Глава 3
– Я много путешествовала и вернулась во Францию сто двенадцать лет спустя. Мне как раз исполнилось полтора столетия, и я решила сделать себе подарок. С помощью стаи вернула фамилию, ведь мой род считался угасшим, купила особняк в самом дорогом квартале Парижа, была любовницей последнего французского монарха.
Мы весело переглянулись.
– После нескольких лет разгульной жизни я ушла в тень. Многострадальную страну одна за другой продолжали сотрясать революции, и я предпочла переехать в Россию. Петербург встретил меня холодным ветром, равнодушными лицами слуг и какой-то затаенной тоской. Не такая уже и молодая французская графиня, с кучей вредных привычек и манерой жить на широкую ногу, не могла не привлечь внимание высшего общества. Помимо светских раутов, на которые пачками приходили приглашения, я еще развлекалась тем, что писала статьи в одну модную газетенку.
В том же издании, которое, называлась «Столица» публиковался и известный на то время писатель, дамский угодник, некий месье Шарль. Фамилию опустим, еще не хватало, чтобы вы читали подобные сочинения.
Мы слаженно взглянули на портрет. Усы идеально подходили к описанию.
– Он был очень молод и, соответственно возрасту, самонадеян, расфранчен и нагл. А еще он был оборотнем. Шарль заводил интрижки, дрался на дуэлях, писал фельетоны и готов был пойти на все, ради внимания очередной красотки. Ему нравились утонченные белокурые и голубоглазые, точно фаянсовые статуэтки, светские дамы. С соответствующим внешности мягким характером диванной подушки, которую с гордостью демонстрируют гостям мужья, отцы, или братья. Я не отказывала себе в удовольствии высмеивать его сочинения и выходки в светской хронике, за что и получила сперва обвинение в предубежденности и лжи, а после, и вызов на дуэль.
Мы весело переглянулись.
– Ну разумеется, не сама, а на имя «графа Франца Ригоньяка», от имени которого я и писала в газете. В дуэлях оборотней использовались милиритовые пули. Я вижу, вы удивлены. Обычай всегда был суров. Поединок в дуэльном круге – единственный законный способ свести счеты, так что, стрелялись, как правило, тайком.
Я улыбнулась.
Теперь понятно, почему я ничего не смогла найти в «Истории охоты». Охотники не пользовались милиритовыми пулями, это было дуэльное оружие самих оборотней. Видимо, кто-то просто одолжил идею, желая максимально повысить шансы на успех.
Эх, хотелось бы еще выяснить почему.
– В назначенное время мы встретились. В мужском костюме и низко надвинутой на лоб шляпе я могла обмануть зрение, но не чутье. Он мгновенно понял, кто я. Какое оскорбление не было бы ему нанесено, он не мог поднять руку на женщину и выстрелил в воздух. Я навела свой пистолет – и точное попадание сбило шляпу с его головы.
«Вас, не учили снимать шляпу в присутствии дамы?» – задиристо поинтересовалась я. «А вас не учили, что появляться в обществе неженатого мужчины без сопровождающего, дурной тон?» – «Простите, я не вижу здесь мужчину» – «Значит, вам следует надеть очки».
Я рассмеялась. Келли покачал головой и взглянул сперва на меня, потом на братца. Майк в ответ только фыркнул.
– А что дальше-то было? – нетерпеливо спросила Анька. Вик улыбнулся и обнял ее за талию.
– На следующей неделе в редакцию пришло письмо на мое настоящее имя, в котором Шарль просил встречи и выражал надежду на то, что я не стану скрываться под чьей-либо маской. Я ответила отказом. Через несколько дней письмо пришло снова… Мне, не раз битой жизнью, немолодой уже волчице не могло даже в голову прийти, что мальчишка действительно влюбился. А он любил меня все те годы, что я развлекалась в Петербурге. Его чувства не охладили даже мои многочисленные выходки и не менее многочисленные любовники. Мы совершенно не подходили друг другу. Даже если забыть, про почтенный возраст, во мне всего было слишком: зеленые глаза, очень смуглая для благородной дамы кожа, независимый характер, излишняя смешливость и совершенно неприемлемое желание попрать светские устои какой-нибудь выходкой, неподобающей моему возрасту и положению.
Вик невольно рассмеялся.
Вот уж точно, «желание попрать светские устои» – это в их семействе доминантный признак, проявляющийся в каждом поколении.
