Груша цвела последний год

Глава 12

– Пожалуй, начну с конца, – чертя на бумаге некое подобие квадрата и деля его горизонтальными и вертикальными линиями на шестьдесят четыре части, начал я свой рассказ. – У Короткевича есть одна необычная философская сказка-повесть, – выждав театральную паузу, произнёс название произведения: – Ладья Отчаяния…

– … ещё советский мультфильм такой был… на редкость непонятный и мрачноватый, – прервал меня Игорь.

– Если честно, не в курсе. Нужно будет глянуть на Ютубе. Но повесть… превосходная штука. Начиная с главного персонажа и заканчивая счастливым финалом. Гервасий Выливаха… я даже имя героя запомнил, но это благодаря поездке в Рогачёв – в прошлом году на футбол туда гонял. Понятное дело, перед путешествием хорошо тогда подготовился, чтобы эрудицией в статье блеснуть. Написал в ней и про Выливаху, мол, когда-то давным-давно жил в Рогачёве обнищавший дворянин, известный в округе пройдоха, пьяница и бабник. Написал и про самого Короткевича, для которого город совсем не чужой был и который он второй родиной считал. Недаром, в самом центре, на торце пятиэтажки мурал Короткевича изображён, ну и одна из улиц в городе носит его…

– … ближе к сути, – снова прервал меня Борисыч.

– По сюжету повести Выливаха этот настолько неисправимый и безнадёжный был, что в самом расцвете сил за ним, когда ещё жить да жить и упиваться ею, к нему пришла Смерть. В общем, забрала она его в своё подземное царство. Там Смерть предложила Выливахе сыграть в шахматы. Он согласился – и проиграл. Она предложила сыграть ещё одну…

– … а разве они не в кости играли? – усомнился Игорь.

– Нет конечно! В шахматы.

– Если не ошибаюсь, в мультфильме были кости. А может, и ошибаюсь.

– В шахматы они играли, это точно. По крайней мере, в оригинале книги. Так вот, предложила Смерть Выливахе сыграть ещё одну партию. Выливаха снова согласился, поначалу проигрывал, но потом… но потом он неожиданным образом обманул саму Смерть, незаметно подставив её ладью под удар. И только потом Выливаха осознал для себя одну простую истину: чтобы обыграть Смерть, нужно плевать на вековые правила и законы, нужно поступать нестандартно. Рабі нечаканае, рабі як не робіць ніхто – і тады пераможаш, или что-то в этом духе. И только когда он это осознал, тогда и победил. Как-то вот так. Рабі нечаканае. Вот я и раблю. Ну а теперь сначала.

Полное непонимание отразилось на лице Борисыча. Реакция не заставила себя долго ждать:

– Ты что, еврей что ли, начинать с конца?! С него и нужно было начинать, а то вообще ни хрена не понятно. Что-то сидит здесь про смерть задвигает, какую-то ерунду на бумаге чертит. Алесик, ты точно сегодня не пил?.. ладно-ладно, шучу, а то ещё обидишься, домой уйдёшь, и мне тогда со смертью в шахматы играй, – подшутил надо мной Игорь.

Несмотря на непростую жизнь, Игорь обладал отличным чувством юмора, чем ещё больше притягивал к себе окружающих. Да я и сам был не промах, – любил и посмеяться, и пошутить – так что обижаться на него было бы смертным грехом.

– Борисович, ну ты и юморист! – поддел я соседа. – В общем, недели три назад ездил я в Оршу. Ну ты помнишь, я ещё с той поездки три бутылки вина тебе привёз: академическое, брусничное и ещё какое-то, не помню уже…

– А ты думаешь, я помню?! Особенно после трёх-то выпитых, – в очередной раз пошутил Игорь. – Арония, третья бутылка вина с аронией была. Кстати, неплохая такая, но академическое мне больше всего понравилось… Давай, продолжай.

