почти всегда либо тепло, либо жарко! До сих пор не хочу в это верить, мысли о вечной жизни в вечном холоде сводят меня с ума. Я понимаю, что так не должно быть, чтобы люди жили в постоянном дискомфорте, который ещё и опасен для здоровья, но почему-то Господь поселил миллионы людей в место, непригодное для жизни.

Я долго не могла заснуть и начала думать об Эрике. Я видела его перед собой, вспоминала отдельные моменты… Я подумала о том, что не ценю в должной мере то, что между нами было… Но я понимаю, что специально не погружаюсь в это. Это правильно. Углубляться в свои мысли, фантазии, мечты мне нельзя, но я, тем не менее, всё чувствую… И это большая проблема.

***

Мне снова снился ужасный сон про то, как моей маме было очень плохо, она попала в больницу, мучилась, а я плакала. В очередной раз было страшно, вновь, проснувшись, я подумала: «Слава Богу, что это всё сон. Всё прошло, забудь об этом». Мне уже снилось миллион снов о том, что с моей мамой что-то случилось, либо она пропала, либо ещё что-то страшное мне транслирует мой мозг и выдаёт в виде, как кажется, реальных ситуаций, которые на самом деле нереальны. Мозг человека – самое уникальное, что есть в этой жизни. В своих снах я видела, как моя мама утопает в песке, в море, как уезжает в неизвестность. Море с огромными волнами (на которых сёрферы катаются, или как они говорят, «покоряют») мне снится регулярно. А некоторое время назад мне чуть ли не через день снились падающие самолёты. Это казалось мне удивительным, ведь у меня нет аэрофобии, и я не вижу с экрана, как падают самолёты, я вообще видела это исключительно в своих сновидениях. Когда я последний раз была в самолёте, я уже не могу вспомнить, да и не хочу. Это осталось в прошлом, как и очень многое в моей жизни.

При том, что у меня по сути не было никаких дел, я их себе легко нашла и в итоге как всегда опоздала на встречу с Эриком, который как минимум полчаса, а, возможно, и час ждал меня на мосту. Извиняться и объяснять причину опоздания, которую надо было ещё и придумать, мне было неудобно. Я не знала, как себя повести и что сказать. Единственным вариантом было ляпнуть, что мои часы отстают или неожиданно сломались, хотя это было бы слишком неправдоподобно. К тому же Эрик, по-моему, всё про меня понял, и оправдываться, тем более лгать, было точно ни к чему. Мы пошли на набережную, по которой я гуляла уже слишком много раз и которую не сильно ненавидела, но и приятных чувств уже давно не испытывала, тем более в такое холодное время. Как обычно разговор начался по сути ни о чём: я начала спрашивать его о работе, делать вид, что мне интересно, чем он занимается в студии, какие спектакли они готовят и чем вообще занимаются люди в театральных студиях. Рассказ Эрика об этом занял достаточно времени, после чего он, наконец, спросил, пыталась ли я разобраться в причинах своего мазохизма. Я сказала, что прочитала об этом в интернете, увидела, что очень похожа на типичного морального мазохиста, но вот до копания в глубинах того, что могло бы быть причинами этого явления, не дошло.

– Ты не хочешь об этом думать? Почему? Почему у тебя идёт внутреннее сопротивление? – спросил он.

– Я, честно, не знаю. Понятно, что причины – в детстве. Наверное, я выбрала для себя такую модель поведения… Боялась, что мне кто-то сделает больно, защищала себя от боли…

– Или хотела привлечь внимание… – сказал за меня Эрик.

– Ну да, не буду отрицать. Ну нравился мне такой образ!

– Так ты пойми, это не образ, это, как ты правильно сказала, модель поведения по жизни. И эта модель не приведёт ни к чему хорошему. Сейчас тем, кто сам из себя сделал жертву, не помогают. Тебя никто не будет жалеть, не будет пытаться понять. Сейчас в тренде саморазвитие и вообще всё с приставкой «само», пойми.

– Да я поняла это уже. Каждый сам за себя. Только я это не принимаю, у меня другие принципы.

– Жизнь диктует свои условия, свои законы. Чем дольше ты их не будешь принимать, тем хуже будет для тебя.

– И что мне теперь делать? Взять и по щелчку изменить своё сознание?

