Хозяйка глянула на рыжего, тот уже зацепился коготками за моток.
– Брысь!
Котёнка и след простыл, а спасённый клубок вернулся на место.
– Верно, – согласился Никола и поставил крынку со сметаной на стол. – А это лакомство для вас да для зверюг.
Девушка улыбнулась.
– А чего это лоб у тебя раскраснелся? Шапка-то из крапивы, что ли, связана? Дай-ка, – она протянула руку.
– Из крапивы, из репья, – промямлил Никола, – кто ж её знает, да только кусается.
Девушка приложила шапку к щеке, поморщилась. Потом приблизила к губам и зашептала, как подружке на ушко.
– В следующий раз моё вязание бери, оно не колется, – она вернула шапку, ставшую заметно мягче.
– Вот спасибо! – просиял Никола. – Я-то думал, ты с кошками говоришь, а ты вон чё – шерсть заговариваешь!
– С кошками-то у меня беседы, как у всех – накормить да за ушком почесать. А вот с шерстью – тут уж я говорю, а она будто слушает и подчиняется, да к тому же слова, словно живые, сами с губ слетают, я и придумать-то их не успеваю.
– Ничего, научишься, – донеслось сквозь жужжание прялки. – С даром сжиться надобно, чтоб он не только с губ слетал, но и мысль твою доносил.
– Эх, мне бы со своим даром хоть разочек свидеться, – вздохнул Никола. – Я бы сжился так сжился!
– Всему своё время, – подбодрила девушка. – Отыщешь свой дар, никуда он не денется. Мой тоже недавно только показался. Седмицы две тому назад.
– Не денется, говоришь, – закручинился Никола, – как бы я сам куда-нибудь не делся. А то ведь как пустое место. Возьму так однажды да растаю, испарюсь, и разнесёт меня ветер по полям. Какой от меня тогда прок? Вот бы познать себя наконец да пользу начать приносить.
– Слыхала я, – заговорила пряха, – есть в наших краях ткачиха одна, больно уж способная. Толкуют, что она гобелены судьбы плетёт. Тот, кто себя ищет, на работу её глянет и все ответы найдёт.
– Где же ты такое слыхала, мамонька? – удивилась девушка.
– Давеча купец захаживал, много мне пряжи на следующий раз заказал – вот и поведал, что такая искусница завелась, да ниток требует.
– Где ж её найти-то? – встрепенулся Никола. – Куда идти за её гобеленом?
– Слыхал про деревню Сусеки? Там-то она и живёт, если верить купцу.
– Сусеки, значит. Что ж, спасибо вам, хозяюшки, и за кота, и за шапку, и за совет добрый.
Обратный путь Никола проделал чуть ли не бегом, торопясь прибыть в харчевню до наплыва обеденных посетителей. Котёнок устроился за пазухой, навострив острые ушки.
– Знаешь, где такие Сусеки? – пыхтел на ходу Никола, говоря ни то с собой, ни то с котом. – Вот и я не знаю, не бывал, слышь, никогда за пределами Градолесья. Сколько же туда добираться?
Котёнок дёрнул ухом.
– Ладно, это я поспрашаю. А ты знай, что теперь мышей будешь в нашем доме ловить. А то устроили в погребе беспорядок. Но помни, кормить сытно тебя и без того будут, поэтому есть мышей совсем не обязательно, главное – прогонять, ну знаешь, показать им, кто в доме хозяин. Понял? – Никола потрепал котёнка по пушистой головке. Тот в ответ заурчал. – И к матери мышей не таскай, а то визгу не оберёшься.
Котёнок мяукнул.
– Звать-то тебя как? – опомнился Никола. – Хм, серый, лопоухий. Зайцем будешь?
Под пальцами Николы продолжало растекаться мурлыканье.
– Значит, будешь, – улыбнулся он уже на пороге дома.
– Где ж ты был? – всплеснула руками мать.
– Да вот, за мышеловкой ходил, – он показал родителям нового жильца и сотрудника харчевни.
Мать схватила котёнка и прижала к груди.
– Мамань, сколько до деревни Сусеки топать?
– А тебе на что?
– Говорят, ткачиха там живёт, всё-всё про каждого показать может. Хочу у ней про дар свой узнать.
