Navium Tirocinium

В это время второй шериф, находился в комнате смотрителя Ньюгейтской тюрьмы, сидя за его столом и по очереди слушая доклады всех тюремных служителей. Само собой разумеется, что главным виновником, допустившим такое вопиющее нарушение порядка, считался наш знакомец Пёс Тернки, вид которого сейчас напоминал собаку, позволившую лисе залезть в курятник, а теперь виновато поджавшую хвост и ждущую очередного пинка от своего разгневанного хозяина.

Тюремщик поведал, как благочестивый арестант накануне повешения потребовал католического священника для исповеди; как он, Тернки, не смог не уважить религиозное рвение заключённого, хотя ручается, что сам является истым приверженцем англиканской церкви и ненавидит всех папистов; как рано утром, откуда ни возьмись, перед тюремной дверью явился старый монах с длиннющей белой бородой, который и был препровожден к арестанту, где бдительный тюремщик дозволил ему пробыть не более часа; как после убытия монаха он, Тернки зашёл в камеру, чтобы снять с арестанта тюремные оковы и передать того в руки стражников для доставки в Тайберн, и вдруг обнаружил в углу вместо молодого арестанта дряхлого старика; как он поднял тревогу, выбежал на рыночную площадь и там узнал, что все видели вышедшего из тюремный двери монаха с длинной бородой и как к нему подошёл какой-то мальчишка и увёл с площади; как он, Тернки, не щадя ног и самой жизни, доблестно бросился в погоню, но мальчишка с монахом как сквозь землю провалились.

Во время своего рассказа о происшествии, несчастный Тернки услыхал от шерифа и поддакивавшего ему смотрителя столько нелицеприятных фраз в свой адрес, что слова «олух и болван, растяпа и ротозей» по сравнению с ними равно что детский лепет.

– Я к нему как к сыну относился, – плакался в конце несчастный тюремщик, – а он мне такую свинью подложил! Что же это выходит-то? Покудова я его чуть не с ложки кормил, он тайком оковы перепиливал, имущество тюремное портил. Вот ведь негодяй! А ещё джентльмена из себя корчил!

Потом привели старика. Шериф спросил, кто он таков и как посмел под личиной монаха проникнуть в тюрьму и спасти от наказания страшного преступника. На это Лазариус смиренно ответил, что он и есть истый монах и почитает своим долгом перед Господом Богом спасать невинные души. «А под каким же именем мне записать тебя в тюремной книге, мерзкий папист?» – спросил смотритель, заискивающе поглядывая на шерифа. «Да простит тебя Господь за твоё богохульство, несчастный человек, – ответил старик. – А зовут меня отец Лазариус». После этого монах с отрешённым видом погрузился в молчаливые свои молитвы и ни на что более не реагировал, и как ни пытались, большего толку от него не добились. Его снова отвели в камеру, не посчитав нужным даже надевать на него оковы – таким старым и слабым он выглядел.

Прихватив с особой смотрителя и тюремщика, второй шериф вернулся в Олд-Бейли, чтобы составить доклад лорду-мэру о происшествии. Там он застал своего товарища по шерифскому поприщу Вильяма Джерарда и всё ещё пребывавшего в состоянии гнева и возмущения сына графа Шрусбери.

– Виданное ли дело, Вильям, – сходу сказал второй шериф, – чтобы дряхлый старик обвёл вокруг пальца наших тюремщиков! Преступник загодя перепилил оковы, а во время мнимой исповеди поменялся одеждой с монахом и преспокойно вышел из тюрьмы. А этот остолоп по имени Тернки не заметил на преступнике перепиленных цепей и не смог отличить молодого арестанта от дряхлого старца! Ищи теперь ветра в поле!

– Твоя правда, Джон. Поймать его будет трудновато, – согласился Вильям Джерард, в тайне души сильно надеясь, что Ронану удастся спастись от преследования. – Но вот, стоит благородный Толбот. Он послал за когортой своих слуг в помощь нам, дабы изловить беглеца. Хотя, право слово, я ума не приложу, где нам искать этого Ронана Лангдэйла.

– Зато мне это известно! – раздался неожиданный голос.

