Груша цвела последний год

Глава 14

– Алесик, сдурел что ли?! Ты на часы смотрел?! Семь часов утра! В такое время все порядочные люди ещё спят! – стоя в прихожей передо мной в семейниках и майке-алкоголичке, проявлял праведный, полностью обоснованный гнев Игорь. Минуту назад, после продолжительного и настойчивого звонка в дверь, он был беспардонно поднят с постели. Но мне было не до церемоний.

– Борисович, на том свете выспишься. Сейчас есть дела поважнее. Если только тебе не Ким Кардашьян снилась. – Я постарался разрядить ситуацию.

– Какой кардан?! Какие дела?! Сейчас ничего важнее сна быть не может, – хриплым голосом отвечал сосед. Его сонные глаза непонимающе смотрели на меня. Ещё никогда мне ранним утром не доводилось навещать соседа. Тем более в субботу.

– Пардон, ошибся. Кто там к тебе в молодости являлся в эротических снах?

– Памела Андерсон, – буркнул Борисыч. – Ты за этим в такую рань пришёл? О сексуальных фантазиях поговорить?

– Зачем говорить о том, чего нет? – с дуру, не подумав, лягнул я и тут же пожалел об этом. Но, видимо, Игорь не до конца проснулся ещё и реплику мою не принял к сердцу. – Дело реально серьёзное и отлагательств не терпит.

Мы прошли в зал и уселись на диван.

– Что ты здесь делаешь? – начал Игорь. – Ты же сегодня собирался в… куда ты там хотел поехать сегодня?

– В Зельву. Но сейчас не об этом… всё о том же… – многозначительно ответил я.

– О чё-ё-о-м? – Игорь зевнул и протёр глаза.

– О том же… – Сделал паузу. – О криптограмме.

– Алесик, ты долбанулся что ли?! Разбудил ни свет ни заря, и всё из-за какой-то несуществующей криптограммы! – вскипел сосед. – Ты не обижайся, но это уже похоже на какое-то помешательство. Какие на… фиг зашифрованные послания в наше время?!

– Игорь, а если я скажу, что…

– …единственной настоящей криптограммой в жизни может быть только жировка за коммуналку. Получаешь её, а потом несколько часов разбираешься за что такие космические деньги платишь. Вот это понимаю – ребус, – усмехнулся он.

– Игорь Борисович, дай ты слово сказать! Я ключ нашёл.

– Ключ? От моего барного шкафа? А то я его где-то посеял, – с серьёзным видом пошутил Игорь.

– Узнаю Борисовича, – улыбнулся я. – Значит проснулся уже.

– Пока нет. Только после чашечки кофе с коньяком. Может быть, она мне поможет всерьёз воспринимать твою фантасмагорию. А сейчас, юноша, ни слова ни о каких ключах.

– Игорь Борисович, каков слог! Понабрались, голубчик, каких-то умных, книжных словей, а теперь тут держитесь с апломбом, – поддел я соседа.

Апломбом, – кривляясь, передразнил меня Игорь. – кофе будешь, апломб? Коньяк не предлагаю, зелен ещё.

– Час назад только пил.

– В шесть утра?! – сориентировавшись, удивился Борисович.

– Ночью спал плохо, никак уснуть не мог, всё размышлял. Ну а после того, как дошёл до истины…

– …стоп! Дальше слушать не хочу и не буду. Только после коньяка с кофе… точнее, наоборот. Я-то думал, что ты ночи как-то иначе проводишь, в компании привлекательных девушек, скажем, а ты ребусами голову забиваешь. Мне бы твои годы! – Игорь шуткой подвёл черту под разговором и пошёл умываться в ванную.

Полчаса погодя зал был наполнен плотным ароматом свежесваренного кофе. На журнальном столике, на котором мы с Борисычем вчера играли в шахматы, стояли две чашки: во второй был налит коньяк. Игорь поочерёдно отпивал из обеих. Я немного по-другому представлял себе процесс употребления кофе с благородным напитком, что и не преминул отметить ему.

– Это французский вариант, – объяснял сосед. – Кофе и коньяк пьются отдельно. И желательно в правильной последовательности, когда первое запивается вторым. Не возбраняется и нарушать её, – заключил он, сделав добрый глоток коньяка, после чего – кофе.

