Артефакт с темным прошлым

И «париться» бы ему на нарах, если бы не помощь Льва Гурова. Вернувшись из длительной командировки на Кавказ, где он участвовал в расследовании преступлений исламских фундаменталистов, совершенных ими в ходе второй чеченской войны, Гуров с ходу ринулся спасать своего лучшего друга. Он понял, что доказывать невиновность Стаса в совершении пьяного ДТП с тяжким исходом – дело дохлое. Пока он сможет доказать невиновность друга, тот уже будет сидеть за колючкой. Поэтому Лев пошел другим путем.

Он начал искать компромат на Шкормееву. И это ему удалось! Бывшая приятельница судьи, которую Шкормеева жестоко обманула (пообещав «отмазать» ее родственника от ответственности за большие деньги, Хабалка и деньги взяла, и не «отмазала»), рассказала о ней кое-что весьма занимательное. По словам экс-подруги, особа, корчившая из себя ярую моралистку, уже довольно давно сожительствовала со своим собственным сыном. Из-за чего, скорее всего, тот и стал циничным подонком – насильником.

Тем же днем Гуров задержал мажора на вполне законном основании: формально будучи под домашним арестом, тот преспокойно мотался со своими приятелями по всевозможным злачным местам, нюхая «коку» и кобелируя с валютными красотками – благо мамочкиных денег было в избытке. О столь милых его сердцу групповушках на время пришлось позабыть – запретила мама (еще не время расслабляться!).

Когда мажора Шкормеева задержал здоровенный опер и проводил в свою машину, тот, будучи уверенным во всемогуществе мамы-судьи, лишь глумливо посмеивался над «ментом». Но смех закончился, когда они приехали в СИЗО. Это задержанного напрягло не на шутку. А опер, в сопровождении сотрудника следственного изолятора, как бы ненароком провел Шкормеева-младшего вдоль ряда камер, остановившись подле одной из них. Он заглянул в камеру, после чего предложил заглянуть и мажору. Тот увиденным был явно впечатлен. А то! Грубые, гогочущие, густо татуированные мужики произвели на него весьма гнетущее впечатление. Проводив мажора в кабинет для проведения дознания, Гуров поинтересовался, не желает ли «гражданин Шкормеев» оказаться среди обитателей той камеры, заранее проинформированных о причинах его задержания. Тот, разумеется, попасть туда не желал никоим образом.

Задав мажору несколько вопросов по его последней «групповухе», опер предложил Шкормееву рассказать и о своих не вполне пристойных отношениях с собственной мамочкой. Ошарашенный и морально смятый юнец попытался уйти от ответа. Но напоминание о камере СИЗО с татуированными дядями, охочими до нетрадиционных интимных отношений, убедило его в обратном. И он рассказал, что впервые его сожительство с мамулей произошло, когда ему было всего двенадцать лет. Ко дню рождения она купила ему новый импортный велосипед, и они его «обмыли», изрядно выпив вина, после чего она повела его в свою спальню.

Вспоминая утром о том, что было минувшей ночью, Шкормеев пребывал в растерянности и угнетенном состоянии. Но… Очень скоро к этому привык, внутренне сделав для себя вывод: все женщины – похотливые сучки, которые хотят только одного. И если какая-то из них говорит о том, что «этого» ей не хочется, то на самом деле она всего лишь притворяется, внутренне желая быть «оприходованной». Поэтому уже лет в шестнадцать он решился на свой первый «подвиг», совершив насилие над девочкой из соседнего дома. Ее отец был готов его убить, но вовремя вмешалась мамочка. Матери потерпевшей она сумела всучить «отступные», припугнув, что если та не утихомирится, то с ее дочкой еще и не то может произойти. А отца потерпевшей вечером очень крепко избили двое неизвестных отморозков, после чего он долго лежал в больнице.

Шкормеева это лишний раз убедило: все продается и покупается, а его мамуля – надежная гарантия его безопасности. Потом он подружился с двумя нормальными (по его понятиям) пацанами, с которыми стал устраивать уже групповое насилие. Трое подонков, творя беспредел, всячески маскировались и благодаря этому всякий раз уходили от ответа. Тем более что за их спиной была надежная защита.

