Трип в прошлое

 Проверяю снова привычным движением карман сумки, а там …пусто. Ни паспорта, ни денег, ни билетов. Соответственно, не уехать, ни улететь. При любом раскладе – баста! Яростно начинаю разгребать чемодан, сумку, протрясла даже завёрнутые в упаковку сувениры. Или я долбанутый или лыжи не едут. Но паспорт же был здесь! Я в слезах на трясущихся ногах выбегаю в хозяйский сад, стучусь к деду с бабкой в дом, ору во весь свой не тихий голос. Тишина. Отдыхающая Леночка, соседка, говорит, мол, только-только на рынок уехали на своих жигулях. Паника парализовала дыхание. До вылета самолёта еще семь часов, но до аэропорта полтора часа езды, и толку то, как туда добраться? А как вылетать без паспорта, даже если я доберусь. Я даже не заметила, как оказалась со своими пожитками на трассе. Таксисты участливо интересовались, чем помочь? Мозг лихорадочно работал…

 Я стою у ресторана – замуж поздно, сдохнуть рано… Помните, как там у Радзинского? Вереница мыслей пролетела за секунду. Я стояла у ресторана толи «Плакучая ива», то ли «Улыбка Коктебеля», оттуда доносился курортный гимн всех времен «У ресторана», все в тему, а я промокшая до нитки, в шлепках и с глазами побитой собаки. Вариант просить милостыню был как нельзя кстати, но я его решительно исключила. Таксисты, проезжающие мимо, заходящие в питейное заведение, приморские «холостяки», подкатывали свои шарики, конечно, но, когда узнавали причину моего столбового стояния, отчаливали со скоростью военного крейсера. Попыталась залезть зайцем в автобус, на входе запросили билет, рокировка не удалась. Выставили снова на трассу. Состояние реветь как белуга, но я верю в свою счастливую звезду. Паники не было. В вразвалочку подошёл мужчина, армянской наружности курортный мачо. Он был уверен в своей неотразимости. Я уже скороговоркой повторила историю моего фиаско. Он, оригинально прицокивая языком, сказал:

– Эээ, Джан, ты встрЭтил того, кто решит любой твой проблем. И Сурен потащил меня к своему, ну очень близкому знакомому, местечковому держателю власти, участковому Арсену. До сих пор помню их имена.

 Опорный пункт оказался всего в двухстах метрах от места моей временной дислокации. На кабинете табличка «Майор милиции Арсен Погосян», конечно, а какое еще звание может быть у выездного начальника единственного отдела милиции в Коктебеле. За столом, добротным таким, с резными ножками, под красное дерево, я не столяр, возможно из него, сидел Он. Вершитель судеб Арсен, наиприятнейшей наружности, но со всеми атрибутами уверенного в себе начальника на шее, на руке, на запястье. Килограмма полтора золота на нем говорило о его возможностях. Ботинки, задранных на стол ног, подтверждали статус владельца. Майор был искренне взволнован историей. Деловито схватил телефон и вкрадчивым голосом заговорил со знакомой из аэропорта, мол, не может ли она помочь одной знакомой его родственника. Девушка на том конце связи заявила, что без паспорта не реально. Только консульство. Консульство работало по определённым дням, два раза в неделю, люди стоят ночами в очереди на прием. Жизнь – это или дерзкое приключение, либо ничто, как говорила Хеллен Келлер. Значит, пусть будет дерзкое приключение.

 Майор Арсен театрально стукнул кулаком по столу. Станиславский бы поверил. Прикурил сигарету и жадно втянулся. Думал. Я не мешала, проворачивая разные варианты исхода событий. Уже готовилась за оказанную помощь совершить «натуральный обмен». Арсен неожиданно промямлил, что не вязалось с его образом: «Ну, что, машина моя в ремонте, пусть вам подружки денег вышлют. Ну, мне могут выслать. У вас же паспорта нет». Майор прищурился сквозь дым. Хм, я пожелала доброго дня и вышла. Дождь кончился, пар поднимался над дорогой. Выброс адреналина в кровь уже произошёл, меня начало трясти. Нагнал Сурен: «Ну че ты обиделся, полтора часа туда, столько же назад, порожняком. За красивый глаза, кто поедет?» Я говорю, хороший человек поехал бы. Отвали. Участливый поклонник наклонился к моему уху и в пол голоса затараторил, мол менты, когда не помогают, иди к бандитам. Меня разобрал истеричный смех, я плюхнулась на высохшую после дождя скамейку, и хохотала на весь Коктебель. По-моему, ведь это одно и то же. Нет?

