Столпник и летучие мыши

– Многоуважаемый Семён Филиппович! Мы, – на этом слове она развела руки, указывая на сестёр, глядящих на Семёна неотрывно, – постоянные представители Межгалактической Общественной Организации на Земле, изучив обстоятельства, сложившиеся в данный момент времени на планете вообще и в подведомственном Вам Разумихине в частности, приняли решение ввести Вас в курс дела.

Размякший после обеда Сёмка хлопал соловыми глазами, ничего не соображая. Вся кровь вкупе с мозгами в сей момент пребывали в области желудка. «Вздремнуть бы», – он зевнул, откинулся на спинку прохладного стула и разбросал под столом варёные ноги.

Лили продолжила:

– Проведя анализ ситуации, мы пришли к единодушному мнению, что Ваша кандидатура оптимально подходит для участия в операции по ликвидации змея.

Последнее слово шилом воткнулось в расслабленный Сёмкин зад. Парня подбросило на мраморном седалище, как на ретивом коне. Вскочил, в груди занялся огонь, кровь закипела. Какое уж тут пищеварение!

– Что вам известно про змия?! Где его логово?!

– Спокойнее… Сначала выслушайте. Не вдаваясь преждевременно в подробности, начну с самого главного.

Симеон опустился на стул, и жилы в нём натянулись, как бечева. Сглотнул, наклонил лохматую голову, упершись взглядом в стол, бросил на мрамор кулаки и напряг слух. Лили завела руки за спину, замаячила, мягко печатая шаг. Теперь слова ложились перед парнем чётко и разборчиво, точно золотые монеты на прилавок.

– Как показала разведка, змей – это, на самом деле, змея. В данный момент тысячелетнего отрезка времени самооплодотворяющаяся особь семейства драконьих поменяла пол и готовится стать матерью. Период созревания детёнышей составляет двадцать один день. Сегодня змея заложила кладку яиц. Если гадину вместе с гадёнышами вовремя не уничтожить, то…

Лили прекратила шагать и развернулась лицом к Семёну так резко, что коса, лежащая на груди, со свистом улетела за спину. Взгляды их схлестнулись. Сощурившись, она упёрлась руками в стол, выгнула спину и вытянула шею, от чего стала походить на кошку, готовую к броску на врага.

– То что? – пробормотал столпник. Он слушал речь Лили ещё внимательней, чем воскресную проповедь, и старался не упустить ни единого слова.

– То всё… Русь постигнет воцарение династии Нагов со всеми вытекающими последствиями. Гибель родонаселения русичей. Разорение земли русской. Поэтому…

Пока Лили говорила, она истово припадала к столу, то сгибая, то разгибая руки в локтях. «Совсем как молитвенница», – подумал инок и прогнал негодящую мыслишку вон. Когда девушка смолкла, он уже смекнул, к чему идёт дело, хотя точный смысл заковыристых слов был ему не до конца ясен. Над его темечком тучей нависла большая пауза. Симеон инстинктивно заёрзал, завертел головой, как бывало на столпе, когда ливень только-только начинался, и первые капли мокро щёлкали по носу и щекам. Понимая, что от ненастья никуда не деться, он стойко дожидался неминуемого полного погружения в злобно-холодный водяной шквал. Тело уже самопроизвольно содрогалось, хотя ещё ничего не происходило.

– Не-не-не! Я – никто. Непутёвый послушник по прозвищу Неправедный. Можете у игумена Порфирия спросить. Уж он-то всю правду про меня скажет…

Между Лили и Семёном возник провал молчания. Сёстрам очень хорошо была известна человеческая природа, поэтому они просто ждали, когда парень выпустит пар. Тот разжал кулаки, растопырил пальцы и затряс ими над столом так, точно они только что угодили в кипяток. Голова, грудь, весь торс заколебался, рукава косоворотки затрепыхались, как девичьи платки в хороводе. Он возопил:

– Не могу я! Не умею подковы гнуть! Нету у меня ни меча-кладенца, ни коня буланого!