– Зашёл я, значит, как обычно в музей Короткевича, чтобы книгу какую-нибудь стоящую взять почитать, ну я тебе рассказывал, что у них там большая точка буккросинга находится, от выбора реально глаза разбегаются. В общем, зашёл я туда, обменял книгу, а мне одна молоденькая экскурсоводша, симпатичная такая, в придачу, ещё и экскурсию бесплатную провела. Много че…

– … ты смотри осторожнее с симпатичными и молоденькими, как бы снова не пришлось тебя…

– Борисович, не беспокойся, всё под контролем.

– Мне-то что беспокоиться? Главное, чтобы у тебя потом беспокойств не было.

– Не будет, отвечаю. Стар я уже для таких вещей, – улыбнувшись, смущённо опустил я взгляд на листок бумаги, где уже была начерчено что-то похожее на шахматную доску. – Так вот, много чего интересного я тогда от неё узнал, говорю же, девушка хорошая попалась, умная, по крайней мере, о Короткевиче знала всё.

– Так это же её работа, она должна всё знать, – перебил меня Игорь.

– Что есть, то есть. Вот только в отношении себя и своей работы я бы так не сказал. Тут уж от человека зависит, от его желания, а не от того, что он должен или что обязан. А девушка реально знала всё, о чём бы я ни спросил, и это при том, что она молодой специалист. Здесь уже немного больше, чем просто работа. Ну да ладно, не суть, – невольно стал я на защиту Алеси.

– Видимо, очень красивая девушка, раз ты её защищаешь, – лукаво подмигнул мне Борисович и, немного промолчав, продолжил. – Да… сейчас совсем другое время. В моей молодости такого не было да и быть не могло, чтобы, как ты сказал, молодой специалист чего-то не знал… от стыда бы скорее сгорел. А сейчас – что?.. диплом… одно название…

– Что-то мы от темы отклонились. Ты, главное, слушай и не перебивай меня. Так вот, про экскурсию. Хоть в музее я и частый гость, ну а так чтобы по-настоящему посетить его, заплатить за входной билет и осмотреть залы…ну раза три, наверное, был за всё время. В общем, как-то так получилось, что экскурсоводша эта – её, кстати, Алесей зовут – поводила меня по залам, рассказывая о том о сём. Походил я, послушал, посмотрел… и вроде, ничего нового, ничего необычного, всё уже видел когда-то, но один, скажем так, экспонат бросился в глаза. – Я сделал небольшую паузу. – Оригинал рукописи последней, неоконченной повести Короткевича. Что-то в ней было такое, что… не знаю, как тебе сказать, может быть, кто-то и прошёл бы мимо и ничего такого не заметил, а я… не то чтобы я сразу заметил, но интуиция мне подсказала на всякий пожарный сфотографировать рукопись. А потом уже, на следующий…

– … подожди! А можно ещё раз и по-русски. А то сути никак не уловлю. Хотя стоп… сфотографировал, говоришь?

– Согласен, лучше один раз увидеть, – ответил я, доставая из кармана штанов телефон.

– Всё у тебя вверх тормашками. А нельзя было фотографии с самого начала показать, а то мямлишь здесь, несёшь что-то, чего без ста граммов не разобрать. Да, кстати, выпьем по рюмашечке? Шучу-шучу. Алесик, не обижайся, но рассказчик с тебя… знаешь какой.

Игорь Борисович взглянул на фотографии.

– Ну и что здесь такого необычного? – скептически ответил сосед.

– Вот на эту фотографию внимательно посмотри, здесь лучше видно. Вот, видишь, в некоторых словах буквы как бы выделены. Такое чувство, что нарочно…

Борисыч пристально рассмотрел снимок страницы машинописи и, немного подумав, ответил:

– Обычный творческий процесс, как по мне. Ну не знаю… хорошо, представь, что писатель набрал на машинке рукопись, затем перечитывает её. Какие-то моменты ему не нравятся, он думает как устранить неровности и шероховатости, или, например, ломает голову над новой мыслью. Ну а пока он размышляет об этом, подсознательно обводит ручкой те или иные буквы. Я лично так это вижу. Более того, я точно так же делал, когда раньше что-то важное писал. Рисовал на полях разные квадратики, потом из них параллелепипеды делал, диагонали проводил и всё такое. Мог ещё некоторые заглавные буквы по несколько раз обводить. Так что ничего криминального в этих снимках нет.