– Шарль казался мне глупцом, но его письма затронули в душе затихшие струны. Он возвращался в Париж и оставил мне адрес, в надежде получить хотя бы несколько строк. И я написала. Завуалированные оскорбления и едкие комментарии, должны были вывести из себя молодого щеголя. Я даже жалела, что не смогу увидеть его лицо в момент прочтения. Он должен был сжечь письмо и забыть обо мне, но не тут-то было. Ответ, написанный не менее колко, заставил меня с большим вниманием отнестись к завязавшейся переписке. И к самому молодому оборотню, твердой рукой выводившему насмешливые строки. Шарль казался мне пустым и тщеславным, однако его мысли и взгляды, доверенные бумаге, уверяли в обратном. Четверть века мы жили мыслями друг о друге, разделенные половиной Европы. Я наконец-то призналась себе, что вопреки здравому смыслу, возрасту, опыту, оказалась всерьез увлечена этим молодым мужчиной. Все изменила грянувшая в России революция. Письма из-за границы больше не доходили, казалось, наша связь, и без того непрочная, окончательно оборвалась.
Люсинда перевела дыхание, словно собираясь с мыслями.
– Несколько лет, пропитанные болью и страхом в разваливающейся на части стране заставили меня по-другому взглянуть на многие вещи. Мир снова изменился. Я смогла пересечь границу и вернуться во Францию, но меня ждал еще один удар. Решение бороться за собственное счастье, окрепшее за время пребывания в России, растаяло, как облако дыма. Шарль собирался жениться на молоденькой, симпатичной девчушке, дочке анора стаи. Это брак должен был стать эталоном расчета и политических интриг. Предоставленная сама себе, я никуда не выезжала, целыми днями решая различные вопросы с поверенными, готовясь вложить в выгодное дело остатки своего состояния. Постепенно, старые знакомые узнавали о том, что я присоединилась к стае. Начались званые обеды, приемы, танцы. Мне уступили даже ложу в театре. Если бы не счета от модистки, я бы сказала, что неплохо держалась на плаву. Могло даже показаться, что в жизни моей ничего не изменилось. Мы сидели фактически не дыша, боясь чем-нибудь отвлечь Люсинду. Она стояла возле стола, сжимая медальон так, что побелели пальцы.
– Тот вечер, изменивший все, я решила провести в театре. Шла какая-то модная пресса. Я сидела на неудобном стуле и мне жутко мешали перчатки. Знаете, раньше были модны такие платья с длинными перчатками, – пояснила Люсинда нам с Анькой. Мы слаженно кивнули. – Я решила их снять, и, поглощенная этим занятием, не сразу заметила, как скрипнула дверь. Я обернулась на звук и… неожиданно растерялась. Передо мной стоял Шарль. Я не видела его много лет. Мальчишка стал матерым зверем, сильным, уверенным в себе…
– Ну все, сейчас будет признание в любви, – цинично хмыкнул Мик, взглянув на нас с Анькой. Никто, кстати, не заметил, когда он вошел.
– Ты прав, – Люсинда прищурилась. – Но даже здесь мы оказались достаточно оригинальны. Шарль смотрел на меня так, словно сам не до конца верил в то, что собирается сделать.
«Я расторг помолвку», – хмуро сообщил он. Это звучало как претензия. Я рассердилась. Он, был единственным мужчиной в моей жизни, в чьем присутствии я полностью теряла рассудок вместе со здравым смыслом.
«И как мне это понимать?» – возмущенно уточнила я.
«Как хотите», – почти равнодушно ответил Шарль.
«О, может быть, мне вас утешить?» – «Ненавижу вашу язвительность!» – «А я – ваши усы!»
Несколько секунд мы яростно смотрели друг на друга. Неожиданно Шарль рассмеялся.
«Это становится по-настоящему глупо. Я столько времени думал о Вас, бросил невесту фактически у алтаря, поссорился с семьей… Как вы думаете, после всего этого избавится от усов будет для меня большой проблемой?»
Люсинда вздохнула. Я чувствовала, что вот-вот расплачусь.
