Знаешь, как было? Продолжение. Чужая территория

Рита продолжала разговаривать, произнося с каждым днем все больше букв, звуков и предложений. Она же различала, как уверенно прослушивается каждое слово, и радовалась, что сможет что-то объяснить своим новым сиделкам. И однажды у нее получилось сказать очень отчетливо – «дайте мне телефон». Она произнесла эту фразу очень понятно, единственное, будто исчезала из слова буква «Й». Сиделка сделала вид, что ничего не слышит. Рита еще раз повторила фразу – получилось еще отчетливее, теперь уже все буквы стали на места. Медсестра явно слышала и понимала фразу, но продолжала делать вид, что совершенно глухая с сосредоточенным и серьезным видом.

– Телефон! Телефон! Телефон! – мимикой, глазами и рукой, которая теперь замечательно слушалась, Рита показывала на нишу в стене с лежащими там личными вещами.

«Неужели не понимает…», она еще раз повторила несколько раз простое слово, но сиделка поправила постель и вышла из комнаты. Телефон одиноко лежал поверх документов. Те возвышались пухлыми пачками с белыми листами со всевозможными данными и анализами. Руки и пальцы хорошо двигались, и Рита надеялась, что у нее получится самой выйти в интернет, посмотреть на дочь и набрать сообщение Всеволоду Юрьевичу.

На следующий день телефон с полки исчез. «Ого… – внутри неприятно растекалось волнение. – А что бы это значило…», – смотрела Рита на одиноко лежащий ворох документов. С новой дежурившей медсестрой она снова повторила заветное слово, но та тоже сделала вид, что ничего не понимает. Рита еще несколько раз произнесла свою просьбу, чередуя ее еще различными понятными словами, и девушка недовольно глянув в сторону входной двери, чуть слышно сказала: «Нельзя тебе, не разрешают».

«Что – «не разрешают»? Телефон..?.. Почему…?». Вопрос слетел с языка, громко и отчетливо прозвучав в комнате. Девушка пожала плечами и вышла. «Что тут, вообще, происходит? И почему не заходит новая родня?.. Они же так хотели видеть дочь дома…»

В больнице возле нее постоянно находились врачи, ее пытались поднимать, ей был назначен массаж, возле нее постоянно кто-то крутился. А теперь… «Зачем они ее забрали из больницы? Здесь такого ухода нет…», – крутилось в голове. А то, что новому туловищу нужен был особый уход, Рита не сомневалась – восстановление проходило крайне медленно. «Деньги… палата с таким оборудованием и уход за лежачей больной… Возможно, закончились деньги…». Но эта версия ей самой показалась маловероятной. Семья явно не экономила. Еще заезжая сюда, Рита не увидела практически никого, только дежурные санитары завезли ее в комнату и удобно расположили. Теперь же она постоянно слышала голоса людей вокруг в доме и за окном. Походило, что в особняке находилось огромное количество прислуги или родственников, а, может быть, и гостей, но это были только постоянно спорящие между собой голоса, а самих людей Рита не видела. Теперь она абсолютно никого не наблюдала, кроме дежуривших медсестер. Она неподвижно лежала – одинокая и никому ненужная в этом доме.

Состояние стало стремительно ухудшаться, Рита с трудом произносила звуки, тело опять будто занемело и не слушалось, глаза, теперь видевшие только маленький проем двери, уставали, не хватало света. «Почему к ней никто не заходит…». Рита пыталась показать дежурившим медсестрам, что хочет подняться, опять произносила вроде понятные слова, но те стандартно подходили выполнить ее просьбу с недовольным видом, быстро приподнимали ее, подкладывая нечто похожее на большие подушки, и опять уходили в свою комнату.

«Всеволод рано или поздно появится… Что я ему скажу… Что он скажет, когда увидит меня такую…». Все, что она могла сделать в этой ситуации – это только пытаться шевелить телом, но теперь от постоянного нахождения в одной и той же позе, как было в самом начале, оно переставало слушаться. Девушке казалось, что оно невыносимо ноет. «Я что-то должна делать… Что-то надо делать…». Рита пыталась также произносить слова, и однажды, чуть повысив голос, с огромной радостью уже отчетливо услышала длинные фразу. Потом вдруг увидела суету в соседней комнате – ей показалась, что туда зашла та самая новая эффектная мама, и через несколько минут к ней подошла сиделка.

