Мама-смерть приходит навсегда

Адаев достаёт из пачки сигарету и в предвкушении подносит к ноздрям. Здоровый образ жизни, за который ратует супруга, это, разумеется, замечательно, но жизнь без никотина…

…Здесь поток приятных мыслей несколько замедляется, ибо зрение фиксирует прискорбный факт: сигарет в пачке остаётся всего – ничего, а это значит: опять отчёт перед супругой. Хорошо хоть знакомый доктор убедил её: резко бросать курить в этом возрасте не стоит, иначе… Здесь мысли дают очередной крен, ибо он улавливает некую чужеродность внутри пачки. Вернее, на внутренней стороне крышки. Однако лишённые очков глаза не дают возможность идентифицировать, что это. С досады он суёт коробку в карман и присаживается на скамью.

В последующие минуты из головы испарились и Ромеро, он же Роман, и назревшая необходимость брать в штат дополнительного человека. Он наслаждался никотиновой атакой на свой организм. Когда реальность потребовала его присутствия, он поднялся со скамьи и двинулся в свой кабинет, посвятив остаток дня работе над следующим номером.

К сигаретной пачке ему пришлось вернуться уже дома, когда супруга потребовала отчёта о выкуренных сигаретах. А поскольку на фуршете он позволил себе лишку не только в отношении алкоголя, но и никотина, пришлось выслушать тираду о штрафных санкциях.

«До чего я дошёл!»– пришло на ум редактору, когда он принялся пересчитывать оставшиеся в пачке сигареты. И вот тогда глаза вновь наткнулись на… некий знак. На внутренней стороне пачки. Этот росчерк поначалу можно было принять за каляку-маляку, получаемую в процессе опробования ручки: «пишет- не пишет». Однако после водружения на переносицу очков для чтения, он смог распознать собственную гелевую ручку.

Да, эту пометку сделал он. Ибо только он владел в городе ныне вышедшим из употребления искусством стенографии. Мечтая о работе журналиста, юный Вилен поступил на заочные стенографические курсы. Умение быстро фиксировать речь действительно пригодилась ему во время учёбы в университете. Но ещё больше ценил он то, что его записи по существу оказывались недоступны простым смертным, так что и свои личные дневники он также вёл с помощью стенографических значков.

Однако когда была сделана эта запись? Адаев сопоставил дату покупки сигарет, норму их употребления – по всему выходило, что в воскресенье. На фуршете.

Он вгляделся – три знака. Первый означает букуву «п». Далее стелется длинная горизонтальная линия – «у». Опять «п» и на самом кончике- округлая «галочка», означающая «с». Пупс! Хм… В тот вечер он долго бродил среди лиц, голосов и прикидов гостей. Он проходил сквозь невидимые стены слов, пока не услышал про Горбатый переулок. Здесь он замер, словно взявшая след гончая.

Потом он попытался взять её на абордаж. Это было несложно. Ибо за её приятельницами – бывшей редакционной машинисткой явилась облачённая в сари дочь. Бывшее «Золотое перо» редакции Модлесскую сопровождал супруг-издатель. И только Зина оставалась одна, и он вызвался проводить её.

По пути она рассказала ему о пережитом ужасе. Он довёл её до калитки, а потом пошёл назад и, притормозив у гигантского камня, врытого прямо по середине дороги. Он закурил, после чего нацарапал на внутренней стороне слово «пупс». Для чего? Чтобы не забыть, что он провожал даму с таким прозвищем или… Или?

Память отказывалась выдать ответ, и Адаев дал себе зарок не злоупотреблять спиртным и вообще начать бегать по утрам. Но поостыв, он решил, что достаточно и пеших прогулок перед сном. И как результат- мадам Адаева была не на шутку встревожена, когда супруг объявил о своём намерении.

