Несколько секунд все четверо стояли в полном оцепенении, не в силах вымолвить ни слова.
– Что это было? – наконец сиплым голосом спросил Алексей. – Что мы сейчас видели?! У нас массовые галлюцинации?!
– Сразу у всех? – недоверчиво возразил Рэд.
– Все может быть, – ответил Юрий, пробежав глазами по распорядку дня на ведерке из-под попкорна. – Я советую всем изучить этот любопытный документ. Судя по всему, в таком режиме нам придется жить, как сказала эта рыжая засранка, «ближайшие дни».
Алексей молча взял свое ведерко. Жанна присела на сиденье, глубоко дыша. В ее голове все еще эхом звенели слова нарисованной девочки.
«Мы умрем! – в ужасе повторила она про себя, почувствовав тошноту. – О боже!..»
– Ближайшие дни, – медленно повторил Алексей, словно пробуя это словосочетание на вкус. – Понятие растяжимое. Это может быть и три дня, а может быть и две недели. А может… – Он умолк, будто боясь закончить мысль.
Рэд, щурясь, приблизил к глазам картонное ведерко.
– Шрифт слишком мелкий для меня, – пожаловался он. – К тому же очки разбиты и здесь довольно темно… Вы не могли бы зачитать вслух, что там написано?
– С удовольствием, – недобро усмехнулся Юрий. – Итак, дорогие гости, вот что нас ждет… 5:00 – подъем, 5:15 – туалет, 5:30 – завтрак, 6:00 – кино, 12:00 – обед, 12:30 – свободное время, 13:00 – кино, 19:00 – ужин, 19:30 – свободное время, 19:45 – туалет, 19:50 – организационные вопросы, 20:00 – кино, 00:00 – отбой.
Юрий поднял голову, его взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Я правильно понял, что нам будут показывать только один фильм? Тот, в котором мы снимались? Поправьте меня, если я ошибаюсь.
Никто не решился ответить, потому что и так все было очевидно.
– Отличный способ свести с ума, – пробормотал Есин. Он смял ведерко и швырнул его в стекло. Отскочив, как мячик, оно упало перед железными стульями.
– После этого распорядка дня я почему-то вспомнил пионерский лагерь, – выдавил жалкую улыбку Рэд. – Только в нем еще не хватает утренней линейки, где под гимн поднималось знамя…
Юрий приблизился к стеклу, за которым виднелся белеющий экран.
– Эй, вы там! – гаркнул он, стукнув кулаком по гладкой поверхности прозрачной брони. – Я знаю, что вы слышите нас! Хватит, цирк окончен! Откройте дверь, козлы!
– Юрий, – позвал Балашов, но тот даже не оглянулся.
С перекошенным лицом Есин принялся в бешенстве колотить ногой по стеклу.
Банкир шагнул к нему, но его за локоть ухватил Рэд, покачав головой, и тот отошел к стене. Жанна сгорбилась, зажав уши руками.
Через минуту Юрий выдохся. Сплюнув, он шумно прочистил горло и повернулся к пленникам.
– Вы будете сидеть, да?! – закричал он, уперев руки в спинку стального сиденья. – Как раки в ведре, которых вот-вот швырнут в кипяток?! Даже не попытаетесь оказать какое-то сопротивление?!
– От того, что вы будете кричать и топать ногами, как сумасшедший, ничего не изменится, – спокойно ответил Рэд. – Вы ничего не добьетесь, а только навлечете на себя санкции. Невзирая на абсурдность ситуации, я склонен верить словам той мультяшной девочки, именующей себя Ах. Так уж оказалось, что, увы, мы все здесь заложники, и ничего другого, как следовать правилам, которые нам обозначили, нам не остается. Нас лишили права выбора. Эмоции тут не помогут, нужно включить мозг и логику.
– Не забывайте об угрозах этой рыжей, – напомнил Алексей. – Что ей стоит включить какой-нибудь рубильник и заполнить эту тесную камеру отравляющим газом?!
– Давайте сохранять спокойствие, – продолжал Рэд. – Уверен, никто не хочет нашей смерти. Если бы нас хотели убить, это сделали бы очень быстро, пока мы все были без сознания.
Юрий поднял голову и стал разглядывать полуовальный люк в потолке.