Дверь в комнату была приоткрыта, и в ней сконфуженно стояли тюремный смотритель и Пёс Тернки. Расталкивая их, в комнату ворвался невысокий, коренастый человек с рябым лицом, в котором мы без труда узнали бы Фергала. Тяжело дыша после быстрой ходьбы, Фергал подошёл к комнате шерифов в тот самый момент, когда Вильям Джерард заканчивал свою фразу.

– Это опять вы, сэр! – воскликнул шериф Джерард. – Весьма странно, но как только дело касается наказания Ронана Лангдэйла, вы тут как тут с вашими услугами, Мастер э…

– Вильям Ласси с вашего позволения, – напомнил Фергал.

– Странно или не странно, уважаемые шерифы, – подал голос Толбот, – но ежели этому человеку известно или он догадывается, где прячется беглый преступник, то вам надлежит воспользоваться его помощью. Мастер Ласси, мне по нраву твоё рвение. Знаешь ли ты в лицо этого Лангдэйла?

– А то как же, уважаемый сэр! – ответил Фергал. – Клянусь головой моего отца, его физиономия знакома мне как моя собственная, а его голос на шумной рыночной площади я различу среди тысячи прочих.

– Замечательно, Ласси! – обрадовался Толбот. – Я поставлю тебя во главе моих людей. И если беглец попытается снова ускользнуть от заслуженной кары, то убей его сам или прикажи моим людям сделать это. Ведь в таком случае преступник погибнет при попытке к бегству, не так ли, уважаемые шерифы? Я бы желал, чтобы из ваших людей кто-нибудь, знающий преступника в лицо, присоединился к отряду Мастера Ласси.

– С вашего позволения, почтенные шерифы, я пойду, – угрюмо сказал Пёс Тернки, злобно сверкая глазами. – Он из меня сделал клоуна, несмотря на всю мою заботу о нём. А ведь всё должно быть по правилам. Раз тебя приговорили к смертной казни, так будь добр, не увиливай.

– А как вы намереваетесь поступить с монахом? – обратился к шерифам Джордж Толбот.

– Как и положено, – ответил шериф Джерард. – Вот соберётся сессия суда в июле и решится тогда его участь.

– Да может он ещё раньше сдохнет от дряхлости в тюрьме, – добавил второй шериф. – По крайней мере, для него это будет лучше, чем танцевать джигу в Тайберне. Да и к чему отнимать время у присяжных и судей?

– Да этот старик помог сбежать убийце моего брата, а вы желаете ему мирной смерти! – с негодованием вскричал Толбот. – Его надо вздёрнуть немедленно! Сегодня же!

– Вы чересчур спешите, сэр, – попытался урезонить говорившего Вильям Джерард. – Мы не можем так поступить, ибо это противоречит закону. Нельзя наказать человека без того, чтобы присяжные признали его виновным, а судьи вынесли приговор.

– Чёртовы эти ваши порядки! – не унимался Толбот. – Всё же ясно как божий день. Старик помог удрать преступнику, приговорённому к повешению. Вот этот растяпа, – Джордж Толбот указал на Тернки, – тому свидетель, да и сам старик, как я понял, не отпирается. К чему тут нужны бестолковые присяжные?

– Но всё же, сэр… – неуверенно произнёс второй шериф. – Без судей это дело никак не решить.

– Без судей, говорите. Что ж, будут вам судьи! – с жаром воскликнул Джордж Толбот и быстрым шагом покинул комнату шерифов…

– Право слово, никак не возьму в толк, к чему наследнику Шрусбери понадобилась такая поспешность, – произнёс Вильям Джерард. – Будто дьявол в него вселился. По моему скромному разумению, Джон, чем больше у благородных джентльменов власти и богатства, тем меньше добродетелей.

– Твоя правда, Вильям, – согласился второй шериф. – Ну, к чему, спрашивается, торопиться вздёрнуть этого Лазариуса? Не дай бог, в Вестминстере ещё подумают, что мы с тобой намереваемся побыстрее повесить соучастника побега и замять всё это дело.

– Лазариуса! – изумился вдруг Мастер Ласси. – Вы говорите, его зовут Лазариус?