Пока они под ручку двигались по аллее местного парка, она бросала на него пытливые взгляды: уж не хочет ли муж сообщить ей об… адюльтере. Меньше всего адаевской супруге хотелось оказаться в курсе подобных дел. Однако к её облегчению, муж и не думал пускаться в покаянные, душеспасительные откровения. И от сердца её отлегло. Что нельзя было сказать о Вилене Владимировиче, которому чудится: на их семью пала мрачная тень господина Альцгеймера. Однако перед самым сном его настигает прозрение: Пупс – это не прозвище сотрудника пресс-центра Сыропятовой, а кукла в руках трупа из Горбатого переулка.

Его накрывает волна раскаяния: он воспользовался Зиночкиной женской слабостью. Некоторое время он отмахивается от покаянных мыслей, и в конце концов Вилену Владимировичу удаётся уговорить свою совесть: такова нынче се ля ви.

ГЛАВА 4

Несмотря на солидный возраст, Бася имела явное преимущество в скорости. Однако добрый нрав не позволял демонстрировать его слишком явно. Удалившись метров на 15-20, она плюхалась на обочину и дожидалась, когда хозяин «дошкандыбает» до неё. «Шкандыбать»– эту характеристику своей походки он услышал в детстве, и в силу природного простодушия, или, не исключено, внушённого матерью смирения принял её как должное.

Бася трусила вдоль ограды пансионата «Уютный уголок», когда из ворот вышли женщины. Та, что постарше,-костлявая, будто состоящая из одних углов, несла зонт, грозно торчавший из-под мышки, точно ствол оружия. Другая на голову ниже, плотно сбитая, казалось, целиком ушла в изучение своих короткопалых пухлых ручек.

Словно почувствовав его взгляд, волнистые пряди молодой женщины затрепетали, лилейная короткая шейка дрогнула. Но мужская реакция опередила её – Дмитрий нырнул в подлесок. Бася ринулась за ним.

Ощутив себя в недосягаемости от любопытных взглядов, он замедлил шаг, а откуда-то сверху на его макушку опустилось слово «пупс». Такое прозвище было у женщины с причёской маленького Володи Ульянова.

Он шёл тропой, которой пользовались редко. Он не был расположен к общению с живыми, ибо шёл на свидание с мёртвыми.

Могила бабушка и матери располагалась на небольшом возвышении под соснами-в самой лучшей, на его взгляд, части кладбища. Он положил на столик скромное подношение – любимые матерью яблоки и конфеты-подушечки, которым отдавала предпочтение бабушка. Собака легла поодаль.

«Какая тишина и покой. Нет, смерть вовсе не аномальна, не ужасна. Это самая естественная вещь в мире…Ибо неотделима от рождения».

Здесь его умозаключения подверглись испытанию, ибо взгляд упёрся в обелиск «Твоё имя известно только Богу».

Ещё были памятны споры, вызванные надписью. Вариант «Неизвестному младенцу» местная общественность отвергла. «Неопознанному малышу» – не утвердили из-за определения «неопознанный»: чересчур много от криминалистики. Затем в «Вестях города Мирного» кто-то высказал мнение: новорождённые по своей невинности вровень с ангелами. На варианте "Неизвестному ангелу" и остановились. Но потом почему-то передумали, в результате на обелиске появилась нынешняя эпитафия.

Специалист, занимавшийся вскрытием обнаруженного в коляске замороженного ребёнка, приятельствовал с Дмитрием. Отсюда и его посвящённость в детали, неизвестные широкой публике.

Похороненный здесь ребёнок не был рождён. Он был абортирован. Воспоминание об этом факте смутило благостное настроение мужчины. Он позвал собаку. Бася тяжело поднялась. Ей не помешала бы более продолжительная передышка. Он взял псину на руки. Она была лёгкой, сквозь шкуру прощупывались позвонки. Когда случится неизбежное, они встанут перед выбором – где похоронить любимицу? На участке или в лесу? Он решил, что самое лучшее место-Лопуховская чащоба.