– А почему сразу убить? – тихо проговорил он. – Ты же режиссер, у тебя богатая фантазия. Что, если они хотят превратить нашу смерть в пытку? Ты хорошо запомнил режим, Витя? Для тех, кто в танке, напоминаю. Кино – по три раза в день, каждый сеанс по шесть часов. Твоя «Седая ночь» идет около часа. Это значит, что мы будем смотреть это «шедевральное» дерьмо восемнадцать раз в день. А в перерывах испражняться вон в то ведро. И вместо изысканных обедов из ресторанов, к которым ты, как звездная личность, наверняка привык, у нас будет выдохшееся пиво с попкорном.
– Вас ослепляет гнев, это понятно. Но эмоции здесь плохой советчик, – не согласился режиссер. – Вы, Юрий, возбуждены и начинаете утрачивать способность рассуждать здраво. Давайте взглянем на ситуацию с холодной и трезвой головой. Нас собрали здесь для демонстрации фильма, в котором я снимал вас двадцать пять лет назад. Фильм планируют показывать принудительно. Чего хотят от нас добиться? Цель этих показов? Вот из чего нужно исходить.
– Есть еще мысли? – кисло спросил Алексей.
– Есть. Кто за этим стоит?
– За этим стоит Ох, – мрачно заметила Жанна. – Об этом нам сказала Ах.
– Да, теперь мы знаем врага в лицо, – с усмешкой произнес Юрий и снова обратился к Рэду: – Где же твой приятель Таро? Тот долбанутый на голову писатель, который пригласил тебя на фуршет?! А, Витя?
Рэд пожал плечами. Похоже, он смирился с тем, что Юрий упорно продолжал называть его по паспорту, и решил больше не делать по этому поводу замечания.
– Зачем нам всем крутить этот фильм столько раз? – задумчиво проговорил Алексей. Он медленно опустился на пол и, вытянув ноги, прижался спиной к стене. – В этом должен быть какой-то смысл.
– О чем вы вообще, мужчины?! – воскликнула Жанна, и все трое повернули головы в ее сторону.
– Весь смысл… в ответе этой девчонки на мой вопрос, – с усилием выговорила она. – Мы умрем здесь все! Вы что, ничего не поняли?!
– Позвольте не согласиться, – мягко сказал Рэд. – Но слова Ах были немного другие. Дословно она сказала: «Все мы когда-нибудь умрем».
– И что это меняет?
– Мне кажется, что в данной ситуации мы столкнулись с нестандартным мышлением. А точнее, с буквальным, дословным восприятием фразы. Для примера расскажу вам один забавный случай, который произошел со мной, когда я учился в институте. На каком-то семинаре один парень обратился к отличнику: «У тебя есть запасная ручка?» Отличник кивает: «Есть». Тот ему раздраженно: «Ну, и чего ты тормозишь?» Отличник в ответ: «А в чем дело?» Паренек начинает злиться: «Почему ручку не даешь?» И слышит невозмутимый ответ: «Так ты не просил. Ты спросил, есть ли ручка, я сказал, что есть. О том, чтобы дать ее тебе, речь не шла…»
– Я бы такому отличнику эту ручку запихал туда, где солнце не светит, – пробурчал Юрий.
Рэд не удостоил Есина даже взглядом.
– Жанна спросила, умрем ли мы? – продолжил он. – Фактически мы все когда-нибудь умрем, и Ах на это намекнула. С моей точки зрения, вопрос нужно было бы задать более конкретно. Ну, вроде, собираются ли эти ребята нас убить. Или – умрем ли мы в этом кинотеатре?
– Учитывая, что у каждого из нас было по минуте, на подготовку к вопросам не было времени, – словно оправдываясь, сказал Алексей.
– Ладно, что мы знаем? – спросил Юрий, слегка остыв. – Выход здесь есть – он за стеклом. Вероятно, эта хреновина как-то открывается, но нам неизвестно как. Выпускать нас не собираются. Пока что, во всяком случае. И руководит всем этим шизофреническим кинотеатром некий Ох. А еще мы все когда-нибудь умрем. Суперофигительный ребус. Какие будут предложения?
– Послушайте, – снова вмешался Алексей. – Эти Ох и Ах… Это ведь персонажи советского мультфильма!