– Ишь как раскраснелся-то с дороги, – мать приложила прохладную руку к щеке Николы, и тот только сейчас ощутил жар, пылающий на лице. – Ну-ка сядь у окошка и остынь, ишь румяный какой.
Мать усадила его на скамью, пристроила котёнка на колени и пошла в кухню, а вернулась с молоком. Никола осушил кружку, глянул в окно и соскочил.
– Некогда сидеть, мамань, вон дед Захар на обед идёт. Работать пора.
– Вот и ладно, – обрадовалась мать.
Листья падать перестали. Как и предсказывал отец, снег лёг через пару дней. Да сразу такой, что утро пришлось начинать с лопатой в руках, иначе ни один посетитель до них не доберётся.
Шепнуть бы лопате чего-нибудь, думал Никола, и тропинка готова. А ещё лучше, чтоб снегу скомандовать, а он бы, подобно отцовским листьям, с земли поднимался да сам горкой складывался. Вот бы жизнь пошла: детишкам на главной поляне можно было бы целый городок построить! С горками, с избушками, с ледяными истуканами. Эх, радости бы было! Но снег лишь липнул к валенкам да утяжелял лопату.
Никола досадовал не долго. Тело просыпалось после сна от работы на воздухе, свежая прохлада покалывала в носу, наполняла грудь, глаз радовался отблескам фонарного света на снегу. Дверь из дома приоткрылась – пушистая фигурка вырвалась из темноты, стрелой пронеслась по расчищенной тропинке и камнем плюхнулась в мягкий сугроб. Котёнок вынырнул из снега в белоснежной шапке между ушей и в два прыжка вновь оказался на тропинке, весь сияя в свете фонаря налипшими снежинками. Он встрепенулся, отряхнулся и распушился, как щётка трубочиста.
– Куда ж, ты, дурень? – Никола поднял мальца, обсушил рукавицей и сунул в карман тулупа. – Лапы отморозишь.
Котёнок мяукал, но покорно сидел, высунув серые уши из укрытия. Никола закончил работу и направился в сарай прибрать лопату. Скоро солнце встанет, скоро народ набежит.
Хрупая снегом под ногами, разгорячённый работой Никола, вернулся к дому. Пахло блинами и дровами. Никола выпустил котёнка на вязаный половик, тот мяукнул и рванул к скамье в дальнем углу.
– Доброго раннего, – раздалось из того угла.
Только сейчас заметил Никола, что со скамьи поднялась вязальщица Валентина и шагнула ему навстречу. Заяц тёрся о её ноги и не отставал, будто прилип.
– Доброго, Валентина! Прости, не заметил, не ожидал так рано.
– Я специально пораньше пришла, – сказала девушка. – Матушка твоя пуховый платок на зиму заказала да носки тёплые, вот я и принесла пока у вс пусто, чтоб от работы не отвлекать.
Девушка полезла в сумку доставать заказ.
– Что ж, благодарю, – сказал Никола и гаркнул в кухню, – Ма-ам!
Валентина зажмурилась и притворила клапан сумки, будто и не собиралась ничего извлекать.
Мать вышла из кухни, расплылась в улыбке.
– Здравствуй, Валюша, садись скорее, блинами тебя накормлю, – прощебетала мать и снова скрылась в кухне, на ходу командуя, – Дед, иди помогать!
– Мамань, да я сам, не суетись, – успокаивал Никола.
– Отец пущай самовар греет, а ты иди в погреб за тыквенным вареньем, – распоряжалась она.
Никола через трапезную направился к погребу.
– Погоди, – позвала его гостья.
Она вновь запустила руку в сумку, но тут спустился отец, улыбнулся густыми усами.
– Добро пожаловать! – поприветствовал он.
Девушка отвлеклась, поздоровалась, а Никола поспешил за вареньем. Скрипнула ступенька, керосинка осветила помещение. О пребывании здесь мыши ничего не напоминало: ни мучной дорожки, ни рассыпанной крупы – всё ровно так, как Никола оставил, когда уходил в тот раз. То ли Заяц показал, кто в доме хозяин, то ли сама мышь прислушалась к его советам и смылась подобру-поздорову.
Скрип, Никола вздрогнул, обернулся.
– Это я, – шепнула Валентина.
Она протянула ему моток пряжи. Простой серый, ничем непримечательный, но едва он оказался на ладони, стало тепло и мягко, а на душе сладко, будто в сон погружаешься после тяжёлого дня.