– Рядом с Шарлем годы летели ярко, незаметно. Мы много ездили по миру, вырастили сына и увлеченно нянчились с дочерью. А потом началась война. Шарль считал, что раз мы, оборотни, это допустили, должны разобраться с последствиями. Он был летчиком. Безобидное увлечение, начавшееся с аэропланов, стало любовью на всю жизнь. С первых дней войны Шарль оказался в самом пекле, но ему поразительно везло. В сорок четвертом после ранения ему предложили отставку. Я умоляла согласиться. Предчувствие беды, усиленное картами, сдавливало грудь, я боялась три долгих года, но он был непреклонен! До конца, значит до конца! И вот… – Люсинда замолчала, словно подыскивая слова. Ее статная фигура как-то сгорбилась, словно придавленная тяжестью утраты и давнего ужаса. – Ненавижу весну! В марте сорок пятого, за несколько месяцев до конца этой чертовой войны его подбили. Самолет просто развалился в воздухе. Но это все я узнала гораздо позже. А тогда, в злосчастный мартовский день я просто проснулась среди ночи от непонятного ужаса и ощущения того, что стряслось что-то непоправимое…
Все молчали.
Я сидела, бездумно теребя край скатерти. Это было больше чем история, целая жизнь, состоящая из взлетов и падений, скорби и радости. Я вздохнула.
В одном Люсинда была права, хоть и ни разу не произнесла это прямо: никогда нельзя позволять гордости и убеждениям мешать сблизится с тем, кого действительно любишь.
– Думаю, на сегодня хватит. Кхм, – Люсинда попыталась придать своему голосу прежнюю твердость и живость.
– Я тебя провожу, – мягко сказала Анька, обнимая бабушку за плечи. Та кивнула.
Я подождала несколько минут, пока все, кроме Мика, выйдут и захлопнула дверь, как крышку мышеловки, для надежности подперев ее спиной.
Самое время.
Мик равнодушно наблюдал за моими действиями, не поднимаясь с кресла.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Разговаривай, – пожал плечами он.
Я глубоко вдохнула, но отступать было некуда.
– Я сделаю что угодно, чтобы ты меня простил.
Мик заинтересованно взглянул на меня.
– Все?
– Да, – отчаянным кивком подтвердила я.
– Будешь снова моей девушкой?
– Что-о-о?!
Несколько секунд я молча переваривала полученную информацию. Мик явно не собирался дать мне возможность прийти в себя. Внезапно, он оказался совсем рядом, хотя еще минуту назад расслабленно сидел в кресле.
Мик уверенно привлек меня к себе, его губы легко касались моего лба, щек. Я зажмурилась.
– Подожди, – тихо попросила я, даже не пытаясь вырваться. – Пожалуйста, подожди.
Мик отстранился ровно на столько, чтобы его одежда едва касалась моей.
– Ты ведь уезжаешь. И не можешь знать, когда вернешься, да и вернешься ли вообще.
– Анита проболталась? – мгновенно посуровел он.
– Сабрина сказала, – мягко возразила я.
– Ну и что? До этого мы можем быть вместе.
– Не пойдет, – покачала головой я. – Мне этого мало.
Я высвободилась из его объятий и вышла на балкон. Мик неслышной тенью скользнул следом.
– Я не знаю, смогу ли снова пережить твое исчезновение. А письма писать, как мы уже выяснили, ты не умеешь, – Я повернулась к нему лицом. – Придется выбрать, либо «Ариэтто», – я решительным движением рванула на груди шнуровку платья, – либо я.
Он стоял, смотрел на меня и молчал. Я боялась пошевелиться.
Нет, не по той причине, что может показаться. Спадающее с плеч платье в любой момент грозило рухнуть на пол.
Мик улыбнулся. Сделал шаг вперед… и осторожно поправил платье, несколько секунд подтягивая шнуровку.
– От мечты я не откажусь, а значит, ничего не получится.
Я вздохнула, не зная радоваться мне или расстроиться.
– Но… для скрепления уговора, – Мик лукаво улыбнулся, нежно провел рукой по мой щеке, потом – пальцем по губам и решительно поцеловал.
Я словно раскрылась ему навстречу – и все мысли канули в водоворот эмоций. Я уже успела забыть, как скучала по…
Еще секунда – и я сама бы нарушила, только что установленные правила, но Мик отстранился.
– Не честно играешь, – шепотом сообщил он мне, и вышел не оглядываясь.
Я оперлась на перила, задумчиво глядя во двор.
Ну, делаааааааа….
Глава 4
Утро не задалось с самого начала.
Меня разбудили и, не дав толком позавтракать, потащили на экскурсию. Если учесть, что легла я очень и очень поздно, то было вполне понятно, почему у меня не было желания нестись куда-то сломя голову вместо того, чтобы спать дальше как все нормальные… нелюди.
В отличие от Мика, который был бодр и отвратительно весел. Он снова взялся за свои шуточки и за несколько часов довел до белого каления не только Майка, но и Келли. Анька впервые радовалась их перепалке. Ведь это означало, что дорогой братец снова в норме.