– Аристократ, однако. Только это уже на славянский вариант смахивает, – резюмировал я. – С утра выпил – день свободен. Правда, Игорь, ты мне сегодня трезвым больше бы пригодился.

– Тебе нравится, когда я брюзжу? Так что считай это успокоительным, особенно после твоего раннего нашествия. Тем более что мне станет после одной чашки коньяка?

– Твоя правда. Вот только стал бы я тебя в семь утра по пустякам будить? – задал я вопрос и сам на него ответил: – конечно нет. Но блин, так распирало меня от желания поскорее поделиться с тобой важной находкой, что готов был тебя и в шесть разбудить.

– Валяй! – Борисович равнодушно махнул рукой, делая очередной глоток из дымящейся чашки. – Рассказывай про очередную химеру.

– Смеётся тот, кто смеётся последний, как говорила одна моя учительница в школе. И не химера вовсе, а ключ. И да, не от твоего барного шкафа.

– Ключ? Ну-ну, – саркастически хмыкнул Игорь. – Гаечный? Или музыкальный?

– Фикальный! – в рифму выпалил я. – Борисович, хватит прикалываться, я же серьёзно.

– Не сомневаюсь, что серьёзно… серьёзно заблуждаешься. Люди религиозные ведь тоже искренне и серьёзно верят в Бога, и тоже серьёзно заблуждаются. Но это не их и не твоя вина. Вера куда лучше безверия, – хмуро произнёс Борисович, а затем, немного подумав, добавил: —ладно, извини. Давай уже рассказывай.

Я понимал природу этих слов, знал, что заставило человека разувериться в «жестоком Боге», который «отбирает дорогих и любимых и заставляет мучиться, несправедливо страдать несчастных людей». После смерти родных для Игоря виновником был только Бог. Потому что нужно же было кого-то винить, а Бога винить людям всегда было легче всего. Тогда Игорь это считал уместным, а со временем – просто удобным. Ведь «если бы Бог существовал, он не допускал бы тех страданий, что выпадают каждому». Против его логики у меня не было аргументов, да и нужны ли были они…

– Квадрат, который у нас вчера получился, читается магическим квадратом Франклина восьмого порядка. Это если вкратце.

– Ух ты! Магический значит? – Всё та же насмешка сквозила в словах Борисыча. – Может, волшебный?

– Магическим квадратом восьмого порядка, – я проигнорировал саркастический выпад соседа, – называется квадрат, содержащий в себе числа от одного до шестидесяти четырёх, у которого сумма чисел в каждой строке, каждом столбце и на обеих диагоналях одинакова. И снова же, это если вкратце.

Я поднялся с дивана и заходил по залу. Движение в подобных обстоятельствах всегда мне помогало бороться с подступавшим волнением, а также позволяло лучше формулировать мысли.

– Наизусть выучил? Продолжай. – Неспешно потягивая напиток то с одной, то с другой чашки, продолжал расслаблено сидеть Борисович.

– Называй это как хочешь: наивностью или ещё как-то, максимализмом каким-нибудь, – но человек такое существо, которому легче верить в лучшее, нежели наоборот и я не исключение. Не знаю, как это назвать… интуиция, наверное, но я полностью уверен, что моё, как ты говоришь, помешательство, полностью оправдано, – я взял паузу, – будет оправдано. В скором времени. Вчера, точнее, сегодня ночью я таки нашёл в рукописи Короткевича ключ. Сейчас покажу.

Я показал Игорю фотографию последней страницы.

– Вот, видишь белиберду в конце страницы, – продолжал я, – бесконечность с единицей впереди, серп и молот, «МИРУ – РИМ», плюсик не пойми что, не пойми куда. Всякая чепуха одним словом – так кажется на первый взгляд. По крайней мере, именно так я и думал. А теперь присмотрись внимательно к знаку бесконечности. Видишь буквы внутри кружочков?

– Бэ и-и-и …эФ. – Рассмотрел Игорь.

– И как ты думаешь, что это?

– Аббревиатура какая-то?

– Почти. Инициалы. Бенджами-и-и-н…

– Франклин что ли? – равнодушно выдавил Борисович.