– Менять постепенно.

– А ты? Тебе приходилось менять своё сознание? – задала я ему реально интересующий меня вопрос.

– Конечно, по мере взросления и понимания многих жизненных процессов мне приходилось меняться, подстраиваться, учиться чувствовать и понимать других людей, учиться жить по законам социума. В нём каждый сам за себя, но при этом подстраивается под других, настраивается на взаимодействие с каждым. Не представляю, что со мной было бы, если б я решил уйти от людей, изолироваться в своей квартире и просто творить. Это бессмысленно и непродуктивно. Люди – самая мощная духовная и творческая подпитка. Мне интересно работать с людьми, интересно их изучать.

– Я заметила, – с лёгкой улыбкой сказала я.

– Ладно, я не могу уже видеть, как ты дрожишь от холода. Блин, почти все кафе уже закрылись, – сказал он, глядя на экран своего телефона, – надо бы двигаться в сторону дома тогда. Давай я тебя провожу. Сколько нам ехать на метро?

– Минут 20—25, но от метро ещё идти, – обречённо сказала я.

По дороге мы говорили о том, как изменился город за последние годы, чем Москва отличается от Петербурга, о ценах, расстояниях, временных рамках и русском менталитете. Я снова чувствовала себя дурой и много слушала его, так как понимала – что бы я ни сказала о себе, всё будет звучать глупо и посредственно. Когда мы уже были недалеко от моего дома, я как обычно в такой момент принялась рассказывать Эрику про чуть ли не каждое здание, которое мы проходили. Говорила о том, что для меня значит то или иное место, дорога, что связано с каждым домом, и мне хотелось думать, что ему это интересно. Когда мы подошли к моему подъезду, я уже приготовилась прощаться, хоть и безумно не хотела это делать.

– Пустишь меня к себе? Я хотел бы посмотреть твои работы, про которые ты мне говорила, – произнёс Эрик.

– Ты… не видел их фото в интернете?

– Во-первых, фото – это не то, а во-вторых, там же есть далеко не все работы, как я понимаю.

– Но и дома у меня есть далеко не все. Но если ты так хочешь, я, конечно, не против, – сказала я абсолютно равнодушно, но внутри у меня волнение перемешивалось с радостью, как всегда бывало в подобных ситуациях, когда кто-то интересовался мной, моими работами и вообще моей жизни. У меня дома, конечно, слишком давно не было гостей, к тому же мне уже давно стыдно приглашать кого-то в малюсенькую квартирку, построенную, очевидно, для гномов. Но в этот раз, я не могла отказать. К счастью, я свободный человек в том плане, что большую часть времени нахожусь дома одна и могу делать там всё, что захочу и, соответственно, приводить того, кого захочу.

Как гостеприимная хозяйка я сделала Эрику чай, достала из холодильника немного приличной еды, сделала несколько бутербродов. Сыграла роль порядочного и хозяйственного человека, хотя мне было в тот момент точно не до каких-либо дел на кухне. Я хотела находиться с Эриком, пока он рассматривал мои картины, видеть его реакцию. Позже, когда мы перешли в комнату, Эрик спросил:

– Ты пишешь только акрилом?

– Да, ненавижу запах масла, поэтому работаю акрилом. Но он тоже меня бесит, особенно наш, питерский. С «Амстердамом» не сравнить, особенно в плане тюбиков. И смешивать краски я не люблю, и многие багеты меня раздражают…

– Как ты работаешь при всём этом?

– Как-то… Мне нравится то, что получается в итоге. Ну и сам процесс тоже иногда нравится, – ответила я, не уточнив, что процесс для меня на самом деле очень важен, и от него я тоже часто получаю удовольствие.

– Ты считаешь свои работы гениальными?

– Я думаю, все считают свои работы шедевральными или как минимум качественными. Без уверенности в себе невозможно что-либо делать… Как можно выполнять работу, думая, что это в итоге плохо, бездарно, некрасиво и неинтересно? Любой повар считает блюдо, которое он приготовил, прекрасным, писатель считает свои книги интересными и так далее…

 

– А как же рост, саморазвитие?..

– Лично я вижу, что я улучшаю в своих работах многое со временем. Это само получается. Я вижу свои недостатки и сама над ними работаю. Мне уже не нужен взгляд со стороны, – смело и честно ответила я.