И вот теперь Шкормеев-младший был вынужден убедиться: увы, не все продается и его мамочка, увы, не всемогуща. Когда разговор был закончен, Гуров отвез его к месту жительства, где строго напомнил о необходимости соблюдать режим домашнего ареста во избежание… Но мажор уже и сам понял: с этим опером шутки плохи!

А Гуров тут же поехал в районный суд, где и трудилась мадам Шкормеева. Ее он нашел в бытовом кабинете, где «труженица Фемиды» за чаем приходила в себя после очередного процесса (который, надо думать, тоже пополнил ее бездонные карманы, укрепив материальное благополучие). Когда хозяйке кабинета стало ясно, с чем к ней пришел этот настырный опер, она попыталась «взять на понт», пригрозив ему самыми разными карами, как официальными, так и подпадающими под статьи УК. Но и опер оказался не лыком шит. Безо всякой лирики он объяснил своей собеседнице, что ее может ждать, если в «желтой» прессе вдруг выйдет скандальный материал, и даже дал послушать диктофонную запись откровений ее отпрыска. Для Шкормеевой это стало тяжким ударом. Держась за сердце, она тут же по сути капитулировала. Шкормеева согласилась на все условия опера – подать в отставку, прекратить преследование Станислава Крячко и не препятствовать суду над шайкой насильников…

– …Этот случай, Лева, я запомнил на всю жизнь… – глубоко вздохнув, Стас невесело рассмеялся. – Самое смешное в этой истории то, что на место Шкормеевой пришла другая, точно такая же хабалка, которая гребла не меньше, но делала это куда хитрее и осторожнее… О! А вон уже и Евмель показался! – прокомментировал он, увидев высящиеся среди елей и сосен пятиэтажки провинциального городка.

…Начальник Евмельского райотдела Зюмель – крупный, толстоватый подполковник, узнав о цели прибытия столичных оперов, очень этому удивился: с чего бы такое внимание к совершенно заурядному (по его мнению) происшествию? Ну да, был убит житель Кряжунова. Да, был похищен палеонтологический артефакт. Но не федерального же чиновника лишил жизни неизвестный злодей! Не экспонаты же Алмазного фонда он украл! Странно, очень странно! Тем более что это преступление уже почти раскрыто усилиями молодого талантливого опера – старшего лейтенанта Мухосолова.

Выслушав главного евмельского полицейского, визитеры лишь снисходительно улыбнулись, чем ввергли его в некоторую растерянность: а что, собственно говоря, не так? Но Гуров и Крячко, не вдаваясь в объяснения, пожелали лично увидеться с Мухосоловым, причем немедленно. Разволновавшись еще больше, начальник райотдела вызвал старлея в свой кабинет.

Когда тот переступил порог обиталища своего начальника, ему в глаза сразу же бросилось присутствие там двоих незнакомцев, которые изучающе воззрились в его сторону.

– Разрешите? Слушаю вас, Дмитрий Алексеевич! – непонятно почему внутренне напрягаясь, спросил он.

– Аркадий, прибыли товарищи из Москвы, из федерального главка угрозыска. Это – старший оперуполномоченный полковник Лев Иванович Гуров и оперуполномоченный полковник Станислав Васильевич Крячко. Их интересуют подробности происшествия на раскопках в Кряжунове. Будь добр, расскажи, чего вы там «накопали»… – несколько вальяжно предложил начальник райотдела.

Ощутив жаркую волну, пробежавшую по нему с ног до головы, старлей резко вспотел и, спотыкаясь на каждом слове, начал рассказывать, как их опергруппа в момент вычислила убийцу и грабителя, каковым оказался житель Кряжунова Георгий Климец. Будучи задержанным, подозреваемый сразу же признался в совершенных им преступлениях, даровав этим самым операм пресловутую «царицу доказательств». Правда, найти похищенный им артефакт пока не удалось. Но это – дело времени. Через день-два похищенное обязательно будет найдено.

Приободрившись к концу своего доклада, Мухосолов закончил его на подъеме воодушевления, надеясь, что вопросов к нему не последует. Но они последовали. Столичные визитеры снова заставили старлея испытать то жар, то холод, начав уточнять детали проведенного расследования. В частности, их заинтересовало: найдено ли орудие убийства? На это старлей огорченно развел руками – чего нет, того нет.

– А вы вообще его искали? – пронизывающе глядя на Мухосолова, уточнил Крячко.

– Ну-у-у-у да-а-а, искали… – неуверенно проблеял тот. – Но-о-о… Найти не удалось…

– Все ясно! – жестко проронил Гуров. – Ни хрена вы там не делали, ничего вы там не искали. Вы даже взломанный сейф не удосужились осмотреть как следует. Дмитрий Алексеевич, нам бы сейчас с Климцом пообщаться. Распорядитесь вызвать его сюда. Проведем детальный допрос данного подозреваемого.

Закивав, Зюмель нажал кнопку на пульте коммутатора и распорядился доставить в его кабинет задержанного Климца. Через пару минут двое дюжих полицейских привели худого, сутулого гражданина с испуганным, затравленным взглядом. Судя по исходящему от него запаху сивухи, его забрали в полицию основательно «употребившим» самогона, из-за чего он до сих пор пребывал в похмельном состоянии. Войдя в кабинет, Климец съежился и замер в этом положении, осторожно поглядывая на присутствующих.

Указав ему на отдельно стоящий стул, Лев задал ему формальные вопросы, после чего предложил рассказать о том, чем он позапозавчера занимался, как у него прошел тот день. Судя по недоуменно-мученическому выражению лица, Климец изо всех сил тужился вспомнить хоть что-то из того, что интересовало этого здоровенного опера. Но, как видно, старался он напрасно – его память была пуста, как карман после очередного пьяного загула. Повздыхав и посучив руками, в заключение задержанный широко ими развел и огорченно сообщил, что «из-за этой проклятой пьянки» вообще ничего не помнит.

– Но вы же признались старшему лейтенанту Мухосолову в убийстве своего односельчанина Кисляева. Разве вы и этого не помните? – иронично прищурился Стас.

– Не-а… Граждане начальники, ей-богу, хоть убейте, ничего не помню. Вот этот гражданин начальник, – Климец кивком головы указал на Мухосолова, – сказали, что ето я бутто бы убил Семеныча. Можа, и я всамделе… А можа, и не я… Вот, провалиться мне на энтом самом месте – не помню! Ну… Раз полиция так считает, что это я убил, – деваться некуда, надо сознаваться. А то ж! Ежели пойти на «чистуху», так, мож, хоть поменьше дадут?

Во время «признаний» Климца Мухосолов не проронил ни слова. Он выглядел растерянным, как начинающий карманник, пойманный на первой же краже за руку. Судя по его лицу, он и сам был готов дать свои чистосердечные признания на предмет того, как именно получил «чистуху» от задержанного. Впрочем, гости из столицы уже и без его признаний окончательно поняли, что Климец «для блезира» назначен им «методом тыка» в подозреваемые.

Взглянув на окончательно раскисшего старлея, Лев с холодком в голосе уточнил: делал ли тот хотя бы формальный опрос жителей Кряжунова? Ну чтобы иметь хоть какие-то, пусть и самые мизерные, основания, позволяющие задержать Климца? Поскольку тот в ответ лишь промычал что-то невразумительное, он пренебрежительно махнул рукой и жестко определил:

– Халтура! Это не работа, а ее весьма скверная имитация. Скажите, гражданин Климец, что еще вы делали на месте, условно говоря, вашего преступления?

Тот, захлопав глазами, озадаченно почесал затылок.

– Да-а… Ниче более не делал. Убил и убил. А потом домой пошел. Э-э-э… Водку пить! Вот… – задержанный потряс головой и пожал плечами.

– А кто же тогда сейф взломал и украл из него ценную находку ученых? – усмехнулся Станислав.

– Не помню… Мож быть, по пьяни и сломал. Кувалдой – бабах! – и все дела.

– «Кувалдой»… – саркастично повторил за ним Гуров. – А сейф этот был большой или маленький? Маленький? Да? Вот такой? Еще меньше? Все ясно… Отпустите этого гражданина. Пусть возвращается к себе домой.

Услышав о том, что его отпускают, Климец ошарашенно захлопал глазами и удивленно открыл рот.

– Гражданин начальник, это, значит, мне можно идтить? – неуверенно спросил он.

– Да, да, домой… – Гуров указал рукой на дверь.

Поднявшись со стула, в полной тишине Климец шагнул к двери, но, как видно, что-то вспомнив, обернулся:

– Гражданин начальник, я че хочу сказать… В деревню нашенскую, бывает, заглядает такой мужик – Гришка-Кардан. Так вот, он чегой-то на той неделе любопытствовал у наших, кряжуновских: не находили ль энти ученые старинного золотишка? А мужик-то он хваткий, шустрый! О-о-о-й! Ежели чего замыслил – сделает!..

– А он где проживает, как выглядит? – услышав это, сразу же оживился Крячко.

– Как выглядит… Как вы-ы-гляди-и-ит… Мож, помните, когдатошний мериканский президент… Как его там? Рыган или Дрыган?..

– Рейган? – подсказал Гуров.

– Да, да, Рейган! Вот, фасадом Гришка на него здорово смахивает. А проживает он тут, в Евмели, вроде бы у какой-то бабехи. Зовут ее… то ли Верка, то ли Зинка. И вроде бы дом ейный в стороне тутошней церкви. Вот и все, что я знаю… Ну, я побежал? Доброго здоровья! – кивнул он, исчезая за дверью вслед за своими недоумевающими конвойными, которые так и не поняли, почему московские опера отпустили с миром такого удобного «козла отпущения», который и сам уже взял вину на себя.

– Гришка-Кардан… Что-то я о нем слышал… – Хозяин кабинета, наморщив лоб, утвердительно покачал головой.

– Да, в Кряжунове нам уже говорили об этом человеке, – суховато откликнулся Крячко, выразительно взглянув на Мухосолова. – Вот его-то найти стоило бы! Это уже реальный кандидат в подозреваемые.

– Ра-разрешите, я им займусь? – отчего-то начав заикаться, предложил Мухосолов, вскочив с места и перебегая взглядом со своего начальника на столичных визитеров и обратно. – Я понял, где может проживать эта Верка-Зинка.

– И как долго вы будете его искать? – с сомнением в голосе осведомился Гуров.

– Максимум минут двадцать! Я мигом. Одна нога здесь, другая там! – зачастил старлей.

– Вы не против? – Зюмель вопросительно взглянул на гостей и, не услышав от них возражений, утвердительно кивнул: – Давай, Аркадий, действуй! Смотри, не опозорь наш райотдел! – погрозил он указательным пальцем.

Явно воодушевившись, Мухосолов покинул кабинет, бросив на ходу:

– Я мигом!..

Проводив его взглядом, Гуров поинтересовался общим состоянием дел в районе – часто ли здесь совершаются тяжкие и особо тяжкие преступления. Хозяин кабинета, быстренько достав какой-то отчет, начал сыпать цифрами. Слушая его, Лев отчего-то вдруг ощутил подсознательное внутреннее беспокойство. Воспользовавшись паузой в словоизвержении Зюмеля, он уточнил:

– Дмитрий Алексеевич, скажите, а Мухосолов искать этого Кардана отправился один или взял с собой подкрепление?

Издав озадаченное «хм-м-м-м!», тот напряженно наморщил лоб. Подняв трубку с коммутатора, Зюзель хмуро осведомился:

– Дежурный? Аркадий на задержание отправился один или с подкреплением? Что?! Один поехал? Он что, с ума сошел? Тоже мне Рэмбо! Двоих ребят отправь следом за ним. Он отправился куда-то в сторону церкви. Давай, срочно!

– Зря это он, зря! – Стас задумчиво повел головой из стороны в сторону. – Мне так думается, что он вычислил точное место обитания Кардана, еще когда об этом говорил Климец, но нам об этом не сказал – решил устроить что-то типа сюрприза. Так вот, как бы этот «сюрприз» не вылился в опасное ранение или во что-то еще, гораздо хуже…

– Ч-черт побери! – Зюмель стукнул по столу кулаком. – Впору самому туда доехать с усиленной опергруппой…

При этих словах Гуров и Крячко переглянулись.

– А что? – Лев поднялся на ноги. – Мысль стоящая. Давайте отправимся все вместе.

И они отправились на «Волге» с мигалками, в сопровождении «бобика», в который загрузились трое полицейских с «калашами». Прибыв к городской площади, на которой высился старинный собор, возведенный из белого камня, обе машины остановились – а дальше-то куда? Не теряя времени, Крячко быстро выпрыгнул из кабины и подошел к продавщице мороженого, газировки и кваса. О чем-то коротко с ней переговорив, он вернулся в салон «Волги» и уведомил шофера:

– Ехать надо на пересечение улицы Бажова и Весенней. Где-то там проживает некая Зинаида Хумашина.

– Понял! – кивнул шофер и включил передачу.

В этот момент их обогнала куда-то спешащая «Скорая помощь».

– Следом за «Скорой»! Быстро! – скомандовал Гуров.

И они помчались вслед за белым фургончиком с красными крестами. Интуиция Льва, как и следовало ожидать, не подвела. Всего через пять минут они оказались в одноэтажном секторе города, где у одного из домов вблизи перекрестка увидели две легковушки с мигалками и компанию людей, что-то довольно бурно обсуждающих.

– Сто против одного, что тут произошло что-то серьезное! – не отрывая взгляда от предполагаемого места происшествия, негромко произнес Гуров.

«Волга» остановилась рядом со «Скорой», и опера, выйдя из ее салона, увидели, как санитары со двора старого одноэтажного особнячка на носилках вынесли недвижимого Мухосолова. Впрочем, державший его за руку врач объявил, что пульс прощупывается. На вопрос Льва – что же с ним такое, врач сообщил, что у старшего лейтенанта два пулевых ранения грудной клетки. Состояние тяжелое, но выжить должен.

Моментально сориентировавшись в обстановке и на местности, Лев первым делом подошел к собравшимся жителям соседних домов.

– Здравствуйте! Я – полковник Гуров, главное управление угрозыска. Свидетели происшедшего здесь есть?

– Я! – поднял руку пожилой мужчина пенсионного возраста. – Все случилось очень быстро. Я проходил мимо, вон по той стороне улицы, и увидел, как к дому Зинаиды Хумашевой подъехала вон та «десятка» с мигалками. Из нее вышел Аркадий Мухосолов и быстро так прошел во двор. Слышу – чего-то шумят они с Гришкой, чего-то выясняют, потом – бах! Бах! Гришка, сожитель Зинкин, из калитки выскочил – и бегом, сломя голову вон туда, вверх по улице помчался.

Очевидец указал рукой куда-то вдоль ряда домов, упирающегося в куртину сосен и пихт, растущих по всему склону прилежащей к этому кварталу пологой, лесистой сопки, за которой виднелась другая – безлесная, с островерхой вершиной.

– Не иначе к Рудничной сопке побежал хорониться… – знающе покачал головой рослый парень послеармейского возраста.

– А вы знаете, где это? Можете показать? – быстро спросил Станислав, окинув парня изучающим взглядом.

– Могу! – охотно кивнул тот. – Если сейчас хорошенько припустить, так, глядишь, и догоним… Бежим?

– Коля! Ты смотри не нарвись на пулю! Гришка, он безбашенный, чуть что – стреляет! – встревоженно предупредила молодая пригожая евмельчанка в цветастой косынке.

– Не боись! Все будет норм! Погнали! – кивком головы указав в сторону сопки, Николай резво помчался к концу улицы. Гуров и Крячко, на ходу выхватив пистолеты, поспешили следом. Пробежав несколько сот метров, опера почувствовали, что бежать в гору не так-то просто. Но, держа марку, они старались не отставать от своего провожатого.

– Спортсмен? Хорошо бегаешь! – напряженно дыша, на ходу поинтересовался Гуров.

– Есть маленько! Я служил в морской пехоте Северного флота… Там по сопкам ежедневно километры наматывали. Вот это были нагрузки!

Когда они достигли конца улицы, где уже начинались хвойные заросли, Гуров скомандовал:

– Стоп! Теперь мы побежим первыми, ты – следом, будешь корректировать маршрут продвижения. Коля, это не обсуждается! Кстати, та девушка, что за тебя так обеспокоилась, твоя знакомая?

– Невеста моя, Танюшка… – широко улыбнулся Николай.

– Тем более! – Лев изобразил убедительный жест рукой. – Не будем огорчать хорошую девушку какими-либо неприятными форс-мажорами. По лесу нам прямо?

– Да, вон к той седловине! – Николай указал рукой на округлую, лесистую низинку на вершине сопки.

И опера с их добровольным провожатым поспешили вверх по склону. Огибая деревья и огромные валуны, где – бегом, где – ускоренным шагом, они быстро продвигались все выше и выше, перепрыгивая через валежины и рытвины. Постепенно склон становился все круче и круче. С какого-то момента всем троим пришлось перейти на шаг. Но они, невзирая на трудности, упорно двигались в заданном направлении. Когда опера и их спутник поднялись на вершину сопки, где жиденькая, низкорослая древесная растительность позволяла видеть окрест, Николай указал на простиравшуюся внизу голую каменную долину, которая упиралась в островерхую сопку.

– Это вот Рудничная и есть… – пояснил он.

Оглядевшись, Гуров неожиданно заметил пусть и слабенький, не вполне четкий, но достаточно различимый след мужского ботинка, отпечатавшийся меж больших камней на тоненькой полоске сырой глины, поросшей редковатой травой.

– О! Мы на правильном пути! – перепрыгивая с камня на камень, одобрительно отметил он. – Гришка здесь только что проходил. Значит, скоро догоним. Коля, а почему у него такое прозвище – Кардан?

– Так у него же фамилия Кордобин, вот и прозвали Карданом… – шагая следом, пояснил Николай.

Теперь они спускались вниз, но намного легче им не стало. Здесь тоже ноги пребывали в непрерывном напряжении… Когда они были уже на середине склона сопки, где-то далеко впереди меж стволами деревьев мелькнула какая-то тень.

– Вон он! – указал Николай в том направлении, и все трое тут же прибавили шагу.

Теперь они то и дело переходили на бег вприпрыжку, с учетом пересеченной местности, стараясь как можно скорее настичь беглеца. Судя по всему, тот уже понял, что его преследуют, и поэтому тоже перешел на бег. В какой-то миг, метрах в ста от оперов и их провожатого, он выскочил из-за деревьев и вскинул правую руку. Приглушенно хлопнул выстрел. Почти на автопилоте Лев успел толкнуть Николая за большой камень и укрылся там сам. Одновременно с ним Стас метнулся в другую сторону. Тут же, пискнув, мимо них пролетела пуля, влепившись в ствол осины.

Теперь преследователи были предельно осторожны, понимая, что Кардан взвинчен до предела, пребывает в истерике и потому готов убить всякого, кто попытается его задержать. С этого момента опера его уже не преследовали, а, как это называют охотники, «скрадывали», как особо опасного дикого зверя. Они шли за преследуемым, хоронясь за деревьями и валунами, время от времени стреляя в его сторону. Не для того, чтобы его убить или ранить. Этим они вынуждали его отстреливаться, тратя патроны. Перебегая от укрытия к укрытию, опера считали:

– …Три!.. Четыре!.. Пять!..

После того как прозвучит восьмой выстрел, беглеца можно будет попытаться задержать (если только у него нет запасной обоймы). Это преследование-скрадывание затянулось почти на четверть часа. Кардан за это время, лавируя и прячась за валунами, почти пересек долину. Выстрелив восьмой раз, он неожиданно выскочил из-за огромного обломка скалы и, пригнувшись, метнулся к почти отвесной каменной стене. Опера, а следом за ними Николай, снова ринулись в погоню. Они ожидали, что еще немного, и возьмут Кардана на мушку, после чего защелкнут на его руках наручники.

