«Наша авиация в боях за Сталинград работала в необычайно трудных условиях. Эти трудности объяснялись главным образом господством противника в воздухе в начале сражения. Это могут подтвердить следующие цифры: в сентябре враг имел 900 самолетов первой линии (500 бомбардировщиков и 400 истребителей); мы в это время располагали 192 исправными самолетами (всего в самолетном парке 494 самолета). На 1 октября у врага было 850 самолетов, у нас – 373».

Против защитников города немецкое командование использовало все виды своей авиации, но главным его воздушным оружием стали бомбардировочные части, в частности эскадра пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Чтобы обеспечить безнаказанную работу своих бомбардировщиков в районе Волги, подавить нашу авиацию и удержать господство в воздухе, были переброшены из Германии части, укомплектованные лучшими летчиками-истребителями, имевшими за своими плечами огромный опыт войны в Европе.

Немецкие асы нанесли большой урон нашей истребительной авиации. Положение создавалось чрезвычайно тяжелое. Заводы все еще не успевали направлять фронту нужное количество самолетов. Больших подкреплений мы дать не могли. В боях под Москвой и Ленинградом советские Военно-Воздушные Силы несли большие потери.

Осенью 1942 года Государственный комитет обороны принял решение резко увеличить производство истребителей. Руководящих работников наркомата и конструкторов послали на заводы. Меня вновь командировали на сибирский завод с заданием принять все меры к тому, чтобы в кратчайший срок увеличить суточный выпуск ЯКов втрое.

Прибыв на место, я первым делом доложил обстановку в обкоме партии. На другой же день на собрании партийного актива завода мы информировали коллектив о задачах, поставленных Государственным комитетом обороны.

Я не был на заводе почти шесть месяцев. И теперь, проходя по цехам, невольно сравнивал их с теми, какими они были зимой. Как все преобразилось, как выросли люди! Мне вспоминалось скопище эвакуированных людей, станков и оборудования. От прежней сумятицы не осталось и следа. Это был четко действующий производственный организм. Развитие завода шло уже по пути массового производства истребителей.

В людях чувствовались уверенность и огромный производственный энтузиазм. Больше всего меня поразило то, что за короткое время тысячи женщин, ранее занятых третьестепенными подсобными работами, теперь стояли у станков и выполняли работы высокой квалификации наравне с мужчинами.

Я пережил с этим коллективом самые трудные месяцы и, естественно, радовался его успехам.

Обходя завод с секретарем обкома, главным инженером Тер-Маркаряном, директором завода Лисицыным, мы на ходу прикидывали, где, что и как надо сделать, чтобы ускорить выпуск машин.

Я горел желанием во что бы то ни стало выполнить поручение. И никто не догадывался, что в это же самое время меня грызли сомнения, в которых мне страшно было признаться даже самому себе.

Еще в Москве мне стало известно о тяжелых потерях нашей авиации в районе Сталинграда. Говорили, в частности, что ЯКи не выдерживают схваток с «Мессершмиттами». Но совсем расстроился я после того, как мне позвонил сюда, в Сибирь, директор одного из заводов, также выпускавшего ЯКи. По телефону в довольно паническом тоне он сообщил мне, что ЯКи горят.

Была очень плохая слышимость, мне не удалось узнать подробности. Запомнилось только одно: «ЯКи горят».

Страшная мысль сверлила мозг.

Поделиться своими сомнениями я не мог ни с кем: это расхолодило бы людей, снизило темп работы, вселило неуверенность и помешало бы выполнить правительственное задание. Я сказал о своем беспокойстве только секретарю обкома, но он, разумеется, ничем не мог меня утешить. Одно только он сказал: «Вы имеете задание, надо его выполнять. Ведь там, наверху, не могут не знать об этом».

Я решил позвонить наркому и просить у него совета. Но этот разговор был предупрежден другим звонком из Москвы. Меня вызвали к правительственному проводу. У телефона был Сталин. Государственному комитету обороны требовались сведения о состоянии дела на заводе по увеличению выпуска ЯКов.

Я рассказал о том, как отнесся коллектив завода к поставленной правительством задаче, коротко сообщил о мероприятиях по резкому увеличению выпуска истребителей, а затем добавил:

– У меня есть сведения, что в воздушных боях с гитлеровцами ЯКи горят. Не будет ли ошибкой так широко развертывать серийное производство этих истребителей?