– Не шуми! Ругаются! Ты поняла? – сурово посмотрела дежурившая медсестра.

Рита удивленно смотрела на ту, и не могла понять, чем она мешает. «Они что тут вообще… Как такое может быть… Мешает собственная выжившая дочь?..». Но говорить было необходимо, да и Всеволоду надо было представить хоть что-то доказывающее, что она не теряла время даром.

«Да идите вы все…». Рита продолжила уроки своей разговорной речи. Звуки сейчас получались звонкие и громкие, и хотелось закрепить результат. Она уже могла проговорить многие фразы, включая имя гения. «Поприветствую его, назову по имени-отчеству», – это казалось ей проявлением уважения и благодарности к мужчине, давшей ей вторую жизнь и надежду увидеть дочь. «Всеволод… Всеволод…», – постоянно громко произносила она. Вместо этого длинного и редкого имени получались отчетливое: «Сева, Сева…». «Так как-то панибратски получается, но лучше как-то так, чем никак».

– Да что ты шумишь! Тебе же сказали! Тихо! – опять подошла к ней медсестра и грозно посмотрела.

«Психбольница… Нет… Тюрьма… Тюрьма… А если бы на самом деле их дочь выжила, неужели они к ней бы так отнеслись… Ладно я… чужой человек. Но они же об этом не знают…», – рассуждала Рита.

Она опять стала произносить слова. Через несколько минут недовольная медсестра опять зашла, не глядя, прошла мимо и закрыла окно, потом прикрыла плотно и дверь между двумя комнатами. Рита посмотрела на стол – там стояла медицинская емкость с водой, смешанной со специальным раствором и витаминами. Она знала, что ее поили по определенным часам через специальную трубочку, жажды она сама не ощущала, но уже давно привыкла, что к вечеру емкость становилась пустой, и тогда ее опять исправно заполняли. Сергей Константинович очень строго в больнице следил за этим. Рита покосилась. Сейчас уже вечерело, а ее ни разу не попоили. «В тюрьме, я слышала, кормят», – грустно подумала она. Через некоторое время медсестра подошла для привычных гигиенических процедур, и Риты отчетливо произнесла: «Воды, воды», – она прекрасно понимала, что этот раствор был для нее жизненно необходим. Сиделка сделала вид, что ничего не услышала и отправилась в соседнюю комнату. Наступила ночь, следующий день, ее так и не попоили, и только к вечеру, когда пришла другая сиделка, на ее просьбу откликнулись.

Постоянно стала кружиться голова. Через несколько дней она услышал шум, непонятную возню где-то близко, и в комнату, наконец, зашел тот самый лечащий ее Сергей Константинович и новая мама. Рита первый раз увидела ее так близко после приезда. Она не была уверена в теплых чувствах лечащего врача, но то, что он потратил на нее огромное количество времени и сил, она не сомневалась. Тот вошел и просто обомлел от представшей картины. Рита рассмотрела его изумленное и недовольное лицо. Посетители сразу вышли, и девушка заметила, что новая мать даже не взглянула на лежащую в комнате дочь. Через время, приехавшая с доктором медсестра взяла у нее необходимые анализы и что-то заполнила в бумагах. А потом они уехали. Рите показалась, что она слышала, как ругались и спорили ее новые родственники с лечащим врачом, но слов она не разобрала. После отъезда медперсонала Риту стали регулярно поить, в остальном абсолютно ничего не изменилось: душная комната с закрытым окном, ее огромная кровать в темном углу и одиночество.

Рита не обижалась и не возмущалась поведением странных родственников девушки Ани, отсутствием заботы и внимания к ней, она просто делала то, что могла. Постоянно произносила новые фразы и пыталась справиться с непослушным телом. Результат все-таки был. Она уже видела, как послушно поворачивается в кисти левая рука – несмотря на некоторое дрожание и трясучку, она по команде сжималась и разжималась. Все опять восстанавливалась медленно, очень медленно. Находясь в больнице, Рита понимала из разговоров в палате, который час, какое число на календаре, и много других мелочей различала в огромных окнах ее палаты – сейчас ее мир сузился до минимума. Но впереди была цель, и необходимость топать именно к ней. «Только бы не убили… А так… Буду делать, что могу».