– Ну что ты, джан, нервний такой? Вверх иди через дорогу, только не говоры, кто сказал. Замок будет с Башнями, спроси Колю. Здээсь все его. Думаю, догаваритэсь, – Мачо хотел меня приобнять, но я успела выставить перед ним чемодан. – Ну как знаешь, пошел я, – повернувшись ко мне спиной, он поднял руку вверх, как балерун, и уплыл, напевая армянский мотив.

 Восхождение в горку далось не просто с поклажей, когда полуденное солнце июльское не щадит совсем. Минут пятнадцать стояла, пытаясь продышаться, у ворот Замка Коли. Неожиданно открылась резная железная калитка и нарисовался, хрен сотрешь…тот, который держит тут ВСЕ. Красивый, голубоглазый, импозантный мужчина, лет сорока пяти с душевнеийшей белозубой улыбкой. Голый торс, смуглое рельефное тело. Шорты в цветочек вызывали доверие. Коля протянул широченную ладонь, приветствовал меня по-мужски: «Чем обязан? Милое создание заблудилось?» И тут прорвались океаны слез…силы покинули меня. Бывают такие мужчины, которым хочется отдаться. Ой, нет, это не то, о чем вы подумали, имела ввиду довериться, с первого взгляда. Мужчины, которые решат твои проблемы одним взмахом руки, кивком головы.

 Николай, хитро прищурившись, пропустил меня вперед, широко распахнув калитку в свои чертоги. Перед глазами открылись райские сады и волшебные фонтанчики, не хватало павлинов и единорогов. Даже июльская жара трусливо отступила перед его самоуверенностью.  Прекраснейший из мужчин увлек меня в тенистую беседку. По мановению волшебной палочки на столике появились искристые пузырящиеся прохладительные напитки. Я, утирая нос, захлебываясь солёными слезами, поведала печальную историю. Николай неожиданно, заливисто так, рассмеялся. Застал врасплох.

– Ну и жук, Тимофеич, на твои кровные на рынке пару часов назад закупался!

 Вдруг где-то рядом надрывно заплакал ребенок, и возле беседки возник облик Мадонны с младенцем. Дама имела бледно – сердитый вид, вдруг святой образ растекся, я догадалась, райские кущи сейчас превратятся в бушующий ураган.

– Олюшка, детка, проснулись мои хорошие?

– Ты опять? -женщина всей своей позой давала понять, здесь мне не рады.

– Родная, ну что ты, у девочки беда, нужно помочь! – Николай попытался реабилитироваться, забирая орущего ребенка к себе на грудь. Малыш заугукал, начал сучить ножками, очевидно, придя в восторг от крепких мужских объятий. Замолчал, теребя соску и пристально, с детской непосредственностью, рассматривая меня.

– Алинда, знакомься, моя сестра! Бывает в плохом настроении, не пугайся, ох уж эти кормящие мамаши.

 Оля потрепала ласково брата по щеке.

– Ох, балабол, когда уж ты угомонишься? – семейная идиллия, у меня на сердце отлегло, нарисовался уже приблизительный маршрут домой. На общем совете мы пришли к согласию и решено было: меня необходимо – таки вернуть домой! Но… оказалось это сделать совсем не просто. Выяснилось, что для возврата гражданина России домой из-за бугра необходимы свидетели, две боевые единицы, смешно? Чтоб выдали временное удостоверение в консульстве для выезда домой нужны люди, которые докажут, что я не шпион и не контрразведчик, а отдыхающий турыст.