– Ну, да. Так себя назвал этот старик, – удостоверил второй шериф. – А почему это так вас удивляет, сэр?

– О, почтенный шериф, в Шотландии мне приходилось знавать одного монаха с таким именем, – нахмурив рыжие брови, сказал Мастер Ласси. – То был страшный человек! Он питал лютую ненависть ко всем врагам папы римского, и не один добрый протестант по его науськиванию был сожжён шотландским примасом на костре.

– Ну, вряд ли этот старик мог быть таким злодеем, как вы описываете, сэр, – сказал второй шериф. – Напротив, он выглядит совсем кротким, словно старая овечка, и благожелательным как наш лорд-мэр после хорошего обеда.

– Надо полагать, вы правы, шериф, – согласился Мастер Ласси. – Это должно быть совершенно другой человек. Тот был злобным стариком с длиннющей белой бородой, дозволенной ему носить чуть ли не по разрешению из Рима. Он всё время шептал молитвы себе под нос, а сам обдумывал, какого же ещё доброго протестанта на костёр отправить.

– У нашего монаха бороды на лице не было, – подтвердил шериф. – А значит, это другой монах.

– Была у него борода, самая настоящая, клянусь всеми замками и запорами! – напомнил Пёс Тернки злобным голосом. – Во всяком случае, когда он как гриб после дождя вырос у тюремных дверей, у него болталась белая длинная борода, хотя мне и невдомёк, куда она потом подевалась.

– Была, говоришь? Ах, да! Я вспомнил твой рассказ о побеге, – сказал второй шериф. – Ну, в таком случае ты совершенный болван, милейший. Ведь эту бороду нацепил себе беглец, чтобы ты подумал, будто он это монах. Вот куда она подевалась! – Потом шериф подумал и добавил: – Хм, так ведь, ежели это была изначально настоящая борода, которую хитрый старик каким-то образом отрезал и прицепил преступнику, то, может статься, он и есть тот самый монах Лазариус, про которого упоминал Мастер Ласси? А коли так, то он представляется мне очень опасным преступником, и ничего плохого я в том не вижу, если Толботу удастся вздёрнуть его хоть завтра. Что скажешь, Вильям?

– Кем он ни был этот старик, – твёрдо сказал шериф Вильям Джерард, – но всё должно быть pro ut de lege {законным путём (лат.)}

Пока в комнате шерифов шло обсуждение личности пособника побега и время отсрочки заслуживаемой им кары, к Олд-Бейли прибыл отряд, присланный Джорджем Толботом. Он состоял из дюжины вооружённых пиками, алебардами и двумя-тремя аркебузами стражников в блестящих кирасах и наплечниках. Для большей манёвренности половина из них была верхом. Старший среди них прошёл к шерифам и поинтересовался кто здесь Мастер Ласси. Ему показали этого человека, и он спросил у того, какие будут приказания.

Фергал получил от шерифов письменный приказ о задержании беглого преступника Ронана Лангдэйла, прихватил с собой Тернки и вышёл во двор. Перед ним стоял отряд вооружённых до зубов людей, терпеливо ждущих приказов Мастера Ласси. Фергал в этот момент напоминал потерявшую след гончую, вновь унюхавшую запах дичи и готовую, не зная устали, нестись за красным зверем. Мастер Ласси самодовольно улыбнулся и, не теряя ни минуты, двинул свой отряд в сторону Лондонского моста. Изредка он бросал взгляд по сторонам, чтобы убедиться, что Арчи следует за ними…

После того, как Мастер Ласси во главе отряда стражников отправился ловить беглого преступника, шерифы долго ещё обсуждали между собой дерзостный побег из Ньюгейтской тюрьмы – невиданное и неслыханное дотоле происшествие!

Шериф Джон Мейнард считал, что под видом кроткого старца кроется весьма страшный человек, повинный в смерти многих ревнителей истиной веры, судя по свидетельству Мастера Ласси. Доброхотный шериф был бы не прочь, если бы монаха приговорили к сожжению на костре. Впрочем, если его повесят, будет тоже неплохо, благосклонно рассуждал этот добрейшей души человек.