Однажды она опять вдруг увидела зашедшую в комнату эффектную маму Ани. За ней следовала молодая девушка в белой униформе медсестры: стройная, очень красивая, лет не больше двадцати пяти, с незаметным, но грамотно наложенным макияжем, с выправкой, как у военного и аккуратным маникюром.

– Вот тут, – расслаблено махнула рукой эффектная хозяйка дома. – А вот рядом и ваша комната.

«Новая сиделка?», – Рита подняла глаза на девушку и посмотрела ей в лицо. Каменное, строгое, волевое, без эмоций и чувств. Гримаса сдержанности и безразличия. А еще – превосходства и брезгливости. При этом девушка стояла, вытянувшись по струнке, и внимательно слушала хозяйку дома. До этого уверенной в своей цели Рите показалось, что она вздрогнула и даже почувствовала все онемевшие конечности своего нового тела. «Где они нашли этого монстра… Ей в фильме ужасов сниматься надо, а не сиделкой работать. Такое выражение лица… Хоть бы не укокошила меня вместе со всей этой семейкой».

Обе вышли. Рите очень не понравилась эта, казалось бы, маленькая сцена. Сиделок у нее уже было уже несчетное множество – вели они себя все одинаково. За ними не следили и не контролировали, и они проводили время в соседней комнате, занятые своими собственными делами, в основном, что-то рассматривали в телефоне. Но эта… «Вообще на сиделку не похожа… Замороженная… красивая… Как она будет… как…», – на душе заскребли кошки. Ничего хорошего в этом доме Рита уже не ожидала и только надеялась, что Всеволод рано или поздно объявится. Вера в этого мужчину у нее была сильной и только сейчас, в первый раз, она испугалась, что эта богатая и знаменитая семья каким-то образом помешает им встретиться. Страх внутри стал увеличиваться так стремительно, что огромным усилием воли Рита решила отбросить все плохие мысли и предчувствия, и стала ждать появления спасителя.

Было и еще одно событие, напугавшее ее. Однажды Рита услышала, как за дверью кто-то сказал мужским голосом, она тогда предположила, что это папа девушки.

– Давай заканчивать с этим мавзолеем… – дальше она не разобрала слов.

А в ответ женщина с голосом мамы Ани произнесла нечто похожее на фразы:

– …Это не так просто… Мы уже и так на весь город прославились, давай подождем.

«Что они собираются со мной делать…», – пока на этот вопрос ответа не было.

А теперь еще и новая сиделка… Никогда ни одну не заводила лично хозяйка дома – они сами появлялись, сами сменяли друг друга, а тут – «вот ваша комната…». Рита забеспокоилась. «Как я с ней буду…», и сразу увидела, как задергались все конечности в знакомых конвульсиях. Тело занервничало. С трудом успокоившись, Рита продолжила уроки речи – больше от паники отвлечь себя было нечем.

Через время она опять увидела эту красивую девушку и одну из женщин, уже не раз дежурившую здесь. Они вместе прошли в соседнюю комнату Риты, где обычно пребывали ее сиделки и отнесли туда большую стопку постельных принадлежностей, женщина что-то объясняла по пути новой девушке. Потом они вышли и через несколько минут зашли уже в комнату Риты с ворохом свежего белья.

– Тут вот полотенца, салфетки…. – «передавала объект» женщина.

Через мгновение за ними закрылась дверь.

«Даже не посмотрела на меня… – опять забеспокоилась Рита. – Где же Всеволод..? И позвонить не могу. Ничего не могу…». Она почувствовала, как перед глазами все поплыло, а ночью ей приснился страшный сон – темная пещера с длинными проходами, она кружила и кружила по странному лабиринту и никак не могла найти выход.