– Вы полагаете, что с этим мультиком прослеживается какая-то связь? – спросил Рэд, и его высокий лоб прорезали морщины.
– Пока взаимосвязь прослеживается лишь в том, что здесь собраны все актеры и режиссер фильма, – устало сказала Жанна. – Надо выяснить, кому это выгодно. Вспомните азы детективных расследований. Рэд прав, нужно искать причины. Может, кому-то этим фильмом мы перешли дорогу.
– Вероятно, ваша теория верна. Но, как говорил Гете, «теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо», – сказал Рэд.
Юрий несколько секунд внимательно смотрел на бледную женщину, затем перевел взгляд на режиссера:
– Все равно непонятно. Если претензии к тому, кто снял этот шлак вроде «Седой ночи», какие вопросы к актерам? Они просто исполнители!
На тонких губах Рэда заиграла снисходительная усмешка:
– Не так все просто, уважаемый. Получается, вы соучастники. Свою долю славы, пусть и скандальной, вы получили.
– Ладно. Мы тупо ходим по кругу, – бросил Юрий. – Лично я намереваюсь спать. Только воспользуюсь перед сном сортиром.
– Об этом необязательно заявлять во всеуслышание, – заметила Жанна.
Юрий ничего не ответил и, приблизившись к ведру, расстегнул ширинку.
– Надеюсь, никто не хочет опорожнить кишечник? – вдруг спросил Алексей. – Извините, но я даже боюсь представить, что тут начнется, когда мы будем задыхаться от вони…
– Заткнешь ноздри попкорном, делов-то, – хладнокровно сказал Юрий. Когда дело было сделано, он добавил: – На крайний случай ведро можно накрыть твоим пиджаком… Карпыч.
Алексей вздрогнул:
– Что, хочешь перейти на клички, как в фильме?
Юрий пожал плечами и ответил:
– Может, именно этого от нас хотят. Чтобы мы в реальности проиграли те самые действия.
Лицо Жанны стало пепельно-серым.
– Нет, – пробормотала она. Пленница инстинктивно обхватила круглый живот обеими руками, словно готовясь защищать до последнего вздоха свое еще не рожденное дитя.
– Время покажет, – сказал Юрий. Он снял со спинки стула свою куртку и, свернув ее, положил на пол.
– Мы здесь не навсегда, – снова заговорил Рэд, и голос его прозвучал почти бодро. – Спокойствие, оптимизм и трезвый расчет – вот что нам поможет вылезти из этой передряги. Я верю в это.
Есин фыркнул:
– Ну да. Я посмотрю, как долго ты продержишься в том режиме, что наклеен на ведерке.
– Свои фильмы я могу смотреть до бесконечности, – с достоинством ответил режиссер.
Юрий понимающе кивнул:
– Не сомневаюсь. Свое дерьмо, как говорят, не пахнет. Только одно дело – любоваться своим творчеством сидя на диване, почесывая яйца и дымя кальяном. И если ты вздумал встать, чтобы размять кости, у тебя над ушами не будет реветь никакая сирена. И спишь ты наверняка на офигительской мягкой кровати, а не на полу, в своем нарядном смокинге. Теперь до тебя дошло, в какую ты попал передрягу, Рэд Локко?
Рэд, отчасти польщенный, что его назвали как положено, тем не менее был непоколебим как стена.
– Паника и злоба ни к чему не приведут. Помните, что случилось со слабой ивой, когда начался ураган? Она пригибалась и выжила, а огромный дуб, который пытался сопротивляться, потерпел поражение и был сломлен. Люди выживали и в более тяжелых условиях. Се ля ви.
– Несомненно. А земля круглая, и огурец зеленый. Всем спокойной ночи.
С этими словами Юрий улегся прямо на пол. Подложив под голову свернутую куртку, он повернулся на бок и сразу же закрыл глаза.
Некоторое время все остальные подавленно молчали.
– Он мне не нравится, – тихо произнесла Жанна. Она встала с сиденья, затем снова села и, помедлив, сняла туфли. – Что-то в нем есть такое… Нехорошее. Он словно мина замедленного действия. Рано или поздно рванет!