Но все вышло совсем иначе. Когда они подбежали к скале, то увидели у ее основания почти наглухо заросший длинными травами неопределенной формы черный зев входа в какую-то пещеру. Судя по удивленному «ого!» Николая, это природное образование и ему тоже было совершенно неизвестно. Стоя метрах в десяти от лаза, ведущего в каменное тело горы, с пистолетами на изготовку, опера никак не могли решить – преследовать ли Кардана в темени каменного туннеля, как предлагал Крячко, или караулить его у входа, что предлагал Гуров. Николай придерживался позиции Льва – караулить.

– …Коля, а ты уверен, что этот Гришка не найдет себе лаз наружу в другом месте и не смоется, пока мы топчемся тут? – вглядываясь в темень каменных недр, допытывался Стас.

– Думаю, что другого лаза здесь нет. Это – первое. Второе. Сопка Рудничная – место особое. Она знаете почему так называется? Да потому, что в этих местах когда-то были медные рудники. А там, где медь, там запросто может быть Хозяйка. А с ней нам лучше не встречаться… – без тени улыбки, совершенно серьезно пояснил Николай.

– А медная руда – она какая? Что это такое? – отчего-то вдруг заинтересовался Крячко.

– Ну-у как это – что? – Николай развел руками. – Камень такой, буровато-желтоватый, называется он… М-м-м… Вроде бы халькопирит. Его тут, правда, не слишком много, но для кустарей и этого хватало.

– А-а-а, вон чего… – Стас понимающе покачал головой. – А вот про Хозяйку ты для смеха упомянул или веришь в ее существование всерьез?

– Вообще, если по правде, то в ее владениях о ней лучше не говорить – ни плохого, ни даже хорошего, – приглушив голос, посоветовал Николай. – Шутки с ней плохи. Но это что касается горы. А вот само это место, эта долина… Это что-то! Мне от стариков слышать доводилось уже не раз, что эта долина репутацию имеет недобрую. Сюда в одиночку вообще ходить не советуют. Время от времени тут обязательно кто-нибудь пропадает без вести. Последний раз в прошлом году пропала женщина, местная травница. Пошла на сопку собирать лечебные травы – а их там много, – и больше ее никто не видел.

– Может, хищник на нее напал какой-нибудь? Или, там, провалилась в какую-нибудь расщелину? – предположил Гуров.

– Все может быть… – Николай пожал плечами. – Хотя она местная, тут каждый кустик знала… Так что Кардана давайте лучше здесь подождем.

– Давайте подож… – начал было говорить Стас, но закончить не успел.

Именно в этот момент из темени норы с душераздирающим криком вдруг выскочил Гришка-Кардан.

Его позеленевшее лицо было перекошено ужасом. Вопя что-то непонятное, он бежал куда-то прочь, не разбирая дороги. Опера тут же ринулись следом за ним и после непродолжительной погони сумели его поймать и повалить на землю, хотя сделать это было не так-то просто. Пребывая в каком-то чрезмерно возбужденном состоянии, Кардан яростно вырывался из их рук, являя прямо-таки нечеловеческую силу. Защелкнув на его запястьях браслеты наручников, Гуров и Крячко посадили задержанного на камень и разжали руки. Кардан орать перестал, но съежился в комок, дрожа, как на сильном морозе. Опасливо поглядывая на каменную нору, откуда он только что выскочил, Гришка пытался что-то сказать, но вместо слов произносил лишь нечто отрывисто-нечленораздельное, наподобие: «Быг-гы-тре-мма-дивв-дивв-дая-вжаж-жу-ххи-дое…»

Подошедший к ним Николай некоторое время вслушивался в словесную абракадабру Кардана, после чего негромко заметил:

– По-моему, он хочет сказать, что встретил в пещере чуть ли не самого дьявола…

– Ак-га! Ак-га! – услышав его, усердно закивал задержанный. – Дяв… Дяв… Дяффол… Там, там… – указал он скованными руками в сторону пещеры.

Опера переглянулись и разом обернулись к пещере. Неожиданно Стас произнес:

– О! Гляди-ка! Там, у входа, вроде какая-то тень промелькнула… Ты не заметил? – он вопросительно взглянул на приятеля.

Лев, чуть пожав плечами, отрицательно качнул головой.