– В точку! И тот, кто оставил ключ в рукописи, – сам Короткевич или ещё кто-то – сделал это с толком, в жанре лучших детективов. Какой-то знак бесконечности, поваленные буквы Б и Ф… мало ли что они могут означать. Для непросвещённого всё это выглядит китайской грамотой. Смысла ноль. Но если знать кем был Бенджамин Франклин…

– …американским президентом, масоном и ещё кем-то там, – всё тем же ленивым голосом отвечал сосед.

– А какой чести за особые заслуги перед отечеством удостаивались некоторые президенты США?

– Алесик, ты мне скажи, где я так опростоволосился, что ты вдруг стал считать меня недалёким имбецилом? – неожиданно ответил Игорь. – Если ты хотел услышать что-то наподобие того, что хорошие президенты помещены на американских рублях и на каких именно долярах изображён Франклин, ты бы прямо спросил. А так со стороны это выглядит, что ты тут такой интеллектуал, а я… пятьдесят долларов, если не ошибаюсь… хотя нет, сто… точно, сто баксов.

– Не ошибаешься, Игорь Борисович. И вообще ничего такого я не думал, просто хотел показать ход своих мыслей, которые и привели меня к ключу, – оправдывался я. – Так вот, сто долларов. Чисто сто. На что это похоже? Только не отвечай, это риторический вопрос, а то снова подумаешь, что я тут тебя… банальная математика: число сто состоит из единицы и двух нулей…

– Дальше можешь не продолжать, – перебил заметно оживившийся Борисович, словно он увидел что-то сокрытое прежде. – Сотня – это единица с бесконечностью… складно всё как-то получается. Интересно даже. Если так посмотреть… то как-то всё удачно сложилось для тебя да и существование шифра в рукописи теперь не кажется чем-то таким фантастическим. Алесик, сын мой, беру свои слова обратно, посрамил ты скептика старого, было рациональное зерно в твоей фантасмагории. Или это на меня коньяк так обезоруживающе действует, что я таким доверчивым стал. – Игорь взял чашку с коньяком, поднёс к лицу и, убедившись, что она пуста, поставил обратно. – Картина ясна и проста. Предельно проста. Теперь и на бесконечность смотришь как на два нуля и понимаешь почему единица впереди маячит… значит акцент делался на Франклине, а именно на том, что его изображение находится на сотенной купюре. Но всё равно пока у нас, то есть у тебя, нет ровным счётом ничего. Ключ? Ещё нужно убедиться, что это именно он.

– Он, стопудово он, – продолжал я, расхаживая по залу. – Всё указывает на магический квадрат Франклина восьмого порядка. По этой же причине в знаке бесконечности буквы «Б» и «Ф» лежат на боку. Поставь его на попа – вот тебе и восьмёрка с буквами в нормальном положении. «Б» и «Ф», заваленная восьмёрка с единицей спереди, что указывает на сотню, на сто баксов, – какие ещё нужны доказательства в пользу квадрата Франклина?

– Допустим. Что он из себя представляет?

– Я же тебе говорил уже. Это квадрат, содержащий в себе числа от одного до шестидесяти четырёх, у которого сумма чисел в каждой…

– …давай только без этой энциклопедической чухни. Своими словами объясни. Ну или покажи.

– Куда может быть проще?! – напрягся я. – Квадрат восемь на восемь, в котором записаны числа от одного до шестидесяти четырёх в таком порядке, что какую строчку или столбец ни возьмись просуммировать, ответ будет одним и тем же. Андерстенд, Борисович?

– Андестенд, андестенд. Ну допустим, что с квадратом этим разобрались, ну а как ты вышел на него?

– Методом исключения. Искал виды шифрования, набрал в поиске: шифр, квадрат восемь на восемь. Выбило несколько вариантов, ну а магический квадрат Франклина был в их числе. Другие шифры не подходили по условиям, а вот Франклина вроде как и подошёл, но уверенности не было никакой. Ну а затем я логически предположил существование ключа в конце рукописи, должен же был быть какой-то намёк. И на тебе – действительно, среди абракадабры отыскался этот самый ключ, который и привёл к квадрату Франклина. Более того, я почти уверен, что и прочая ахинея в конце рукописи нарисована там неспроста и тоже имеет скрытый смысл.

– Значит, грубо говоря, уже сейчас, при наличии этого квадрата, можно проверить твою гипотезу? – неуверенно спросил Игорь.