Рита приоткрыла глаза: в комнате было еще темно, походило на раннее утро. Еще мельтешили остатки неприятного сна, внутри ныло плохое предчувствие, и сквозь пробуждение она слышала, как колотится сердце. «Даже сердце почувствовало неладное, раньше не слышала его биения». Она открыла глаза и сразу же вздрогнула, издав гортанный звук, похожий на крик – перед ней, склонившись, стояла та самая новая сиделка.

– А-а-а, – застонала Рита, отпрянуть не получилось, ее передвижение начиналось и заканчивалось размерами новой удобной кровати.

– Тише, тише, ну ты чего… – вдруг услышала она нежный и ласковый голос, девушку было плохо видно, и Рита всматривалась в ее лицо, пока ничего не понимая. – Ну ты чего, давай температуру измерим. Данные надо записать… – словно виновато говорила красивая девушка.

«Кто она..? А голос… такой голос приятный… так нежно со мной…», – Рита продолжала смотреть на девушку, разглядеть ее не получалось, та осторожно укрыла ее одеялом и вышла из комнаты. В раздумьях и вопросах Рита снова уснула. Задремав совсем ненадолго, она открыла глаза, и сразу увидела, как та же девушка тихо зашла в ее комнату. Рита сквозь неприкрытые веки наблюдала за происходящим. Новая сожительница, стоя к ней спиной, что-то передвигала на рядом стоящем столе, потом вдруг резко развернулась к ней и сдернула простыню. Рита замерла, продолжая следить за происходящим. Девушка опять развернулась, взяла со стола какой-то флакон, снова повернулась и стала рассматривать лежащее неподвижно тело. Рита хорошо видела ее лицо: уже расцвело, и свет от окна давал возможность, как следует разглядеть девушку. Строгая и неподвижная мимика, сосредоточенный взгляд и флакон в руках. «Что она собирается делать…», – взволнованно думала Рита. Та вдруг взяла ее руку, рассмотрела ее со всех сторон, смазала свои руки жидкостью из флакона и начала уверенными движениями растирать новое тело Риты. «Что она делает со мной… Тут что-то не то… Слишком красивая для сиделки для тяжелобольной… Тут что-то не то… Как позвонить… как позвонить», – Рита уже испугалась не на шутку. Тем временем, девушка уже обмазала большую часть ее тела, потом достигнув другой руки, вдруг остановилась, и стала рассматривать ее очень близко, почти вплотную. Рита покосилась в сторону и увидела на сгибе своего локтя огромное красное пятно. К ее стандартным гигиеническим процедурам, в отличие от больницы, здесь, в этом доме, относились крайне халатно. Сиделки протирали ее периодически какой-то грязной тряпкой, словно со старой мебели необходимо было просто стереть слой накопившейся грязи.

Девушка продолжала сосредоточенно рассматривать руку, затем вышла из комнаты, и потом Рита увидела в ее руках обычный мобильный телефон. Та что-то там клацнула, поднесла телефон к руке и стала фотографировать красное пятно. Сделав несколько снимков, она отложила телефон и открыла маленький шкафчик с медикаментами. Рита смотрела на эти новые манипуляции с ее телом, и ей становилось все страшнее. Четкие слаженные движения, уверенный взгляд, сосредоточенное лицо… «Что она делает… Слишком красивая для сиделки… слишком…». Девушка, действительно, разительно отличалась от своих предшественниц, она явно была хорошим профессионалом в своей области. «Вот только в какой…».

Новая сиделка снова вышла и зашла уже с коробочкой в руках, потом Рита увидела, как она достала шприц и ампулу. Щелкнуло стекло, девушка проворно и ловко набирала лекарство. «Ксюша… моя Ксюшенька…», – только и замелькало в голове имя дочери, и Рита почувствовала невыносимое отчаяние. Ситуация выходила из-под контроля, а она… она даже не могла двигаться. Окружающие в этом доме могли делать с ней все, что хотели. Риту охватила паника, и накатились слезы. Она пыталась с ними справиться, ничего не вышло, и она от безнадежности заплакала, сама сразу услышав свое громкое сиплое всхлипывание. Девушка сразу повернулась.