– Не любишь принимать критику? – с тенью улыбки спросил Эрик.

– А кто-то любит? – отбила подачу я с насмешкой. – Мне хватило критики в институте. А сейчас мне достаточно того, что я сама себя критикую…

– Вот в этом и проблема… – многозначно произнёс он.

В тот момент я не стала углубляться в то, почему моя самокритика является проблемой, но спустя некоторое время наш разговор стал меня по-настоящему напрягать. Я не понимала, что происходит и почему я начинаю терять самоконтроль и говорить на повышенных вибрациях.

– Ты живёшь в позиции жертвы, – Эрик произнёс фразу, которую я слышала в свой адрес уже достаточно много раз, особенно за последнее время.

– Так я и есть жертва! – не выдержала я, – Жертва обстоятельств, жертва человеческих отношений, жертва жизни!

Я вспылила, но у меня были основания сказать всё честно, как есть. Я не понимала, почему все мне навязывают то, что я якобы живу в «позиции» жертвы, то есть на самом деле жертвой я не являюсь. Но ведь это не так! Мне ужасно больно это признавать, осознавать, но мне так надоело себя обманывать! Я не хочу больше думать, что всё не так плохо, всё в порядке и всё то, что случилось со мной, это не худшее, что может произойти. Да нет, это не так, это именно из разряда худшего, по крайней мере в моей жизни, в которой точно всё должно было сложиться иначе.

Я начала эмоционировать, а Эрик как всегда был абсолютно спокоен.

– Ты должна перестать сравнивать себя с другими, сравнивать своё настоящее с прошлым и с альтернативным настоящим. Ты не должна думать, как могло бы быть и как должно было быть! Нужно жить настоящим и в настоящем! У тебя есть только этот миг, и это реальный шанс начать менять свою жизнь! Есть только «сегодня»!

– А может быть, хватит говорить мне, что я должна? – искренне выпалила на эмоциях я. – Все вокруг такие умные, такие правильные, такие сильные, такие порядочные… Абсолютно все! А я одна такая дура, такая нереальная идиотка, которая застряла в детстве, не смогла выбраться из ямы, и поэтому меня надо осуждать! – неожиданно для самой себя я перестала контролировать поток своих слов и вывалила на Эрика всю свою злость на других людей, но не на него…

– Я не считаю тебя дурой и не осуждаю. Это просто советы. Поверь, я делаю это искренне. Но ты должна… ммм – запнулся Эрик. – Было бы хорошо, если бы ты поняла, что помочь себе можешь только ты. Другие тоже могут помочь, но без твоего желания изменить себя и свою жизнь, все старания других будут неэффективны.

– Мне не нужно цитировать психологов! – озлобленно сказала я.

– Ладно, я, наверное, пойду. Спасибо за чай и… провожать меня не надо.

Как только закрылась дверь, я легла на пол, не чувствуя ног, не чувствуя слёз, которые хаотично текли по моему лицу. Я ненавидела себя в тот момент как никогда. Ненавидела жизнь. Ненавидела всё и всех. Мне хотелось разорвать себя в клочья и стереть у всех своих знакомых память обо мне. Я надеялась просто отключиться прямо на полу, но, конечно же, этого не произошло. Я понимала, что наступил страшный момент: мне снова больно и одиноко, всё снова закончилось плохо, и я не представляю, что будет дальше. Но я знала, что мне предстоит пережить это, и забыть всё то, что было, никак не получится.