Возвращение домой заняло больше времени. Зато Басе путешествие на хозяине пришлось по душе. Не смущало даже то обстоятельство,что её перекинули через шею- наподобие охотничьего трофея.

Когда они достигли Лопуховки, животина с интересом поглядывала по сторонам, словно призывая встречных в свидетели этого беспрецедентного проявления хозяйской привязанности.

Войдя в дом, Дмитрий отметил: жена занята приготовлением ужина -впервые за последнюю неделю.

– Вернулись?– крикнула она, словно хотела удостовериться в факте.

– Мы гуляли!– оповестил он и подумал, что эта перекличка – ещё один нарождающийся ритуал их совместной жизни.

Он уложил свою ношу на коврик и потёр шею.

– Где на этот раз?

– В разных интересных местах.

– Идите мыть лапы!– сказала она, выходя из кухни и приступая к сервировке в гостиной, что означало: трапеза будет особенной. И он не обманулся в своих ожиданиях.

Потом он помог ей перемыть посуду, и под конец процедуры она несколько театрально воскликнула:

– Ки нона марито, нона амико! У кого нет мужа, у того нет и друга.

Он вытер руки, приобнял жену, и они переместились на диван перед телевизором, но включать его не стали.

– Я видел васильки,– сообщил он, поглаживая присоединившуюся к ним Басю.

– Васильки?-она сделала глоток чаю, запивая шоколадную конфету- неизменное подкрепление после рабочего дня.

– Твои любимые цветы. Или я не прав?

– Абсолютно вэро.

Супруг улыбнулся несколько натянуто. Склонность жены вставлять заморские словечки казалась ему нарочитой. Хотя он и оправдывал её страстным желанием посетить Италию. Скоро. Уже скоро.

Женщина потянулась за следующей конфеткой.

Сновавшая по собачьему загривку мужская рука несколько сбавила скорость.

– Видишь ли, Томочка, мы были на кладбище.

Она притормозила смакование, но по отсутствующему её взгляду он понял: мыслями Томочка далеко. Не исключено, что в той самой Италии.

– На Лопуховском,– прибавил он, словно уточнение могло пробудить интерес.

– А-а-а!– протянула жена, но через мгновение, словно спохватившись, осведомилась:– А при чём тут васильки?

– А при том, что кто-то принёс букетик на могилу неизвестного ангела.

– Может, я тебя разочарую, но это была не я.

В паузу вторглась Бася, перменив позу и зевнув. Супруги последовали её заразительному примеру, после чего посмеялись над этой синхронностью.

– Давай ляжем пораньше,– заговорщически прошептала Тома, и он поспешил освободить свой шлёпанец из-под тощей Басиной ляжки. А та, повинуясь своим привычкам, припустилась за хозяевами в спальню, но вскоре была выдворена. Вернувшись на свой коврик, она настороженно повела ушами, словно прислушиваясь к тому, что происходит за стеной.

В тот вечер жена уснула, как только выскользнула из его объятий, и Дмитрий остался наедине с непрошенными воспоминаниями.

Тома привела дочь на процедуру иглоукалывания, а потом пожелала поговорить с ним. Женщина теребила заусеницу на указательном пальце, та оторвалась и показалась тонюсенькая алая полоска. А потом его будущая супруга, кивнув на цветущую за окном вишню, внезапно выразилась не по-русски:

–  Куандо льи албери сонно ин фьори, ле донне ардоно даморе.– И перехватив его оторопевший взгляд перевела:– Когда деревья в цвету, женщины в любовном пылу.

Он так и не понял, что пленило его в этой фемине – страсть по Италии или обезоруживающая откровенность.

Утром в понедельник он проснулся поздно. Его разбудила Бася, потребовавшая выполнения хозяйских обязанностей. В одних трусах он вышел на крыльцо, уже согретое первыми лучами. Бася присела под кустик. «Хорошо, что Тома не видит, какому унижению подвергся её любимый шиповник».