 Представьте морское побережье в курортном городке в разгар обеденного застолья.  Туристы под оранжевыми зонтиками – трансформерами в кафешках, с плавящиеся от загара лицами и умиротворенными улыбками. Утомлённые отдыхом, вяло поднимают бокалы вина из крымских погребов: «Ну, за отдых»! Найдите в этот момент парочку россиян, желающих прокатиться по степным дорогам с ветерком по просьбе незнакомцев, рассказывающих небылицы. Провал миссии, даже выплыви щас Нептун из пучины морской с трезубцем, и он не уговорил бы никого тащиться в Симферополь. Думаю, дуло автомата в спину подействовало бы. На крайние меры, предложенные находчивым Николаем, я не согласилась. Все наши версии были раздавлены прессом действительности. Я находилась перед бездонной чёрной бездной отчаяния, трясло как в горячечном ознобе. Оля была согласна тащиться со мной, но малыш не унимался.  Его непрекращающееся ерзание и пронзительный плач, словно пожарная сирена, исключал этот вариант как появление российского айфона.

 Коля запустил пятерню в волосы, густые с проседью, напомнившей мне блики на воде от блесны. Напряженно думал, выкуривая уже третью сигарету подряд.

– Эй, молодежь, че скучаем? – у беседки нарисовался парень с обложки журнала про отдых на Лас Паломас для заядлых сёрферов. Мокрые волнистые волосы цвета спелой пшеницы он эротично забросил назад уверенным движением головы. Юнец подмигнул мне, я покрылась мурашками с ног до головы. Боясь выдать себя, закашлялась. Серфер – Аполлон вел себя так, будто мы с ним накануне просыпались в объятиях поутру. Несмотря на свой юный возраст, на вид лет двадцать, он был весьма раскован.  Подсел рядом со мной за столик в беседке, Оля ушла укладывать малыша.

– О, черт, как до меня сразу то не дошло, – Коля шандарахнул кулаком по столу, столик крякнул, пошатнулся, но выдержал неуважительное отношение. – Мишка то у нас Россиянин, – и мужчина схватил в охапку молодого человека, будто сноп сена. Мишка не растерялся, пошутил:

– Дядя Коля, знал я, давно мечтаешь, да, завидуешь, – и пнул дядю в живот легонько. Весело им, прикалываются, как напыжившийся воробей на проводах, сидела я, не разделяя веселья мужиков.

 История моя уже превратилась в притчу воязыцах.  Вкусная, приправленная остротами Коли и сдобренная слезами неудержимого смеха и поданная как авантюрный роман. Миша, серфер моей души, позабыл даже о встрече с приятелями на каком-то дальнем мысе. Спохватившись, мечтательно закрыл глаза:

– Там ожидание эллипса волн самое завораживающее, нет супа из людей.

 Надо ж, какой интересный парень, с таким не пропадешь!  Сейчас выдаст нам креативное решение, размышляла я, успокаиваясь.  От жары растеклась по скамейке как студень. Николай прервал мою негу, громогласно:

– Граждане тунеядцы, обед! И в дорогу! Припоминаю я, что Консульство работает до 16.00, а сейчас почти 13:30.

– Дядь Коль, я придумал, берём меня, паспорт твоей сестры, типа мы вместе приехали отдыхать, Москва – Питер, для них одно болото. Не будут же они тащить на прием женщину с грудным ребёнком? Скажем, внизу сидит, пожалейте! – Мишкин вариант нам казался самым удобоваримым.

 Смолотив холодную окрошку, мы уже рассекали трассу Коктебель – Симферополь в большом черном джипе. Горячий ветер через окно трепал волосы, Коля подмигивал в зеркало заднего вида. Мишка рассказывал душещипательные байки школьной поры, оказывается, он только в июне закончил школу, впереди взрослая жизнь, полная приключений, взлётов, возможностей. Летели 200-240 км/ч, вдруг Коля начал кивать носом, бессонная ночка в объятиях красотки дала знать о себе. Настала моя очередь развлекать водителя, чтоб не поздороваться с деревом. Поведала коронную свою криминальную историю о дедушке маньяке. Морфей сбежал от слушателей, повисла пугающая тишина, слышно было даже учащённое сердцебиение водителя. Мне было смешно наблюдать, КАК они с Мишей переглянулись, будто замедленный кадр в фильме ужасов.