– У него непростой характер, – согласился Рэд. – Но мне кажется, он только внешне такой колючий, это просто защитная реакция на шок… По сути, глядя на него, я вижу все того же взбалмошного двадцатилетнего Юру, который согласился на съемки в «Седой ночи»… И знаете, я ему очень благодарен. Очень немногие выразили желание пройти кастинг на его роль. Если бы не Юрий, я даже не знаю, кто мог бы его заменить.
– Невелика заслуга – сыграть безумного садиста, – глухо произнес Алексей.
– Вас это тоже, кстати, касается, – отметил Рэд. – Я тоже говорю вам спасибо, несмотря ни на что.
Банкир отвел отрешенный взгляд в сторону.
– Юрий просто как большой ребенок. Капризный, эгоистичный, невоспитанный, – вздохнул Локко. – Обижаться на него – все равно что обижаться на ливень, который промочил вашу одежду. Вот он такой, какой есть.
– Что же нам делать? – прошептала Жанна. – Мы не какие-нибудь маргиналы, а уважаемые люди, а вы, Рэд, так вообще публичная фигура! Ведь нас наверняка уже начали искать! Уж мой супруг, если с ним, надеюсь, все в порядке, места себе не находит! Он знает, что я должна родить со дня на день!
– Поиски займут определенное время, – уныло сказал Алексей.
– Мы живем в век цифровизации и тотальной слежки, столица напичкана камерами. – Рэд снял очки и бережно протер краем рукава уцелевшее стекло. – При желании все наши передвижения очень легко отследить. Будем надеяться, что полиция уже ищет нас. Но меня также терзает еще один вопрос: где мы?
– Вы что-то говорили про Ногинск, – напомнил Алексей.
Рэд махнул рукой:
– Теперь я уже ни в чем не уверен. Мы можем быть где угодно. Как в подвале в центре Москвы… так и где-то в глуши. В каком-нибудь сарае, обитом изнутри стальными листами.
Жанна покачала головой, ее глаза вновь наполнились слезами.
– Из всех нас мне больше всего жаль вас, милая, – с грустью промолвил Рэд. – Увы, я ничего не могу сделать. Время покажет. – Он снял с себя смокинг и, шагнув вперед, протянул его женщине: – Это все, чем я могу вам помочь. Чтобы вам не было слишком жестко на полу.
Жанна пробормотала слова благодарности и, взяв смокинг, некоторое время смотрела на экран, казавшийся сейчас бездонным туннелем. Завтра оттуда грязными потоками польются кровь, слезы и душераздирающие вопли, и так будет до бесконечности… Всего несколько часов до рассвета, и по другую сторону стекла снова замелькают кошмарные кадры одного из самых жестоких российских кинолент любительского толка.
Впрочем, нет, она не будет сейчас думать об этом. Для одного дня и так достаточно мерзостей.
– Здесь в распорядке дня есть одно интересное мероприятие… – раздался голос Балашова. – В девятнадцать пятьдесят, которое будет длиться десять минут, оно звучит как «организационные вопросы». Мне пришло в голову, что, вероятно, с нами кто-то будет выходить на связь. Вероятно, это будет Ах.
– Интересная мысль, – похвалил Рэд. – Может быть, у нас будет возможность задать очередные вопросы.
«Правда, есть ли в них смысл – вот в чем соль», – мрачно подумал он про себя.
Вскоре уснул Алексей, после этого задремал свернувшийся в клубок Рэд.
Жанна все еще стояла у пуленепробиваемого стекла, медленно водя указательным пальцем по его прохладной глади.
«Им не обязательно нас убивать, – закралась к ней в голову мысль. – Несколько дней в таком режиме, и мы все сойдем с ума, а через неделю поубиваем друг друга… А мой сын, Дима…»
Ее захлестнуло чувство беспросветного отчаяния, дикого и исступленного, словно из могилы на нее дохнула сама Смерть… Что будет с ребенком?!
«А ведь ты догадываешься, зачем нас тут всех собрали, – кольнуло в мозгу, и по телу Жанны заструилась морозная дрожь. – С того момента, как зазвучала сирена… Только побоялась высказать свои мысли вслух».
Жанна тряхнула головой, словно пытаясь отделаться от грызущих мозг подозрений.
Да, такое опасение действительно к ней закралось. Но… но, черт возьми, прошло двадцать пять лет! Если это стало известно, то почему никто раньше не давал об этом знать?! Почему это вылезло наружу только сейчас?!
«Потому что раньше ты не была беременной», – отозвался внутренний голос, и Жанна резко развернулась, глаза ее полыхали жестким блеском. Нет уж, она будет защищать Диму и перегрызет глотку кому угодно, хоть Богу, пусть он только попробует забрать его у нее!
Превозмогая брезгливость, она справила свои надобности в ведро, затем начала готовиться ко сну. Аккуратно свернула смокинг Рэда (а все-таки он молодец, единственный из всех предложил хоть какую-то помощь!) и тихо легла на пол, прислушиваясь к движениям внутри себя.
Дима молчал.
– Все будет хорошо, мой дорогой мальчик, – прошептала Жанна. – Я не дам тебя в обиду.
В желудке уже начало сосать от голода, но она старалась не обращать внимания на это. Закрыв веки, Жанна попыталась представить себя и сына в будущем. Вот он делает первые шаги, вот они лепят снеговика в зимнем парке, а вот они на юге и со смехом плещутся в теплых волнах…
Вскоре женщина уже крепко спала.
* * *
Алексею еще никогда не доводилось спать в подобных условиях, но усталость взяла свое, и он, какое-то время беспокойно покрутившись на жестком полу из стороны в сторону, наконец стал погружаться в вязкую тревожную дремоту. Вскоре ему привиделся странный сон.
Время словно отмоталось назад до того момента, когда он должен был ехать в Счетную палату. Все его дела улажены, Алексей вздыхает с облегчением, ослабляя узел галстука, и в следующую секунду он вдруг оказывается в просторном, ярко освещенном зале, где проводится какой-то банкет. Его окружает солидная публика – мужчины в дорогих костюмах и роскошные женщины в вечерних платьях с открытыми спинами. Слышится звон бокалов, кто-то хлопает в ладоши, и через мгновение к аплодирующему присоединяются все остальные.
«Смотрите, это же тот самый парень, что играл в фильме „Седая ночь“!» – восклицает полногрудая блондинка.
Зал вновь взрывается аплодисментами, кто-то пронзительно кричит «браво», но почему-то от этого вопля Алексей испуганно приседает, словно в ожидании удара.
«Расскажите, как вы изнасиловали хозяйку дома!» – кричит какой-то пузатый мужчина в костюме-тройке. «И когда вам в голову пришла мысль вырвать из ее чрева ребенка?!» – вторит ему рыжеволосая красотка с бриллиантовым колье на красивой шее.
Алексей виновато улыбается, смущенный столь повышенным вниманием к себе. Он пытается что-то ответить, но внезапно к нему подскакивает юркий парнишка с подносом в руках, предлагая вино. Рука Алексея уже тянется к бокалу, как неожиданно прямо над самым ухом раздается вкрадчивый голос:
«Иди вперед… я кое-что покажу тебе…»
Рука Алексея повисает в воздухе, едва коснувшись прохладной ножки сверкающего бокала. Этот мультяшный голос кажется ему странным и до боли знакомым, как будто…
«Как будто я только что его слышал», – говорит он сам себе.
Да. Голос смешного утенка из мультфильмов.
«Я кое-что покажу тебе», – повторяет голос, и он оборачивается.
Перед ним стоит Ах в своем дурацком платьице в горошек. Ее фиолетовые банты все так же неряшливо торчат в разные стороны. Она хватает Алексея своей смешной ручкой, и – не может быть! – он чувствует пальцами ее плоть. Она мягкая и холодная, как остывшая грелка.
«Идем!» – настаивает Ах, и Алексей молча идет за ненастоящей девочкой. Никто даже не смотрит в их сторону, все ведут себя так, словно интерактивной малютки и вовсе не было.
«Ее вижу только я», – догадывается Алексей, и его охватывает дрожь.
Ах проводит его за руку через весь зал, и они оказываются в темной комнате, посреди которой стоит небольшой столик с горящими свечами. Пламя мерцает, как трепещущие звезды. Балашов оглядывается – девочка куда-то пропала. Он медленно подходит к столику, озираясь по сторонам, и тут же замирает. Только сейчас он понимает, что все стены помещения уставлены высоченными зеркалами, и в них он отчетливо видит свое отражение. И от осознания увиденного откуда-то из глубины души рвется истошный крик. Вместо костюма на нем кожаный фартук мясника, залитый кровью. Голый торс и руки также забрызганы алыми кляксами. Его голову «украшает» остроконечный колпак палача времен инквизиции, и в прорезях для глаз полыхает злобный огонь.
