Navium Tirocinium

– – -

Мы надеемся, что читатель не забыл, как в утро побега Ронана из тюрьмы, перед выходом из неё он столкнулся с Овадией Гокроджером, которого, наоборот, стражники препровождали в это чистилище правосудия. Он провинился лишь в том, что на ярмарке на Хеймаркет показал обычный свой незатейливый фокус с исчезновением золотой монеты, которая «отправилась в запредельные сферы и находилась под действием магических чар». Но дошлый горожанин оказался не четой простоватому и доверчивому галантерейщику из Йорка и обвинил незадачливого чудодея в обмане. Поднявшийся шум собрал огромную толпу, Овадию схватили, обыскали и выяснили, что трансцендентная область находится в подкладке его рукава, после чего с почётом препроводили к мировому судье. Два месяца Овадия провёл в Ньюгейтской тюрьме, развлекая соседей по застенку своей болтовнёй и простенькими фокусами с подручными предметами. На судебном заседании в Олд-Бейли Овадия Гокроджер проявил чудеса изворотливости, заявил, что он намеревался покуражиться над потерпевшим и затем вернуть ему соверен. А чтобы доказать свою принадлежность к плеяде фокусников, которые зарабатывают на жизнь ловкостью рук и развлекают почтенную публику, он на глазах у судейских и присяжных каким-то умопомрачительным способом вытащил свои запястья из оков. Этот трюк немало удивил и позабавил присяжных, и они, будучи в приподнятом настроении, единогласно признали Овадию Гокроджера невиновным. Как сложилась дальше судьба этого невезучего факира, осталось неизвестным…

Поскольку мы вспомнили про Ньюгейтскую тюрьму, то негоже позабыть про алчного цербера из этого гостеприимного заведения по прозвищу Пёс Тернки. Несмотря на некоторые проблески человечности, случавшиеся с ним, правда, по большей части под влиянием получаемых им «умеренных воздаяний», главной чертой этого человека всегда было стяжание и нажива. Через три или четыре года, до мозга костей отравленный зловонными миазмами, царившими внутри Ньюгейтской ворот, и непомерной алчностью, ещё более усугублявшей страдания небогатых узников, он изволил, наконец-то, покинуть этот мир. После его смерти в каморке, которую Пёс Тернки занимал в полуподвале Ньюгейтских ворот, нашли ларь с увесистыми замками. Когда его вскрыли, то обнаружили, что он доверху наполнен серебряными монетами всех достоинств – от пенни до кроны, среди которых попадались также и старые золотые кроны и полукроны. Поскольку родственников у почившего не осталось, то все деньги по распоряжению лорда-мэра пошли на наём в Ньюгейтскую тюрьму тюремного лекаря, ибо условия пребывания там были столь плачевны, что многие узники не удосуживались дожить до судебной сессии…

– – -

Сын сэра Хью Джордж Уилаби после весёлого времяпрепровождения в английской столице вынужден был вернуться в Рисли-Холл. В Лондоне, в компании своего приятеля, наследник сэра Хью предавался кутежу и попойкам, посещал сомнительные заведения и разного рода увеселительные мероприятия: балаганы бродячих артистов, травлю медведей (которая ему понравилась куда больше чем преследование и травля быка, устраивавшаяся периодически в его родных краях), прыгал и танцевал вместе с молодыми горожанками вокруг майского шеста на Хеймаркет. Кроме такой, полной приятных удовольствий жизни, Джордж в компании своего гостеприимного друга Керзона посетил несколько респектабельных семейств с целью найти себе наконец-то невесту по душе, но здесь его, увы, ждало горькое разочарование, ибо городские девицы на выданье из богатых семейств мало чем отличались от сельских и были, как он когда-то говаривал Ронану про невест из окрестных поместий, чопорными и бестолковыми. Поэтому, будучи взрослым и самостоятельным человеком, через полгода Джордж Уилаби женился на премиленькой дочке капитана стражников из замка Ноттингема; она пусть и не имела значительного приданного, но зато обладала смазливым личиком, весёлым язычком и бойким нравом. Кстати, это именно Джордж Уилаби разыскал обитательницу Моста по имени Анна, чтобы отблагодарить за спасение своего друга Лангдэйла, и одарил её новым платьем, лентами, чепцами, всякими безделками и быть может ещё чем, о чём нам не известно…