***

Последующие дни слились для меня в один даже не день, а момент. Момент, когда я лежала в кровати, лишь изредка вставая, чтобы поддерживать хоть какую-то жизнедеятельность, думала о себе, о нём, о том, что было и вообще в целом о жизни. Я уговаривала себя, убеждала не злиться на него, не обижаться, как и не держать обиды на всех людей, кто мне говорил правду. Я накручивала себя всё больше и больше, порой удивляясь, как мой мозг всё это выдерживает. Я уставала, засыпала, и как только просыпалась, снова начинала активно думать сразу обо всём. Освободить свою голову от тяжёлых мыслей никак не получалось. Я прокручивала внутри себя то, что было с Эриком, я думала о себе и думала о нём. Настойчиво пыталась обмануть себя. Я анализировала его личность несколько раз. Понимала, что он очень умный, он лёгкий в общении, любит животных (пару раз я замечала, как он нежно смотрел на собачку одной его ученицы в студии), серьёзно относится к своей работе, у него добрая улыбка. Мне не нравится, что он курит, но я вроде спокойно это принимаю в нём… За это можно зацепиться, но я не хочу. Это сейчас не столь важно. Важно то, что мне нужно найти поддержку, помощь… Я хочу ему открываться! Несмотря ни на что… Я хочу, наконец, решать свои проблемы с кем-то, а не с самой собой. Я увидела свет в нём. И за это мне надо зацепиться и помнить об этом всегда. Что в этом человеке есть свет. Это так важно для меня, но, находясь в «пелене» своего эгоизма и мазохизма, я могу об этом забыть.

То, что произошло у меня с Эриком, задело все «струны» моей души. Я безумно боялась, что мы больше не увидимся, что всех этих долгих разговоров больше не будет. Я не хотела отдавать себе отчёт в том, что я снова стала зависима от человека. Я не могла признать, что эта зависимость возникла уже давно, после первой встречи… Я как голодный волк готова была наброситься на человека, в чьих глазах увидела понимание и интерес к своей персоне. Я нуждалась в нём каждую минуту, я ждала его сообщения или звонка, но отказывалась честно сказать себе, что мне уже больно, потому что он уже не со мной. В один вечер, когда ко мне приехала мама, и мне снова пришлось играть роль, что у меня всё в порядке, что я пишу, что общаюсь с подругами и каждый день гуляю, я стояла под душем, и Боль вырывалась из меня. У меня случилась настоящая истерика, меня прорвало. Я рыдала и понимала, что не могу это остановить… и… будто не понимала причину этого.

Эрик написал мне на следующий день после того, что произошло у меня дома: «Извини, если обидел тебя, сделал больно. Я не преследовал такую цель». Когда я прочитала это сообщение, я была настолько опустошена, что даже не смогла ему ничего ответить. Видимо, знала, что если отвечу, снова начнётся какая-то переписка, ведь кратко отвечать я не умею. Потом через несколько дней я всё же решилась написать ему. Я спросила, сможем ли мы встретиться в ближайшие дни, сказав, что мне очень нужно и важно с ним поговорить, но он ответил, что пока не может. И именно это стало тем самым «спусковым крючком», «контрольным выстрелом», после которого мне становилось всё хуже. Я не хотела понимать, что разговоры с ним за столь короткое время стали наркотиком для меня, страшной зависимостью, без которой я не представляла жизни. Мне не нужно было ничего кроме его внимания, его слов, его взгляда. Меня трясло от мыслей о том, что всё закончилось и закончилось навсегда. Мне становилось больнее день ото дня.

Я так сильно чувствую боль, я задыхаюсь от неё, растворяюсь в ней. Я должна была как-то пытаться себя спасти. Сама. В полном одиночестве. Мой разум говорил мне, а порой даже кричал: «Забей блин!» И я понимала, что надо просто забыть всё, что было связано с ним, и продолжать спокойно жить. А не холить и лелеять воспоминания наших разговоров, которым, как я была почти уверена, не суждено уже никогда повториться. Я говорила это себе, стараясь не погружаться в боль от страха того, что это может оказаться правдой. Я внушала себе: «Я не хочу его ненавидеть за то, что он не уделяет мне много времени… И не хочу относиться к нему по-особенному, как к „ангелу“. Я хочу относиться к нему нейтрально. По сути, безразлично. А ещё лучше вообще забыть. Всё! Но только не мучиться больше от этой безумной боли, которая сжирает меня изнутри! Я не буду бегать за ним! Надо отцепляться от него. Конец. Я не хочу быть навязчивой тупицей, всё, хватит! Я всё поняла. Я ему неинтересна! К тому же мои проблемы в общении с такими людьми как Эрик вылезают просто под увеличительное стекло! Надоело.» И так я говорила себе довольно часто за те долгие и мучительные для меня дни.

В один из тех дней я пришла к Асе, которая, к счастью для меня и несчастью для неё, жила в соседнем доме.

– Ася, я так схожу с ума! – почти прокричала я с порога со слезами на глазах, в которых было полно отчаяния и вселенской печали.