Я перестал мерить шагами зал и сел на диван.

– Запросто. Всё уже подготовлено, всё при себе, – утвердительно ответил я, похлопав по карману джинсов, где лежали два сложенных листка бумаги. – И искомый квадрат, и квадрат Франклина, и то, что ты поможешь мне заполнить. Хорошо?

Я достал листки из кармана.

– Алесик, если честно, занимаемся какой-то ерундой. Ей богу, несерьёзно всё это. Седина в бороду, а бес в ребро. Ну да ладно… что поделаешь, люблю я тебя, Алесь, как сына своего люблю, вот и ведусь на твои авантюры, – под действием благородного напитка растрогался Игорь. – Пойду за коньяком схожу, а то что-то как-то…

– Борисович, может попозже? Когда всё сделаем. – Я хорошо знал слабости соседа, поэтому постарался упредить его утренний разгул и протянул ему сложенный вчетверо лист.

– Ладно, давай, что там у тебя? – Игорь взял бумажку, развернул её. – Ага, размеченный квадрат. С пронумерованными ячейками значит. Это я такой старый, что сам не могу их сосчитать, – забрюзжал сосед.

– Борисович, я же для удобства их пронумеровал, чтобы тебе легче было. При чём здесь старость?!

– Ясно, и что мне с этим делать? – уже более спокойно спросил Игорь.

– Я буду тебе называть букву с порядковым номером, а ты будешь её записывать в нужную клетку.

Ночью я не терял времени даром. После нескольких часов дрёмы и беспокойного сна, после частых пробуждений и большого количества пересчитанных овечек, всё же решил сбросить с себя дремотную поволоку предрассветного утра и устроить порядок отягощавших мыслей, придав им осязаемую форму. Результатом стал симбиоз двух квадратов: Франклина и моего, заполненного буквами из рукописи. Он-то и был нарисован на втором листке, который я держал в руках.

Д ¹

г ¹⁶

е ¹⁷

а ⁴⁰

Г ²⁵

д ⁴⁸

б ⁴⁹

ў ⁶⁴

к ⁶²

д ⁵¹

я ⁴⁶

г ²⁷

л ³⁸

ь ¹⁹

а ¹⁴

і ³

с ⁶¹

ц ⁵²

б ⁴⁵

а ²⁸

ю ³⁷

н ²⁰

н ¹³

е ⁴

р ⁷

р ¹⁰

ж ²³

н ³⁴

а ³¹

к ⁴²

н ⁵⁵

л ⁵⁸

я ⁸

з ⁹

а ²⁴

л ³³

р ³²

е ⁴¹

о ⁵⁶

Н ⁵⁷

з ⁵⁹

с ⁵⁴

я ⁴³

б ³⁰

л ³⁵

р ²²

с ¹¹

к ⁶

ц ⁶⁰

ы ⁵³

ы ⁴⁴

л ²⁹

ж ³⁶

а ²¹

ў ¹²

ё ⁵

е ²

ы ¹⁵

ж ¹⁸

в ³⁹

ы ²⁶

а ⁴⁷

а ⁵⁰

н ⁶³

Уже под утро, после его заполнения, борясь с искушением тут же расшифровать криптограмму, я компенсировал свой сиюминутный порыв любопытства бессознательным страхом неудачи, который порой по жизни сковывал меня, и эта тандемократия чувств и позволила до поры до времени поставить на паузу разгадку шифровки. Дождался семи.

– Ну что, Борисович, готов? Понятно всё? Тогда поехали! – патетично выпалил я. – Первая клетка – «д» большая.

– Угу, – отозвался Игорь.

– Шестнадцатая – «г» маленькая.

– Гэ маленькая… записал.

– Семнадцатая – «е».

– Семнадцатая… е. Дальше.

– Сороковая – «а».

…

– Восьмая – «я».

– Дальше.

– Девятая – «з».

– Записал. Половина уже есть? – поинтересовался Борисович.

– Даже больше. Двадцать четвертая – «а» маленькая.

– Двадцать четыре…а. Записал.

– Тридцать третья – «л».

– Та-а-а-к, тридцать третья. Дальше.