 Домчались к назначенному месту в 14.20, как сейчас помню. И видим картину: корзины, картонки и маленькие собачонки, дети, коляски, матрасы. Я сейчас не шучу. Очередь из желающих пробиться на прием в Консульство такая, что Ленин бы в Мавзолее позавидовал. Страждущие поделились, мол, с ночи уже сидим, пострадавшие от гостеприимства Крымского, обворованные в основном. А Консульство работает до 16.00. Миша решительно двинулся ко входу, тащил меня за руку через толпу людей, будто это строй со шпицрутенами. Я почувствовала, как чья -то цепкая костлявая рука схватила меня за бок и щипнула. Ловкая бабушка подставила подножку. Мужик с животом арбузом преградил дорогу, нависая надо мной. Визгливая девушка пыталась стащить с меня шорты, останавливая мое восхождение по лестнице ко входу. Миша умело работал локтями, как спецназовский боец, первым дотянулся до заветного звонка на входе в спасительное Консульство. Я, отбиваясь, возмущалась и чертыхалась, пришлось применять навыки по самообороне. Кому-то, мне жаль, от меня досталось. Тернистый путь домой.

 Дверь неохотно приоткрылась, и человек-жердь в форме, снятой с какого-то коротышки, отрапортовал: «Сейчас идет 113 номер, следующего еще не вызывали. Обед.  И хлопнул дверью перед носом». Я прокричала сквозь железное полотно преграды, что хочу домой, а самолет улетает через 45 минут. «Жердь» пожелал счастливого пути! Пот стекал ручьями по лицу, мешал думать. Очередь злорадствовала, торжествовала, так мне и надо, хамке и выскочке. А дальше случилось нечто удивительное. Миша подмигнул мне, перегнулся через перила и крикнул Николаю, чтоб тот был на чеку. Коля сориентировался, нацепил со скоростью 45, армейских, секунд на голый торс футболку и сел за руль, с видом угонщика автомобилей. Я ничего не понимала. Мой юный помощник громыхнул увесистым кулаком по двери, потом раз десять проколоколил в звонок. Дверь открылась мгновенно.

– Значит так, утырок, слушай сюда! Если тебе не надоела твоя халдейская служба на воротах, возьми телефон, – Михаил в айфон проревел, – Самуил Яковлевич, не пускает, как его фамилия? Фамилия как твоя?

– Леванюк, а хто это? – промямлил служака.

– Возьми телефон или пропусти по-хорошему пока прошу, – взорвался Мишка, демонстрируя свирепое выражение лица с раздувающимися ноздрями.

– Уважаемый, проходите, шо ж сразу не сказали, шо вы от НЕГО.

 Мы ворвались в святая святых под благоговейное молчание толпы. Самуила Яковлевича похоже здесь знали многие. Я к окошку. Так и так. Обокрали.  Оттуда: «Два фотооооо». Помните, как в Камеди Вумен учили в паспортном столе отвечать «Здрааааасьтеее», таким мерзким гнусавым тоном. Чтоб отбросило посетителя от окна. Я, воробей стреляный, выстояла. Нет, говорю, откуда. Барби с сиреневыми тенями и ярко – розовой помадой на губищах, словно призрак 90-х, посоветовала мне отвалиться от окна немедленно. Я в слезах вылетела как пробка из-под шампанского, в холл.  Любимая фраза бывшего свёкра тогда вспомнилась.  Когда по мнению не состоявшегося родственника я была не достойна его сына, должна была вылетать из их жизни с такой же скоростью. Что было то было. Миша ждал, непринуждённо беседуя с «жердью» Леванюком, тот ржал над какими – то нелепыми шутками во все свои 29 зубов.

– Фотки надо, денег нет, Хелп, гипс снимают, клиент уезжает!

– А, фотки, а як же ш, конечно! – понял мой шифр из слов Леванюк.

– Б..ть, ой, простите, денег то мы и не взяли! – Мишка шандарахнул рукой себя по макушке, в другой момент это выглядело бы забавно.

– Так-то ж не так дороГо, шас дам пару гривен, – наш новый друг суетливо стал рыться в карманах. Ссыпал мне всю мелочь. Потом лично вывел на улицу. Провёл через толпу изнывающих на жаре очередников и по секрету подсказал как найти частного фотографа. – Из ваших, – Леванюк сообщил почему-то эту странную информацию на ухо. Ну из наших так из наших. Я кмс по лёгкой атлетике. Но так быстро я не бегала на соревнованиях. Жаль никто не засекал время, возможно мой результат светился бы в книге Рекордов Гиннесса.