– Давно этого не было… И вот снова… – явно не обрадовавшись, произнесла подруга.

Я рассказала Асе всю историю, которая у меня на тот момент произошла с Эриком, как я постоянно думаю о нём и о том, что он, по всей видимости, встречаться и общаться со мной больше не хочет.

– Ну так это и понятно, почему он может не хотеть продолжать общение с тобой! Ты снова загрузила малознакомого человека своими проблемами, да ещё и повысила голос, предъявила претензии… и хочешь, чтобы он после этого как ни в чём ни бывало продолжил с тобой встречаться и часами выслушивать твои монологи?! – довольно эмоционально сказала Ася.

– Ну почему всё так сложно?! В жизни, в человеческих взаимоотношениях… Почему невозможно многое исправить, ну почему? Я не могу вернуть хорошее отношение ко мне многих людей, я навсегда его испортила! Всё себе испортила, всю жизнь! Я ненавижу себя! – прокричала я и вновь зарыдала.

– А что ты хочешь от меня? Я не могу повлиять на чужих людей, я не могу, да и никто не может, пойми, заставить человека что-то делать! Только ты сама можешь на него повлиять… Или могла…

– Нет, нет, я не хочу, чтобы это всё осталось в прошлом! Я не хочу, чтобы это так быстро заканчивалось! Я просто не могу этого допустить! Столько людей так быстро ушли из моей жизни, со столькими людьми я не договорила, столько всего упустила, потеряла… – слёзы мешали мне в тот момент не только видеть, но и, кажется, слышать. Я утонула в своей боли, я ударялась о «стены» безысходности и не могла увидеть свет, хотя мне казалось, что так хотела… Тогда мне никто не мог помочь, но я снова не хотела это понимать.

***

Время шло, и с каждым днём я убеждалась в том, что это конец. И каждый день я задавала себе вопрос: «Зачем это всё было? Зачем этот человек появился в моей жизни?! Неужели снова всё было бессмысленно?! Я устала от бессмысленности в своей жизни!» Каждый день я плакала, каждый день думала, что пора уходить из жизни, но ударялась о невозможность сделать это. Моральную невозможность. Я не имею на это морального права. Не имею права уйти из жизни раньше мамы. Я это всегда понимала, но столько раз хотела наплевать на это. Было невыносимо плохо. Я вставала каждый день просто, чтобы тупо существовать дальше, чтобы плакать, чтобы всё больше ненавидеть жизнь. В один из таких пустых дней мне пришлось поехать в центр города, чтобы отдать заказчику свою работу – летний пейзаж на хосте небольшого размера. Конечно же, летний… Было как всегда невыносимо холодно и ветрено, я не чувствовала на себе одежды, не чувствовала, что уши закрывает шапка, а шею шарф… Их будто не было! Будто на мне не было толстых колгот, джинсов, пальто… Я невероятно замёрзла и, когда шла домой (дорога домой показалась мне вечностью!), готова была остановиться и зарыдать. Сил идти навстречу ледяному ветру просто не было. Я ездила ради того, чтобы просто отдать свою работу, за которую получила столько, сколько мне хватит на всего один поход в продуктовый, далеко не самый дорогой, магазин. Я могла бы купить себе на эти деньги любимый сыр, маленькую баночку самой дешёвой икры и любимый заграничный соус. И только! Когда я вернулась домой, мне было настолько плохо, что я быстро сняла пальто и обувь, бросив всё на пол, и, войдя в комнату, рухнула на диван, закрыв голову подушкой… и беззвучно горько заплакала. Я понимала, что не могу жить в этом городе. Даже просто существовать, не то что бы каждый день ездить на работу, преодолевая безумные расстояния пешком и тратя 3 часа своей жизни каждый день на то, чтобы выдерживать весь этот ужас дороги в Москве. Я так устала!!! Мне не суждено уехать отсюда навсегда, мне не суждено стать известной и богатой, мне не суждено… стать счастливой. Какой смысл жить? Я не могла его увидеть, не могла его себе придумать. Ведь смысл жизни не может заключаться в вечном страдании! Я убеждена, что один из смыслов этой жизни – быть счастливым! Это архиважно! Но я не могла приблизиться даже на 1 процент к тому, чтобы хоть на миг стать счастливой. Я и не помню, когда последний раз чувствовала себя такой.