Его сотоварищ по нелёгкому шерифскому поприщу Вильям Джерард придерживался слегка иного мнения. Он был почти убеждён командором в невиновности Ронана Лангдэйла, а потому весьма подозрительно относился к навязчивому Мастеру Ласси и всему, что тот говорил. Джерард догадывался, что совершить такой жертвенный поступок мог только великой души человек, и поэтому испытывал к старому монаху истинное сострадание.

Шерифы вдались в глубокие рассуждения о добродетелях и пороках, о негодных людях и честных натурах и о прочих касающихся их должности вопросах. А поскольку Вильям Джерард и Джон Мейнард по образованности и по подходу к жизни были людьми разного склада, то по многим вопросам мнения их разошлись. Чтобы вконец не рассориться и забыть о своих разногласиях шерифы послали стражника в ближайший трактир за хорошим обедом и бутылкой доброго вина…

Шерифы закончили свою трапезу и, несмотря на утренние треволнения, пребывали в хорошем расположении духа. В этот момент благодушной послеобеденной расслабленности в комнату к шерифам вбежал молодой письмоводитель, весело размахивая каким-то листком.

– Что это? – в один голос спросили оба шерифа.

– Указание вам, почтенные шерифы, подписанное нашим достоуважаемым лордом-мэром, – радостно ответил юный писарь. – Привести на второй день от сегодняшнего дня или, говоря согласно тексту, девятого мая в седьмой год царствования короля Эдварда Шестого … так, значит, привести в исполнение приговор особого, так сказать, срочного заседания криминального суда города Лондона и предать смерти путём удушения за горло (или иначе говоря – вздёрнуть) преступника по имени Лазариус.

И Вильям Джерард и Джон Мейнард изумлённо воззрились на юношу, абсолютно ничего не понимая.

– Так вы, что же, ничего не знаете? – в свою очередь удивился письмоводитель. – Час назад к лорду-мэру явился Джордж Толбот, наследник графа Шрусбери. С собой он привёл трёх королевских судей. Уж не знаю, где он их откопал и как уговорил прибыть в Олд-Бейли. Вероятно, он привёл им некий argumentum argentarium {денежный довод (лат.)}. Лорд-мэр пригласил судебного секретаря и поинтересовался, можно ли в особом порядке рассмотреть одно-единственное дело. Тот ответил, что hoc non iure {это не по закону (лат.)}, и что нужны ещё присяжные Малого жюри и Большого жюри и наговорил прочих всяких учёностей. Тогда Толбот ответил, что nulla regula sine exceptione {нет правил без исключения (лат.)}, что присяжные якобы не нужны, потому что обвиняемый не отрицает своей вины. Также Толбот намекнул, что ежели дело дойдёт до Тайного Совета и герцога Нортумберлендского, то он, судбный секретарь города Лондона, рискует лишиться покровительства его величества. Смею лишь строить догадки, чем Толбот их подсластил, только королевские судьи также принялись настойчиво убеждать судебного секретаря. В итоге тот махнул рукой и согласился на то, чтобы дело было выслушано и при условии, что обвиняемый признает свою вину. Они сели в судебном зале. Привели обвиняемого. Такой этой был ветхий старик, скажу я вам! Наверное, лёгкое дуновение ветерка могло бы свалить его с ног. Судьи спросили, признаёт ли он свою вину в том, что помог сбежать приговорённому к смерти арестанту. Старик ответил, что он счастлив и благодарен Богу за то, что он своей милостью сподобил его на этот поступок. А поскольку преступление беглого преступника переходит на того человека, который помог ему сбежать, то судьи вынесли решение повесить старика. Впрочем, ему, видать, и так не много осталось. Actum est, ilicet {Дело закончено, можно и расходиться (лат.)}

Бойкий письмоводитель с нарочитым поклоном положил указ на стол перед Вильямом Джерардом, которого он не без оснований почитал самым деловитым и толковым из этой пары шерифов, снова весело улыбнулся, проворно развернулся на пятках и, пританцовывая и что-то напевая себе под нос, оставил комнату шерифов…

В то время как шерифы изумлялись проворством Джорджа Толбота в достижении своих целей, отряд под командованием Мастера Ласси также прибыл в намеченное место – а именно, к дому купца Уилаби в Саутворке, ибо Фергал полагал, что беглец в аккурат направится сюда. Мастер Ласси расставил своих людей вокруг дома и приказал им глядеть в оба, чтобы ни одна мышь не выскользнула из дома. Сам же он вместе с Тернки и ещё двумя стражниками направился к двери и принялся колотить в неё двумя кулаками.