Сёстры терпеливо ждали. Послушник перестал трясти руками, сложил их на груди крест-накрест и спрятал пальцы в подмышках. Он набычился, взбугрил переносицу и, кривя душой, ловко ввернул слова Порфирия, которые ещё вчера приводили его в бешенство:

– Рази хватит мочи простому мужику по своему хотению, да по собственному изволению змия завалить?..

Помолчав, Симеон высвободил правую руку, поставил палец торчком, задрал бороду, приподнял брови и негромко заявил:

– Это по силам только Отцу Небесному.

 Не успел он договорить, как Мими вскочила, топнула ногой.

– Экий вы, Симеон Филиппович, болв…

Старшая хлопнула ладонью по столу, заглушая последнее слово. Метнула из-под бровей в сестру камень раздражения. Младшая скомкала и отшвырнула от себя платок, нахмурилась. Мими притихла и, как послушная ученица, села на место. Морща нос, она ехидно закончила фразу:

– …бо-о-ольшо-о-ой вы человек! Одним словом – сто-о-олпник.

Фру, молчавшая до сей поры, вдруг выкатила тёплое, как летнее яблочко, слово, обращаясь к Лили:

– Почитаем?

Та кивнула. Девушка вспорхнула, подлетела к стене, приложила к ней тыльную сторону ладони. И опять поверхность раздвинулась, образовалось квадратное отверстие. Выплыла шухляда с пухлым кованым сундучком внутри. Семён подошёл помочь, рукава столпника и девы слились, взгляды тоже.

Тяжеловесная поклажа была размещена в центре стола. В сундуке оказалась Библия. Об этом послушник догадался по оттиску креста на кожаной сторонке. Но как же она отличалась от своей Острожской сестры! Размеры её были весьма велики, а вид многозначителен. Тусклые металлические углы и жуковины не были чищены, как минимум, сто лет. За многие годы фолиант приобрёл цвет святых мощей. По его краям виднелись костяные накладки с мутным слоем на поверхности. Была ли то пыль, или чад инквизиторских костров? По трём сторонам размещались тёмно-бордовые продолговатые камни, подёрнутые вековой поволокой. Четвёртый выпал, и пустая лунка показывала зубы, напоминая оскаленный рот грешника, провалившегося в ад.

Медные ремни перетянули Писание поперёк, впились в кожу. Библия была окована прочней, чем римские рабы, что влачили свою позорную жизнь в серебряных рудниках. От переплёта и палевых страниц, пропитанных жиром и кровью животных, веяло тленом. Монахи-чернокнижники, корпя над нею дни и ночи, мечтали дважды заложить душу дьяволу за право обладания тайным смыслом, сокрытым между строк. В ней, как величайший алмаз под надёжными замками, лежало Слово, спрятанное жадными до власти священниками. Никто из простых прихожан не смел читать Книгу.

Снова в ход пошёл яхонтовый перстень, замки щёлкнули – и Слово раскрылось. Вдруг пергаментные листы были подняты неведомой силой и стали переворачиваться сначала медленно и тяжеловесно, а потом всё быстрее и быстрее, поднимая ветер и пропадая из виду так же, как исчезают спицы в колесах, если телега катится с горы. Внезапно движение страниц прекратилось. Мякоть Книги распалась на две части, причём левая доля оказалась значительно толще правой. Все склонились над фолиантом, точно боясь прозевать появления самого Духа Святого из глубины, оттуда, где сгиб.

Лили осторожно тронула остриём ногтя страницу и, склонив по-птичьи голову набок, ощупала Семёна оценивающим взглядом. Она прикинула на глазок его умственные способности и приказала: «Читайте!». Молодец промямлил: «Не хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва… Соборное послание святого апостола Иакова. Глава двадцатая, стих два». Сёстры наблюдали за реакцией парня. Брови у того полезли вверх, потянули за собой кожу век, глаза округлились и застыли, челюсть упала. На минуту наступила полная тишина, нарушаемая лишь далёким птичьим граем. Первой оцепенение прервала Мими. Она вскочила со стула, пренебрегая правилами этикета для девушек из приличных домов.