И доложил о своей беседе со звонившим мне директором, сказал, что все ЯКи прямо с заводского аэродрома перегоняются на фронт и в первых же боевых вылетах якобы поджигаются «Мессершмиттами».

На это Сталин ответил, что у Верховного главнокомандования есть другие сведения о ЯКах, и предложил обеспечить резкое увеличение их выпуска.

Успокоенный этим разговором, я рассказал о нем секретарю обкома.

Двое суток, не выходя с завода, мы занимались разработкой мероприятий по увеличению выпуска машин. Это был технический план больших масштабов, автором и душой которого стал Артем Никитич Тер-Маркарян. В подготовке плана принимала участие не только техническая верхушка – привлекались все начальники цехов, мастера, бригадиры. Был взят решительный курс на еще большую специализацию и поточность изготовления частей самолетов.

Все агрегаты до единого мы наметили перевести на поточно-массовое производство. Для этого следовало произвести некоторую перепланировку цехов и перестановку оборудования. Требовалось максимально сократить ручные работы, каждую мельчайшую деталь изготавливать по специальному приспособлению, кондуктору, шаблону, модели.

Больших усилий потребовало создание заделов, что позволило бы цехам работать равномерно, не зависеть от той или иной дефицитной детали или прибора.

Перестройка производства усложнялась освоением новой машины. По чертежам нашего конструкторского бюро завод переходил с ЯК-7 на более совершенный истребитель – ЯК-9. Самолет ЯК-9 был предельно простым по конструкции и приспособленным для производства в условиях военного времени. Почти все материалы, из которых он строился, вырабатывались в Сибири: фюзеляж – из стальных труб, производимых на местных металлургических заводах, крылья – деревянные – из сибирской сосны. В самой минимальной степени на самолете применялся дюралюминий – в нем страна испытывала тогда большую нужду, так как Днепровский и Волховский алюминиевые комбинаты были выведены из строя, а производство алюминия на Урале только еще налаживалось.

Серийные истребители Як-9 на летно-испытательной станции новосибирского авиазавода № 153 имени В.П. Чкалова

Наибольшие трудности завод испытывал с получением готовых изделий со стороны. Чтобы не зависеть от удаленных на многие сотни километров смежников, которым в это время тоже было нелегко, в районе завода создавались небольшие предприятия по изготовлению авиаприборов и электрорадиоаппаратуры. Даже производство авиаколес наладили в Сибири.

В результате принятых мер и огромной помощи, оказанной обкомом партии, я уезжал с завода через месяц в полной уверенности, что задание Государственного комитета обороны будет выполнено.

Через короткий промежуток времени завод стал выпускать по 20 самолетов ежесуточно.

По возвращении в Москву я узнал, откуда пошли разговоры о том, что ЯКи горят. Оказывается, по приказу Геринга в район Сталинграда были переброшены асы из группы противовоздушной обороны Берлина – нашумевшая эскадрилья «Трефовый туз», укомплектованная самыми искусными летчиками истребительной авиации Германии. Как видно, тяжело было с резервами у гитлеровцев, если они оголили оборону своей собственной столицы! Но и нам было нелегко. На ЯКах с немецкими асами часто вступали в единоборство молодые, еще не обстрелянные летчики, не имевшие боевого опыта, только что окончившие одну из летных школ. К тому же гитлеровцы имели тогда количественное преимущество в истребителях. Мы начали нести потери.

Чтобы добиться перелома, наше командование сформировало в составе 16-й воздушной армии полки из лучших летчиков-истребителей, одним из которых командовал майор Клещев. Эти летчики уже имели опыт борьбы с гитлеровцами под Москвой и в других местах.

Полк получил только что вышедшие новые самолеты ЯК-9 производства сибирского завода, – машин этой марки с каждым днем становилось все больше и больше.

Командующий воздушной армией Сергей Игнатьевич Руденко сам бывал на заводе, поставлявшем истребители ЯК фронту. Своими советами он во многом способствовал как качественному, так и количественному росту производства истребителей ЯК-1.

И вот наступил момент, которого все мы ждали с нетерпением: в небе Сталинграда стали гореть «Мессершмитты»!

Наши славные летчики на ЯКах одержали много замечательных побед и сразу сбили спесь с немецких асов, а летная молодежь убедилась в том, что советская техника в руках умелых воинов бесспорно превосходит технику врага.