– Не хотела я при всех-то, – смутилась девушка. – Мама эту шерсть пряла, когда ты к нам заходил. А как ушёл, говорит, нить завиваться да закручиваться стала. Она такие дела сразу чует. Говорит, нить к тебе тянется, а от тебя – в Сусеки, к той ткачихе, будто путь прокладывает. Вот и велела мне отнести этот клубок тебе. Говорит, приведёт он тебя к ней, а ты нитки-то ей отдай, пущай в твой гобелен вплетёт, видать и углядишь в нём то, что покоя не даёт. Ну, побегу, пока меня тут с тобой не застукали, – хихикнула девушка и скрылась с глаз.
Никола уставился на клубок размером с яблоко, да так и стоял, пока голос матери не привёл его в чувства:
– Ты чего там застрял?
– Иду! – отозвался, покрутился по погребу, как загнанная мышь, сунул клубок на полку, схватил банку с вареньем да поспешил вернуться.
Весь день Никола с отцом крутились по харчевне с подносами, ни на минутку не присев. Выпавший снег принёс в Градолесье зиму и новые темы для разговоров. Девицы обсуждали, какие платки да шарфы будут носить, какие новые гадания на суженного в праздник Смены года будут пробовать. Мужики сговаривались, кто чего из снега смастерит на главной поляне городка, чтоб детишкам в радость было. Одни делились друг с другом мыслями о подарках, другие – рецептами праздничных блюд, третьи предлагали услуги – кто мастерил лопаты, кто игрушки, кто посуду. Но так или иначе всех взбудоражил выпавший снег и приближающийся праздник, который неизменно отмечали ровно через две седмицы после первого белого ковра.
Как только в темноту вышел последний посетитель, отец выдохнул и сказал:
– Вот и пора кадку с ёлкой нести, – и вцепился в тыкву, закряхтел, стаскивая её с сундука.
– Куда ж ты? Давай я, – Никола отодвинул отца и утащил тыкву в кухню.
После побежал вверх по лестнице – там в родительской спальне дожидалась своего часа подросшая в кадушке ёлочка. Никола аккуратно спустился вниз, водрузил кадку на сундук. Отец уже сменил яркую осеннюю скатерть на белую ажурную. После он принялся развешивать вязаные накрахмаленные снежинки, добавил несколько орешков и шишек.
– Ну и красота! – похвалила мать. – Завтра ещё пряников напеку да карамели наделаю – совсем хорошо станет.
– Жду не дождусь, – просиял отец и пошёл прибирать оставшуюся на столах посуду.
– А ты, сынок, принеси мешок сахара мне в кухню, – попросила мать, – завтра прям с утра и начну.
Никола вновь спустился в погреб и первым делом увидел пушистый серый хвост, копошащийся в углу.
– Ты чего там, мышь поймал? – прошептал он котёнку.
Тот дёрнулся, выскочил из угла, но без мыши. Обе передние лапы обвивала серая нить, даже на ухо намоталась, а клубок выкатился вслед за проказником.
– Ну ты! – фыркнул Никола.
Когда он привёл всё в порядок, клубок руках нагрелся, будто внутри тлели угольки, а на сердце стало одновременно и радостно, и волнительно, будто ожидало его что-то новое и очень важное. Он сунул нитки под мышку, взял мешок с сахаром, отнёс матери, а сам поднялся в свою спальню и припрятал клубок под подушкой, чтобы никто его больше не нашёл.
Спал Никола крепко, без снов. Проснувшись, сел на кровати, протёр глаза. Дёрнулся. По правой руке щекоткой пробежали мурашки. Смотрит, вокруг запястья уверенным узлом обвязалась шерстяная нить и извилистой дорожкой уходила под подушку, где с вечера прятался от чужих глаз и кошачьих лап клубок пряжи.
Сак в дорогу Никола собрал быстро: сложил сменную рубаху, мешочек скопленных колобашек, свечу деда Захара. Подумал с минутку да фонарик разноцветный прихватил – тоже пригодится. С самого верху положил клубок – нить на запястье перерезать не стал, аккуратно распутал, намотал на клубок, заправил за соседний виток. Оделся в тёплое и спустился к родителям.
Мать тут же почуяла неладное, уронила скалку, запричитала.