Рассчитывая, что высокий металлический забор оградит любимицу от неприятных сюрпризов, он вернулся в дом, набросил банный халат и задумался. Несмотря на позднее пробуждение, перед ним расстилалась громада дня. И с нею что-то надо было делать.

А его супруга тем временем уже с наслаждением сбрасывала туфли-лодочки. Натруженные ступни коснулись прохладного линолеума.

В её распоряжении -15 минут. Можно снять китель и дать передышку глазам, глядя на рябину за окном.

А миллионы людей даже не подозревают, какое наслаждение- смотреть на алые гроздья и ни о чём не думать. Она могла бы позволить себе подобное во время отдыха на море. Только вот нынешним летом отпуск, а с ним и медовый месяц несколько отодвинулся, и молодой муж томится в одиночестве. Везунчик! Он обладает неслыханной роскошью – ни о чём не думать.

Капитан Затопец в одних колготках пересекла кабинет и открыла узкий платяной шкаф, где висела сумка, видом своим не вступавшая в конфликт с полицейской формой. В ней – давнишнее дело «неизвестного ангела». Название закрепилось с лёгкой руки местного журналиста. «Хоть какая-то польза от пишущей братии».

Материалы были уже давно похоронены в архивной пыли, но вчерашнее упоминание кладбищенских васильков, заронило-таки семя сомнения. А к утру оно проросло до намерения забрать дело из архива.

Тамара Аркадьевна вгляделась в чёрно-белый снимок детской коляски, в котором нашли замороженного младенца, и крепко зажмурилась, словно продавливая страшные картинки в глубь черепной коробки. Говорят, у каждого полицейского свой лимит ужаса, который он способен зафиксировать в мозгу. По всему видать, ей до критической точки ещё далеко. Спустя полчаса она спокойно вернёт папку на место и втиснет ступни в свои лодочки, чтобы отправиться в Горбатый переулок.

Миновав главную площадь, где до сей поры возвышается статуя вождя всех трудящихся, она обгонит троллейбус № "3" и выедет на мост с причудливым названием ФУБХУХО, что в переводе на человеческий язык означает "Федеральное управление безопасного хранения и утилизации химического оружия". Да, несмотря на название город известен прежде всего этим -" хранением и утилизацией".

Свою «Ладу-Калину» Тамара Аркадьевна припаркует рядом с магазином, где были обнаружены замороженные детские останки. Оттуда до Горбатого-рукой подать. Тем не менее вскоре ей приходится пожалеть о том, что, переодевшись в штатское, она не сменила туфли на более удобные.

Отметив малолюдность местности, она обозначает глазами цель визита: развалины пострадавшего от пожара строения.

Значительную часть дворика занимает остов беседки- так плотно увитый плющом, что внутренность его недоступна для постороннего взгляда. По крайней мере, со стороны висящей на одной петле калитки.

– Шиу-шиу-шиу…донеслось откуда-то.

Она огляделась.

– Шиу-шиу-шиу…

Тамара Аркадьевна двинулась в направлении звука с намерением разобраться с его источником и едва не споткнулась о мячик.

"Откуда?"

Словно отвечая на немой вопрос, кругляш шевельнулся- сбоку нарисовался чёрный конус с утолщением на конце.

"Ёжик!"

Капитан Затопец издала восторженный клёкот- что-то среднее между подростковым дискантом и гуленьем младенца, после чего присела на корточки, напрочь забыв о многострадальных ступнях, и на полном серьёзе выдала:

– Здрасьте!

Чёрные бусинки глянули благосклонно. Капитан Затопец решила, что ей позволено дотронуться до округлой щетинистой спинки. Вопреки ожиданиям, она не отличалась колючестью, а была даже приятна на ощупь. Не желая злоупотреблять доверием зверька, женщина преодолела желание потрогать брюшко и огляделась. Поодаль разливалась узнаваемая синь.

Васильки!

Она с натугой распрямилась и подошла поближе. Некоторое время взгляд её фокусировался на цветах, словно в ожидании ответа на немой вопрос. Но резные головки безмолвствовали, и капитан Затопец принялась осматривать остатки строения.

Пожар уничтожил крышу, чердак и часть жилого помещения, но не добрался до подвала. Туда вели ступеньки с неровной, крошащейся кромкой.

Дверь, по местному выражению, "шутейная". Навесной замок- ей под стать: съеденный ржавчиной настолько, что дужки не смыкаются.

Тамара Аркадьевна вытащила замок из скоб и коснулась дверного полотнища- ошмётки краски спикировали на землю.

Из подвала пахнуло влажной прохладой. Первым делом она нащупала выключатель – раздался сухой щелчок, и жидкий желтый свет растёкся в воздухе, который посетительница не без опаски пустила себе в лёгкие. Убедившись, что ничего не коробит обоняния, она осмотрелась. Мало того, что на данном пепелище имелось электричество, его обитателям оказались доступны и другие блага цивилизации. Микроволновка, холодильник, телевизор. Они составляли контраст с постелью, покрытой старым пикейным покрывалом и усеянной какими-то стеблями и листьями.

" Полынь. В народе используется от отпугивания блох. Значит, сюда имеет доступ и бездомная собачья ватага".

Продолжить осмотр ей помешала тяжёлая, размеренной поступь. Кто-то спускался по ступенькам. Тамара Аркадьевна попятилась в самый дальний угол, куда лучи болтавшейся на витом шнуре лампочки если и добирались, то теряли силу, ударившись о мрачный цемент стен.

ГЛАВА 5

– Ну и сволочь этот Вилен!

От возмущения необъятный бюст Нонны вибрирует.

– Теперь понятно, почему он нарезал около тебя круги!

Ташины руки мечутся, как перепуганные зверьки.

Троица сидит под навесом кафе «У Лалиты». Видно, как колеблется раскалённый воздух.

– А он на тебя давно зуб точит…– замечает Таша, и на её личике отражается точь-в -точь адаевская усмешка.

«Пупсик!»-эхом отзывается в Зининой голове. Её так и подмывает поведать бывшим коллегам о подоплёке адаевской неприязни, но она преодолевает соблазн. Довольно и того, что она сболтнула лишнее на фуршете.

А дело происходило во времена Зининой юности.

Она и Вилен вместе заканчивали заочное отделение столичного журфака. Правда, Адаев был на три курса старше. Но сессии совпадали. Как-то раз в ознаменование успешной сдачи экзаменов Вилен притащил в общежитие шампанское. О, он уже тогда изучил Зинины слабости. Соседки по комнате успели разъехаться, и Адаев щедро подливал ей «шампусика» (От этого слова у неё до сих пор изжога) .А когда девушка расслабилась, предпринял попытку раздеть. Но старый сладострастник (разница в десять лет казалась гигантской), допустил промах.

– Пупсик!– прошептал он.

Зина выскочила из койки как ошпаренная. И донжуанский список Вилена остался без очередного «зачёта».

По возвращении в Мирный он пытался возобновить ухаживания, но всякий раз получал от ворот-поворот. Эх, нельзя так ущемлять мужское самолюбие! Ей, дурёхе, не хватило женской мудрости… за что и поплатилась. Вилен принялся пакостить, тормозя публикацию материалов. В ту пору он занимал должность ответственного секретаря и по существу являлся правой рукой редактора. Тексты шли в корзину под самыми разными предлогами: неактуальность, сыроватость и прочее, и прочее. Так продолжалось до тех пор, пока за юную журналистку не вступилась золотое перо «Вестей» Натэлла Модлесская, а в дружеском кругу просто Таша. Она убедила редактора рассматривать статьи Зинаиды Сыропятовой напрямую. А потом молодому специалисту и вовсе подфартило – поступило предложение перейти в пресс-службу УВД.

– А эти затрёпанные выражения типа «кузница кадров», «народная трибуна», «оплот свободы слова».– По мимике Ташиного лица, Зина догадывается: речь снова идёт о редакторе главной городской газеты и его речи на фуршете:– И каждое высказывание- это зеркало, в котором он отражается в лучшем для себя свете.

– Нет худа без добра!-объявляет Нонна, упустившая смысл предыдущего высказывания.-Тебе дали отпуск, при чём сразу после больничного.

– Отгулы!– поправляет Зиночка.– Чтобы перед начальством не отсвечивать.

– Чудненько! Айда ко мне на дачу!

Бывшая машинистка «Вестей города Мирного» способна увидеть светлую сторону даже в ядерном апокалипсисе.

– Непременно! Но сначала наведу порядок в родительском доме.

– А может махнёшь куда-нибудь на море?-предлагает Таша.

– Не соблазняй!-бросает в ответ Зина.

«На море? Одной?»

Нонна, видимо, прочитывает её мысли и меняет вектор беседы:

– А материал-то явно писал не он.

– С чего ты взяла?– воззрилась на неё Таша.

– Прикинь, сколько рукописей прошло через меня? –Нонна перебирает в воздухе пальчиками – сардельками, имитируя печатанье. -Тут не только каждый почерк изучишь, но и стиль.

– Твоя правда!– Ташины руки-зверьки, наконец, находят приют на столешнице.– Вилен не из "борзописцев". Я ведь одно время делила с ним кабинет и была свидетелем: он вымучивает каждую строчку. А эта публикация вышла с исключительной оперативностью. Ещё труп не успел охладеть.

– Ну и что это нам даёт?– нетерпеливо перебивает Зина, отмахиваясь от всплывшего перед глазами тела.

– Мы просто размышляем вслух,– примирительно замечает Таша.

Сегодня она не острит и почти не гримасничает. Сегодня она в роли пай-девочки.

К столику подходит дама в сари. Управляющая кафе по имени Радха, а в прошлой жизни – Юлия, приходится Нонне родной дочкой.

Радха-Юлия складывает ладони в приветственном жесте:

–  Намасте!

Ладони женского трио следуют её примеру. После чего Таша осведомляется:

– Юлечка, давно хотела спросить, а что значит это самое "намасте"?

Юлечка, ничем не выдав своей досады по поводу использования своего мирского имени, с безмятежным видом пускается в объяснения:

– Видите ли, Натэлла, с санскрита это переводится так: " Я вижу тебя !"

Ташины глаза расширяются в фальшивом изумлении. Ей-то не знать про это. А Юлия – Радха, продолжает:

– Это означает, что я вижу в тебе бессмертную душу – атман.

– Какой глубокий смысл!– выдаёт Таша, точно копируя манеру Юлии – Радхи.

А та и бровью не ведёт, а только машинально поправляет ткань на голове. Её

источающий негу голос сообщает:

– У нас сегодня классическое розовое ласси.

– Ласси? Чудное название!– подпрыгивает на стуле Таша, чья импульсивность вновь берёт верх.

– Напиток из йогурта с ароматом роз. Очень хорош в жару,– поясняет управляющая.

– Берём!– теперь Ташины руки взметаются над столом как два птенца, постигающих азы полёта.

В этом вся Таша! Нет, чтобы спросить мнения подруг.

Вскоре официантка приносит поднос с высокими изящными бокалами.

Ласси не обманул дамского ожидания. Густой, пенистый, ледяной напиток мгновенно поднял тонус Зины и Нонны. Таша в этом не нуждалась.

– А почему бы тебе не позвонить Радику?-как всегда невпопад задаёт вопрос Таша.-Как бывший опер он может дать совет.

– Не сомневаюсь! – Зина с трудом сохраняет ровность интонаций.– Радик сейчас на отдыхе.

– С семьёй? – осведомляется Таша, игнорируя тычки Нонны под столом.

– Скорее всего, -выдавливет из себя Зина.

– А это правда, что прежде ты встречалась с братом Радика? – Таша выстреливает очередным вопросом.

– Первая любовь!– Зина закатывает глаза.

Вспоминать о той поре не очень тянет, но Таша из тех, кто вывернет чужую душу наизнанку, поэтому старший лейтенант Сыропятова предпочитает обнажиться сама и продолжает: – Родители не одобряли нашу связь. Тем более что Руслан хотел жениться на мне. Но ему уже подыскали невесту. А чтобы всё прошло тихо-мирно, родня отправила к нам вестника в лице Радика. Представьте,он пришёл с букетом жёлтых тюльпанов!

" Жёлтые тюльпаны – вестники разлуки!" – запела Таша голосом Наташи Королёвой, при чём с такой точностью, что присутствующие не удержались от смешков.

– В виде отступного? – задаёт вопрос Нонна, которая знает эту историю не хуже Зины, ибо в ту пору служила жилеткой для её слёз.

– Надо полагать, – встревает Таша.

Далее следует изображение в лицах: Радик и его букет. Выходит комично, и женщины снова смеются.

– Он мне тогда совсем не понравился, – продолжает Зина. -Во-первых, женат. Во-вторых, старше меня. Это потом я его разглядела, когда уже перешла в УВД работать.

– И он никогда не обещал оставить семью? – вопрошает Таша.

От ответа её избавляет Юлия – Радха:

– Как вам ласси?

– Изумительно!– за всех выпаливает Таша.

– А рецепт сложный?– вежливо интересуется Зина.

– Ничуть! Нужно смешать в блендере розовую и ледяную воду, йогурт, сахар. –Юлия -Радха вытягивает два пальчика:– Две минуты – и готово.

" Какие у дочки Нонны светлые радужки! Прямо тень берёзки на снегу!"– приходит на ум Зинаиде.

Тем временем обладательница примечательных глаз, приветственно сложив ладони перед грудью, неслышной поступью покидает гостей.

– И как ей удаётся справляться со всем этим!– вздыхает ей вслед Таша.-Без алкоголя и без шашлыка

– С трудом,– потупила взгляд Нонна.

– А название "У Лалиты" – это аллюзия на набоковскую Лолиту? -интересуется Таша.

– Это разные персонажи! – отрезает Нонна.

Вернувшись с посиделок в кафе, Зина садится за компьтер. Писание "Сыропятовских хроник" стало для неё привычкой.

* * *

Предъявленная мне кукла. Что она может значить?

Припоминается спор с кем-то журналистской братии:

– «Следствие стремится только предъявить обвинение!-А как же истина?– А вот это на усмотрение суда».

Мысли кружатся. Что было на той встрече бывших коллег? Я пытаюсь выловить из памяти какие-то факты. Но всё время всплывает одна и та же картина: мужчины меряются животами и лысинами, сверяют списки ушедших в мир иной и ныне здравствующих, дамы придирчиво оценивают наряды и соревнуются в количестве внуков.

Весь вечер я просидела рядом с Нонной Якунчиковой- человека старой формации, к тому же комплексовавшей («Я всего лиш бывшаяь машинистка».) Тем не менее и в этой небольшой компании я умудрилась выболтать лишнее.

Чета Модлесских явилась на торжество позже всех. Нонна что-то бросила в их адрес. Но что, собственно, могла она сказать, что не было бы очевидно?Он-породистый, с поджарым телом марафонца. Она-ему под стать: красавица, умница. И натянута, как струна. Ташины движения были так стремительны, что когда она переходила от одной группы гостей к другой, образовывался сквозняк.

Но Нонна не была бы Нонной, если бы не выдала что-нибудь свежее:

– «Она так любит его, что сменила фамилию. А ведь в первом браке даже не помышляла о том».

Кажется, этим информация и исчерпывалась. Но почему память рисует эту благостную картину- чету москвичей Модлесских?Может, потому что беседа зашла о Москве, которую мне пришлось покинуть ради Ксанки. Город, за который все цепляются. А потом обнаруживают, что любовь к нему – безответна.