«Это не я!» – кричит Алексей, охваченный страхом. Он пытается снять этот ужасный колпак, но тот словно прирос к черепу. Откуда ни возьмись, на столике появляется громадный топор с зазубренным, потемневшим лезвием, и он притягивает взгляд Алексея. Манит к себе, как в свое время запретный плод манил Еву.
«Нет, это ты! – звучит в его голове чей-то женский голос, и он преисполнен печали. – К сожалению, это ты…»
Его глаза выпучились, дыхание со свистом вырывалось из глотки, словно воздух из пробитой шины. Банкир резко сел, охнув от пронзившей поясницу боли, – спину, отвыкшую от столь сурового спартанского ложа, словно нашпиговали отравленными стрелами. Ныли отекшие ступни, ведь он спал прямо в обуви. Лоб покрывала липкая испарина, и Алексей торопливо вытер его рукавом.
«Скоро от нас всех будет вонять, как от скотины», – мелькнула мысль.
Кряхтя, Алексей поднялся, и в этот же миг замигали встроенные в потолок лампы. Одновременно с этим все пространство «кинотеатра» содрогнулось от нарастающего воя сирены, звук которой острейшей бритвой резанул по натянутым нервам узников.
– Сука, – выдохнул Алексей, зажимая уши. – Гребаный будильник…
– Доброе, на хрен, утро! – закричал Юрий.
Он уже проснулся и стоял, прислонившись к железному сиденью. Лицо мужчины было осунувшимся, под глазами залегли темные круги, но губы ширились в жесткой усмешке. Его фланелевая кремовая рубашка была полностью расстегнута, а ее уголки завязаны в узелок прямо над сморщенным пупком.
– Все предусмотрели, собаки, – хихикнул Юрий. – Даже сиденья расположили так, что на них не улечься.
Балашов без особого интереса взглянул на стулья, приваренные в шахматном порядке к полу.
Сирена продолжала надрываться, раскаленными иглами пронзая барабанные перепонки. В углу зашевелился Рэд, выныривая из тревожной пелены сна. Жанна неподвижно сидела на полу, обреченно глядя перед собой.
– Подъем, Витя! – позвал Юрий. – Скоро завтрак.
Как только режиссер сел, осовело хлопая сонными глазами, сирена умолкла. Лампы тоже моргнули еще пару раз, после чего освещение камеры стало ровным.
– В последний раз я спал на жестком в походе, – сообщил Рэд, будто это было кому-то интересно. Зевнув, он выпрямился и потянулся. – Это было примерно через год после съемок «Седой ночи». Мы пошли в горы, на Алтай…
Алексей сел на стул, уныло глядя на экран за стеклом. Время невозмутимо отщелкивало свой бесконечный счет. На табло высвечивалось 05:02.
– Все, кто хочет облегчиться, лучше делайте это сейчас, – деловито сказал Юрий. – Через тринадцать минут будут менять ведро. Хотелось бы какое-то время побыть в относительно чистом воздухе.
«Он отчасти прав», – подумал Рэд. Практичность этого человека и его способность приспосабливаться, казалось бы, к совершенно невыносимым условиям одновременно удивляли и почему-то раздражали.
– Ты чего такой хмурый? – спросил между тем Юрий, пихнув Алексея.
Банкир сидел мрачный как туча. И хотя ночной кошмар давно растворился, перед глазами все еще висел жуткий образ собственного отражения – палач в залитом кровью фартуке и громадный топор, при виде которого волосы встают дыбом.
– Может, все сейчас и закончится? – еле слышно проговорил Алексей. Он украдкой взглянул на толстое стекло, за которым располагался экран.
А что? Шутка была хорошей, хоть и жестокой. Но почему-то именно в данную секунду его охватило странное ощущение, что еще вот-вот, еще пару минут, и в какой-нибудь стене откроется потайная дверь, кто-то выкрикнет: «Розыгрыш!» – после чего раздастся смех и звук аплодисментов…
«Как во сне», – шепнул внутренний голос, и Алексея передернуло.
– Что ты там бормочешь? – полюбопытствовал Юрий.
Балашов ничего не ответил.
– Жанна, как вы себя чувствуете? – участливо спросил Рэд, и та неопределенно пожала плечами.
Ровно в пятнадцать минут шестого наверху что-то щелкнуло, и все задрали головы. Полуовальный люк был открыт, и вниз на стальном тросе с легким шорохом опускалось оцинкованное ведро. Оно держалось на металлическом карабине, который крепился к тросу.
Юрий пристально смотрел вверх, усиленно пытаясь хоть что-то рассмотреть в зияющем отверстии. Тщетно, просто темное пятно.
– Есть там кто живой? – крикнул он.
Ведро опустилось на пол с тихим стуком, и трос замер.
– Наверное, их нужно заменить, – предположил Рэд. Поскольку никто на его реплику не отреагировал, он, вздохнув, направился к «туалету».
– Эй, кто там есть?! – рявкнул Юрий, ухватившись рукой за трос. – Если вы думаете, что мы будем терпе…
Сухой отрывистый треск, перемежаемый гудением, прервал его гневную тираду, затем в месте соприкосновения пальцев мужчины и троса произошла короткая вспышка. Трос затрепетал, будто живой, и из глотки ошарашенного Юрия вырвался вопль. Глаза его расширились, он нелепо взмахнул руками, и в следующее мгновение его отбросило в сторону словно тряпку.
Рэд молча смотрел, как Есин трясет обожженной рукой, и в глазах его не было ни капли сочувствия, лишь холодное любопытство.
– С током шутки плохи, – только и вымолвил он, подходя ближе. Когда трос перестал дрожать и гудение утихло, он осторожно снял с карабина ведро, повесив на его место то, что было заполнено нечистотами. Как только карабин защелкнулся, трос немедленно пополз вверх.
Юрий выругался, провожая загаженное ведро испепеляющим взглядом.
– Хоть бы крышку дали, – со вздохом сказал Рэд.
Люк на потолке закрылся.
– Что, не получается протестовать? – спросила Жанна.
Юрий собрался было ответить ей колкостью, но промолчал. Обожженную руку дергало и простреливало, как гнилой зуб.
– Если бы у нас был резиновый костюм, можно было бы попробовать подняться к отверстию, – меланхолично произнес Алексей. – Ток на резину не действует.
– Ну да. И как минимум получить из этой дырки молотком по голове, – хмуро отозвался Юрий, все еще рассматривая покрасневшую ладонь. – Если бы у бабушки был член, она была бы дедушкой.
В камере воцарилась напряженная тишина.
– Может, есть смысл обсудить вопросы, которые нам разрешат задать? – прервал молчание Рэд. – Если, конечно, будет такая возможность.
Алексей метнул в режиссера взгляд.
– Мне кажется, никакого смысла в этом нет, – сказал он. – Эта девчонка просто издевается над нами. Она может заявлять что угодно, подкидывать какие-то идеи, а мы будем ломать над ними голову и строить догадки.
– Девчонка – просто изображение на экране, – заметил Юрий, и Алексей вновь с содроганием вспомнил свой сон, когда Ах взяла его за руку.
– Вся эта мутотень – полуголодный паек, ведро вместо нормального сортира, принудительный показ кино – все это подготовка к чему-то основному, – снова заговорил Юрий. – Нас попросту хотят сломать морально. Вот только к чему нас готовят?!
Жанна вытерла уголки губ. На пальцах еще виднелись едва заметные блестки – все, что осталось от помады. Она красила губы еще там, в своей шикарной двухуровневой квартире. Эти жалкие остатки макияжа были хрупким мостиком, соединяющим ее с той жизнью, где она была счастлива и принадлежала сама себе. Жанна переключила внимание на ногти, она не без оснований гордилась ими – идеальной формы и всегда покрыты свежим лаком. Но сейчас эта красота быстро тускнела и блекла. Местный воздух словно невидимым ластиком стирал с нее лоск и ухоженность.
«Сказать или промолчать?» – размышляла она, сжав руку в кулак. Мысли о том, что она, вероятно, догадывается о причинах их нахождения в этой тюрьме, не отпускали ее с прошлого вечера.