Я зевнула, широко раскрывая пасть. Не знаю как у Мика, а у меня после вечернего «разговора» на пол ночи желание спать пропало.
Даже не знаю, что на меня нашло… Если бы пришлось повторить на бис все то же самое – точно струсила бы!
Я украдкой, посмотрела на черного волка, трусящего чуть впереди.
Нет, все таки я дура. На несколько месяцев могла заполучить «такой экземпляр», как любит говорить Адамара – и отказалась!
Да что мне вообще тогда надо?! Любовь до гроба? Принц на белом лимузине, так как лошади нынче не актуальны?!
Я тряхнула головой.
Черт!
На бегу этого делать не стоило. Меня чуть занесло – и я с треском смяла какой-то куст. Ребята обернулись.
– С тобой все в порядке? – поинтересовался Келли, бегущий рядом. Его рыже-коричневый мех, мягко переливался на солнце, вызывая в душе смутную зависть.
Эх, не повезло мне все-таки с окрасом.
– Задумалась, – буркнула я, чтобы отвязался. Келли что-то такое почувствовал и отстал.
Наша компания представляла собой занятное зрелище. Случайный зритель явно не поверил бы своим глазам, обнаружив, небольшую стаю волков в лесочке, на окраине населенного пункта, деловито переругивающихся между собой. Возглавляли процессию крупный серый зверь и миниатюрная белая волчица. За ними следом бежал черный, а чуть позади светло-серый и рыжий волки. Замыкала шествие – недовольная жизнью волчица, незатейливого дымчатого окраса.
Эти активисты решили познакомиться с утра пораньше с местными достопримечательностями. То есть, если говорить проще, найти заброшенное святилище оборотней, надежно укрытое под землей уже не одно столетие.
Как они собирались это сделать? Да очень просто, если учесть, что Мик с Анькой, гуляя в в этих местах, еще в нежном детском возрасте, ухитрились случайно туда свалится. Они это могут…
Я фыркнула – получилось как-то неубедительно. Все-таки волчья пасть не слишком приспособлена для подобных звуков.
– Пришли, – радостно сообщила Анька, упираясь лапами и сдвигая с места неподъемный с виду камень.
– Классно! – согласился с нами совершенно незнакомый голос. Мы резко развернулись – и синхронно сдали назад.
Из-за ближайших деревьев выходили уже знакомые нам ребята. Светловолосая девушка с повязкой на голове держалась позади.
– Охотники, – констатировал факт кто-то из нас.
– Переговоры? – вежливо поинтересовался Мик, выдвигаясь вперед.
Вместо ответа они синхронно отгородились пистолетами. Голову даю на отсечение – пули там милиритовые.
Недолго думая, Вик толкнул меня в бок, заставляя кубарем скатиться в открытый лаз, и сам прыгнул следом. За ним без промедления метнулась Анька, характерно взвизгнув, когда земля покатилась у нее из-под лап.
Спустя мгновение мы все уже были внутри. Мик, нырнувший последним, ругался сквозь зубы. Пуля чиркнула ему по хвосту, и, судя по крепости выражений, приятного в этом было мало.
Я благоразумно сдержала свою характеристику отступления, закончившегося ударом лба об алтарь. До сих пор звёздочки вижу, причем не милиритовые, а космические.
В святилище все сохранилось так же, как при нашем первом вторжении. Амулеты и кубки стояли на грубо сколоченных полках, диск над алтарем медленно вращался, на стенах змеились малопонятные надписи на латыни, полускрытые пылью и песком. Что-то там про Millard, Ridhi и создание нашей расы. Более запутанная и витиеватая версия того предания, что я рассказывала Вику еще в поезде вечность назад.
Спускаясь сюда, мы старались ничего не тронуть, даже случайно. Посягать на целостность этого давно забытого места, казалось кощунством.
Вот только… сегодня меня не оставляло ощущение, что обряд на алтаре проводился совсем недавно.
– Ну что, осмотрелись?! – резкий окрик Мика, заставил очнуться. – Валить отсюда надо, причем на максимальной скорости. Сейчас они там посовещаются, что с нами делать, а потом попытаются взять штурмом.
– И как мы отсюда выберемся? – Вик, как всегда, был невозмутим и практичен.
– Анита, покажи, – скомандовал Мик, перемещаясь ближе к выходу. Майк, недолго думая, присоединился к нему. Они замерли по обе стороны от арки, прикрывая тыл.