– Ты чего… – Рита опять услышала нежный добрый голос. «Да что у нее за перевоплощения… я сейчас с ума сойду», – только подумала она, как девушка заговорила снова: – Ты чего… успокойся… сейчас…

Она взяла со стола салфетку и присела на край кровати. Заботливыми движениями она аккуратно промокала слезы текущие из глаз Риты. Безупречный маникюр, аккуратные, ловкие пальцы. Рита снова услышала свои хриплые и сдавления рыдания.

– Ну… ну… – сквозь слезы Рита видела прямо перед собой красивое лицо с необыкновенными карими глазами и пушистыми ресницами, которые нежно и по-доброму смотрели на нее.

Риту уже ничего не понимала, перед ней словно был совсем другой человек, кардинально отличающейся от той надменной, строгой и равнодушной девушки, которую она увидела в первый раз.

– Сейчас… сейчас… – красавица потянулась к собственному телефону, что-то пощелкала и развернула экран.

Рита пыталась увидеть, что показывает ей эта девушка на экране своего телефона, пыталась проморгать, рассмотреть не получалось, все расплывалось от текущих слез, а новая сиделка в это время, держа телефон, также заботливо промокала салфеткой льющиеся слезы. Рита всхлипывала и смотрела на экран – изображение стало принимать отчетливые очертания, и, в конце концов, она все-таки увидела – что там. На экране была фотография. Фотография ее самой… Ее самой из прошлой жизни. Один из самых любимых собственных снимков. Там, в телефоне у этой девушки, Рита уже отчетливо увидела свое собственное лицо. Эта была одна из ее самых любимых ее фотографий, которая была сделана на одном из рабочих мероприятий. Рита тогда даже не заметила, что ее снимали, и кадр получился живым и естественным. Эту фотографию она выставляла потом на главной странице своего профиля в одной из соцсетей.

Девушка показывала ей ее же фотографию. Она давала понять этим простым снимком – кто она, откуда, зачем здесь, и по какой причине. Теперь Рита все сразу поняла.

Все сразу поняла и разрыдалась уже так сильно, что все накопленные внутри страхи, пережитые события, боль от разлуки с дочерью и новая, незнакомая и странная жизнь, вдруг выплеснулись потоком слез наружу. Страх сменился отчаянной, всепоглощающей радостью. Ее не оставили, ее не бросили на произвол судьбы, и в этом странном доме она теперь не одна. Девушка печально наблюдала.

– Ну все… все… Вот бедная… Ну что ты… ну успокойся… Тебе нельзя так плакать… Перестань! Ты сейчас задохнешься..! Перестань… – но Рита совершенно не могла справиться с эмоциями и, действительно, уже стала задыхаться, захлебываясь от слез.

Девушка вскочила, приподняла ее за плечи, подложила высокую подушку и продолжала вытирать мокрое лицо.

– Перестань… перестань… а ну-ка хватит… а ну-ка… – она гладила ее и успокаивала, а Рита зарыдала еще сильнее.

Она уже забыла заботливые добрые слова, и эта новая в ее жизни девушка за долгое последнее время была первой, кто так нежно обнимал и так сочувственно к ней отнесся.

– А ну-ка, а ну-ка, подожди… А ну посмотри сюда, – и девушка опять протянула ей телефон.

Теперь на экране была маленькая девочка со светлыми волосами и зелеными глазами, серьезно смотрящая в камеру и так повзрослевшая за последний год.

– Я думаю, ты все уже поняла. Меня зовут Маша, будем дружить? – и девушка шутливо пожала лежащую неподвижно руку Риты.

* * *

– …Так долго не нужна была, а теперь чуть ли не милуется каждый день… Не понимаю ее. Моя мама бы никогда так не поступила… никогда… Да я даже представить не могу… нет…

– Очень распространенное явление.

– Какое явление, Маш? Разве так можно?.. А, может, они почувствовали, что я не их дочь? Как думаешь, поэтому так себя и вели?

– Ты уже очень хорошо разговариваешь, кстати, но несколько звуков еще хромают. Поработаем. А, по поводу «почувствовали», у меня сомнения. Успешные люди хотят своих чад видеть тоже такими. Но тут тоже есть один момент – ни в коем случае не успешнее их самих. Вот тут уже начинается конкуренция.