Жанну так и подмывало сообщить о своих предположениях коллегам по несчастью, но каждый раз ее что-то останавливало, словно перед глазами с грохотом падал громадный барьер. Почему-то даже сама мысль о том, чтобы поднять тему леденящих подробностей съемок «Седой ночи» вызывала у нее судорожную панику. Все, что случилось, она похоронила в самом потаенном уголке своих воспоминаний.
И что будет, если тайна, незримой цепью сковывающая всю их четверку, всплывет наружу, пускай даже спустя столько лет? Что произойдет, если она скажет это вслух? Их заставят покаяться? Или сразу же уничтожат?
«А вдруг причина в другом? – задалась она вопросом. – Вдруг по другую сторону стекла ничего об этом не знают? И напоминание о подробностях съемок только подольет масла в огонь?!.. Тебе нельзя нервничать, – напомнила себе Жанна. Она чувствовала, как урчит ее желудок, как начал толкаться Дима. – Все, что должно тебя беспокоить, – здоровье сына».
В половине шестого утра на тросе один за другим были спущены два бумажных пакета с «завтраком» – три стакана пива, стакан молока и четыре ведерка с попкорном.
Рэд передал Жанне молоко, и она одарила его благодарным взглядом.
– Возьмите мою порцию попкорна, – сказал режиссер, протягивая ей свое ведерко с воздушной кукурузой. – Я все равно никогда не любил его.
– Спасибо, – Жанна выдавила улыбку. – Но, боюсь, этого недостаточно для полноценного питания… И к тому же совершенно бесполезно.
– Первый раз завтракаю пивом, – признался Алексей.
– Пиво свежее, – сказал Юрий, глядя на оседающую пену в стакане. Он сделал глоток. – Значит, его налили только что.
– Непонятно, как это может помочь нам в сложившейся ситуации, – проговорил Рэд.
– Это просто замечание. И еще: трос опускали на лебедке, он двигался равномерно, не рывками.
Не меняя выражения лица, Юрий вдруг сказал:
– Как вы думаете, нас слышат? Камеры фиксируют только картинку или звук тоже?
Рэд с интересом посмотрел на видеокамеры, замаскированные под лампы.
– У вас есть какие-то предложения, которые вы хотели бы обсудить без лишних ушей? – тихо спросил он.
– Мы разговаривали с девкой, – напомнил Алексей, с жадностью поглощая попкорн. – И она отвечала на наши вопросы. Значит, нас отлично слышно.
Юрий кивнул:
– Это верно. Но это не значит, что нас подслушивают все двадцать четыре часа в сутки.
– У тебя есть какой-то план?
Юрий отпил еще пива.
– Нам придется что-то решать. Лично я сыт по горло гостеприимством этого чертового кинотеатра.
Вскоре раздался первый звонок. Руки Жанны дрогнули, и она выронила почти опустевший стакан. Она перехватила печальный взгляд Рэда и устало вздохнула.
* * *
«Седая ночь», 1995 г., действие второе
Как только они вышли из машины, ливень обрушился на них серебристыми косыми иглами, и молодые люди инстинктивно втянули головы в плечи.
– Нет. Это не лось, – сказал Карпыч, и голос его дрогнул. Он включил фонарик, и дергающийся луч заскользил по блестящему от воды шоссе. – И не заяц.
Приятели остановились в нескольких шагах от темнеющего тела, которое было распростерто посреди дороги.
– Куда ты смотрел, когда ехал? – поинтересовался Фил.
– Ты всю дорогу меня отвлекал, придурок, – огрызнулся тот.
Они осторожно приблизились к лежащему человеку.
– Это баба, – определил Фил, увидев выглядывающие из-под выцветшего застиранного платья голые ноги. Одна стоптанная калоша, сорванная со стопы ударом, валялась неподалеку, другой и вовсе видно не было.
– Она живая? – всхлипнул Карпыч. – Фил, скажи, что она еще живая!
Женщина, лежащая на дороге, медленно повернулась на бок, издав глухой стон. Пляшущий кружок фонаря выхватил бледное морщинистое лицо, искаженное от боли, по которому текла кровь, которую тут же размывал дождь.
– Спина… – выдохнула она. – Спину… больно…
Карпыч принялся грызть ноготь большого пальца.
– Куда ее теперь? – приглушенно спросил он. – Больниц тут нет, здесь только лес. Мля, и откуда она взялась!