 Из скрытых резервуаров организма открылось волчье чутье и пеленгация объектов по шторам в окнах, сканирование домов насквозь. Шучу я, конечно, но нашла фотографа-домушника минуты за три. Симпатичный старичок из масонской ложи, аккуратный, с нарукавниками на локтях, выглядел забавно. Зачесанные три волосины, как у Трампа назад, придавали его имиджу статусности. Понятливый фотограф сделал мне молниеносно и отменно, как и обещал, фото, с запасом. Пять штук. За счет фирмы, респект. Заветный документ, заменяющий паспорт, был сделан вообще минуты за две, двух свидетелей я показывала в виде паспортов. По взмаху руки все того же Леванюка, Барби поняла, что он их видел лично. Черный джип влетел к аэропорту с визгом шин, Коля всю дорогу кому-то звонил, по тону я поняла, барышне. Эх, дамский угодник Николай.

 А дальше все было как в хорошем фильме, где продюсер вложился и в режиссёра, и в сценариста, да и на массовку и эпизоды не поскупился. Дверцу с моей стороны уже открывали какие – то люди в белых рубашках. Человек в ладно скроенном черном костюме открывал багажник Колиной машины и доставал мой чемодан. Парни – белые воротнички погрузили чемодан и сумку на тележки. Коля и Миша с двух сторон обняли меня. Это было так трогательно.  Меня раздирали изнутри истерика, слезы и благодарность бесконечная к этим людям. Я нашла в словарном запасе самую неуместную фразу для этой ситуации:

– А кто такой Самуил Яковлевич то? – что стар, что мал, ржали как кони, после моего вопроса.

 –Ты чего сказки Маршака что ли не читала? – Миша держался за живот со смеху.

– Да, Миха, ты по ходу зачитывался ими в детстве, – раскрасневшийся Николай смахнул слезу-смешинку.

 И тут меня, недоумевающую, схватили под руки и потащили как перо из подушки с ветерком какие-то люди в форме. Сквозь зеленый коридор, таможенников.  В окошко сунули за меня мой новый документ. Я не помню, как прошла досмотр и досматривали меня или нет, все как в бреду, очнулась я в Бизнес- классе, что не соответствовало заявленным билетам. Мне принесла стюардесса с ангельским лицом на выбор с подноса несколько напитков горячительных, я выбрала ближайший ко мне. Махнула неплохого виски бокальчик. И размазалась по удобному креслу. Осознала, что я лечу, лечу домой, когда самолет плавно оторвался и вспорхнул. Я, глядя в личный иллюминатор, разрыдалась. Толком не поблагодарила всех этих уникальных, добрых, бескорыстных людей.

Вернувшись домой, я облегчённо выдохнула незабываемое путешествие, и стала искать телефон Коли. А его то и не было. Ни одного способа связи с этим замечательным человеком. Но вы-то уже кое-что обо мне знаете, я была бы не я, если б бросила этот вопрос во Вселенную. Обзвонив весь Коктебель, все гостиницы, гостевые дома, дома, где был телефон и сдавались комнаты, нашла его.

– Огоогошеньки, голубоглазое счастье звонит, -загремел в телефонную трубку обрадованный Коля. Слышно было, рад. – Как добралась, лягушка, все хорошо? Когда снова к нам? – хихикнул, чуть не поперхнувшись мужчина.

– Нет уж, лучше вы к нам! – я решила, в Крым больше не ногой.

 Под занавес я не буду передавать весь наш разговор, скажу только, что Коля отказался принять деньги от меня, наотрез, но сообщил, что он тут тоже не последний человек. Об этом мои читатели уже и сами догадались. Николай дал неожиданный совет, потому что кое с кем перетер, дословно, по приезду в Симферополь. Очень рекомендовал мне прощупать подкладку сумки или чемодана. Я незамедлительно это сделала. Как вы думаете, что я обнаружила? Паспорт российский, родненький. Воришки оказались душевными людьми.

Представление, которое не задалось

Как запою и с каждой взятой нотой уходит боль несбывшихся надежд, пламя гнева и горечь потерь с холодом одиночества. С детства на всех семейных мероприятиях я пела сольную коронную на табуретке: «Выхожу один я на дорогу». Подходящий репертуарчик для ребенка. Но в тот Новый Год папа предупредил заранее: придут гости, многозначительно добавил, мол, надо бы основательно подготовиться.

