Выбор…

– Ты мне нужен. – Произношу еле слышно. – Сейчас.

Секунда – и всё вокруг взорвется.

– Видимо не сегодня. Прости, милая. – Улыбается и тащит ничего непонимающую девушку к выходу.

Проходя мимо меня шепчет: «Стой, где стоишь».

Хлопнула дверь, щелкнул замок. Хочу сдвинуться и не могу. Колени не гнутся. Шаги, неторопливые, но твердые. Сил нет. Хватаюсь за косяк, чтобы не упасть. Шаги приближаются. Он рядом. Чувствую дыхание на коже. Стои за спиной. Вдох. Выдох. Прислоняется губами к моему уху: «Говори».

– Я хочу помочь.

– Помочь?! хватает за плечи, трясет и тычет пальцем в лицо. – Ты! Ты всё разрушила! Мою жизнь! Свободу! Ненавижу!

Швыряет меня в сторону. Обессиленная, кубарем влетаю в комнату. Тело ноет. Мне не встать. Губа разбита.

– Еще не поздно, поверь. – Во рту соленый вкус.

Наваливается сверху, сжимает руками горло и рычит: «Придушу, и всё встанет на свои места!».

Воздуха почти нет. С трудом собираю последние силы: «Есть шанс».

– Чтоб тебя! – отпускает горло и колотит кулаками об пол.

Пытаюсь сделать вдох, из горла вырывается кашель.

– Перестань! – руки дрожат, но я упорно тянусь к нему. – Марк…

Как будто очнулся. Поворачивается ко мне. Руки разбиты в кровь, в остекленевшем взгляде отчаяние. Опираясь на него, медленно приподнимаюсь. Белый сарафан измазан кровью.

– Марк…

Смотрит сквозь меня.

– Я ведь пытался. Не могу тебя убить, – глядя в глаза чуть слышно спрашивает, – почему?..

– Потому что осталось что-то хорошее. Маленькая искорка света.

Как же ты не понимаешь! – с отчаяние трясет головой. Пойдем!

Рывком хватает меня за руку. Прикосновение липкое от крови. Тащит за собой вниз. В подвал. Открывает железную дверь, щелкает выключателем. Глаза не сразу привыкают к свету. Похоже на душевую: облицовано плиткой, на полу какие-то коробки, из мебели этажерка с канистрами, в углу ванная. В нос ударяет удушающий запах химикатов. Начинаю кашлять.

– Ну? – смотрит на меня почти умоляюще, – сложи два плюс два!

Молчу. Жуткое место. Скажи что-нибудь.

– Они… – подбираю слова, не хочу лезть в этот мрак.

– Живы, – кивает, – но под лошадиной дозой снотворного.

Накатывает дурнота. Хочу ухватиться за стену. Этот взгляд. Нельзя.

Всплеснул руками.

– Может это тебя впечатлит? – открывает неприметную дверь. Жестом приглашает зайти

Комната…Ад…Свет не такой яркий, но предметы различимы: высокие узкие витрины. Подхожу ближе: в них девушки. Стоят как куклы в магазине. В первой – эффектная, пожалуй, чрезмерно, брюнетка… и куча колец. Всплывают воспоминания: «…соблазняет исключительно женатых парней, получает предложение и бросает их забавы ради». Теряю дар речи. Волосы встают дыбом. Начинаю пятиться назад и упираюсь в стекло. На меня в упор смотрит шатенка, вокруг нее меха: воротники, шубы, манто…Медленно сползаю на пол. Ужас не скрыть.

– Они… – язык не слушается.

– Теперь ты видишь?! Я – чудовище!

Качаю головой.

– Пока ты видишь это – ты-человек. Чудовища слепы. Отрицая истину, они опускаются всё глубже во тьму, притягивающую их как магнитом.

Обвожу комнату взглядом: две витрины заполнены, остальные пусты.

– Зачем?

– Чтобы помнить, кто я.

– И что ты чувствуешь, находясь здесь? Гордость? Радость? Удовлетворение?

– Боль. Одну сплошную, не проходящую боль. Хотел заглушить ее, забыть, растоптать. Пустое…– закрывает лицо руками. – Я устал.

– Пойдем отсюда. – Тяну его за собой.

Возвращаемся в гостиную. Безвольный и разбитый, он, молча смотрит в стену, пока я перевязываю руки. Ссадины глубокие, но, переломов нет. Моя губа выглядит не лучшим образом: распухла и гудит. Пустяки.

Наливаю чай.

– Пей!

Не реагирует.

– Марк!

Молча ложится на диван и отворачивается к стене. Чуть слышно просит: «Уходи».

Тикают часы. Игра давно окончена. Но кому теперь нужна победа?..

Часть меня готова вскочить и убежать отсюда без оглядки. Это неправильно: ведь я была права с самого начала, вопреки советам здравого смысла, слушая только свое сердце. И вот. Долгожданная свобода. Почему так тяжело? Еще не всё. Я здесь не случайно. Если есть хотя бы мизерный шанс, я должна подать руку. Рассудок продолжает настаивать: уходи – никто не осудит. Поздно.