– Маш… ну я все понимаю… но дочь с того света вернулась… Я бы… – Рита осеклась. – Не, не хочу даже думать…

– Не суди по себе.

– А он, почему до сих пор не общается?..

– У него другая тема. Некий псевдо-мазохизм. Он вместо страдающего человека вдруг превратился в везучего и удачливого. Ему не комфортно, это выбило его из коллеи.

– Маш… мне кажется, просто здесь какая-то история за этим всем.

– Нет никакой истории. Такие люди мыслят по-другому.

– Что значит – по-другому? Да одинаково все мыслят.

– Нет. Не одинаково, Рита.

– А что, если я вдруг стану богатой и знаменитой, буду, например, сниматься в кино, я стану другой?

– В какой-то степени. Но у них другая тема. Они не стали богатыми в одночасье. Они родились такими, а это уже история с другими первоначальными данными. Другие цели, другие задачи. Порода другая. Посмотри вокруг, это же фамильный парк, – Маша с восхищением подняла голову, глядя на огромные деревья вокруг.

– Что порода – это да. Красивая женщина… Умная ты, Маша, во всех областях соображаешь, меня вон как выходила, удивляюсь тебе. Я когда тебя первый раз увидела, тоже сразу определила, что ты не из области сиделок с почасовой оплатой. Ты тоже – порода. Я тогда так испугалась… Тебе, Маш, тоже в кино сниматься.

– Муж не пустил. Я бы снималась.

– А собиралась? У тебя, однозначно, талант. Как ты перевоплощаешься, когда с этой разговариваешь, просто загляденье.

– Рита, согласные сильно шипят, мягче их делай. А в кино собиралась, – улыбнулась девушка, – но так, мечта детства. Выросла – изменилась.

– Зря. Всеволод звонил?

– Нет, сказал, когда все подготовит, тогда и наберет. Зачем звонить. Он занят.

– Маш, это вот версия, с клиникой, сработает?

– Да уже сработала, уже все в курсе. Только рады.

– Маш, а как ты думаешь… он разрешит мне увидеть дочь?

– Хороший вопрос. Рита, я думаю, что дело не в разрешении Всеволода Юрьевича. Ты его экспериментальный объект, не забывай, он за тобой наблюдает, как ученый, прежде всего. А потом уже думает о твоих собственных планах. Я не думаю, что он будет против. А как ты видишь вашу встречу, расскажи?

– Я просто хочу ее увидеть. Очень хочу. Ты не думай, я не дура. Все понимаю. Я не могу выскочить из кустов с криками: «А вот и мамочка» и бросится к ней. Нет. Моя жизнь закончилась там. И новая не предполагает вхождение в старую. Но… не могу… не смогу не увидеть ее… хоть на одну минуточку…

– Перестань плакать. Я думаю, когда-нибудь это случится.

– Ты серьезно, Маш? Ты, правда, так думаешь?

– Если убрать твой личный эгоизм, «я хочу», то это нормальное желание. Только вмешиваться нельзя. Вообще, проекты Юрьевича… они очень опасные с точки зрения вмешательства в природу человека. Тут все сложно. Личный эгоизм, ревность.

– Маш, да понимаю я… ты не думай…

– Хорошо, что понимаешь. Я считаю, ты не имеешь права вмешиваться в жизнь других. Своих близких. Наносить им травму. Нельзя воскреснуть вдруг – просто так.

– Но я только увидеть… только увидеть.

– А как ты представляешь эту встречу? Ты понимаешь, что это совсем не так будет, как в фильме про русского разведчика в эпизоде свидания с женой на вражеской территории. Все будет совсем по-другому. Твоя дочь тебя не помнит. Слишком маленькая она была, когда… все это произошло. Вокруг нее сейчас другие близкие ей люди, возможно, она кого-то из них называет мамой. Как ты будешь чувствовать себя. Или у тебя какой-то другой план?

– А какой у меня может быть план..?

– Не знаю. Поэтому и спрашиваю. Может, ты мечтаешь забрать ее к себе.