– Мерт-ва-а-а! Мертва без дел вера-то, – повторила она дважды, широко раскинула руки и слегка присела, точно собралась танцевать «верёвочку». Под платьем обрисовались растопыренные коленки. Этот понятный каждому простолюдину жест под названием «пшик» предельно ясно донёс до Симеона смысл сказанного. Пшик – это ничего, пустота, напрасный труд.

– Включайте мыслительный процесс.

– Чего?

– Думайте.

– Это, стало быть, я зря три с лишком месяца молился, аскезу держал?

Симеон почувствовал, как его ужалила обида. Но так как от неё он лишь крепчал, то, неожиданно для сестёр воскликнул: «Как так?!» – и треснул в сердцах кулаком по мрамору стола. Послышался шлепок, точно счастливая мамочка любовно прошлась ладонью по розовым ягодицам младенчика. Фру ахнула. Мими хихикнула. Лили по-доброму улыбнулась:

– Не напрасно, Семён Филиппович, не напрасно. Но молитв недостаточно. Абсолют ждёт от вас действий.

– Чего?

– Бог ясно сказал через Слово, что молитвы не работают без конкретных поступков.

– А что же делать?

– Проявлять активность.

Мими, расхаживая туда-сюда, хлестнула Семёна по щеке словами, как барчуковыми перчатками:

– Разве у вас нет глаз? Вроде бы и голова на месте. Видели написанное в Слове? Вы что, Библии не доверяете?

Симеон почесал затылок так рьяно, что лохмы, свисающие на плечи, вздыбились и нависли над глазами. Он вспыхнул, набычился, зыркнул на Мими из зарослей волос:

– Доверяю! Только раньше я этого стиха не видел.

Голос Лили как нельзя вовремя плеснул в разговор успокоительную струйку и погасил опасную искру. Она проворковала мягко, как и положено старшей сестре:

– Что ж, так бывает. Иногда человек не видит того, что находится у него перед глазами.

Обхватив себя руками, Симеон поглядывал на сестёр недоверчиво. Всё происходящее с ним выглядело весьма неправдоподобно. Он подумал, что спит в каменной ложбинке на столпе и возблагодарил Господа за чудесный сон. Ему хотелось запомнить все детали видения, чтобы потом, после пробуждения, было о чём вспоминать: и мрачные пещеры, и чудных девушек, и стол, полный снеди, и невиданную Книгу.

А Книга жила собственной жизнью. Листы снова взвихрились и опали. И снова Лили коснулась пальцем текста. Симеон, замерев, надул губы. Вдруг он ожил, прилип глазами к фолианту, налегая грудью на стол, прочёл уже не шёпотом, а в полный голос:

– Потому что Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению. К филиппийцам, глава вторая, стих тринадцатый.

Лили положила тонкую руку на мужское плечо. Крепкие мышцы на спине в знак протеста заходили ходуном, освобождаясь от мягкой женской силы.

– Семён Филиппович, признайтесь, как на духу: вы хотите змея уничтожить?

– Да куда мне? Не богатырь, не сдюжу. Да и кладенца у меня нету. Ни меча, ни коня буланого, – продолдонил Неправедный зазубренный урок. – Да и не могу. Ить я послушник, монашествовать вознамерен.

– Вот именно. В Вашей воле как монашествовать, так и выйти из скита. Почему бы Вам не попробовать себя в ратном деле? Потом определитесь и с родом деятельности, и с карьерой. Сейчас главная проблема – змей.

– Говорю же тебе, милая девушка, не богатырь я, – заканючил Сёмка. Ему казалось, что лучше, чем кузнец из соседней деревни, никто с гадом не справится. Он опять хлопнул кулаком по столу. – Надо в соседнюю деревню идти, звать кузнеца на бой ратный. Вот кто настоящий богатырь! Одним пальцем подковы гнёт.

Неожиданно заговорила Фру. Шелковистый голосок ласково коснулся ушей. Но то, что Семён услышал, ему не понравилось.

– Он, конечно, богатырь, но трус первостатейный и для ратного дела не годится. Представьте себе воина, который испугался летучей мыши, заполз под лавку и пищал оттуда «чур меня, чур». Это я видела собственными глазами.