 Скворчал холодец в казане, благоухая чесноком и пряностями четвертый час. Елка источала хвоей предвкушение праздника. Мама крошила пятый салат, не разгибаясь, ведь в гости придет актриса известная с семьей. А мы с сёстрами с раннего утра репетировали по моему сценарию театральную постановку. Одноактную. Папа посоветовал мне в этот раз обойтись без песен. Когда пробили часы полночь, все собравшиеся прокричались от души под звон бокалов, раскрасневшиеся, обнимались. Вышел Дед Мороз – борода из ваты. С мешком подарков, их функцию исполняли мячики. И сообщил, строго придерживаясь текста, что Снегурочку, внученьку любимую, украл Злодей Пиии… Кощей. И праздник отменяется. Далее, по задумке, сестра в роли Дедули должна была стукнуть посохом, и ворвалась бы жар-птица со сказочным оперением в комнату. С вестями о Снегурке. Я, притаившись, произвела бы выстрел из хлопушки. Чудесной птице с перьями картонными в этот момент нужно улетать, а Морозу стучать посохом из линеек, обклеенных ватой, чем же еще, и блёстками.

 Моя первая хлопушка дала осечку. Вторая, взорвавшись, повисла на начесе знаменитой гостьи. В этот момент у Деда Мороза при ударе оземь рассыпался посох волшебный, а сестрица – птица, вылезая из-под стола со всех сил шандарахнулась головой, упав, потеряла крыло. Жар-птица, рыдая, ползла по комнате в сторону выхода. Она же, по плану, должна вернуться спасенной Снегуркой.

 А режиссёра одолел такой смех, до колик и мокрых штанов, что он, то есть я – валялся в приступе Джокера на полу. У Деда Мороза отвалилась борода. Гости хлопали в восторге. Папа предложил: «Дети, может, все же, споете»? Тётя Оля, уходя, растроганная, сказала, что это лучшая трагикомическая постановка, на которой она бывала. Да еще и премьера!

Я тебя забыла

Я стояла на Ленинградском вокзале, словно священный одинокий тополь посреди калмыцкой степи. Ждала мужчину своих фантазий, принца заезжего. Это было наше третье, долгожданное, свидание. На втором он трепетно одел кольцо с синим сапфирчиком на пальчик. Влюбился. ⠀ Москва. Где же еще встречаться девушке из Питера и мужчине из Чечни?! Конечно, в нерезиновом городе первопрестольном под звон колоколов. Час, два, четыре, голод скрутил желудок в тугой жгут. Пассажиры снуют туда-сюда, полицейские подозрительно осматривают, но я жду в условленном месте. Абонент "вне зоны доступа, мы не опознаны…" Набираю во всемогущем гугле расписание ближайших рейсов до Грозного. Пишу близким короткое смс: лечу в Чечню. Дома паника: продадут в рабство, увезут в горы, буду баранам хвосты крутить и отхожие места чистить. ⠀ Робко ступила на чеченскую землю. Аэропорт больше походил на автовокзал, бородатые мужчины в одежде зелёных и черных оттенков смотрели настороженно, исподлобья: одинокая женщина, нехорошо. Напялила платок на голову. Почувствовала, как дельфин, ультразвуковые волны – напряжение в зале прилёта спало. Таксисты там на лету не запихивают твой чемодан в машину, пока не опомнился, они гордо ждут. ⠀

Постояла минут двадцать с умным видом, рассматривая желто-каменную мечеть из дербентского камня, так называют речной ракушечник. Горячий воздух мая струится и искажается будто мираж. После питерских +10 обжигает лёгкие. Вокруг поля с жидкими кустиками, за розовым маревом – могучие горы. Я с замиранием сердца подошла к пожилому таксисту и осторожно спросила, довезёт ли до Гудермеса. Сорок минут, говорит, и на месте. В глаза не смотрит. Сначала подумала, что плохой знак. Но на заднее сидение приоры забилась словно испуганный лебедь с картины Асселина. За окном проносились алые вспышки маков на зелёном холсте бескрайних полей. Столько вооружённых людей как на улицах Чечни я видела только в кино. Чёрные камуфляжи, бронежилеты, автоматы на изготовку, длинные бороды скрывающие суровые лица. Таксист отвлёк от размышлений:

– Как семья? Как ваше настроение? К кому направляетесь? Меня удивил и насторожил тогда его первый вопрос. Вспомнила почему-то кадр из фильма «Бриллиантовая Рука» когда Семен Семенович подумал, что таксист знает больше о нем, спросив про руку в гипсе. Позже узнала, традиция – спросить о семье в первую очередь. Пока пропускали, стоя в пробке, кортеж из двадцати машин Кадырова с охраной, пришла смс с неизвестного номера: " Я не приеду, не смел сказать тебе, глядя в глаза, что умираю" Утирая слезы, поделилась своей историей со случайным попутчиком и очевидцем моего состояния. Усмехнулся старик в седые усы, глаза прищурил хитро.

– Смелая ты, дочка. Душа чистая. Неужели и адрес его знаешь? – Знаю, и фамилию тоже, и паспорт видела.

– Ну, подъезжаем, я подожду, быстро назад вернешься, – таксист махнул рукой в сторону массивных железных резных ворот терракотового цвета. Дверь открыла миловидная девушка в длинном синем платье.

– Салам алейкум! – удивилась она. Я краем глаза заметила навес в зелени, под ним диван, и дорожку из бежевой плитки, выложенную к кирпичному двухэтажному дому. – Вы к маме, наверное? Я опешила. Девушку окликнул бодрый женский голос. Она обернулась, распахивая шире калитку. В воротах стоял ОН, в бордовой поношенной футболке, и женщина средних лет, седые волосы она усердно пыталась спрятать за шифоновой косынкой. Видели бы вы его лицо. Я вручила ему кольцо и уточнила у жены, заказала ли она гроб для своего мужа. Ведь ему пару понедельников жить осталось.

– Поехали, красавица, у меня квартира пустая на Розы Люксембург, поживешь там, денег не возьму. Посмотришь город, только вечером одна не выходи. Потом попрошу сына тебе наш Кезеной-Ам показать, чтоб с добрыми воспоминаниями ты о нас уехала. Не все такие, как он. После обеда на следующий день я сидела в парке возле сердца Чечни, мечети украшенной узорами ручной росписи. Шумела рядом горная Сунжа, несущая мутные воды через Грозный к Тереку. Я рыдала под пронзительный призыв муэдзина к молитве. Полицейские, проходящие мимо, обеспокоенно, искренне и учтиво одновременно, не глядя в глаза, спросили: «Что случилось, кто обидел?». Они не отошли от меня до тех пор, пока я не пришла в себя. Чеченцы не смотрят посторонним женщинам в глаза, традиция. Дикая, гордая, неповторимая Чечня покорила меня навсегда, благодаря простодушным и гостеприимным ее жителям. Я увидела среди гор бирюзовое озеро, настолько прозрачное, что видишь в нем свое отражение. Насытилась воздухом под облаками. Залезала в родовую башню сторожевую из древних камней, впитавших в себя многовековую историю чеченских гор и шаги мальчишки, взбиравшегося по лестнице на самый верх с горящим факелом. Эти башни были сигнальными, в моменты опасности оттуда клубился черный предупреждающий дым. Жижиг галнаш – гастрономическое блаженство. Такое вкусное мясо в обычном бульоне с мучными бантиками, только там. Чечня, я обязательно вернусь!

 А тебя, заезжий принц, я давно забыла!

Аревуар, Париж!

Я притягиваю неприятности, так считают мои близкие …добросердечно советуя мыслить позитивней. А я думаю, что именно гиперпозитивный взгляд на мир и вера в чудеса иногда забрасывают меня в необычные ситуации. Разве женщина, которая всего опасается и чует за каждым поворотом оскалившуюся беду, рискнет совершить марш-бросок в одиночестве по Кавказу? Или поедет покорять Париж налегке, взяв, словно школьница, только рюкзак со сменкой и наивную улыбку.