– К себе… Нет, Маш… у меня пока еще ничего нет. Да и… Я все понимаю.

– Ты не можешь заставить своих близких еще раз пережить то, что они уже пережили. Ты не имеешь права вторгаться в их жизнь и сообщать им, что ты жива. Не имеешь. Они должны жить своей собственной жизнью. Они когда-то потеряли тебя, и каждый из них пережил это по-своему. Страшно пережил. И как-то залечил свою рану. А кто-то еще не залечил. Твоя мама, например. Родители никогда не смиряются с потерей собственных детей. Ты должна понимать это. Ты уверена, что справишься? Это непростая задача, непростая мечта. Все может произойти совсем не так, как тебе хочется.

– Я понимаю…

– Рита, а ты вообще хочешь жить? Или только дочка держит тебя сейчас на этом свете?

– Хочу Маш. Очень хочу. Вот только дочку бы увидеть, посмотреть на нее и убедиться, что с ней все в порядке, и тогда жить дальше. Хочу, Маш. А про дочку… все понимаю… только увидеть бы ее… просто посмотреть…

– Хорошо, что ты понимаешь. Перестань плакать. Вмешательство в природу штука непростая. С одной стороны – развитие цивилизации, с другой стороны – природа. Очень трудно соблюсти баланс этих двух дисциплин. У Всеволода Юрьевича не всегда это получается. На мой взгляд. Последствия. Они есть.

– Какие?

– Их много. Его эксперименты имеют серьезные последствия для участников его проектов. Я против таких вмешательств.

– А почему работаешь у него?..

– Поэтому и работаю. Надо вовремя останавливать таких ученых.

– Да разве его остановишь? Мне кажется, ни у кого это не получится.

– Напрасно так думаешь. Он прислушивается. Потому что – здравомыслящий человек. Но он иногда заигрывается. А это не игрушки.

– А ты с его Милой знакома?

– Знакома.

– И какая она?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну какая… Мне кажется, такой человек, как он… Мне интересно, какую девушку он выбрал… Не представляю, какой она должна быть.

– А, ты про это. Такую же гениальную, как он сам.

– Да?

– Она необыкновенная, но другая. Систему противоположностей никто не отменял. Он прагматик, она в творчестве. Она художник.

– Я слышала, он говорил.

– Очень хорошо рисует. Необыкновенные картины. И не напоказ. Истинное творчество. Для души. Она вся искренняя. Очень. Спокойная. Настоящая жена гения. И очень добрая. Настоящая.

Рита вспомнила, как Всеволод рассказывал о жене, по его словам, она была очень боевой.

– А я слышала она такая бойкая, с характером.

– А это разве взаимоисключающие понятия?

– Я думала – да.

– Напрасно. Никакой взаимосвязи.

– Он когда-то обещал меня с ней познакомить.

– Познакомит, если обещал.

– Говорил, что мы подружимся, что она, как я… ищущая коробочки, ну это он про меня говорил, я там, в проекте, все время искала выход, – заулыбалась Рита.

Маша улыбнулась:

– Ты вообще – герой. Тебя тоже нужно будет обследовать, как следует, когда приедем. Хорошо, что дочку родила после эксперимента. Ругаюсь с Юрьевичем. На людей такая деформация сильно воздействует. И на людей, в которых вы там перемещались – тоже. Но прислушивается. Иногда.

– Да тебя даже эта слушает, – Рита кивнула в сторону особняка.

– Стараюсь. Всеволод уже несколько направлений свернул. А Мила вообще хочет, чтобы он уже на пенсию ушел. Ругается с ним.

– О, как…

– Нельзя… нельзя… это все противоестественно. Видела, как изменяешься?

– Да не так, чтобы очень, я же ее не видела… эту Аню. А в больнице в зеркале… Там только ужас такой был… Лицо опухшее, серое, перекособоченное, мне пару раз показали. Я даже в зеркало и не смотрюсь. А сейчас вроде ничего.

– Меняешься на глазах. Но после такого воскресения изменения неизбежны, но вроде пока не замечает никто. Да они тебя никому не показывают. Для нас это хорошо. Но меняешься, видела, волосы цвет поменяли?