– Я остаюсь.

– Уходи, – настойчиво, – пожалуйста.

Подхожу и ложусь рядом. Минуты тянутся, как вечность.

– Лина, прошу тебя, уходи. – В голосе чувствуется боль.

Кладу голову ему на плечо.

– Сейчас я должна быть здесь.

– Мне уже не помочь. Всё кончено.

– Борись, Марк. Никогда не поздно! Позволь той частичке хорошего, что еще есть в тебе, разгореться ярким светом. Разгони тьму и сожги мосты.

– Как? – с отчаянием всплескивает руками.

– Только сильным искренним желанием от самого сердца. Других путей нет. Что ты чувствуешь?

– Боль…Пустоту…Сожаление…Я виноват, но ничего не вернуть. Кончено.

– Сдашься сейчас, и навсегда отрежешь себя от света. Ну же, Марк!

– Лина, – поворачивается ко мне, – очнись! Где ты? С кем? Беги, пока можешь.

– Ты мог убить меня не раз. – Говорю твердо. – Но я все еще жива. Почему?

Молчит.

– Ответь, Марк.

– Не хочу.

– Ответь мне.

С шумом набирает воздуха в легкие.

– Не могу.

Отворачиваюсь.

– Лина.

Не реагирую.

– Я…не знаю, не могу, просто не могу причинить тебе вред.

– Не можешь?

– Не хочу…Если бы всё было по-другому…

Тишина.

– Ты ходишь по кругу, Марк. Погружаешься глубже и глубже. Пора замкнуть круг.

– Сделать вид, что ничего не было? Забыть и жить дальше?! Так?

– Конечно, нет. – Я бесконечно устала. – Всё, что сделано, останется с тобой до тех пор, пока не будет искуплено.

– Они мертвы! – кричит. – Все! Мертвы!

– Отрицать всегда проще. – Мне тошно. – Я устала. Пойду спать.

Меня будит телефонный звонок: папа. Кажется, прошла вечность.

– Да?

– Как дела, итальянка? Не звонишь, не пишешь.

– Всё… всё хорошо.

– А что с голосом?

– Немного устала.

– Давай отдыхай! Завтра вылетаешь?

– Да, скоро увидимся.

– Я тебя встречу, как договаривались.

Завтрак на столе, но дом пуст. Медленно пью чай. Столько мыслей…

Двери открыты, преград нет, но еще ни разу за все время, проведенное здесь, я чувствовала себя более связанной.

Насильно не поможешь. Минуты тянутся, как годы. Он не возвращается. Решаю подождать до утра.

Гуляю по дому: светло ,но так пусто, минимум вещей: необходимая мебель, предметы быта и книги, книги…Не счесть: Толстой, Достоевский, книги по анатомии…Странное соседство.

Захожу в хозяйскую спальню. Полумрак. Раскрываю плотные гардины. Комната напоминает келью: крошечная и невзрачная, узкая кровать, тумбочка и лампа. Мое внимание привлекает раскрытая книга. Куча закладок. Колеблюсь, но любопытство берет верх. Похожу ближе: Библия. Медленно открываю закладки, одну за другой:

«Путь грешников вымощен камнями, но на конце его – пропасть ада».

«Не прилагай греха к греху, ибо и за один не останешься ненаказанным».

«Ибо возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем».

«Ибо умерший освободится от греха»…По коже бегут мурашки. Ноги подкашиваются, оседаю на кровать. По щекам текут слезы. Нет. Закрываю лицо руками.

На мое плечо беззвучно ложится ладонь. Порывисто разворачиваюсь и обнимаю его, не переставая рыдать.

– Лина, я не смог…– рассеянно гладит меня по голове. – Кажется, что лечу вниз и никак не могу упасть. Мне страшно. Очень.

С трудом успокаиваюсь.

– Ты невнимательно читал, – киваю на книгу. – Не будь побежден злом, но побеждай зло добром. Ничего не бойся. Пора сделать выбор, Марк.

–Что со мной будет?

Пожимаю плечами.

– Зависит от тебя.

Собирается с мыслями.

– Не смогу жить, как раньше. Каждая часть меня взывает к искуплению. Но…Столько зла…Я не хочу страдать. – Качает головой и повторяет, как упрямый ребенок,– не хочу, нет!

Сижу молча. Нельзя вмешиваться. Внезапно он резко вскидывает голову, глаза блестят.

– А давай уедем отсюда? Далеко-далеко. Ты и я. У меня много денег. Мы будем счастливы. Обещаю. – В глазах мольба. – Давай?

Смотрю на него с сожалением. Если бы всё было иначе…Не в этой жизни.

– Марк, – вздыхаю, – ты же знаешь, нельзя.

– Но, если бы…

– «Если бы» не существует. Мы здесь и сейчас.

Долго смотрит на меня и молчит. Беру его за руку. Глаза грустные-грустные, но я вижу осознание и…смирение.