Воздушная битва приняла небывалые размеры. И гитлеровцам она дорого обошлась. У наших истребителей с каждым днем увеличивался счет сбитых вражеских машин.

Потери гитлеровцев были настолько велики, что им пришлось перебросить в район боев авиационные части из весьма отдаленных мест, 8-й воздушный корпус, подчиненный непосредственно германскому главному командованию, и даже авиационные части с острова Сицилия. Гитлеровцы вынуждены были дислоцировать сюда некоторые авиационные части с Ленинградского и Центрального фронтов.

Но и это им не помогло. Небо Сталинграда превратилось в грандиозную мясорубку для фашистской авиации.

Огромный урон наземным войскам противника наносили наши летчики на штурмовиках ИЛ-2, выпуск которых непрерывно увеличивался. Штурмовики метко поражали объекты противника, для них не было нелетной погоды, если не считать тумана. Цели им приходилось отыскивать среди лабиринта сталинградских улиц, где засели гитлеровцы.

А ночами фашистским войскам не давали покоя летчики легкомоторной авиации на самолетах ПО-2. Бесшумно, на малой высоте, бреющим полетом они подкрадывались к заранее намеченным целям и забрасывали фашистов мелкими бомбами.

Вначале гитлеровцы называли самолет ПО-2 полупрезрительно, полуиронически «рус-фанер». Они были правы в том, что ПО-2 действительно машина, сделанная из дерева (в основном из фанеры), обтянутая полотном. До войны считалось, что она может быть использована на фронте не иначе, как для связи. И в самом деле, машина тихоходная, не вооружена, с низким потолком. Она хороша для первых шагов авиационного спортсмена или будущего летчика. Недаром ее называли «небесный тихоход» в одноименном популярном кинофильме. И однако же этот «небесный тихоход», этот «рус-фанер» оказался очень ценной машиной в воздушной войне периода обороны. Его минусы превратились в плюсы. Малая скорость и малая высота полета позволяли машине в ночное время беспрепятственно и вместе с тем с абсолютной точностью сбрасывать на голову врага груз авиабомб. Маленький самолетик, этот труженик войны, простой, не требовательный к аэродромам, взлетавший с любых площадок, заправлявшийся несколькими ведрами горючего, садившийся на самых неудобных площадках, наносил заметный ущерб противнику. Фашисты бесились, но так и не придумали средств борьбы с этими ночными, больно жалящими осами – самолетами ПО-2.

Самолет По-2 конструкции Н.Н. Поликарпова в годы Великой Отечественной войны превратился из учебной машины в весьма эффективный ночной бомбардировщик

Измотав противника, обескровив его отборные части, наши войска во второй половине ноября перешли в контрнаступление и охватили железными клещами вражеские силы 6-й армии Паулюса и 4-й танковой армии. Гитлеровцам пришлось перейти от наступления к обороне. Теперь роли переменились и у авиации. Фашистская авиация перешла к тактике обороны.

В ноябре – декабре 1942 года – период окружения советскими войсками группировки фельдмаршала Паулюса – противник по-настоящему почувствовал мощь советской авиации. Штурмовики неустанно сокрушали окруженную группировку. Истребители днем и ночью разрушали «воздушный мост», по которому Геринг и фельдмаршал Манштейн, командовавший гитлеровцами на Северном Кавказе, пытались снабжать окруженные войска Паулюса продовольствием и боепитанием.

Наша авиация организовала настоящую воздушную блокаду. Разведчики-наблюдатели с радиостанциями день и ночь следили за появлением вражеских транспортных самолетов.

Как свидетельствует генерал-майор фон Бутлар в своей книге «Война в России», «несмотря на все усилия авиации и на самоотверженные действия летного состава и подразделений аэродромного обслуживания, вместо затребованных Паулюсом 750 тонн и обещанных Герингом 500 тонн грузов за день удавалось перебрасывать в среднем немного более 100 тонн различных грузов».

Другой немецкий генерал, Ганс Дерр, в книге «Поход на Сталинград» сообщает любопытные подробности: за 70 дней снабжения по воздуху 6-я армия получала в среднем 94 тонны груза в день, «в то время как потребность в переброске груза, рассчитанная штабом, была 946 тонн в день».

Мы прекрасно понимали значение «воздушного моста» для вражеских войск, поэтому всеми средствами: и авиационными, и даже танковыми – старались громить немецкие аэродромы, разрушать базы снабжения сталинградской группировки и цели этой достигли.

Припоминается эпизод того периода, связанный с захватом нашими танками Тацинского аэродрома.

В конце декабря 1942 года поздним вечером сидели мы с наркомом в его кабинете, занимались делами. Звонит Сталин:

– Наши танковые части прорвались в районе станции Тацинская, захватили аэродром, где находится 300 немецких самолетов. Этим частям долго задерживаться нельзя, им предстоит отойти на другие позиции, и поэтому необходимо в самый короткий срок вывести из строя все находящиеся там самолеты. Каким способом вы посоветуете вывести из строя вражеские самолеты, чтобы их потом невозможно было восстановить? Учтите, что там нет авиационных специалистов, одни танкисты.

Шахурин сказал:

– Сейчас подумаем и доложим.

Мы стали думать, как и что сделать. Перебрали разные способы: разбить картеры моторов, проколоть покрышки, поджечь самолеты. Но потом решили, что не так просто поджечь зимой, ночью, самолет не авиационному специалисту: нужно знать, куда подойти, где открыть кран, как пустить бензин и поджечь его. То же самое разбить картер мотора – надо снять капот и знать, куда ударить.

В конце концов пришли к выводу, что самый надежный способ – проехаться танками по хвостам самолетов. Изуродовать, измять хвосты, и все. Самолеты надолго выйдут из строя.

Нарком позвонил в Ставку и доложил о наших соображениях.

Правда, как я потом узнал, танкистам на этот раз не удалось разрушить вражеские самолеты, но они все равно достались нам через короткое время.

2 февраля 1943 года окруженная советскими войсками группировка войск Паулюса капитулировала. Гитлеровцы потерпели катастрофическое поражение, от которого они уже не смогли оправиться.

Не смогла оправиться и гитлеровская авиация. Как свидетельствует немецкий военный историк Греффрат:

«Немецкие военно-воздушные силы понесли во время действий под Сталинградом большие потери. За период с 19 ноября по 31 декабря 1942 года немцы лишились около 3000 самолетов. В это число входят не только сбитые самолеты, но и захваченные русскими на аэродромах. Было потеряно огромное количество боеприпасов, а также много техники и прочего имущества».

Поворот в пользу нашей авиации, определившийся в ходе Сталинградской битвы, не был эпизодом. Авиационная промышленность Германии не могла уже давать необходимое количество самолетов для своих ВВС. А советская авиационная промышленность с каждым днем наращивала их выпуск.

После исторической сталинградской победы Красной Армии крупные силы наших войск начали освобождение оккупированного гитлеровцами Северного Кавказа. Бои развернулись в районе Кубани. К тому времени фронт получал все больше и больше самолетов.

Наша авиация действовала очень активно, а немцы стали уже не те. Даже разрекламированная группа Рихтгоффена пришла к воздушным боям на Кубани сильно потрепанной. Потери гитлеровской авиации были столь велики, что она уже не могла препятствовать продвижению наших наземных войск. Убыль в транспортных самолетах Ю-52 заставила врага прибегнуть к использованию буксируемых планеров (это воздушные поезда в составе самолета-буксировщика, который несет сам какой-то груз и, кроме того, тянет за собой прицепленный к нему грузовой планер).

В надежде спасти свои войска на Кубани немецкое командование стянуло сюда авиацию откуда только было возможно. На Керченский полуостров срочно перебазировали пикирующие бомбардировщики из Туниса, истребители из Голландии. Но и это не оказало существенного влияния на ход военных действий. В первых же боях прибывшие из Африки пикировщики понесли большие потери от нашей истребительной авиации. Никакие усилия не помогли врагу вернуть себе инициативу в воздухе.

Это привело к существенному изменению тактики немецкой авиации. В начале войны бомбардировщики «Юнкерс-87» и «Юнкерс-88», рассчитывая на безнаказанность, часто летали над нашими войсками без сопровождения истребителей. Теперь они стали появляться только под охраной истребителей. Если в первый период войны немецкие пикировщики позволяли себе вылетать даже в одиночку, то теперь они отваживались показываться только группами в два-три десятка машин под охраной такого же количества истребителей.

Наша тактика тоже изменилась. Если до Сталинградской битвы основная задача нашей авиационной разведки состояла в том, чтобы своевременно определить пути наступающего противника, то теперь задача стала совершенно иной: вовремя установить пути отступления гитлеровцев, чтобы не дать им возможности уводить свои войска из-под нашего удара.

Весной 1943 года гитлеровское командование делает еще одну попытку вернуть себе утерянное превосходство в воздухе. Чтобы поправить пошатнувшееся положение своей авиации в воздушных боях на Кубани, гитлеровцы перебрасывают из Западной Европы на аэродромы Крыма большое количество бомбардировочной и истребительной авиации, создают на сравнительно небольшом участке советско-германского фронта мощный авиационный кулак.

Знаменитый летчик Покрышкин так характеризует обстановку в воздухе во время боев на Кубани:

«Небо Кубани в дни весеннего сражения буквально кишело самолетами. Мы бились с немцами на всех высотах – от земли до самого потолка. Это были массовые воздушные бои в полном смысле слова».

Прославленный советский летчик, трижды Герой Советского Союза Александр Иванович Покрышкин

Квалификация немецких летчиков в это время уже была далеко не такой, как в первый период войны. В плен стали попадать не матерые воздушные волки, кичившиеся своими победами в боях над Западной Европой, а свежеиспеченные юнцы, многие из которых делали лишь второй или третий боевой вылет в своей жизни.

А для советских летчиков воздушные сражения на Кубани явились экзаменом зрелости. Они показали, что у нас выросли замечательные кадры воздушных асов. Именно здесь, на Кубани, проявили свои блестящие дарования такие прославленные герои-летчики, как Покрышкин, двое братьев Глинки, Лавриненков, Дзусов и многие другие.

Крушение гитлеровских армий под Сталинградом изменило весь ход войны. Отныне отступления, окружения, «котлы» стали уделом фашистских полчищ. Красная Армия начала свой великий наступательный поход, который завершился на Эльбе.

В Ставке

В Ставке Верховного главнокомандования. • Г.К. Жуков. И.С. Конев. А.М. Василевский, А.И. Антонов, С.М. Штеменко. • Главный интендант Советской Армии А.В. Хрулев. • Главнокомандующий ВВС А.А. Новиков. • Командиры промышленности Б.Л. Ванников, Д.Ф. Устинов, В.А. Малышев, И.Ф. Тевосян. • Обсуждение авиационных вопросов в Ставке. • Эпидемия «улучшений».

Прошел год с момента первого поражения гитлеровской военной машины под Москвой и до сталинградской катастрофы шестой армии фельдмаршала Паулюса в январе 1943 года.

За это время советские войска научились бить сильного, коварного, вооруженного до зубов врага.

Труженики тыла обеспечивали фронт первоклассным оружием. Все мы тогда работали с необыкновенным подъемом и готовились к решающим битвам 1943 года.

Нас, руководителей оборонных отраслей промышленности, в это время особенно часто вызывали в Кремль для обсуждения вопросов производства и поставок армии вооружения. Политбюро ЦК, Совнарком, Государственный комитет обороны и Ставка Верховного главнокомандования повседневно занимались этими вопросами.

Постановления, решения и приказы этих органов выходили из кремлевского кабинета Сталина. В нем с начала войны ничего не изменилось, если не считать появления больших, писанных маслом портретов Суворова и Кутузова в золоченых рамах.

В этом кабинете кроме членов Политбюро, ГКО и Ставки часто можно было встретить наркомов, директоров заводов и конструкторов оборонной промышленности, руководителей военных ведомств, военачальников.

Из военных деятелей, с которыми чаще других приходилось здесь встречаться, особенно запомнились Г.К. Жуков, А.М. Василевский, А.И. Антонов, С.М. Штеменко, А.В. Хрулев.

Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова Сталин высоко ценил, любил и, как правило, считался с его мнением.

Присутствие Жукова в кабинете Сталина всегда чувствовалось, и, несмотря на то что личность Сталина подавляла, Жуков держался независимо, свободно, естественно и без подобострастия.

Мне запомнился один маленький эпизод. Дело происходило в августе или сентябре 1941 года на ближней даче Сталина, в Кунцеве. После работы, в конце дня, Сталин пригласил нас пообедать. Стол был сервирован на открытой веранде. Вечерело. Сталин подошел к выключателю, повернул его, вспыхнул яркий электрический свет.

Это было очень необычно, потому что вся Москва в это время погружалась в мрак затемнения. Сталин мог себе это позволить, потому что его всегда первого информировали об обстановке в воздухе.

Сталин с нетерпением ждал Жукова, который почему-то задерживался.

Уже после того, как все уселись за стол, явился Жуков, поздоровался со Сталиным и с самым непринужденным видом, без особого приглашения занял место за столом. Видимо, он проголодался, налил себе полную тарелку супа и, не обращая ни на кого внимания, принялся за обед. Потом взял второе и компот.

Сталин не мешал ему есть и только после того, как Жуков закончил с обедом, обратился к нему с вопросами и подключил к общему разговору.

Жуков – сильный, волевой, авторитетный в армии человек – в годы Отечественной войны снискал заслуженную славу и уважение.

Генерал армии Георгий Константинович Жуков, сентябрь 1941 года. Фото Петра Берштейна

С другим полководцем, Иваном Степановичем Коневым, во время войны мне не часто приходилось встречаться. А вот после войны, когда И.С. Конев занимал пост заместителя министра обороны, я не раз бывал у него на совещаниях по вопросам развития авиационной техники.

Мне нравился его здравый смысл в суждениях, реалистический, разумный и масштабный подход к решению вопросов. Он не был авиационным специалистом, но его решения, хотя иногда и шли вразрез с мнением некоторых наших послевоенных генералов ВВС, как показал опыт, оказывались в конце концов более целесообразными.

Значительно позже мы, как депутаты, оказались с Коневым соседями на заседаниях Верховного Совета СССР и хорошо познакомились, можно сказать, даже подружились. Нам было чем поделиться, что вспомнить об Отечественной войне. Мы обменялись книгами: Иван Степанович подарил мне свою «Сорок пятый год», а я ему – «Цель жизни».

Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский – начальник Генерального штаба – представительный и располагающий к себе человек. На совещаниях немногословен. Не часто приходилось видеть его активно выступавшим с какими-либо предложениями или вступавшим в спор. Умный и, главное, осторожный человек, он придерживался правила «Слово – серебро, молчание – золото».

А.М. Василевский часто отсутствовал в Москве, разъезжая по фронтам с особыми заданиями Ставки. Его заместителем был генерал Алексей Иннокентьевич Антонов. Во время войны, особенно во второй ее половине, его чаще других военных приходилось видеть у Сталина. Этот культурный и образованный человек производил самое благоприятное впечатление. Алексей Иннокентьевич ежедневно по вечерам докладывал Сталину обстановку на фронтах, принося с собой огромную кипу карт, на которых цветными карандашами отмечалась текущая обстановка и наносились наметки действий наших войск на ближайшее время. Антонов был очень близок к Сталину, который считался с его мнением, питал к нему явную симпатию и доверие, проводил вдвоем с ним долгие часы, обсуждая положение на фронтах и планируя будущие операции.

Антонов держался просто, без высокомерия и гонора. Он был всегда скромно одет: защитная гимнастерка, бриджи, сапоги, и только генеральские погоны выдавали его высокое положение в армии.

Под стать Антонову был и его заместитель генерал Сергей Матвеевич Штеменко – такой же скромный, культурный и образованный генштабист. В годы войны его можно было встретить у Сталина поздно вечером, вдвоем с Антоновым, а иногда и одного, с докладом об итогах дня на фронтах.

Генерал Андрей Васильевич Хрулев – начальник Главного управления тыла – на протяжении всей войны нес на своих плечах титаническую нагрузку. Материально-техническое обеспечение армии, располагавшейся на фронтах огромной протяженности, а в первый период войны и эвакуация оборонных предприятий на восток были налажены Хрулевым образцово.

Во время войны нам часто приходилось встречаться с Андреем Васильевичем, и я всегда был рад общению с этим обаятельным, честным, прекрасной души человеком.

Больше всего мы, работники авиационной промышленности, встречались с генералами ВВС: с ними мы виделись каждодневно и в Ставке, и в нашем наркомате, и в Управлении Военно-Воздушных Сил – дружили, спорили и расходились во мнениях, но жили одинаковыми заботами и интересами.

Самые теплые, товарищеские отношения установились у нас с генералами Г.А. Ворожейкиным, А.В. Никитиным, Ф.Я. Фалалеевым, Ф.А. Агальцовым и прежде всего с главнокомандующим Военно-Воздушными Силами маршалом А.А. Новиковым.

Александр Александрович Новиков руководил боевыми действиями нашей авиации и в самые тяжелые первые месяцы войны, когда каждый выходивший с завода боевой самолет был на учете Ставки, и потом, когда фронту передавалось только одних истребителей и штурмовиков по 40 самолетов каждого типа ежесуточно и советские летчики завоевали полное господство в воздухе. Новиков отдавал всего себя, не щадя здоровья, делу победы над «Люфтваффе». Александр Александрович относился к числу людей, никогда не откладывавших решения даже самых сложных вопросов и не боявшихся брать на себя ответственность. Работать с ним было легко и приятно.

Вместе с военными в работе Ставки и Государственного комитета обороны активнейшее участие принимали руководители оборонных отраслей промышленности: Борис Львович Ванников, Дмитрий Федорович Устинов, Вячеслав Александрович Малышев, Иван Федорович Тевосян, Михаил Васильевич Хруничев и другие. Некоторые из них получили тогда воинские звания – генерал-лейтенантов соответствующих родов войск.

На протяжении войны их часто можно было встретить в кремлевском кабинете Сталина, который имел с ними повседневный личный контакт и был в курсе работы каждого. Все они являлись в то время членами или кандидатами в члены Центрального Комитета партии и, каждый на своем участке работы, четко и целеустремленно проводили линию партии по мобилизации всех ресурсов страны на обеспечение армии первоклассным вооружением.

Не все из этого поколения наших хозяйственников имели специальную техническую подготовку, но они обладали большевистской организаторской хваткой и, куда бы ни направляли их, везде налаживали дело. Их университетами стали стройки и заводы первых пятилеток.

Борис Львович Ванников был инженером и относился к числу основных кадровых хозяйственников советской формации. Член партии с 1919 года, Ванников был, если можно так выразиться, профессиональным «оборонщиком», с 1939 года наркомом оборонной промышленности. После разукрупнения этого комиссариата, во время войны, Ванников стал наркомом боеприпасов, а наркомом вооружения был назначен Д.Ф. Устинов.

Дмитрий Федорович Устинов – по образованию инженер – руководил одним из крупнейших заводов в Ленинграде и в возрасте 33 лет, как выдающийся организатор и специалист, был назначен народным комиссаром. Он был самым молодым наркомом. Непревзойденная мощь нашей артиллерии – результат самоотверженной работы конструкторов и многотысячного коллектива работников оборонной промышленности, руководимых во время войны Д.Ф. Устиновым.

Типичен для наших советских хозяйственников и путь Вячеслава Александровича Малышева. В 20-х годах – рабочий, в 30-х – конструктор, затем – главный инженер Коломенского паровозостроительного завода. Один из наиболее одаренных советских специалистов, с хорошей творческой жилкой и твердой рукой администратора. Став директором Коломенского завода, он быстро завоевал авторитет и в 1939 году был назначен наркомом. Малышев много сделал для развития советской танковой промышленности.

Мы, авиационники, работали в теснейшем контакте со специалистами других родов вооружения и, я бы сказал, соревновались с ними. Во многом мы прямо зависели от смежных наркоматов, как от наших поставщиков. К числу таких в первую очередь относился Наркомат металлургической промышленности, наркомом его был Иван Федорович Тевосян.

Но вернемся к началу 1943 года. Настроение тогда у всех было бодрое, боевое. Освобождены Сталинград, Курск, Краснодар, Ростов-на-Дону, Ворошиловград… Работники Наркомата авиационной промышленности в успехах наших войск видели долю и своего труда.

После разгрома немецкой авиации под Сталинградом наши летчики вступили на путь завоевания господства в воздухе. Но для того чтобы твердо завоевать это господство, нужно было давать фронту еще больше истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков.

Частые вызовы в Кремль всегда были связаны с вопросами количества, но в самые последние дни уже проявлялся интерес и к улучшению качества самолетов.

И мы, неустанно принимая все возможные меры к увеличению выпуска самолетов и моторов, провели также ряд работ по улучшению летных качеств нашей авиационной техники.