В доме с утра царила мёртвая тишина. Габриель Уилаби намеревался через день покинуть дом и занять своё место на корабле и потому он заперся в своём кабинете с Мастером Бернардом и давал тому последние инструкции и указания, как вести дела в его отсутствие. Сэр Хью после последней встречи с ожидающим казни Ронаном сразу отправился в Редклиф, а своему ординарцу приказал до последнего ждать в Гринвиче на тот случай, если Генри Сидни удастся подписать прошение о помиловании (в чём, как мы уже знаем, этого молодого вельможу постигла неудача благодаря герцогу Нортумберлендскому).

Алиса также ещё с вечера закрылась в своей комнате. За всю ночь она не сомкнула глаз, чередуя горькие рыдания со страстными молитвами, а утром сидела и иступлёно глядела в стену, представляя себе, как Ронан – если ему удалось перепилить оковы, – в отчаянной борьбе со стражниками пытается проложить себе путь к свободе. Но тщетно! Слишком не равны силы, и его убивают, ибо живым он не сдаётся. Или ещё хуже. Его связанного подвозят на повозке к виселице, палач набрасывает ему петлю на шею, а затем натягивает вожжи, повозка уходит из под ног страдальца и… Несчастная девушка представляла себе эту ужасную картину и снова заходилась в рыданиях… Но вот церковный колокол пробил полдень, и Алиса немного успокоилась, ибо поняла, что всё к этому времени должно было свершиться и поделать ничего уже нельзя. С заплаканным лицом и выбивавшимися из под чепца растрёпанными волосами она вышла из комнаты и сразу же увидела старую горничную, которая сидела на лавке около её дверей и занималась рукоделием. Алиса присела рядом с ней и тихим, печальным голосом спросила:

– Скажи, Эффи, как мне узнать, как всё произошло? И кто… кто побеспокоится о его теле?

Горничная по-матерински обняла свою молодую госпожу. Но пока она подыскивала слова совета и утешения, раздались шаркающие шаги и в галерею торопливо вошёл старина Гриффин.

– Мистрис Алиса, вы здесь, слава богу! – взволновано произнёс он. – А я-то думал, придётся мне наверх лезть хозяина звать.

– Да что случилось-то, Гриффин? – спросила Алиса.

– В дверь так колотят, будто собираются разнести дом в пух и прах! – растерянно ответил дворецкий. – Я человек старый. Боязно мне одному открывать. Вот и поспешил вас предупредить.

Алиса вздохнула, попросила Эффи поправить её причёску и срочно позвать в сени всех слуг мужского пола, после чего вместе с Гриффином пошла к входной двери.

– Открывай, Гриффин, – скомандовала девушка, непомерным усилием воли изменив свой скорбный вид на властный хозяйский. – Посмотрим, кто смеет ломиться в наше мирное жилище средь бела дня, словно это не дом богатого лондонского негоцианта, а жалкая придорожная харчевня.

Дворецкий открыл сотрясавшуюся от ударов дверь и сразу отпрянул назад. В сени вошли – нет, ворвались сразу несколько человек. Первого Алиса узнала сразу: это был тюремщик Пёс Тернки. «Что ему здесь надо?» – промелькнула у неё мысль. Рядом с ним был здоровенный стражник в кирасе и с алебардой.

– По какому праву вы нарушаете покой нашего дома? – потребовала девушка. – Да к тому же в такой грубой форме равно как настоящие разбойники! А может вы и есть грабители? В таком случае вам придётся иметь дело с целым гарнизоном.