И пока Неправедный соображал, где это Фру могла увидеть кузнеца, ползущего под лавку, Мими взвилась, закружила вокруг Симеона, как ласточка, взмахивая рукавами-крыльями.

– Включите логику! Человек создан по образу и подобию Божьему? Да! Богу всё возможно? Всё! Правильно я говорю?

– Всё верно.

– Тогда откуда сомнения? Когда вы, Семён Филиппович, на гору лезли, что заявили монахам? Что вы чадо Божие, и что Он вас никогда не оставит.

Думы бывшего столпника с трудом ворочались, точно их пережёвывали и никак не могли пережевать беззубые челюсти. Только что полученные знания медленно подвигали монолиты канонических догм. И, наконец, Божьи откровения уложились-таки в черепной коробке Семёна. Он вскинул голову и внезапно для самого себя раскатисто грянул:

– Пр-р-р-равильно!

Камни в ответ загудели, птицы в вышине смолкли. Сверкнув резцами зубов, Лили по-мужски потёрла руки, как будто только что состряпала выгодную сделку. Приобняв за плечи сестёр, она энергично подытожила:

– Вот и хорошо! А теперь разрешите, Семён Филиппович, продемонстрировать наши хоромы. Уверена, что Вам у нас понравится. Будьте как дома и располагайтесь по своему усмотрению.

С этими словами она повела группу из «банкетного зала» наружу, а молодец подумал: «Что тут может понравиться? Пещеры как пещеры…»

***

…Никогда Семён не мог помыслить, что в шаге от его «столпа» в горных недрах живёт необычайная красота земли русской. Ошарашенный гулом водопада, сбитый с ног щедрым светом, столпник присел на тёплый камень и зажмурился. После пещерной тьмы он какое-то время был слеп, ладонь невольно прикрывала глаза, но слух уже погрузил его во что-то фантастическое. Расплющив веки, он глубоко вдохнул, да так и замер, пришибленный великолепием.

Шатёр естественного происхождения весь просвечивал, как рядно, прожжённое углями. Озерцо в центре манило, играя тенями, бликами и золотыми рыбками. Столб воды, падающий откуда-то с неба, блестел под солнечными лучами, как дамасская сталь. Отвесно ударяя в камни, он взбивал водяную пыль, сверкающую мириадами радужных искр. В носу у Семёна защипало, в горле что-то вспухло, и всё тело изнутри распёрло, точно переполненные вином мехи. Столпник задышал искристой смесью, зажурчал невольными возгласами и… прослезился. Так ему было хорошо, что душа по-птичьи затрепыхалась и запела.

По периметру шатра росли шары тровантов¹⁵ с целым выводком каменных детишек. Крупные продолговатые жеоды¹⁶ переспели и лопнули, показывая зёрна фиолетовых кристаллов. Плющ, чудом укоренившийся в углублениях камней, повсюду проложил ветвистые малахитовые тропки. Озёрный бережок был усыпан тихо светящимися опалами, и Семёну казалось, что вся пещера – это сердоликовый купол, беспрерывно сочащийся солнечным молозивом.

Девушки с удовольствием наблюдали за столпником и улыбались. Им нравился этот большой ребёнок, сильный муж, простой честный человек. Они были уверены, что он справится с заданием, если, конечно, постарается.

– Вот наша купель. Здесь, Семён Филиппович, вы можете принимать ванну. А это ваша спаленка, – Лили указала на небольшое отверстие, в которое можно было попасть, только став на четвереньки.

Семён рыбкой нырнул внутрь и ахнул. Небольшое, круглое, как тыква, помещение с маленьким «окошком» вверху было сплошь устлано коротко вьющимися травами. Они пружинили и ласкали в полумраке сладко пахнущим сиреневым цветом. Столпник упал ничком и почувствовал себя младенцем в колыбели, которому ничего, кроме мамкиной титьки, не надо. И когда он уже почти растворился в лиловом мороке, до него донесся смех и говор сестёр:

– Отдыхайте, Семён Филиппович.

– Встретимся за ужином.

– Приятных снов.

Бывший послушник и будущий воин встрепенулся и, прогоняя марь, поспешил туда, где были водопад, свет и голубая, как глаза Марфы, купель. Быстро обнажившись, Симеон подпрыгнул и вонзил гибкое тело в синеву озера. Долго плавал, распугивая рыбок, плескался, а потом, покачиваясь на воде, смотрел на парящие в воздухе радужные водяные капли и думал, что такого чудесного сна, как этот, он ещё никогда в жизни не видывал. Позже, зарывшись в травянистую постель, попытался зацепиться за хвост пролетающей мысли: «Ах, какие у неё глаза! За такие глаза я бы…», – и провалился в бездну…

…А в это время три летучие мыши, глядя из каменной расщелины в темноту, разминали крылья. Они приготовились охотиться на скальных тараканов.

– Наконец-то поем с аппетитом, а то эта человеческая еда в горло не лезет.

– Привыкай, Мими. Скоро и не таким придётся оскверняться.

– Во имя всегалактической гармонии, дорогая Лили, к пыткам подобного рода я готова.

– Фру, ты сегодня сама не своя, точно тебя заперли изнутри.

– Хи-хи! Тут всё предельно ясно: любовь-морковь.

– Ладно тебе. Грех смеяться над чужим горем. Приготовиться! Атакуем с трёх флангов. Один, два, три. Йо-хо

Глава третья

Плаксивый апрельский день, один из тех, что так характерны для средней полосы России, погрузил город в водянистый студень и абсолютное уныние. На улицах и площадях, в скверах и парках не было ни души и, если бы не свет в окнах и витринах домов, то можно было бы подумать, что все умерли.

– Угораздило же тебя воткнуться в этот чёртов локдаун. Не могла ты, что ли, сигануть в любой другой век? Только я покинул этот двадцать первый – и вот, пожалуйста, снова то же самое болото. Ведь и ты тоже родом из него. Не надоело?

– Мими, не начинай, пожалуйста. Откуда вышли, туда и пришли. По крайней мере, окружающая обстановка не вызывает у нас таких потрясений, как у Семёна Филипповича. Я выполняю распоряжения господина куратора. Ведь ты же приняла без возражений приказ быть одной из трёх сестёр. Так сказать, женской особью. Надеюсь, и в этот раз твоё самолюбие не пострадает. Знаешь ли, мы люди подневольные.

– Люди… Хи-хи…

Две юные статные девы в крутом прикиде томились в сумрачной обшарпанной хрущёвке. Чёрные кожаные шорты поверх лосин, в тон им широкие, точно с мужского плеча, косухи, ботфорты на низком ходу, тёмные стрижки под ноль, шипованные браслеты придавали их пикантной красоте внятный оттенок агрессии. Любой, столкнувшийся в тёмном переулке с этими девушками бойцовского вида, не смог бы усомниться в искренности их намерений. Имидж соответствовал тому непростому и, без преувеличения, опасному заданию, которое выпало на их долю в данный временной отрезок.

Столпник, которого Лили настойчиво именовала Семёном Филипповичем, никак не соглашался отправляться на поиски буланого коня и меча-кладенца в Тридевятое царство, Тридесятое государство. И, хотя девицам с грехом пополам удалось вырвать у него согласие на битву с гадом, он был непоколебим в уверенности, что и меч, и конь надёжно запрятаны в соседней деревне, где живёт богатырь-кузнец, гнущий подковы одним пальцем. Сёстрам пришлось, как телка на привязи, тащить парня в пункт телепортации – заброшенный колодец на окраине Разумихина. И, если бы не подбадривающие улыбки Фру, к духовному лицу пришлось бы применить волшебный пинок.

Исполнительная группа во главе с Лили удачно сиганула в передаточный пункт на пути следования к цели. Получив дальнейшие инструкции от господина куратора, они готовились к добыванию нового кода телепортации для очередного сига. Но, как это частенько бывает, что-то пошло не так. Роскошная профессорская квартира, расположенная на третьем этаже элитного дома, на карте местности обозначалась как точка сборки. Она стала прибежищем для отважной четвёрки на сутки с небольшим и была поспешно покинута, причиной чему явилась примитивная оплошность, которая по плечу только самому отъявленному остолопу.

Семён по незнанию оставил кран в ванной незакрытым в тот злополучный час ночи, когда прекратилась подача воды. Он не догадывался, что системой заведует некая человеческая сущность, которая включает и выключает водный поток нажатием кнопки. Сёма знал, что ручьи в окрестных лесах Разумихина текут беспрерывно, сами по себе, никем не управляются, никуда и никогда не исчезают. Это незыблемое правило никто не смел нарушать своим неосторожным вмешательством. Он не понимал, что водные ресурсы в городах двадцать первого века весьма ограничены и требуют экономии. Оказавшись вдруг в новой действительности, он смотрел на всё младенческими глазами, всего дичился, был неловок и нечаянно попал впросак.

Ночью команда уснула, а на рассвете кран разразился струёй такой силы, что скоро входная дверь уже сотрясалась от ударов кулаков и каблуков соседей. Звонок верещал беспрерывно, на лестничной площадке раздавались истеричные вопли жильцов и ядрёный мат сантехника. Постоянное Представительство Межгалактической Общественной Организации на Земле совещалось недолго, – примерно три секунды. Оно приняло решение, что Лили и Мими отправятся на новое место дислокации, которое укажет господин куратор, а незадачливый Столпник, не обладающий сверхспособностями, в сопровождении Фру отправится следом.

Наконец, дверь под напором внешней силы распахнулась, дюжина потных мужиков и баб ввалилась в профессорскую квартиру и разом смолкла при виде бородача в окружении трёх сексапильных девах. Какая-то шарообразная тётка, по виду бухгалтер на пенсии, пропищала: «Профессор, вы дома?» Откуда было взяться в сей момент профессору в собственной квартире, если он уехал на пээмжэ в Англию ещё год назад? Пенсионерка, по-видимому, не обладая логикой, пропищала снова: «Где вы, профессор? Покажитесь». В ответ последовала тишина. Она повисла в воздухе дамокловым мечом и затем под истеричный возглас «Хватай разбойников!» рухнула на головы незадачливой четвёрке, всё вокруг взвихрив. Толпа ринулась побивать симпатичных бандиток и волосатого грабителя, наскакивая на мебель и сметая всё на своём пути.

Вдруг перед их носом две девушки, быстро устремились к потолку и превратились в нечто, напоминающее пернатых. Мгновенно, так, что никто ничего не понял, крылатые создания прошмыгнули на улицу прямо сквозь застеклённое окно. Нападающие, словно наткнулись на невидимую стену. И остолбенели. Затем бросились прочь, вопя пуще прежнего. Бегущие застряли в дверях, спрессовавшись в одну живую визгливую пробку. Они молотили руками и ногами, теряя тапки, пуговицы, воротники и клочья волос. Жильцы со всех ног улепётывали от «нечистой силы», точно от неё можно было в самом деле спастись в своей спальне, укрывшись с головой под одеялом. Две клуши, парализованные ужасом, повалились на пол, точно кули с картошкой. Они лезли к выходу, мыча и цепляясь за пушистый ворс профессорского ковра, а товарки изо всех сил тащили их за шиворот. Всего через пятнадцать секунд путь к отступлению был свободен. Семён и Фру взялись за руки и, никем не притесняемые, в полной тишине покинули явочную квартиру, аккуратно прикрыв за собою дверь…

***

…Второй день Лили и Мими маялись в бомжеватом жилище какого-то бедолаги – то ли инвалида, ограниченные возможности которого поспособствовали чтению книг, то ли сумасшедшего писателя, по-собачьи преданного литературе. Об этом свидетельствовали высоченные – во всю стену – стопки книг, создающих вид такого себе интерьера. Владелец квартиры, как сообщил господин куратор, давным-давно покоился на кладбище. Это подтверждал многолетний слой пыли на убогой обстановке. Тем не менее, усопший имел многочисленных родичей, которые могли, как это часто бывает, совершенно внезапно объявиться, и тогда снова придётся бежать.

Жилище содержало две небольшие комнаты. В меньшей, когда-то выполнявшей роль спальни, стояла голая железная кровать. Над нею на хлипком гвозде висела плачевного вида шестиструнная гитара, готовая в любой момент сорваться со стены. Больше в комнате не было ничего, если не считать дырявых штор с рюшами, в складках которых войлоком утрамбовалась пыль. Облупленные рамы и подоконник говорили о старом, очень старом, но прочном строительном фонде. Обои отсутствовали. Обшарпанные стены ещё в прошлом веке были выкрашены в канареечный цвет и свидетельствовали о нестандартном мышлении обитателя квартиры.

В другой комнате чуть большего размера стоял огромный круглый стол из настоящего дерева, с такими мощными ножками и столешницей, точно он был призван служить великанам, а не прогрессивным гражданам, чьих физических усилий едва хватало на вынос мусора. Рядом ютилась одинокая совдеповская табуретка. В одном из углов пряталось тощее кресло с узкими деревянными подлокотниками и провисшим, как гамак, сиденьем.

Среди этого убожества совершеннейшим чудом являлся дубовый во всю стену комод царских времён с резными дверцами и створками. Причудливые ручки в виде птичьих головок крепились к многочисленным шкафчикам, задвижкам и замочкам. Этот раритет был так забит книгами, что между ними не осталось ни единой щели – неотъемлемого прибежища для городского таракана. На верхних и нижних полках, в шухлядах для столовых приборов и белья, в застеклённом боксе, где некогда стояли винные бокалы, в секретере для деловых бумаг – везде в несколько слоёв лежала добротная, в хорошем переплёте советская литература.

Мими скуки ради рылась в содержимом библиотеки, не переставая восхищаться разнообразием книг. Каждый раз подходя к огромному, как крейсер, комоду, она повторяла с различными вариациями один и тот же патетический монолог:

– Каков раритет! А?! Шика-а-арно! Откуда этот изыск? Не был ли сей библиограф потомком дворянского рода? Ты посмотри-и-и, посмотри-и-и, это же Большая советская энциклопедия! Когда ось планеты упадёт на девяносто градусов, то интернет исчезнет, как будто его и не бывало. И тогда… Лили, ты слышишь меня? Тогда эти старые книги, отдающие желтизной, станут величайшей драгоценностью. За них будут биться несчастные сапиенсы, оставшиеся в живых. Каждую страницу, добытую в боях или найденную в руинах городов, начнут беречь, как семейную реликвию. Их спрячут в тёмных беспросветных ларях, чтобы случайный луч солнца не коснулся дражайшей святыни и не оставил на ней жёлтый след тлена. Если, конечно, в тот временной период ещё будет светить солнце. Хи-хи.

В голое окно тоскливо и обречённо глядел город. Неожиданно траурную тишину осквернил костыльный голос репродуктора: «Граждане! Во избежание угрозы возникновения пандемии новой бараносвинтусной инфекции просьба всех оставаться на своих местах по месту пребывания. В случае неповиновения к нарушителям будут применены меры всяческого воздействия».

Лили, сидевшая в кресле вся скрючившись так, что коленки, задранные до головы, заслоняли ей лицо, вскочила и подбежала к окну. С высоты пятого этажа она увидела медленно ползущий по середине дороги серый, как и всё вокруг, автозак с мигалкой, сверкающей новогодними огнями. За ним следовали чёрные муравьиные фигурки с автоматами в руках.

– А-а-а… Вот и тараканы повылазили.

При этих словах Мими, сидевшая на мосластом табурете, раскинув ноги и чертя источенным кухонным ножичком фигурки на обшарпанном дощатом полу, оживилась и радостно воскликнула:

– Где тараканы? Где?

Она бросилась к подруге, пытаясь по её взгляду определить местонахождение обожаемых насекомых. Но через минуту разочарованно и сердито плюхнулась на прежнее место и, нервно ковыряя половицу, зажужжала:

– Прикалываешься? Я есть хочу! Вторые сутки без малейшего тараканчика во рту!

– Ха-ха-ха! Тебе нужно быть воздержаннее в желаниях. Ведь нас отправили на Землю не для прогулки. Дали второй шанс, даже вернули память о прежней жизни.