– Ну что там, вырисовывается что-нибудь? – глядя на лежащий вверх тормашками, заполняемый Игорем лист бумаги, задал я бессмысленный вопрос. Как будто ожидал услышать нечто такое, что разительно бы отличалось от того, что видели мои глаза.

Д ¹

²

і ³

е ⁴

⁵

⁶

р ⁷

я ⁸

з ⁹

р ¹⁰

¹¹

¹²

н ¹³

а ¹⁴

¹⁵

г ¹⁶

е ¹⁷

¹⁸

ь ¹⁹

н ²⁰

²¹

²²

ж ²³

а ²⁴

Г ²⁵

²⁶

г ²⁷

а ²⁸

²⁹

³⁰

а ³¹

³²

л ³³

н ³⁴

³⁵

³⁶

ю ³⁷

л ³⁸

³⁹

а ⁴⁰

⁴¹

к ⁴²

⁴³

⁴⁴

б ⁴⁵

я ⁴⁶

⁴⁷

д ⁴⁸

б ⁴⁹

⁵⁰

д ⁵¹

ц ⁵²

⁵³

⁵⁴

н ⁵⁵

⁵⁶

⁵⁷

л ⁵⁸

⁵⁹

⁶⁰

с ⁶¹

к ⁶²

⁶³

ў ⁶⁴

– Да всё та же чухня. Я одного не пойму до сих пор, Алесик, а почему ты, прежде чем прийти ко мне рано утром, не заполнил его сам, а?

– Борисович, вот не поверишь, захотел с тобой разделить радость от разгадки шифра, – улыбнулся я.

– А если серьёзно? – Не повёлся сосед.

– А если серьёзно, то боязно было одному. Это как с виной или промахом – всегда такую участь легче с кем-то разделять. Хотя да, тупо конечно, учитывая, что если в очередной раз ничего не получится, у тебя появится ещё одна возможность надо мной посмеяться.

– И будь спокоен, посмеюсь, – заверил Игорь. – Балбес ты, Алесик… боязно тебе… а казаться смешным ты не боишься?

– Смотря для кого. Для тебя – нет. К твоему троллингу я привычный, а что до других… Борисович, а что если попробовать сейчас по порядку пойти. Что там у тебя в первой строке отсутствует? Двойка?

– Два, пять, шесть, – глядя в листок, ответил сосед. – Ну давай попробуем.

– Два… два… два… – шаря по своему листку глазами, искал я нужную клетку. – Нашёл, пиши – «е» маленькая.

– Дальше – пять.

– Пять… пять… пять… «ё».

– Шесть.

– Ше-э-э-сть… «к».

– Де-и-е-ё-кря, – прочёл первую строчку Игорь. – Лажа какая-то. К чёрту всё это, пойду лучше коньячку себе налью, в качестве моральной компенсации, так сказать. – Он хлопнул ладонями по бёдрам, снова посмотрел на нарисованный на листке бумаги квадрат и уже хотел было встать, как вдруг что-то заметил и замер. – Хотя нет, не лажа. Алесик, найди-ка мне, пожалуйста, сорок первую букву.

– Сейчас, – отозвался я. – Что-то заметил? Так-так-так, сорок первая… сорок первая…где же ты сорок первая… «е».

– Отлично! Так я и думал. Ну вот, что-то уже есть… – только и произнёс Борисович. – А пятьдесят седьмую?

– Та-а-а-к, пятьдеся-а-а-т… седьма-а-ая… «Н».

– А восемнадцатую?

– Борисович, что там у тебя? Не томи, – не выдержал я. – Восемнадцатая?.. «ж».

– А двадцать шестая значит «и»?

– …«ы», – найдя нужную букву, поправил я Игоря. – Ну что там?

– То, что я и думал, – необычайно спокойно промолвил Борисович. – Дело ясное. Ну что же, Алесик, я тебя поздравляю, упорство твоё и вера вознаграждены сполна… а ты знаешь кто такой Глеб Нержин?

– Кто?

– Вот это нам и предстоит узнать, – заключил мой сосед. – Ну что же, пошли дальше. Какая там пятидесятая буква?..