 Я поделюсь несколькими случаями, случившимися со мной во Франции, а вы решайте сами – я притянула неприятности? До 2013 я не бывала за бугром.  Многоуровневый, сверкающий табло и рекламой аэропорт имени символа Французского Сопротивления де Голля, пестрил тюрбанами, пугал черными абайями, и удивлял многоосным гудом разноязычной речи. Я пару часов только искала выход, накатавшись вдоль и поперёк на траволаторах, с учётом, что высота аэропорта с 45-ти этажное здание, половина которого под землёй.  Протяженность 32 км. Столько я ежедневно преодолеваю за 1.5 часа на маршрутке до работы. Можете представить, как я, спустя пару часов поиска выхода, с моей нулевой ориентацией в аэропортах на тот момент, высунув язык, рыдала у какой – то "Ля Кафэ," запихивая в себя круассан за 7 евро. Подошла белозубая женщина, цвет лица которой сливался с формой, в фуражке, надвинутой на глаза, отчего я видела только улыбку на фоне квадрата Малевича. Она долго успокаивала меня по – французски, несколько раз уточнила «парле ли я на франсе». Я мотала головой и вторила:

– Я русская, – с надеждой в голосе, что это слово – визитная карточка, открывающая все двери и стирающая границы.

 Полисменша приобняла меня и спросила по – английски:

– Ааа, рашн, гуд, – и она показала всем понятный знак, не, не тот, что вы подумали. Супер, мол, и вывела меня на свободу ровно за четыре минуты.

 Я вдохнула заграничный воздух, реально, даже выхлопные газы от машин там пахнут иначе. Солнце сентября так не греет, оно как злая мачеха обжигало взглядом. Я до мозга костей «раша». Какие – то высоченные парни арабской наружности запихнули меня в автобус. Я наивно предполагала, что весь транспорт из аэропорта едет в центр Парижа. Как я заблуждалась. Мы проезжали мимо простирающихся полей, каких-то заводов. Неожиданно я стала верещать «Лелик. Хелп. Останови, я выйду», парочка душевных старичков из Лондона успокоили. Предложили держаться их, и все будет «гуд». Я буквально вцепилась в них, ухватившись за потертый рукав пиджака дедули, с черной заплаткой на локте. Мы вышли где-то в пригороде, на остановке. В нос шибанул запах кардамона, прогорклой горчицы и каких-то копченостей из покосившейся придорожной арабской шаурмы. Я отведала тамошний деликатес. Местная шаверма больше мне напоминала халу из детства, разрезанную пополам и набитую тем, чем Бог послал. Проститутка Таня из забегаловки взяла на себя ответственность отправить меня до центра Парижа на ближайшем автобусе. По расписанию ждать его не скоро. Старики – англичане отправились по своему маршруту, а мы со жрицей любви разговорились. Выяснилось, что родом она из Польши, но прикидывается русской. Зачем? Я догадалась позже. Во Франции, оказывается, очень ценятся русские «прости, Господи». Ту странную, сероглазую блондинку родители нарекли Томисия. Пророчили ей будущее швеи- модельера. А Тане по нраву ее нынешняя профессия и с гордостью делилась своими успехами. Особенно вдохновил рассказ на немедленный побег, прочь от новой знакомой, о «пати» с четырнадцатью мужиками, в каком – то загородном гадюшнике. Печально то, что в этом, забытом Богом месте девушку не удерживали силой, паспорт не забирали, она нашла себе дело по душе. Эдакая героиня «11 минут» Коэльо. Она артистично декламировала бразильскую Таню: «наша цивилизация пошла куда-то не туда, и проблемы наши не из – за озоновых дыр, уничтожения лесов, дело в этих 11 минутах наслаждения». На прощание мы обнялись. Ну что ж, подумала я, каждому свое и запрыгнула в желтый рушбас, который увозил меня навстречу приключениям, в центр многоликого Парижа.

На остановке возле площади с, возвышающимся помпезно Гранд Опера, который распахнул свои объятия перед первыми зрителями еще в 1669 году, меня ждала подруга. Весь следующий день мы бродили вдвоем по улочкам французской столицы. Я думала, а зря, что мои приключения закончились.  Подумаешь, предложил хозяин лавки сувениров секс с видом на жительство, а здоровенный верзила, походивший на афроамериканца из фильма «Зеленая миля» с глазами, налитыми кровью, пялился на меня в метро. И тщетно пытался предложить серый порошок в пакетике. При этом место возле нас в метро опустело мгновенно. Я вежливо отказалась на английском, понимая, что человек немного не в настроении воспринимать отказ: