Тут эстафету хороших воспоминаний подхватил Лепс, появившийся из-за шторы.
– Как-то раз после двухдневных проводов друга в армию… – начал вещать он.
– Ты бы сразу сказал: после запоя, – перебила его Варя.
– Ладно, это правда. Итак, после непродолжительного запоя мы с отцом поехали за город за какой-то мелочёвкой для дома. Возвращались домой вечером. Я устал и прилёг на заднее сидение. И тут нежданно-негаданно мозги начали оживать. У отца музыкальный вкус разношёрстный: то он «Дип пёпл», слушает, то Алегрову. И тут из динамика в машине заиграла очень приятная фортепианная мелодия. Я слушал, лёжа смотря в окно на здания, которые мы проезжали. Поразительно. Каждый дом будто попадал в отдельную ноту мелодии. Как в «Гитар Хиро»12, только в тысячу раз прекраснее. Никогда не видел ничего красивее. Я тогда ещё подумал о том, как прекрасна трезвая жизнь. И зачем пить вообще, раз на чистую голову я вижу такие волшебные вещи.
– А мой лучший момент – глаза матушки, когда на свою первую зарплату я купил ей микроволновку, – мечтательно проговорил Валера, прикрыв глаза и будто находясь больше в потоке воспоминаний, чем здесь, на ковре дома у Христофорова.
– Что это за бюджетный ремейк13 «Большого Лебовски»? – усмехнулась Рита, пришедшая с кухни с большой кружкой чего-то горячего и очень ароматного. Она редко тусовалась с этой компанией. Она вообще нечасто выходила из дома куда-либо кроме института, но её присутствие всегда радовало: кто бы ещё ставил кальян, готовил вкусные омлеты по утрам, держал за волосы над унитазом перепивших девчонок и таскал им активированный уголь?
Все говорили о своих счастливых днях, часах и минутах, а Влас тем временем копался в недрах памяти. Искал. Не смог найти и с удивлением обнаружил, что лучший момент его жизни – сейчас. Сейчас, когда он слышит голоса друзей, держит за руку лучшую девчонку в своем университете, пьяно и невнимательно следит за тенями и силуэтами в рассветных бликах наступающего утра.
Пока Хрис своим ораторским голосом продолжал рассказывать о вчерашних проишествиях всем, кто находился в радиусе пяти метров от ворот (вот уж Влас не любил эту его привычку, просыпающуюся, кстати, только по утрам после попоек), мимо них, спешно поздоровавшись и мельком пожав длинной рукой пальцы Власа, быстрым шагом прошла Варя. Прям почти пробежала.
– Чего она так быстро смылась? – удивлённо уставился ей вслед Христофоров.
– Да не любит она на дыму стоять, – ответил Влас, приподняв чуть выше руку с сигаретой.
– Господи. Я-то думал, она у тебя супер-понимающая, без загонов и вообще идеальная. Вон, на разборках с тобой дерётся и бывшим не звонит, когда напивается…– заулыбался Дима.
– Сам пошутил – сам посмеялся, Хрис.
– Ладно, так мы хотя бы знаем, что она точно девчонка, а не пришелец.
И правда Власу почему-то было приятно находить в строгих маленьких заповедях маленькие прорехи: эти безобидные вредности забавляли его. Они даже получались у Вари мило и совсем не вульгарно, без всякого жеманства, чем грешат порой остальные девушки. «Тупые девки, им вообще до Вари далеко», – подумал Влас.
В половине седьмого Влас отправил Варе сообщение о том, что задержится и попросил её идти к ребятам одну. Спустя час после того, как все собрались, он появился в дверях злой:
– Ебланский городовой, когда-нибудь я разнесу эту кафедру к чертям собачьим.
Лепс усмехнулся:
– БЖД?
– Да, – угрюмо ответил Влас. Сейчас он немного успокоился и сквозь раздражение, коим его пытали несколько последних несколько часов, начала проглядывать усталость.
– А кто ведёт у вас? – поинтересовался Валера.
– Михаил Константинович.
– О-о-о-о, известный кадр, – усмехнулся Лепс. – Смотри как бы платить не заставил. Он любит деньги.
– Нет уж, после стольких отработок я лучше на пересдачу схожу, чем хоть рубль ему отдам, – Влас пнул ногой чью-то пустую банку из-под пива, Дима изящно поймал её чуть ли не налету и выбросил в мусорный бак.
– Так пересдачи он же принимает, – включился в разговор он. – Ты, кстати, видел его страничку в «Одноклассниках»?
Власу стало смешно.
– Нет, а что там?
– Сейчас увидишь.
И Хрис, посмеиваясь, полез в напоясную сумку, висевшую в коридоре рядом с курткой, за телефоном. До этого дня никому кроме него не приходило в голову искать преподавателей в соцсетях, хотя удовольствие это казалось многообещающим.
– Вот он, Долгий Михаил Константинович! – торжественно констатировал Дима, своим возгласом собрав всю компанию у экрана.
– Господи, да он и правда больной, – возмутилась Варя. – Одни записи про деньги да удачу.
И правда. Фотографии разложенных веером пятитысячных купюр и пачек, обтянутых резинкой, мелькали чуть ли через один пост. Было бы странно, если бы ум Михаила Константиновича не был занят чем-то другим, но с другой стороны будь это правдой, многое стало бы яснее.
Влас ушёл сегодня домой пораньше, чем обычно. Почувствовал острую необходимость вытрясти из учебного материала всё, чтобы старик не нашёл повода требовать деньги за зачёт.
—–
И снова, снова он сидел в этом кабинете и не знал, что рассказать о нормах и обязанностях командира ВВС при нарушении противником воздушной границы. Михаил Константинович спрашивал, отталкиваясь от самых абстрактных моментов темы, и порой казалось, что он сам не знает ответов на вопросы, которые задаёт.
– Эх, Борзенко, что ж за молодёжь такая пошла на твоём веку? Ни смекалки, ни пространственного мышления…
– Для того, чтобы точно отвечать на Ваши вопросы и не пытаться изобрести велосипед, нужна хорошая база, – спокойно ответил Влас.
– Ну и кто Вам мешал получить её в течение семестра? – вскинул брови преподаватель.
– Программа ознакомительного курса по Вашему предмету.
– Ну да, – усмехнулся Михаил Константинович, – безопасность жизнедеятельности в углублённом варианте изучения физруки точно не осилили бы.
Он замер, вероятно, желая услышать ответ, но Влас молчал, пропустив колкость в свой адрес мимо ушей, и тогда Михаил Константинович оторвал грузную спину от кресла, облокотился на стол и открыл какую-то папку.
– Давай сделаем проще.
И в углу чистого листа он карандашом написал цифру.
Влас оторопел на секунду оттого, что это всё-таки случилось, но быстро смог взять себя в руки, потому как и о таком был предупреждён заранее:
– У меня нет таких денег.
– Что, с Украины не пришлют? – издевательски спросил преподаватель.
– Я пойду на пересдачу, – отрезал Влас.
– Если бы Вы, Борзенко, интересовались моим предметом хотя бы немного, может, у Вас и был бы выбор. Но при нынешнем положении дел я Вам такого права не давал.
После этих слов Власу потребовалось сделать немалое усилие над собой, чтобы прекратить рисовать воображаемую картину того, как он встаёт с места, вздёргивает стул, на котором сидел, в воздух. Тот бьётся о стену и падает рядом с этим гнусным чёртом в военной форме. Долгий в страхе вжимается в стену, Влас резко придвигает к нему стол и начинает давить, давить, давить… «Распорядитель прав, царь и бог, мать твою. Даже к Украине нормальный предлог не подберёт, умный», – злился про себя Влас. Он еле сдерживался.
– Борзенко, Вы что, не расслышали?
Влас опомнился.
– Я же говорю, мне негде взять эти деньги.
– Ещё одно слово и повышу цену, – невозмутимо парировал Михаил Константинович.
Влас немедля встал, двинулся к выходу, но уже в дверном проёме развернулся и во всё горло рявкнул:
– Чёрт зажорный!
И вышел, услышав из коридора спокойное, но громкое:
– Десять.
—–
Варя беспокойно ходила по комнате, но не говорила ничего связного. Ситуация и её привела в замешательство. В один момент она остановилась и открыла рот, будто пытаясь достать оттуда мудрёную формулировку простой мысли, которая решила бы проблему, но этого не произошло, и Варя продолжила ходить по комнате.
– Думаю, у меня был бы шанс, если бы зачёт или хотя бы пересдачу принимал бы другой преподаватель.
– Боюсь, что так, – ответила Варя. – Но на вашем потоке всем заправляет он один. И если так, то для достижения своей цели он найдёт, к чему придраться. – И после небольшой паузы добавила: – Скажи, он тебе совсем никаких альтернатив не оставил? Может, был хотя бы намёк на то, что, мол, есть умные ребята, и они имеют шансы сдать сами?
Влас мысленно перебрал всем слова в их диалоге и ответил:
– Нет, – ответил он и снова задумался. – Пожалуй, всё-таки нет.
Варя вздохнула:
– Боюсь поверить, но тогда придётся… Если преподаватель хочет завалить, он найдёт, за что, – подтвердила Мари, выглянув из кухни.
– Ещё тебя не спросили, – с видным раздражением сказал Влас, но Варя быстрым взглядом дала понять: незачем злиться на то, что соседка признала очевидное.
—–
Вытащив все заначки из старых джинсов и свёртков со сбережениями на чёрный день, Влас всё равно не собрал нужной суммы, и позвонил Лепсу:
– Влас, дружище, ну на кой чёрт я тебе понадобился в половине первого ночи? Я ж не каждый день на тусах, – послышался из трубки недовольный голос Лепса.
– Тут дело жизни, смерти и моего зачёта по БЖД.
– А-а, старый хрен всё же просит на лапу?
– Да. И я хочу поговорить об этом с деканатом или учебной частью. Это подсудное дело, и я в него ввязывать не хочу.
– Э-э, не выйдет. У Долгого и в полиции всё схвачено.
– Что, совсем без вариантов?
– Влас, он уже больше двадцати лет так зарабатывает. Наверняка его кто-то крышует. Иначе б он уже давно сидел.
Влас через наступающий под горло стыд сглотнул и спросил:
– Тогда займёшь полторы тысячи до вторника?
—–
В этот людный понедельник, преступив порог кафедры БЖД, Влас перестал замечать гудящие толпы студентов. Теперь он слышал каждый шаг, гулом циркулировавший в ушных раковинах, заглушающий бесчисленные разговоры о предстоящем зачёте. Влас дошёл до конца коридора, до злосчастного кабинета и встал в очередь девятым. Благо, Долгий разбирался со студентами не так уж и долго: не прошло и пятнадцати минут, как Влас оказался в кабинете. Закрывая дверь, он думал о том, что на десять тысяч, лежавшие в его рюкзаке, можно было показать Варе Москву. Эти десять тысяч он мог отослать семье в знак победы над их предубеждением, мол, студент сам себя не прокормит. На эти десять тысяч в конце концов можно было скупить все пирожные и торты в кондитерском магазине на углу Городского проспекта и умереть от сахарного диабета, лишь бы не видеть этого отвратительного преподавателя, благодаря которому теперь эти десять тысяч пойдут на преступление.
– Ну что, Борзенко, наконец поддался зову здравого смысла?
Долгий глядел на него из кресла со своей неизменной меркантильной ухмылкой. Влас, молча глядя на преподавателя, сел за стол напротив него.
– Давай, быстро, – сквозь зубы проговорил Михаил Константинович, вытаскивая из ящика в столе здоровенную записную книгу, набитую купюрами.
Влас, не видев раньше таких сумм вживую, ошарашено вытащил свою стопочку из разнопёрых сотен, пятисотен и других бумажек, откопанных на просторах его комнаты в общежитии:
– Эх, Борзенко, что ж вы не могли разменять на крупные, чтобы с этой кучей не таскаться? – покачал головой Долгий, перебирая в руках купюры Власа. Казалось, он получил от этого даже некое физическое удовольствие.
Закончив пересчитывать деньги, он подравнял стопочку, постучав ею о блестящую поверхность стола, сложил всё внутрь записной книжки, к остальным деньгам, поднялся с места, обогнул кресло и направился к шкафу с ведомостями, стоявшему в дальнем конце комнаты.
– Так-так, Борзенко, вы же у нас пятая группа, верно? – спросил он, отвернувшись.
– Да, отозвался Влас, не сводя глаз с битком набитой записной книжки, оставленной на столе. Так внезапно возник шанс уравновесить ситуацию, и рука Власа медленно потянулась к торчащей из стопки пятитысячной купюре. Еле дыша, он зажал краешек пальцами и аккуратно потянул её на себя. Удостоверившись, что эта процедура не вызывает ни малейшего шума, Влас уже более смело вытянул вторую купюру и поспешно затолкал обе в карман рюкзака. А Долгий, похоже, никуда не спешил и продолжал искать ведомость. Влас даже успел подравнять стопочку в записной книжке и сменить торжественное выражение лица на нарочито безразличное, прежде чем преподаватель оторвался от шкафа и вернулся к столу с кипой бумаг. Пролистав их и найдя фамилию Власа, он стёр нарисованный карандашом вопросительный знак напротив, расписался в столбце рядом и вывел заветное, разве только во снах не грезившееся Власу слово «зачтено».
Получив то, что ему было нужно и еле сдерживая смех, студент быстро встал с места и вышел из кабинета, мысленно попрощавшись с ненавистной кафедрой.
– Проваливай, – услышал он вслед, но не ответил, потому что точно знал: в этот раз его молчание было признаком не смирения, а победы.
—–
– ДА ЛАДНО! – громче всех воскликнула Мари, чуть не подавившись вином.
– Господи, Влас, вот это удача, – упала в его объятия Варя.
– Друже, это – повод выпить, – констатировал Лепс и под всеобщее одобрение откупорил портвейн.
—–
Влас отправил сохранённые десять тысяч родителям, но те перевели их обратно с небольшой надбавкой и подписью «Молодец ». Последовавшее за тем решение оставить всё на чёрный день совсем скоро сдулось. У студентов, как известно, деньги долго не задерживаются, а найденная идея стоила того, чтобы их потратить.
Влас подумал о том, что мы с Варей никогда никуда не выбирались вместе. В смысле ни в кино, ни в театр, ни в какую-нибудь муть вроде боулинга и поэтических вечеров, куда обычно нормальные парочки выбираются по выходным. И дело даже не в скромном студенческом бюджете (когда деньги нужны, Влас включал свою суперспособность доставать их из-под земли). Его удивило совсем другое: то, что почти полгода они не замечали, что никуда не выбираются. Наверное, это всё-таки показатель того, что им вместе хорошо и без всяких дополнений.
Кстати, в начале февраля у Вари день рождения, и это – крутой повод сгонять с ней кое-куда, дальше всех кинотеатров и выставок Тюмени.
Поэтому когда на одну из тусовок Варя привела обеих соседок, и уже ближе к утру ушла спать, Влас с Ритой остались курить на балконе одни. Он решил, что доверить дело ей лучше, Мари слишком болтлива. Влас под печатью строжайшего секрета попросил соседку раздобыть ему Варины паспортные данные.
Власу было интересно увидеть, как Варя, по природе своей не склонная к экспрессии, прыгает от счастья.
И вот подкралась сессия – пока что малознакомый зверь, которому предшествовало не менее пугающее испытание – зачётная неделя. Всё начиналось с физики. Влас её понимал, но не учил. Мари – не понимала и не учила. Варя – немного понимала и пыталась учить, но чувствовала, что знаний на более-менее достойный ответ не хватает. За день до зачёта в попытке упорядочить всё в своей голове и заполнить пробелы она обложилась книгами и конспектами старшекурсников, которые ходили из рук в руки по всей группе. И чем больше Варя читала, тем яснее понимала, что далека от физики, как от северного полюса. Мари тем временем носилась по квартире, громко жалуясь на то, что где-то потеряла тысячу рублей.
– Я точно знаю, что она где-то дома! Я вчера её видела, – причитала соседка.
– А где видела? – поинтересовалась из-за учебника Рита.
– Где видела, там больше нет, – взвыла Мари. – Как я теперь после сессии к родителям поеду?
– Да не волнуйся ты так, ещё есть время найти, – откликнулась Варя с другого конца комнаты.
Их разговор прервал громкий стук в стену. Там спала Лиза после ночной смены.
– Марь, потише будь, – шепотом предложила Рита. – И Лиза проспится, и нам легче учить будет.
Мари показала язык в ответ и продолжила вытряхивать на ковёр содержимое тумбы.
– Ну чего, Хрис, учил?
– Посредственно, но троечку я бы себе поставил.
Они сидели перед входом на кафедру физики и прятали шпаргалки. Половина группы уже сидела в аудитории, и выходящих с зачёта активно расспрашивали особо волнующиеся. Даже Влас совсем немного поддался общему настроению тревоги, потому что это был первый в его жизни зачёт, и было не совсем понятно, какого уровня знаний от него будут ждать, но из мрачных мыслей его вывело то, что с кафедры вышел Али. Влас очень сильно болел за то, чтобы это парнишка показал свои способности хотя бы на зачёте, поэтому сразу подошёл к нему:
– Ну как, Али, затащил?
– Затащиль! – с довольным видом проговорил Али. – Его лицо было смешно удивлено, когда я отвечаел.
Влас усмехнулся и пожелал парнишке удачи. Он был поистине рад за Али.
И тут из-за дверей лаборант крикнул:
– Кто следующий хочет?
Али похлопал Власа по плечу:
– Я сделяль, и ты сделашь!
– Пора, дружище, – подтвердил сбоку Хрис.
Влас собрался с духом, кивнул и зашёл на кафедру.
Выйдя с кафедры с прекрасным настроением и подписью в зачётке, Влас мысленно попрощался с физикой навсегда и спустился на два этажа ниже – там Варя сейчас сдавала английский. Ждать ему не пришлось: Варя вышла с зачёта быстрее, чем успела прогрузиться мобильная версия «Майнкрафта».
– Пять?
– Пять.
– Ну я в тебе и не сомневался. Подождём Хриса и пойдём к нему? – предложил Влас.
– Да, давай. Можем и Мари с собой захватить, она вроде ещё не выходила.
Соседка не заставила скучать по себе. «Вспомнил лучик – вот и солнышко», – негромко усмехнулась Варя, увидев, как та ракетой летит с кафедры, уже по пути крича на весь коридор:
– Ты не поверишь, что только что произошло!
– Дай угадаю, на вас напало стадо диких зверей, медведь отгрыз руку экзаменатору, и он не смог поставить тебе зачёт? – с хитрой улыбкой предположила Варя.
– Сначала я чуть не заплакала, увидев свой билет, второй раз еле удержалась, когда мою зачётку передали заведующей, – застрекотала Мари. – А она открывает, смотрит туда так, будто я её говном намазала и спрашивает громко, на всю аудиторию: «Кто такая Кирова?» Я поднимаю руку, она подзывает к себе. Иду, трясусь, не знаю ничерта. Сажусь за стол, протягиваю ей свой билет и кое-как написанную работу, а она мне чуть ли не в лицо тычет зачёткой: «Что это?!» – спрашивает. Открываю, а там моя тысяча!!! Которую я вчера разве только в аду не искала.
«Это не то, что вы подумали! Я вчера эту тысячу нигде найти не могла. Она сюда случайно попала!» – я спешу оправдаться, а заведующая прямо на этих словах ставит напротив моей фамилии в ведомости «незачёт» и говорит, мол, «учи добросовестно, увидимся в феврале».
Влас и Варя чуть не померли от смеха. На них периодически оглядывались другие студенты, проходившие по коридору, но Мари не понижала взволнованного голоса:
– Расскажешь кому – не поверят!
– Н-да, Марюш, ты у нас просто человек-каламбур, – успокаиваясь, смогла проговорить Варя.
Влас бы вот не поверил, если бы это происходило не с Мари – его золотым стандартом ухоженной, но бездумной девки, ходячим концентратом всего, что он считал абсурдом. Правда, иногда она выдавала что-то непосредственно-забавное, как теперь, например, над чем можно посмеяться искренне и без злорадства. Потому на тусовках ей всегда были рады.
Перед Новым годом общежитие опустело. Влас был в неплохих отношениях с комендантом. Он знал, что ему разрешат остаться. Насчёт Вари договориться не получилось, так что дважды в день она делала вид, что уходит и приходит: утром вылезала из окна туалета на первом этаже и входила с улицы в общагу через турникет с камерами, а вечером – наоборот. Как-то раз мы с ней в развалах вещей нашли гуашь, которую когда-то стащили в магазине, где работала Ряшева, попросили ещё пару баночек краски у девчонок из нашего крыла и разрисовали руками стены и часть потолка над столом. Утром, проснувшись в горе подушек, пледов и одеял на полу, мы обнаружили, что ещё и свежий снег выпал. Красота.
У Вари было в тот момент всего два вопроса:
1 – «Обалдеть, а тебя за это не выселят?»
2 – «Мы что, выпили весь коньяк твоего соседа?»
На стене над кроватью был намалёван огромный разноцветный ёж с крохотным яблочком на конце длинного носа. Иглы его заняли треть потолка. Большеклювый рыжий пеликан, зелёная рыбёшка, торчащая у него из клюва и охапки волнистой зелени с красными вкраплениями красовались рядом с холодильником. «Как наши мозги и руки выдали такое?» – подумал Влас. Полуабстрактные подтёкшие каракули создавали атмосферу другой планеты. В течение всего семестра казалось, что мы попали в бурлящий кратерфе истории. С концентрацией событий, приближающейся к удушающей. Теперь же было так тихо, так приятно-одиноко в общаге без людей, что Власу казалось, что их переместили в новый мир. В мир, где у него есть только Варя и краски.
«Наверное, это лучшее время в моей жизни», – думал тогда он.
В снежной рамочке окна резали небо фейерверки, хлопали только что открытые бутылки шампанского, как всегда орал Дима Христофоров, подбивая танцевать всех вокруг.
Комната была забита людьми: вся компания едва помещалась в квартире девочек. Варя сегодня была красивая. То есть вообще, по мнению Власа, она всегда выглядела хорошо, но сегодня особенно: блестящее сине-серое платьице на лямках, свободно сидевшее поверх белой водолазки, смотрелось на ней отлично. Влас даже не знал, что его девушка такое носит, потому и был приятно удивлён.
Среди всеобщего настроения праздника, бесконечного говора и звона приборов о тарелки и бокалов о кружки, Варя потянула Власа на балкон якобы курить. Уже на этом моменте он удивился. Облокотившись на большой шкаф для хранения старого хлама и спрятав руки за спину, она заговорила:
– Сам знаешь, я давно отвыкла от подарков и вообще не очень люблю праздники, но сегодня у меня для тебя есть кое-что.
«Вот это пирожки с котятами», – подумал Влас. «А она не перестаёт удивлять». Стоило лишь на секунду представить себе, что наконец-то эта девчонка открылась тебе, как Варя тут же являет свету ещё одну ранее неизвестную сторону своей личности. И где они все только помещаются у неё?
А тем временем Варя достаёт из шкафа огромный свёрток.
– Что это?
– Посмотри сам, – протягивает его Власу.
Тот, в предвкушении медленно отрывая кусочек скотча, не имел ни малейших предположений о том, что внутри упаковки. По размерам сопоставимо разве что с каким-нибудь одеялом. Вот из-под краешка обёрточной бумаги выглянул кусок чёрной валяной шерсти.
– Ёбушки-воробушки, это что, дороже трёхсот рублей?
Варя, молча улыбаясь, указала взглядом на подарок: мол, продолжай. Открой до конца. Влас содрал остатки крафт-бумаги и расправил в руках длинное пальто на толстой тёплой подкладке.
– Чёрт. Даже не знаю, что и сказать теперь, – он облачился в новинку. В плечах было чуть велико, а по росту в самый раз. – Это очень круто. Ты угадала с подарком. Спасибо.
– Ты в нём на Довлатова похож, – усмехнулась Варя со своим вечносаркастичным прищуром.
– Если честно, я понятия не имею, как он выглядит, но пусть будет так.
– Ты ж физрук, это всё объясняет, – она шутливо стункула меня по плечу, как всегда, но я поймал её за запястье и притворно подвывернул его.
– Скверная девка какая, купила тут моё внимание таким подарком и поливает теперь. Смотри аккуратнее, а то сейчас факультет спортивной подготовки на тебя обидится, и останешься без подарка.
Варя вывернулась:
– Ого, ты что-то приготовил?
«Да, впервые под руку попалось что-то, что я просто захотел подарить тебе, не думая о том, что из кармана при том улетели остатки зарплаты и стипендии», – подумал Влас, а вслух сказал:
– Иди в тамбуре посмотри.
Ах ты..! – и не договорила. Она шумно вдохнула, дотянувшись до меня на носочках, клюнула в щёку и поспешила ко входной двери. Влас за ней. Догнал, прицепился пальцем как крючком к блестящей серо-синей лямке платья. Варя улыбнулась через плечо. Касание прохладных после балкона пальцев кубиком льда скатилось по плечу до локтя, а потом и до ладони. Под бой курантов и крики пьяных Христофорова и Красникова.
– Э, вы куда? – окликнул их Валера заплетающимся языком. – Пропустите же всё.
– Сейчас вернёмся через минутку. – бросила Варя в спешке.
Приглушили музыку в принесённых Лепсом колонках, включили телевизор – а там президент во всю уже вещает, поздравляет. Пробившись сквозь волнующуюся как море толпу друзей и друзей друзей, Влас и Варя вырвались из квартиры. Из холода балкона в жару прогретой дыханием и беготнёй комнаты – и оттуда в прохладный аромат мандаринов, не поместившихся в холодильник (это всё родители Мари прислали к празднику, и чтобы не загромождать и без того маленькую квартиру, она порешила хранить их в тамбуре, совершенно не опасаясь того, что на них позарятся соседи).
– Чего-о-о-о? Велик?! Блин, ещё и с жёлтой рамой! Влас, ты где такое чудо откопал?
Ухмыльнувшись, он подумал о том, что Варя явно не из тех людей, кто брезгует вещами с барахолок и рассказал ей краткую историю велосипеда с блошиного рынка, с первой цены которого Влас сбил аж 350 рублей, на которые купил баллончик с краской, чтобы подарок выглядел чуть веселее. Они с Лепсом, конечно, запачкали весь его гараж, пытаясь аккуратно отреставрировать раму, но было занятно.
– Ну хоть не расстроилась, что не чёрный и без перевёрнутых крестов?
– Влас, вот честно, иди к чёрту со своими шутками про мою фамилию, это – прекрасный подарок, лучше которого я и не могла пожелать.
За дверью послышалось громкое асинхронное «ура-а-а-а» и отдалённый грохот салюта. Варя провела рукой по рулю и посмотрела на меня:
– Не успели.
– Ничего страшного. У меня всё равно крутой день.
– Пошли прокатимся тогда?
– Минус пятнадцать на улице, самое время.
– Ну Влас, там же есть расчищенные дорожки. Пожалуйста. Очень хочется!
Влас вспомнил, что Варино пальто всё ещё на нём.
– Хорошо, только куртку надень.
Он курил у подъезда, пока его девушка, как мальчишка лет девяти, накатывала круги по двору. С нечленораздельным радостным возгласом «йе-е-ехуу-у» она въехала в сугроб, чудом не погнув колесо. Навернулась, хотела ещё немного поваляться в мокром, дура, снегу, но Влас её вытащил, отряхнул и потащил домой сушиться.
– Совсем мозги отморозило? Заболеешь ещё, а мне лечить придётся.
Но вышло в точности наоборот. Утром первого января Влас проснулся с больным горлом. Температура, слабость, сопли зелёные – всё по красоте, как полагается. Варя почти жила в общежитии, готовя полоскания, бегая по этажам за лекарствами, не выпуская из рук учебник по античной литературе, готовясь к сессии. Видно было, что ей тяжело, но она не жаловалась. Только говорила, что очень хочет, чтобы Влас выздоровел.
Татуировкой на сердце остались те слова Вари. Оно внутри, оно вовек не забудет то, как она наливала сироп от кашля в мерный стаканчик, поглядывая краем глаза в книгу, и что-то постоянно повторяла.
Варя никогда не говорила об этом, но теперь Влас был точно уверен: она его любит.
После зачётной недели трепета перед предстоящей сессией поубавилось, так что Влас готовился спустя рукава ко всему, кроме последнего экзамена – по психологии детского возраста. Сдавали её все перваки педагогического факультета, потому Влас и Варя могли готовиться вместе.
У них было три с половиной дня, сто двадцать вопросов и две больших банки растворимого кофе. Первые сутки-двое, обалдев от сроков, они ботанили как никогда в жизни, а за день до экзамена Влас успокоился, оценив накопленные знания минимум на тройку при условии небольшого везения с билетом и адекватного преподавателя. Варя не уменьшила усилий, так как считала этот предмет важным, а может и просто хотела прийти на экзамен чуть более уверенной. В вечер перед экзаменом она, устав добивать несчастные десять вопросов, впервые на моей памяти заныла, причём, очевидно, сама понимая, что это всё не так значимо, и скоро она закроет сессию и избавится от всех давящих сроков. Но теперь её что-то прорвало:
«Хочу стоять с тобой, курящим, на балконе, слушать оклики играющих во дворе детей и любоваться заходящим солнцем, а не это вот всё».
– А кофе не хочешь?
– Не отказалась бы.
– Сиди. Я сделаю. Не отвлекайся. Ты же хочешь быть крутым преподом.
– Не ценой единственного в моей жизни девятнадцатого лета.
– А как иначе? Все проходят через это, даже ленивые пиздюки.. кхм, простите, физруки вроде меня.
Мари, читавшая всё это время тот же учебник, развалившись на диване, издала какой-то глумливый смешок.
– Тебе тоже сделать?
– Нет, спасибо. У меня ещё есть.
Едва Влас успел отправить матери фото зачётки с печатью о закрытой сессии, как та сразу же отослала ему деньги на билеты до Киева. Было жутко неловко держать на карте такую крупную сумму, поэтому он сразу же оплатил себе дорогу, и только тогда понял, что действительно соскучился по семье.
Вся компания провожала сначала Валеру на поезд, потом Лепса и Власа в аэропорт, так как разница между вылетами у них двоих была всего сорок минут. Расставаясь с ребятами, Влас в душе досадствовал, что пропустит целую неделю, в течение которой учёба не помешала бы им отдыхать как вздумается, но на самом деле он больше ждал встречи с семьёй.
«И какой чёрт меня так далеко загнал?» – думал Влас уже на четвёртом часу пути, но утомительный перелёт с длинной стыковкой показался ничем, лишь только стоило парню попасть во двор, где прошло всё его детство.
В его памяти ожили долгие июньские дни, полетели стрекозы, выросла трава до пояса, которую в начале июля нещадно, под самый корень косил сосед Прохор. Из крупных веток, одряхлевших ковров и старых простыней сложился тайный домик под большим кустом сирени. Засвистели в воздухе, заскрипели качели с большой деревянной перекладиной, на которой Влас и его друзья со двора когда-то помещались втроём. Сейчас от всего этого остались лишь очертания, спящие под снегом, а качели стояли голые – с них сняли верёвки. Но от этого родной дворик не потерял своего очарования. Отделённый аркой с низким полукруглым сводом от большой, шумной улицы, он прятался островком спокойствия в столичной суете.
Навес над подъездом, дверь, два лестничных пролёта, ещё одна дверь, звонок.
Мама. Странно, даже за какие-то полгода она так сильно успела измениться. Новый халат, но бордовые тапочки с пушком – неизменно старые, почти легендарные. Влас долго не мог понять, что ещё нового в её внешности, что заставляет лицо выгядеть моложе своих лет, несмотря на морщины. Татуаж бровей? Влас был рад, что на деньги, которые она раньше тратила на сына, мать теперь могла делать что-то для себя.
Тут в коридоре показалась бабушка, за ней – шестилетняя сестричка Даша, и все разом принялись обнимать и расцеловывать Власа. Наперебой галдели, восклицали, радовались:
– Ты только взгляни, неужели он ещё больше вырос?.. бабушка потрепала внука за щёку. Улыбаясь, он немного скривился.
– Влас, ну расскажи про Сибирь!
Последним из гостиной вышел отец. Он ни капли не изменился внешне: как всегда, своей улыбкой он будто подстрекал Власа, который грелся этим родным щебетом как кот на солнышке: ему было хорошо.