Как бы в подтверждение её слов со всех сторон к входной двери стали стекаться слуги, вооружённые кто чем – каминной кочергой, топором, кухонным ножом. Тут из-за широкой спины стражника выступил незнакомый Алисе человек в обычной одежде обеспеченного горожанина и с приятнейшей улыбкой на рябом лице произнёс:

– О мистрис, клянусь моей чистой совестью, что мы самые честные на свете люди и вторглись в ваши владения на самых законных основаниях. А говоря короче, у нас есть все основания считать, что под этой крышей может прятаться беглый преступник. Вот, извольте прочесть приказ шерифа.

При этих словах в голове у Алисы, словно молния, пронеслась дикая, невероятная мысль. Она схватила бумагу и принялась жадно её читать, перескакивая через слова и не веря своим глазам… Да! Он сбежал!.. Алиса подняла приказ шерифа и прижала к своему лицу, чтобы скрыть хлынувшие по её лицу слёзы, слёзы счастья.

Фергал же, несмотря на всю свою смекалку, счёл эти слёзы за признак опасения – страха за то, что сейчас шотландца опять схватят и тут уж ему будет никак не отвертеться от верёвки. Поэтому он стремительно вырвал бумагу у девушки и воскликнул с ликующей улыбкой:

– Я так и знал! Он где-то здесь, mile diabhlan! А вы, мистрис, заместо того, чтобы портить вашей водицей указ шерифа, лучше честно сказали бы, в каком углу он запрятался. Иначе мои люди перероют весь дом вверх дном, но откопают преступника. Отсюда ему все равно не ускользнуть – дом окружён со всех сторон.

В эту минуту в сени вошёл сам хозяин дома, за которым по пятам следовал Мастер Бернард. Габриель Уилаби услыхал шум и решил спуститься, чтобы узнать в чём дело.

– Что здесь происходит, дочка? – спросил он. – И кто эти люди?

Алиса, с трудом пытаясь скрыть охватившую её радость, сказала:

– Батюшка, я сама, право, мало что понимаю. У них приказ шерифа о задержании преступника Ронана Лангдэйла. И эти люди пришли искать его в нашем доме.

Негоциант взял у Мастера Ласси бумагу, внимательно её прочитал и недоуменно вымолвил:

– Хм, странные приказы пишет мой друг Вильям Джерард. Насколько я знаю, сей юноша был признан виновным в тяжком преступлении – к моему глубокому сожалению, ибо он в качестве гостя долгое время жил под этим кровом. Кажется, как раз сегодня благородный шотландский юноша должен был расстаться с жизнью в Тайберне. Почему шериф подписал такую странную бумагу и почему вы пришли в мой дом?

– Сэр, к большому сожалению всех честных людей, этому страшному преступнику, жестокому отравителю и рьяному паписту нынче утром удалось сбежать из тюрьмы, – не скрывая досады, ответил Мастер Ласси. – Он поменялся одеждой с мерзким монахом и трусливо бежал. Полагают, что он мог направиться именно сюда. Поэтому мы должны обыскать ваш дом, хотите вы того или нет. У нас приказ шерифа.

(Разве мог год назад подумать простодушный Ронан, что из-за него поднимется такая кутерьма и перероют сначала целый шотландский замок, а затем и большой дом именитого лондонского купца!)

Габриелю Уилаби ничего не оставалось, как смириться с этим требованием, что он сделал вполне спокойно как законопослушный подданный его величества. Однако, при этом почтенный негоциант в пышных фразах заметил, что непременно потребует у Мастера Джерарда извинений и объяснений за порочащие его подозрения в укрывательстве преступника.

Пока Габриель Уилаби с видом оскорблённого достоинства произносил эту речь, Фергал поймал взглядом глаза Мастера Бернарда, выглядывавшего из-за спины своего патрона. Однако клерк состроил такую глупую гримасу, которая должна была означать, что он ни сном ни духом не причастен ко всему здесь происходящему и ничего не знает, хотя на самом деле при новости о побеге шотландца ему стало сильно не по себе. Фергал бросил недовольный взгляд на своего подельщика и ринулся обыскивать дом.

Тем временем Тернки подошёл к Алисе и, подозрительно щуря глаза, без обиняков спросил, не она ли притаскивала корзинку с едой в Ньюгейтскую тюрьму и оставалась в камере вместе с арестантом некоторое время наедине.