– Не-а.

– Девочка черноволосая, как мама, а у тебя уже сантиментов десять волос от корней гораздо светлее. Девочке 22 исполнилось, а взгляд, как у тридцатилетней. Выглядит лет на десять старше. Гораздо старше.

– Так мне за тридцатник уже… – улыбнулась Рита

– Деформация. А как дальше пойдет, никто не знает.

– Хорошо сейчас, все благодаря тебе, мой добрый ангел. Выходила.

– Следи за мимикой, и нога еще не слушается. Будем заниматься. Еще работать и работать. Но ты у меня хорошая ученица. Отличница. Пошли, зовет нас.

* * *

– Располагайся, а я домой, муж уже с ума сходит… – с детской улыбкой произнесла Маша, глаза сияли и лучились от счастья.

– Беги, беги, Маш. А завтра придешь?.. – обеспокоенно произнесла Рита.

– Конечно, как же я без тебя теперь!– засмеялась девушка. – Юрьевич мне три дня выходных дал.

– Так ты… не придешь?..

– Да приду-приду, обживайся пока.

– А куда меня поместили? Что это?

– Это несколько номеров для гостей. Это территория нашего центра. Будешь здесь.

– А Всеволод придет ко мне?

– Я думаю, да. Все, пока.

Новые подруги обнялись, и Маша быстро выбежала за дверь.

Уютная мягкая постель. Неброская простая мебель. Все чисто и аккуратно. Свет за окном. Вокруг несколько невысоких офисных зданий. Город, в котором она уже была. Тогда, когда ездила сюда по приглашению гения. Рита вспомнила кафе, встречу с бывшей девушкой Макса, ссору в квартире, всплывшую вдруг наружу правду, письмо и поездку. Поездку, которая изменила ее жизнь. Теперь она снова тут.

«Совсем немного времени прошло… хотя… как будто сто лет…»

До сих пор ни единого раза она не зашла на страницу Макса. Ни разу. Хотя у нее давным-давно был доступ в интернет, с тех пор, как приехала Маша. Рита ежедневно разглядывала в телефоне фотографии дочери, которые постоянно выкладывала младшая сестра. Она перелистывала их часами и не могла насмотреться. И ни разу ни зашла на страницу Макса. А что она могла там увидеть? Еще одну новую девушку? Тогда хватило с лихвой. Рита прекрасно помнила, как больно было видеть его с другой.

«Как он…». Рита задала привычный поиск и открыла страницу Макса. Ни одной новой фотографии. «А когда был в последний раз? «Давно». Как это – «давно»… Вот так новости…». Она в поисковике задала его инициалы. Новых профилей в других соцсетях не обнаружила, его введенные данные в поиске не выдали никакого результата. Она еще раз зашла на страницу сестры и выключила телефон.

Зеркало. Незнакомая девушка в нем. Рост примерно такой же. Половина волос черная, как смоль, половина русая, почти такая же, как была у нее раньше, но более темная, и оттенок другой. Тонкие руки, а бедра пышнее. «Пофигуристее я теперь»,– Рита повернулась боком и посмотрела на свои новые эффектные формы. «Когда-то я хотела иметь такую грудь, твердая тройка».

В их комнате шикарного особняка зеркал не было, и Рита только мельком могла глянуть на себя, когда они с Машей стали выходить на прогулки. Там, в огромном поместье, ей себя негде было рассматривать.

«Когда же придет Всеволод?». Маша посылала ему регулярно фотографии, на них Рита видела отражение больной уставшей девушки и никак еще не ассоциировала себя с этими фотографиями.

«Сейчас уже получше… Только нога еще никак не заживает, но если прикрыться, как следует, может, даже удивлю гения…»

– Привет, как тебе тут?

– Маша!! – Рита стиснула девушку в объятиях. За последнее время Маша всегда была с ней рядом, и она уже так к ней привыкла, что сегодняшняя ночь показалось жутко одинокой.

– Ты чего? – рассмеялась новая подруга.

– Соскучилась уже! Привыкла уже, – Рита украдкой смахнула слезы. – Ну как ты? Как муж встретил?