Впрочем, сейчас следует подумать о себе. "Оно" набирает вес. Временами я уговариваю его угомониться. Насколько это эффективно, покажет очередной визит к Марго. Предыдущий я пропустила, и подруга отчитала меня как девчонку, а завершила своей коронной фразой:

Бояться мы будем потом!

История с утечкой информации изрядно подпортила мне репутацию, и без того небезупречную. Если я лишусь этой должности, Затопец окажется в выигрыше. У неё дочь-студентка, которая, не видя себя в будущем педагогом, давно уже планирует перейти на заочное обучение. Хороший вариант – наша пресс-служба. Достойная зарплата плюс стаж.

Радик по-прежнему не подаёт о себе вестей. Не желает засвечиваться?Есть опасение, что это как-то связано со смертью Горожанкиной. У Шадыханова имеется что предъявить её мужу- воровскому авторитету. Когда-то Алярьевская банда напала на дом тестя Радика. Официальная версия – орграбление. Но сдаётся мне, что дело в другом. Просто тесть-бизнесмен был в связке с алярьевскими братками, но потом, выражаясь их языком, "соскочил". Не исключено, что даже кое-какие долги имелись. Вот те и заявились, чтобы разобраться. А тут уж так случилось, что в доме оказался Радик с семьёй. Ну и отбился от братков. В ходе пперестрелки у жены Радика начались преждевременные роды. Девочку спасти не удалось.

Может, та старая рана так и не зарубцевалась? Ведь Радик очень любит деток.

В последнюю нашу встречу он и, правда, был какой-то сам не свой. А я в таких случаях к мужику в душу не лезу. Я вообще исключительно удобная подружка. Никаких претензий, никаких намёков на подарки. Да и какие там могут быть угождения даме сердца, когда в семье – орава детей?

Чтобы держать себя в тонусе, сходила в салон красоты под названием «У девчат». Волосы у меня растут так буйно, что для сохранения формы периодически требуют вмешательства хорошо наточенных парикмахерских ножниц. Несмотря на то, что одна из" девчат", как мне показалось, долго возилась с моей шевелюрой, больших перемен в своём облике я не заметила. Ну не считая, конечно, растущего пуза. Парикмахерша, хотя и косилась на него, ничего не сказала.

Перед сном ещё раз прочла газетный материал. Нет, столько наболтать с пьяных глаз я не могла! Во-первых, я не видела, что в Алёниных руках – пупс. Его мне предъявили позже. А потом такое обилие деталей! Значит ли это, что меня подставили намеренно? Но в таком случае Адаев в этом тоже участвует. Мерзко осознавать это, но факт. Мстительный мужик. Одно имя чего стоит – Владимир Ильич Ленин! Ходят слухи, что его родители- коммунисты, создали в городе какое-то общество по реанимации СССР. В нём и свой Совет министров имеется! Нашего мамика тоже туда зазывали, но она ответила решительным отказом. Ибо помнит про тотальный дефицит и очереди.

Так вот есть у меня опасения, что "Владимир Ильич Ленин" не прочь заполучить меня обратно в свой штат, а заодно и в постель. Так что утечка информации ему на руку. Во всех отношениях.

Звонок от Таши. Приглашает к себе. Добрая душа. Хотя и с особенностями. Но мы с Нонной к этому привыкли. А вот Адаева это ужасно бесило. Может, поэтому, когда он стал редактором, наша подруга и вылетела из " Вестей города Мирного" первой. Правда, в её случае народная мудрость "всё, что ни делается, к лучшему" оказалась пророческой. Натэлла отправилась в Москву, где благополучно вышла замуж. А теперь вот намеревается перевезти в столицу и матушку.

Но почему такая несправедливость? Почему одним в этой жизни всё плывёт в руки, а у других отнимаюется последнее?

Не завидуй, Зина! Зависть – это грех. Она разъедает и тело, и душу.