Уместно заметить, что женитьбе Джорджа Уилаби немало поспособствовал Дженкин Гудинаф, которому сэр Хью поручил «присматривать за непутёвым мальчишкой и наставлять его на путь истинный». Поэтому, очутившись в Рисли-Холл, ординарец сразу дал понять Джорджу, что облечён властью его родителем и будет всячески противодействовать его легкомысленным поступкам и порочным связям. Джордж повздыхал, побренчал на цитоли и пришёл к философскому выводу, что пора беззаботной и разгульной юности закончилась, и вскоре, как было сказано выше, он женился…

– – -

Что сталось с праведным и учёнейшим старцем Лазариусом, доподлинно неизвестно. Мы можем лишь сообщить, что около месяца он прожил в Саутворке, пользуясь гостеприимством Алисы Уилаби, которая относилась к старому монаху с должным почтением и теплотой, несмотря на расхождения в религиозных воззрениях. Затем благодаря этой замечательной девушке Лазариуса взяли в качестве пассажира на одно торговое судно, отправлявшееся в Лейт с грузом квасцов, купороса, а также породистых жеребцов с одной фермы в Кенте. Как сложился дальше жизненный путь старого монаха, избежал ли он опасностей, виделся ли с архиепископом Гамильтоном и где он нашёл место своего последнего упокоения, выяснить не удалось. Однако, судя по тому религиозному стоицизму, который являл Джон Гамильтон все последующие годы своей жизни вплоть до самой смерти, мы вправе предположить, что столь самоотверженное служение своей вере было подкреплено прочной духовной поддержкой, основа которой была заложена, как мы знаем, и, вероятно, оказывалась в дальнейшем благочестивым отцом Лазариусом.

В 1560 году католицизм в Шотландии был свергнут, аббатство Пейсли разграблено, а его аббату едва удалось спастись от беснующейся толпы. Тем не менее, в это неспокойное время Джон Гамильтон продолжал ревностно служить делу католической церкви, за что он подвергался гонениям и даже тюремному заключению. Значимую поддержку сей прелат гонимой церкви нашёл в лице вернувшейся из Франции королевы Марии Стюарт, верным сторонником которой он являлся до последнего своего дня, который настал через два года после поражения войска королевы и бегства её из Шотландии. Джон Гамильтон был захвачен правительственными войсками в замке Дамбартон, обвинён в организации убийства регента Мерри, что он непоколебимо отрицал, и через три дня без излишних судебных проволочек и разбирательств в своём епископском облачении был повешен на рыночной площади Стёрлинга.

Что касается его кровного брата Джеймса Гамильтона, герцога Шательро, то он продолжал выказывать себя истым политиком и успел до конца жизни ещё не раз поменять цвета, руководствуясь своими честолюбивыми амбициями и никогда не забывая о своих претензиях на шотландский престол. Если читателя не интересуют некие подробности дальнейшей жизни этого честолюбивого и надменного, но в равной степени слабохарактерного и вилявого сановника, то он может невозмутимо пропустить следующий абзац.