Подруга кинулась к дальней стене и вдавила лапами одно из украшений. Часть стены отошла в сторону, открывая узкий темный проход.
Пришедшая в голову мысль не показалась мне совсем бредовой. Я поспешила ее озвучить.
– Ребята, стойте. Надо его снять!
– Что? – не понял Мик.
– Диск! Этот, над алтарем!
– Мы не знаем, сколько он весит, а тащить его, в любом случае, будет один асаху. Это здорово нас задержит, – возразил Мик.
– Надо хотя бы попытаться. Мы не можем оставить им такой подарок. Только представь, сколько из него звездочек наштампавать можно, – поддержал меня Келли.
По устоявшейся уже традиции последнее слово было за Виком.
– Сейчас попробуем. Мик, поднимись чуть выше по проходу и следи. Услышишь что-то – сразу сваливаем, – решил асаху.
Мешки с одеждой весели у каждого на шее. Келли и Вик, старательно натягивающие штаны со скоростью бывалых спецназовцев, в такой ситуации веселья не вызывали.
– Келли, возьми какую-нибудь тряпку, сложи ее в несколько раз и помоги мне, – Вик, не мешкая, взобрался с ногами на священный алтарь.
Святотатство, конечно, но у него там боги в родословной, надеюсь, простят посемейному.
Черт! Времени совсем нет…
Я настороженно вглядывалась в проход, из которого в любой момент могли посыпаться милиритовые звезды.
Может, зря мы это затеяли?!
Словно в ответ на мои мысли Мик выпрыгнул из арки.
– Идут!
События развивались все стремительнее. Полуметровый диск рухнул на покрывало, Вик попытался его удержать, но чуть не уронил себе на ноги.
Из арки вылетели ненавистные звездочки и с неприятным звуком оцарапали алтарь. Анька и Келли нырнули в узкий проем. Вик поспешил за ними, но споткнулся, наступив на ткань у самой стены. Не до конца понимая, что он делает, Рыжик схватился за край диска и потянул на себя. Побелевшее от боли лицо было красноречивее всякой ругани. Вик мгновенно восстановил равновесие и скрылся в проеме. Отходя за ними, я швырнула в арку кубок и, кажется, даже попала.
О, боги…
Я замерла у самой стены.
– Почему ты еще здесь?! – хором рявкнули Мик и Майк, прижимаясь к стене по обе стороны от арки.
– У нас проблема, мальчики, – внезапно охрипшим голосом сказала я. – Как мы закроем чертову дверь?!
– Никак! – быстро сориентировался Мик, кидаясь ко мне. – Вылезаем и бежим, быстро-быстро! Я здесь каждый угол знаю, не пропадем.
Мы одновременно втиснулись в проход.
– Ну где ты? – Мик обернулся.
Майк спокойно стоял возле алтаря и смотрел сквозь Мика, словно пытаясь разглядеть меня.
– Я ее закрою.
До меня не сразу дошел весь смысл сказанного.
Что он собрался сделать?
С УМА СОШЕЛ!
Я рванулась обратно, не чувствуя клыков, бдительно прихвативших меня за загривок…
…И каменная дверь неумолимо захлопнулась прямо перед носом. Я не успела совсем чуть-чуть.
– Нужно ее открыть! Ну хоть что-нибудь сделать!!!
– Только с той стороны… – едва слышно ответил Мик, потрясенный, похоже, не меньше меня. – Пойдем.
– НЕТ! – я уперлась лапами в эту чертову дверь, словно пытаясь отодвинуть.
Я слабо понимала, что делаю и зачем. Испуг Волчицы придавал мне сил, когти оставляли на камнях глубокие борозды.
Майк был там… ТАМ…
Я резко развернулась, плечом оттеснила Мика и бросилась к выходу. Мы должны что-то сделать! Быстрее!
Через пару метров коридор закончился полукруглым помещением. Из щели, наискосок разрезающей дальнюю стену, лился солнечный свет.
– Нужно помочь ему, нужно…
– О чем ты, Лона?! – Вик подскочил ко мне.
– Дверь! Он закрыл ее… Майк, – я сцепила челюсти, но по морде, оставляя дорожки на шерсти, неумолимо катились слезы.
Повисла тишина.
Мик вошедший следом, молча улегся на пол, словно подтверждая сказанное. Все еще несколько секунд таращились на темный провал коридора, когда Анька, чувствуя что-то не ведомое нам, беззвучно прижала руки ко рту, словно останавливая крик.
Келли медленно опустил голову. Слова были излишни.