– Да как ты смеешь, мерзкий тюремщик, такое обо мне говорить! – возмущённо воскликнула девушка. – Чтобы я пошла в твоё мерзостное заведение! А корзинки таскать у нас и слуг хватает.

Тернки смутился от такого отпора и пошёл помогать Мастеру Ласси обыскивать дом. Они делали это тщательно и довольно долго, не оставив без внимания ни один закуток в комнатах, на чердаке и подвале, ни один ларь, достаточно большой чтобы скрыть человека, и даже ни одну каминную трубу, разводя по очереди огонь в каждом камине. Разумеется, они никого не нашли, ибо – как ведомо читателю, но как не было известно им, – Ронан в это время спал беспробудным сном в богадельне святого Варфоломея. А потому ближе к вечеру Мастеру Ласси и Тернки пришлось покинуть дом купца Габриеля Уилаби не солоно хлебавши. Фергал собрал свой отряд и повёл его к Лондонскому мосту с намерением затемно вернуться в Олд-Бейли. Обескураженный этой неудачей и ещё больше обозлённый на нахального Ронана, Фергал мрачно и ожесточённо размышлял о том, где же ещё может прятаться беглец. Так они дошли до Моста, который к концу дня начинал уже пустеть.

Глава LXVII

Снова Мост

Ронан проснулся и не сразу понял, где он. Неужели всё, что с ним произошло за последние часы, случилось наяву, а не было чудесным сном? Ему было страшно открыть глаза из-за опасения, что мираж разрушиться. Но, вот, нос щекочут всякие тошнотворные запахи, вокруг слышны приглушённые голоса, стоны и покашливания. Да, это действительно больница святого Варфоломея! И он на свободе! Ронан улыбнулся и открыл глаза.

– А мне казалось, вы будете до лета спать, – раздался знакомый голос, и принадлежал он Эндри. – Это ж надо, спать десять часов кряду, будто вы с Рождества в постель не ложились.

– В некотором смысле ты и прав, – сказал юноша.

– Ну, раз вы изволили, наконец-то, проснуться, то нечего просто так здесь валяться, словно молодой жеребец среди стада тощих коров, – повелительным голосом сказал мальчишка. – Вставайте и следуйте за мной.

Ронан несколько удивился такому нахальству своего слуги, но, тем не менее, повиновался. Снова теми же коридорами и лестницами они вышли во внутренний двор богадельни, больше напоминавший запущенный и заросший сорняками сад. Юноша полной грудью вдохнул свежий воздух, пропитанный ароматами цветущих деревьев. О, блаженное чувство свободы!

– Эх, ну что же мне с вами делать теперь? – притворно вздохнул паж.

– Мне кажется, Эндри, ты себе многое позволяешь, – с укором сказал Ронан.

– Да ежели я позволял бы себе ещё больше, святой отец не сидел бы ныне в тюрьме заместо вашей милости, – с жаром ответил мальчишка. – А уж коли я бы не позволил себе и того, что позволил, то, ей-ей, между ногами вашей милости и землей сейчас было бы, по меньшей мере, два фута.

– Бедный Лазариус! Надо узнать, что с ним! – воскликнул юноша, которому слова слуги напомнили о старом монахе. – Но, скажи мне, как он очутился в моей камере в то самое утро, когда меня должны были повесить?

– Это долгая история, – сказал Эндри. – Я вам её по дороге расскажу.

– Куда ты опять собираешься меня вести? – спросил юноша.

– Туда, где ваша милость будет в безопасности, – ответил Эндри. – В один небольшой особнячок в Изледоне, так они это местечко прозывают. До ночи доберёмся.

– Как! Ты предлагаешь мне бесстыдно бежать из города и оставить здесь отца Лазариуса! – воскликнул Ронан. – Ни за что на свете! Я обязан выяснить, как он обустроился на пост… – тьфу, проклятый Тернки! – в Ньюгейтской тюрьме, и что ему грозит. А поэтому мы пойдём сейчас к сэру Хью и я попрошу у него всё разузнать.