Мои дни проходили абсолютно одинаково, а я всё больше не хотела верить в то, что в моей жизни всё так плохо, так, что хуже быть уже не может, я понимала, что дошла до грани, и от этого временами мне становилось очень страшно. Я не заходила на страницу Эрика, старалась гнать от себя любые мысли о нём и о том, что он может когда-то мне позвонить или написать. Я понимала, что нужно его забыть… но не могла. И боль внутри давала о себе знать почти каждый миг.

 

– Ну а что Эрик, не писал тебе? – спросила как-то во время телефонного разговора Ната.

– Нет. Я не хочу говорить об этом, – грустно и тихо ответила я, еле сдерживая слёзы от боли, которая снова начала сдавливать мне грудную клетку и мешать мне ровно дышать.

– Всё-таки какая же ты дура! Что надо было сделать, чтобы так резко всё обрубить? Ты невыносима! Ты хочешь помощи, но тебе же невозможно помочь! Ну бред, правда! Ну почему ты всегда всё портишь?

– Слушай, а почему ты никогда не можешь меня поддержать? – в свою очередь вспылила я.

Мне всегда казалось, что подруги должны находить какие-то слова, чтобы становилось легче, а не тяжелее. Но мои подруги не отвечали моим убеждениям и представлениям о дружбе. Если они считают меня идиоткой, зачем же продолжают общаться, звонят и пишут?.. Не могу понять…

Дни проходили, ничем не отличаясь друг от друга и не запоминаясь. Есть не хотелось совсем. Я время от времени чем-то вяло занималась, но очень быстро забывала, чем именно. Сидела в интернете, и порой ловила себя на мысли, что не помню, что смотрела 5 минут назад. Мой мозг, как и моё тело, вечно спали. Я могла лишь что-то делать руками. Изредка садилась за мольберт, каждый раз думая о том, есть ли хоть какой-то смысл в том, что я делаю. Но в процессе работы я на время забывала эти мысли. Вообще мыслей стало меньше в моей голове. Я устала от их бесконечного потока. И ещё заметила, что перестала хотеть молиться. Совсем! Возможно, я поняла, что это совершенно бессмысленно. Только дети могут наивно верить в то, что «кто-то там наверху» услышит их мысли или слова! Однако многие взрослые, как мне известно, молятся… Только кому?.. Тем, кого себе придумали… У меня другой версии нет. Я слишком долго верила в несуществующие вещи. Наступил момент, когда мне это безумно надоело, просто до жути. Стало противно от обмана, любого! И я готова была кричать о той правде, в которую сама не хотела верить, по сути, всю свою жизнь. Наверное, это тоже как одна из форм протеста или наоборот отчаяния… Когда надоело играть роль. Я готова выйти на улицу и кричать о том, как мне плохо, как я несчастна, готова рыдать, готова на всё, лишь бы хоть как-то спасти свою больную душу! Но только знаю, что никто не спасёт… даже если захочет. Но никто и не хочет. И от осознания этого мне так хочется наглотаться таблеток и пойти утопиться в ванной. И это не шантаж, не привлечение к себе внимания, я уже знаю, что это не работает. Все только бросят в итоге и забудут. Жизнь нереально жестока. И бороться с ней бесполезно.