Когда в Англии после смерти Эдварда Шестого на престол взошла католичка королева Мария Тюдор, недолюбливавшая герцога Шательро за его непостоянство и ненадёжность, он потерял также ценность и для французов, более полагавшихся на Мари де Гиз. А посему по этим причинам в 1554 году шотландский парламент лишил Джеймса Гамильтона должности регента и передал её королеве-матери. Во время разразившейся в стране в 1559 году протестантской революции, Джеймс Гамильтон изначально выступал посредником между враждующими партиями, но, всё ещё лелея мечту о шотландской короне, постепенно склонился на сторону протестантских лордов, которые подкупили его обещанием помощи в устроении брачного союза между сыном Шательро и новой английской королевой Елизаветой Первой, что значительно преумножало бы шансы герцога на шотландский престол. Несмотря на смерть Мари де Гиз и приход в 1560 году в Шотландии к власти протестантов, Шательро оказался не у дел, ибо в Шотландию из Франции вернулась овдовевшая, но молодая и красивая королева Мария Стюарт, а Елизавета Тюдор окончательно отвергла в качестве возможного супруга сына Шательро, молодого графа Аррана. После неудачного протестантского восстания, клан Гамильтонов впал в немилость и Шательро вынужден был перебраться на время в свои французские владения. После свержения с трона Марии Стюарт и прихода к власти протестантского регента графа Мерри герцог вновь вернулся в Шотландию, но, прельщённый планами женитьбы на свергнутой шотландской королеве другого своего сына (ибо первый, граф Арран, ранее потерял рассудок от неразделённой любви к Марии Стюарт), примкнул к партии её сторонников. Даже после военного поражения этой несчастной королевы и бегства её в Англию, герцог Шательро, сам уже немощный телом, покровительствовал своим сыновьям и родичам в вооружённом сопротивлении властям, за что провёл некоторое время в тюрьме. Такая вооружённая конфронтация Гамильтонов и их союзников с правительством продолжалась вплоть до 1573 года, когда на условиях полного прощения и возврата конфискованных земель – со стороны правительства, и признания королём сына Марии Стюарт маленького Якова Шестого – со стороны Гамильтонов и их союзников, был наконец заключён мир.

Таким образом, герцог Шательро, обманчивый и непостоянный, тщеславный и вероотступнический, мирно умер в своей постели – через семь лет после того, как архиепископ Сент-Эндрюс, его благочестивый и оставшийся непоколебимым в своих убеждениях кровный брат был повешен словно мерзкий убийца.

Фулартон из Дрегхорна сразу после смещения своего патрона с должности регента, оставил службу у Джеймса Гамильтона и открыто встал на сторону протестантских лордов, благодаря чему вскоре смог заполучить значительную часть земель, принадлежавших кармелитскому монастырю в Ирвине и тем самым расширить своё поместье. Джон Фулартон продолжал при каждом удобном случае вспоминать про своего предка, королевского ловчего; и тяга эта к прислуживанию и близости к августейшим особам сохранялась и в его потомстве – так при короле Карле Первом один из его сыновей получил должность первого джентльмена королевской опочивальни.

– – -

Ну вот, кажется, мы и распрощались с теми персонажами – насколько это позволили имевшиеся у автора сведения, – которым в следующей книге уже не суждено появиться, хотя каждый из них мог бы, несомненно, стать главным героем другого произведения; также мы чуточку приоткрыли дверцу к следующей книге. О чём она будет? Трудный вопрос для автора, ибо с одной стороны ему не стоит приподнимать полог таинственного грядущего, а с другой – он не вправе лишать читателя предвкушения будущих приключений и похождений своих героев.

Дошедшие до нас скупые строки историков об этом путешествии, – в котором принял участие наш пылкий и романтичный герой, а также его мечущийся и терзаемый сомнениями злокозненный родственник, и которое для одних окончилось трагически, для других – более благополучно, – не заменят художественного повествования, полного непредсказуемых поворотов сюжета и красочных описаний той эпохи. Смирится ли бедная Алиса со своей судьбой, будет ли лелеять надежду на скорое возвращение своего возлюбленного или всё будет совсем иначе? Не забудет ли её Ронан, очутившись в далёких землях, богатых очаровательными прелестницами? Какую же тайную цель преследует Фергал, пытаясь погубить своего единокровного брата, и в чём он, вполне вероятно, может преуспеть в конце концов? Что станется с отважными моряками, с бравым командором Уилаби, даровитым кормчим Ченслером и смелыми капитанами? Обо всём этом и многом другом автор обязуется поведать в следующих книгах.