Глава 15

Д ¹

е ²

і ³

е ⁴

ё ⁵

к ⁶

р ⁷

я ⁸

з ⁹

р ¹⁰

с ¹¹

ў ¹²

н ¹³

а ¹⁴

ы ¹⁵

г ¹⁶

е ¹⁷

ж ¹⁸

ь ¹⁹

н ²⁰

а ²¹

р ²²

ж ²³

а ²⁴

Г ²⁵

ы ²⁶

г ²⁷

а ²⁸

л ²⁹

б ³⁰

а ³¹

р ³²

л ³³

н ³⁴

л ³⁵

ж ³⁶

ю ³⁷

л ³⁸

в ³⁹

а ⁴⁰

е ⁴¹

к ⁴²

я ⁴³

ы ⁴⁴

б ⁴⁵

я ⁴⁶

а ⁴⁷

д ⁴⁸

б ⁴⁹

а ⁵⁰

д ⁵¹

ц ⁵²

ы ⁵³

с ⁵⁴

н ⁵⁵

о ⁵⁶

Н ⁵⁷

л ⁵⁸

з ⁵⁹

ц ⁶⁰

с ⁶¹

к ⁶²

н ⁶³

ў ⁶⁴

– Дзе Глеб Нержын калісь глядзеў на жыццё на любы скарб ля скрыжавання гарадоў, – в третий раз прочёл криптограмму Игорь. Только к десяти утра к нему пришло осознание случившегося. – Да ну на… фиг! Не может такого быть! Алесик, это может, ты тут что нахимичил, а теперь разводишь меня?! Какие, на фиг, шифровки в наше время?!

Сложно было сказать шутил сосед или нет, но моё внешнее спокойствие (да и внутреннее тоже) и вправду легко могло поставить под сомнение правдивость возникшей ситуации. Не то чтобы я был меньше удивлён, чем Игорь, вовсе нет. Возможно, причиной этому была бессонная ночь, притупившая остроту эмоций, которая и сделала моё состояние немного заторможенным.

– Игорь Борисович, за кого ты меня принимаешь?! Мне что, заняться больше нечем было?!

– Да ладно уже! А кто же всё время ныл мне, что в этих буквах находится зашифрованное послание, а? Не верю! Не верю – и точка! – уходя на кухню, выпалил Игорь. Но уже меньше чем через минуту вернулся обратно с початой бутылкой коньяка, которую затем, не скрывая удовлетворения, торжественно водрузил на столик.

– Верю я, верю, – наливая благородный напиток в чашку, продолжал Борисович. – Что я тебе Станиславский, чтобы не верить?! Просто прочно засела вот здесь, в голове, эта вековая мерзлота, косность мышления, что ли, что мешает простой вере. Вот за это и надо выпить – за веру. Завидую я тебе. – Игорь вдруг оборвал себя, и создавшуюся молчаливую паузу он использовал на то, чтобы опрокинуть залпом всё содержимое чашки. – Не хватает нам всем, братец, её.

Мне нечего было сказать в ответ. Я смотрел на Игоря, на то, как он расклеивается, как болезненно морщится то ли от выпитого коньяка, то ли от полноты чувств, и проникался к нему искренней жалостью.

– Не обращай внимания, что-то потёк я маленько, – шморгая носом, продолжал Борисович. – Итак, кто такой этот Глеб Нержин – мы узнали.

Интернет знал только одного Глеба Нержина – главного героя романа Александра Солженицына «В круге первом». Ни я, ни Игорь не были поклонниками творчества русского писателя, что усложняло нам задачу.

– Роман был написан в тысяча девятьсот… кстати, тут несколько дат: пятьдесят пятый тире пятьдесят восьмой, затем шестьдесят четвёртый и наконец шестьдесят восьмой, – читал я информацию из Википедии. – Дата первой публикации за рубежом – тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год, а в Советском союзе – в девяностом.

– Значит… шестьдесят восьмой, – задумался Борисович. – Скорее всего, Солженицын был уже в эмиграции… хотя… я практически ничего о нём не знаю… да и «Архипелаг ГУЛАГ» с горем пополам прочёл только потому, что в моё время это модно было, все его тогда читали.

– Неплохо. А меня хватило страниц на двести, не больше… Хорошо, роман этот был опубликован заграницей в шестьдесят восьмом, – стал рассуждать я вслух. – Но в Союзе только на его исходе. Какова тогда вероятность, что Владимир Короткевич мог прочесть её?

– Напомни, в каком году он умер?

– Короткевич? В восемьдесят четвёртом, – ответил я.