– Не заметил… Скорее всего, тебе показалось, – махнул он рукой.

– Кстати, а тот чудик из Кряжунова не ошибся – Кардан и вправду похож на Рейгана! – рассмеялся Стас. – Правда, росточком пониже. О, прикол!.. Слушай, ну а все-таки чего он мог в пещере напугаться?

Гуров задумчиво наморщил лоб:

– Вполне вероятно, там скапливаются какие-то токсичные газы, которые вызывают расстройство психики. Отсюда и всякие галлюцинации. Помнишь же, как во времена лихих девяностых бомжи на проспекте Космонавтов в своем подвале видели бесов и вурдалаков?..

…Это и в самом деле была занимательная история. Участковый уполномоченный с не совсем обычной фамилией Апостолов, проходя мимо входа в подвал старой пятиэтажки, увидел, как оттуда выбегают охваченные ужасом его обитатели – столичные бомжи. Начав выяснять, что же их (с точки зрения обывателей – абсолютно неприхотливых и совершенно бесстрашных людей) так напугало, он узнал о том, что в обиталище лиц без определенного места жительства появились инфернальные сущности. Будучи человеком, начисто лишенным каких-либо предрассудков, Апостолов спустился в подвал. Там он ощутил какой-то непонятный, странный запах. Это его заинтересовало. Он стал выяснять, кто в этом доме живет и чем занимается.

И тут он обнаружил, что подвал-то, оказывается, перегорожен пополам. В одной, неблагоустроенной половине обитали неприкаянные бедолаги, а вот в другой… Там, как оказалось, размещался небольшой хозмаг, который был прикрытием для секретной лаборатории по производству синтетических наркотиков. Наркодельцы не учли того обстоятельства, что испарения производимого ими зелья просочатся в другую половину подвала, вызвав у бомжей сеансы наркотических «мультиков». Выяснив все это, Апостолов позвонил в угрозыск, и на проспект Космонавтов тут же прибыла опергруппа наркополиции. В задержании пытавшихся скрыться наркодельцов принимали участие и опера Гуров с Крячко, оказавшиеся неподалеку. В ходе расследования выяснилось, что наркошарашку организовали двое коммерсантов с высшим химическим образованием. За полгода своей деятельности эти дельцы успели нахимичить более трех центнеров отравы. Трудно сказать, сколько молодых жизней было бы загублено, если бы их не остановили…

– А-а-а, помню, помню… – Стас ностальгически улыбнулся. – Было дело, было! Но не хочешь же ты сказать, что и здесь кто-то чего-то химичит?

Чуть подумав, Лев предположил, окинув взглядом вершины сопок:

– Наверное, теоретически это возможно, но-о-о… Слишком маловероятно. Скорее всего, чего-то «нахимичила» сама природа. Так что нам с тобой ловить в этой пещере нечего. Разве что мы можем дать информацию об этом странном объекте нашим аномальщикам? Вот для них это было бы настоящим подарком судьбы. Ну что, гражданин Кордобин, оклемался? Все, хватит рассиживаться, подъем! Возвращаемся в Евмель…

И они снова, теперь уже вчетвером, зашагали в гору. Несколько опамятовавшийся и пришедший в себя Кардан шагал с безразлично-кисловатым выражением лица. Заметив, что он перестал ежиться и стал выглядеть несколько бодрее, Гуров решил использовать время пути для допроса, который в условиях неформальной, в чем-то даже доверительной обстановки мог бы оказаться более эффективным, нежели собеседование в служебном кабинете.

– Скажите, Кордобин, а почему прятаться от полиции вы решили именно у сопки Рудничной? – как бы невзначай поинтересовался он.

Уже вполне членораздельно Кардан пробурчал в ответ, что вообще-то скрыться он собирался в другом месте, с другой стороны этой сопки, где до сих пор сохранилось множество старинных копей, соединенных штреками и всякими иными подземными галереями.

– …Там и с собаками хрен бы меня сыскали! – добавил он. – В тутошних краях даже дети малые знают, что, если надо где-нибудь надежно схорониться, беги к Рудничной. Я в эту чертову нору и полез только потому, что вы уже были на хвосте и времени у меня не оставалось.