В один из тёмных, привычных вечеров, мне после просмотра одной мелодрамы стало настолько плохо, что я была готова на самые непоправимые вещи. Я легла на кровать, как обычно желая уснуть навсегда, но организм не мог заснуть, несмотря на подавленное состояние, которое я ненавижу и которое так часто ощущаю в себе. И я снова начинаю плакать, и чувствую лучик надежды на то, что эти слёзы как-то помогут изменениям в моей жизни скорее дойти до меня. Проплакав больше часа, я вдруг разозлилась на себя и на всё то, что происходило. Я закричала, стала крушить всё, что находилось рядом и попадалось под руку. Мне было плевать на всё: было необходимо дать волю эмоциям. В итоге я упала на пол без сил. Смотрела в потолок, не моргая, после чего закрыла глаза руками. «Как дальше жить? Это же невыносимо! Это же безумие!» – говорила я себе по несколько раз. Сил плакать больше не было. И тут я резко встала, надела пальто, не застегнув, сапоги и взяла оставшиеся у меня копейки и паспорт. Зачем-то закрыла свою никому кроме меня не нужную квартиру и вышла на улицу. Морозный воздух ударил в лицо. Стояла «звенящая» тишина, вдалеке гуляла пара человек с собаками. Я медленно побрела в сторону магазина. Слёз внутри меня не осталось, я могла лишь стонать. В магазине я купила себе пиво и пару алкогольных напитков, на которые когда-то, лет 15 назад, смотрела с таким вожделением, у меня нереально загорались глаза, когда я видела красивые разноцветные прозрачные бутылки с коктейлями типа «Пина Колада» и «Космополитен». Тогда ещё их могли продать без паспорта в какой-то палатке недалеко от метро. Теперь же всё официально разрешено. Только меня совсем не интересует алкоголь. Я знала, что он ни черта не помогает, но почему-то в тот момент решилась на этот отчаянный шаг. С небольшим пакетом в руке я вышла из магазина и побрела в сторону ближайшей к дому детской площадки. Там я села на качели, наплевав на то, что делать это абсурдно в такой мороз, и открыла одну из бутылок. Как только я почувствовала давно забытый вкус пива, во мне сразу же проснулись воспоминания о том, как я много лет назад со своими подругами гуляла в такой же мороз по вечерам и ночам на подобных этой площадках, как пила лёгкий и не очень лёгкий алкоголь, внутри которого были льдинки, как не чувствовала кистей рук, которые были огненно-красные от мороза, как и не думала надевать шапку, находясь в компании, хотя, конечно, очень хотела. Было интересно, весело, и, как мне казалось, круто, я тогда точно не думала, что это всё ад, безумие, сумасшествие. Это было прикольно. И потом мы вынуждены были проводить время на улице большой компанией, нам тогда некуда было пойти. Поэтому мёрзли на улице, но не страдали. В тот момент не страдали. А потом лично я много раз болела. Тогда ещё я не относилась к простуде так ужасно, как теперь, да и вообще ко всем болезням. Это сейчас для меня это трагедия, с которой я не хочу бороться, но и не могу смириться, а тогда всё было по-другому: я всё в своей жизни принимала как должное. А сейчас в моей голове только одно слово, описывающее мою жизнь: «Ненормально». И я не хочу принимать всё, что имею, а, точнее, не имею. Я сидела одна на качелях, пила ледяное пиво и смотрела вдаль. Мне нравилось то, что я ощущала, я всегда любила такие моменты. Я чувствовала себя свободной… от всего… и несчастной. Я понимала, что я одна в этой жизни. Я свободна как ветер, даже не как птица… В рамках реальности я добилась той свободы, о которой так мечтала долгие годы. Только это не та свобода, о которой я мечтала, ведь она не принесла мне счастья. Наоборот сделала самой несчастной на Земле. Но мой разум был свободен. Я знала, что могу делать всё, что хочу, что никому ничего не должна, что мне никто не позвонит, не напишет, никто меня нигде не ждёт, никто не ждёт моего ответа или ещё чего-то. Меня нет. Я человек-невидимка. Я даже не мусор, ведь я никому не мешаю. Свобода… да, как права Ася… Оказывается, свобода – это не то, что я думала…

Я выпила всю бутылку и хотела открыть следующую, но поняла, что мои руки уже не работают из-за обморожения, к тому же открыть ту бутылку без специального приспособления было нереально. Я поплелась домой, уже слегка пошатываясь. В голове было только одно: «Как же противно жить!» Я знала, что это не временное помутнение рассудка, это моё истинное мышление, которое лишь иногда «засыпало» во время каких-то радостных и счастливых моментов моей жизни, которые я уже давно не помню и не хочу вспоминать. Вернувшись домой, я снова легла на кровать. В голове творилось что-то странное, я с трудом могла разобраться в собственных мыслях и видениях, удивляясь тому, откуда они берутся. Когда я, по-видимому, уже заснула, мой телефон зазвонил. На автоматизме, в полной уверенности в том, что звонит мама, я взяла трубку.

– Привет, – послышался до боли (именно так) знакомый голос.

– Эмм… А… кто это..? – с трудом произнесла я, глядя на экран.