– Ну тогда с вероятностью в сто процентов, – авторитетно заключил Игорь. – Всё зависело только от предпочтений самого Короткевича. Ты что-нибудь слышал про самиздат?

– Нет.

– Это когда в обход цензуры люди печатали и распространяли запрещённую литературу, – пояснил сосед. – Так что, скорее всего, «В круге первом» появился в нашей стране не позднее конца шестидесятых. Ну может, в начале семидесятых. Ребята, которые занимались самиздатом, как правило, были оперативными.

– Значит мог, – удовлетворённо согласился я. – Это я к тому, что автором криптограммы может являться сам Короткевич.

– Если только теоретически. С тем же успехом шифровку мог придумать любой, кто читал этот роман Солженицына, – прервался Игорь, но, немного подумав, подытожил: – Но, как мне кажется, кто придумал эту шифровку – не самое главное, важно понять – для чего.

– Ты имеешь в виду, что́ за ней скрывается?

– Именно. Что нас может ожидать в конце… ну, если мы дойдём до него.

– Не скажи, Борисович, – не согласился я. – Не зная автора, мы не поймём его мотива, не поймём того, что́ он спрятал в шифровке.

– А разве это так важно?! – гнул свою линию сосед. – Какая разница кто придумал эту криптограмму! К примеру, возьмём твоего Короткевича. Если бы ты точно знал, что вся эта катавасия его рук дело, что бы это тебе дало?

Я на мгновение задумался. А ведь действительно, что бы дало? Даже ночью, когда я размышлял о чём-то таком, ничего стоящего не приходило на ум. Короткевич? А кто, если не он? Это было в его духе, но какую такую игру он мог затеять с будущими поколениями? Дельных мыслей не возникало, а те, что появлялись стихийно, были не первой свежести.

– Ну-у-у… наприме-е-р, – начал я и осёкся. – Ну не знаю, допустим, какое-нибудь смешное и забавное послание будущим потомкам. Что-то типа капсулы времени, тогда же это модно было, да?

– Капсулы времени? – передразнил меня Игорь. – Скудная фантазия, однако. Ничего умнее не придумал? Но кое-что ты всё же верно заметил.

– Что именно? – оживился я.

– Не сейчас, а немного раньше. Я про то, что ты говорил в отношении ключа. Ну то есть, в отношении всей той белиберды, которая изображена на последней странице рукописи. Алесик, доставай свой телефон, давай ещё разок взглянем на твои фотокарточки.

Я охотно согласился.

– Что мы видим, – рассматривая увеличенный фрагмент фотографии, вслух рассуждал Борисович. – С единицей и бесконечностью ты уже разобрался, хорошо. Так, серп и молот ещё есть и… «миру – Рим». И всё? Не густо, – огорчённо выдохнул сосед. – Какие соображения?

– Да никаких, – признался я. – Борисович, ты же больше в теме должен быть, по твоей части как бы. Я-то в этой стране не жил…

– Ну да, ну да, – задумчиво пробормотал Игорь. – По моей части… ну что же, значит подсказка содержится в серпе и молоте, ну или в… а вот ещё плюсик какой-то есть, под серпом самым.

– Под серпом? – повторил я в виде вопроса. Услышанное показалось мне чем-то знакомым и… приятным, родным.

– Ну да, – утвердительно кивнул Борисович. – Сам глянь.

– Под серпом, – словно пробуя на вкус слова, снова произнёс я. До сознания с быстротой молнии доходил простой и ясный ответ. – Под серпом… под серпом твоим. Что-то не припомню я плюсика… Борисович, дай-ка посмотрю.

Игорь протянул мне телефон.

– Борисович, так это же не плюсик! – возбуждённо взорвался я после того, как посмотрел на фото и убедился в правдивости своих домыслов. – Ну то есть, это плюсик, но в данном случае у него другой смысл!

– Какой? – растерянно глядя на меня, спросил сосед.

– Крестик, могила! – Охваченный очередной волной азарта заёрзал я на диване. – Я знаю, что мы ищем! И да, я снова оказался прав!

– Ну не томи, – не выдержав, смущённо выпалил Игорь. – Стой! Пока ни слова. Давай-ка спустимся на улицу – курить хочу, аж зубы сводит. Там и расскажешь.