– Ну-у-у, это только йоги могут не есть годами. Им вообще твёрдая пища вредна. Если тебе так хочется, пожалуйста, поглощай воздух и солнечную энергию. Приятного аппетита. Но мне такая диета не подходит. Если же говорить о втором шансе, то не совсем понятно, зачем Демиург нам его дал. Было обещано, что, выполнив задание, мы продолжим жизнь на Земле в нынешних аватарах. Только что мне делать с этим шансом, если он ничего не значит без столпника? Без него мы никто и ничто. Ведь змия только он может зарубить. Или кто-то другой из человеческой расы. А мы пока что не люди, а лишь заготовки под будущие личности.

– Да. Но на нас лежит вся ответственность. И не говори, что ты этого не понимаешь.

– Понимаю, и ещё как! Но ведь для спасения народа нужен лучший экземпляр, героическая личность. Я считаю, что столпник не годится. Где ты только отыскала этого недотёпу? Нельзя было выбрать кого-то более продвинутого? Если бы не промах этого лохматого тюфяка, то мы бы сейчас спокойно готовились к операции, отсыпались на мягких тёплых постелях, принимали ванну, выуживали тараканов из мусоропровода, а вечером я играла бы… играл бы на профессорском рояле при свечах и наслаждался воспоминаниями прошлого… Вот где они с Фру шатаются до сих пор?

Лили в который уже раз за последние сутки провернула перстень на среднем пальце правой руки кристаллом внутрь, приложила ладонь к уху, точно морскую раковину, и прислушалась. Потом вернула перстень в исходное положение и протяжно вздохнула. Мими сделала вид, что не услышала вздоха. Она насупилась и нервно задёргала ногой.

– Выбор сделан путём исключения множества случайностей. Результат мог быть иной – другой человек, другая страна, поскольку у каждой народности есть свой змей. Но программа указала на Семёна Филипповича, поэтому назначение получил он. Даже наш высочайший куратор не имеет полномочий вносить изменения в алгоритмы, чтобы интегрировать вероятность. Так что, голубушка, я тут ни при чём.

– Не называй меня голубушкой! – вспыхнула Мими. Она вскочила, опрокинула табурет, истерично затопала ногами и затрясла кулачками, как испорченный пятилетний ребёнок.

– Ну, ладно, ладно… Голубчик… Так лучше? – осторожно промолвила Лили, округлив глаза и сделав ладонью мягкий успокаивающий жест.

Помолчали. Мими пригвоздила себя к табурету и продолжила ковыряние лаги с особым остервенением. Но вскоре она зло отшвырнула нож и занялась пролистыванием очередной книги, лежащей на голом столе рядом с армейскими крагами, мутным гранёным стаканом и алюминиевой миской с окаменелым содержимом на дне. Она делала это так нервно, что от взлохмаченных страниц, точно пар от пирога, поднималась густая пыль. Лили спокойно наблюдала за кипением своей подчинённой. Потом, препроводив хмурым взглядом удаляющийся автозак, задумчиво протянула.

– Да-а-а-а… Видимо не напрасно мы три года штудировали науки в классе исполнительных агентов. Телепортация, радиосвязь с верховным командованием через галактические расстояния, прохождение сквозь стены, мгновенная трансформация телесной человеческой оболочки в мышиную и обратно. Уроки мы усвоили отлично… Вот только без применения кристалла достичь всего этого трудно. Так что, береги перстень…

Ни слова не говоря, Лили взмыла к потолку, мигом превратившись в летучую мышь и, сделав по комнате круг, выпала в окно. Через минуту она вернулась, неся в зубах маленький пакетик. Не успело крылатое создание обратится в деву, как Мими без единого слова благодарности схватила пакет, быстро добралась до его содержимого и, кривясь, принялась уминать картофельные чипсы, приговаривая: «Ах, какая гадость… Ну, да ладно, по крайней мере хрустят, как тараканы. Хру-хру… А ты, вижу, сыта мечтами о лучшей доле. Хру-хру… Когда всё закончится, я получу-таки на почте своих пажей. Хру. Уж мы не станем сиднем сидеть, как ленивые коты, в какой-то пыльной берлоге. Мы будем охотится со всей силой страсти! Хру-хру-хру». Пакетик быстро опустел, и настроение голодающей заметно улучшилось.