– Видать, вы пока в тюрьме-то сидели, ваша милость, то совсем мыслить разучились. Вас, небось, ей-ей, по всему городу ищут, а вы намереваетесь по доброй воле голову в пасть льву засунуть – проверить, откусит или нет. Эх, а мы со святым отцом столько из-за вас всего претерпели, – обиженным тоном сказал Эндри.

– Ручаюсь, ты зря беспокоишься, – произнёс Ронан. – В лицо меня в городе знают лишь несколько человек, а Лондон столь огромен, что существует только один шанс из миллиона, что меня кто-нибудь опознает по дороге в Саутворк.

– В Саутворк? – изумился мальчишка.

– Именно так, мой верный Эндри, – заверил юноша. – В дом к негоцианту Габриелю Уилаби, что находится неподалёку от церкви святого Олафа.

– Да уж ведомо мне, где он находится, – голосом, в котором слышалось явное неодобрение, произнёс мальчишка. – Но скажу вам без обиняков, мастер Ронан: не по нраву мне эта ваша затея, ох не по нраву.

– Эндри, я премного признателен тебе за верную службу, которая, говоря по правде, спасла мне жизнь, – сказал Ронан, – но с твоего позволения я снова буду хозяином, а ты – слугой.

– Поступайте, как знаете, – понурившись, ответил мальчишка. – Кабы вы к моим советам прислушивались, всё, глядишь, и по-другому было бы… Вот, поешьте. Это мясной пирог. Покуда вы спали, я в лавке купил. А во фляге эль. И накиньте этот старый плащ, скоро ночь и будет холодно.

– До чего я дошёл! – вскричал Ронан. – Не хозяин своего слугу кормит и одевает, а слуга – хозяина. А ты знаешь, я и в самом деле голоден как волк. Уже вечер на носу, а у меня сегодня и крошки во рту не было.

Ронан быстро проглотил предложенную ему еду и спросил у пажа, не знает ли тот дороги до Лондонского моста в обход Ньюгейтских ворот и Олд-Бейли. Эндри ответил, что знает, что здесь рукой подать до Ольховых ворот, надо только пройти через Маленькую Британию – так здесь этот квартал прозывают. Видимо, мальчишка уже неплохо освоился и немало исходил в этой части города. А потому он быстро вывел своего хозяина через какие-то дворы, переулки и улочки к тем самым Ольховым воротам, через которые Ронан шесть месяцев назад, переполненный радостных ожиданий, первый раз въезжал в Лондон. Боже, как же много всего за это время проистекло!

– В этом городе вам надобно больше всех опасаться Фергала, – вдруг ни с того ни с сего сказал Эндри.

– Фергала! Откуда тебе известно это имя? – удивился Ронан.

– Я видал его в Рисли, в лесу, – ответил мальчишка. – Мерзкий тип. Я написал вашей милости письмо о том случае, но тогда я покуда не ведал, кто он таков. А потом появился отец Лазариус и сказал, кто это был. Также он сказал, что многое про него знает, что это для вас очень важно, и хотел вам всё поведать.

– В тюрьме у нас не было возможности поговорить о многом, – сказал юноша. – Я видел Фергала в зале суда и убеждён, что мои злоключения это его рук дело. Но растолкуй мне, Эндри, как отец Лазариус оказался в моей камере сегодня утром.

Молодой слуга кратко поведал, что ему удалось выведать у отца Лазариуса о его спасении из монастырского подвала; как больной старец появился в Рисли-Холл и он его выхаживал; как они сразу же направились в Лондон, когда получили известие, что Ронан попал в тюрьму; как он наведывался в дом в Саутворке и узнал от мистрис Алисы, что у узника есть напильник; как передавал всё услышанное отцу Лазариусу, и как старец размышлял долго-долго, не один день; и как незадолго до назначенного для повешения дня велел Эндри снова навестить мистрис Алису и просить её добиться того, чтобы узник перед казнью требовал себе католического исповедника. Ну, а дальше Ронан уже всё знал сам.

– Конечно, мы боялись, что вы, мастер Ронан, или оковы не удосужитесь перепилить, – добавил Эндри, – или же, наоборот, попытаетесь изловчиться и своими силами вырваться из тюрьмы и геройски при этом погибнете.