– Я тоже так поначалу думал, но, блин… это же Короткевич! От того, кто написал «Чёрный замок Ольшанский» можно ожидать всё, что угодно. Эта мысль и подтолкнула меня на то, чтобы выписать все эти… странные буквы.

– Ну и…?

– Да в том-то и дело, что ничего путного не получилось. Какой-то хаотичный набор букв вышел. Но есть одно «но», – заинтриговано ответил я.

– Какое?

– Букв оказалось шестьдесят четыре штуки. Ровно столько…

– … сколько клеток на шахматном доске, – Игорь закончил за меня фразу. – Ну и что с того? Простое совпадение. Алесик, слишком рано ты мнительным стал. Это тебе не сюжет приключенческого фильма или какой-нибудь детективной книги… это наша невымышленная, банальная и до жути скучная жизнь…

– Борисович, ну а откуда тогда столько удивительных совпадений? И как-то всё подозрительно крутится вокруг Короткевича. Такое чувство, что он сам даёт подсказки… через своё творчество, что ли… ну не знаю, взять хотя тот же замок Ольшанский, там же главный герой как раз таки в книге, – подчеркнул я последнее слово, – нашёл зашифрованное послание.

Борисович сдался.

– Я книгу не читал, только фильм смотрел… ладно, понимаю, что бред, но для очистки совести давай попробуем во всём этом разобраться. Всё равно уже практически протрезвел, а голову свою нужно занять чем-то таким интеллектуальным… и всё из-за тебя! – изобразив обиду, беззлобно выпалил мой сосед. – Только говорить буду я, а ты будешь поправлять меня и дополнять рассказ новыми подробностями. И ещё, – Игорь посмотрел на лежавший на столике результат моего корявого черчения, на который он то и дело бросал косые взгляды. – Понимаю к чему ты клонишь, недаром так любил читать детективы, поэтому когда всё это окажется большим пшиком, ты должен мне будешь три партии в шахматы. Как минимум. Ну и «Финляндию», разумеется. Идёт?

Я согласно кивнул.

– Итак, как я тебя понял, несколько недель назад в музее Короткевича ты увидел рукопись повести писателя, которая показалась тебе странной…

– …последней неоконченной повести, – поправил я Игоря.

– Хорошо, неоконченной. И странными в ней тебе показались некоторые буквы, которые бы…

– … да, кстати, эта рукопись была передана в музей родными Мальдиса, одного из лучших друзей Короткевича, после того, как тот умер.

– Хорошо, и что нам это даёт? – с оттенком скепсиса спросил Борисович.

– Ну хотя бы то, что всё это время считалось, что её оригинал находится в государственном архиве литературы. И передал эту рукопись туда никто иной как Мальдис.

– Это уже интересно. А как она оказалась у этого…как его?

– Мальдиса? А кто его знает?! Кстати, чуть не забыл, действие повести как раз происходит в Островецком районе, где и родился Мальдис.

– Хорошо, – растягивая последнее «о», задумчиво произнёс Игорь. – Поехали дальше. Ты принял те выделенные буквы за шифрованное послание, говоря проще, за криптограмму.

– … и снова же повторюсь, не с головы я это взял, на такие мысли меня, скажем так, натолкнуло творчество Короткевича. Было такое чувство, словно он сам дал мне подсказку, что делать с этими буквами.

– Допустим, – продолжил Борисович. – Итак, ты предположил, что в его последней рукописи содержится криптограмма и выписал все помеченные буквы. Ты их сосчитал и получилось шестьдесят четыре…

– … ровно столько, сколько клеток…

– … да ты можешь меня не перебивать, я же тебя просил! – не выдержал Игорь. – Букв оказалось шестьдесят четыре, столько, сколько клеток на шахматной доске.

– Можно я дополню? – Я наигранно, словно школьник на уроке, поднял вверх руку.

– Ну-у-у.

– Говоря по правде, я же сначала не придал значения, ну сколько там букв у меня в итоге получилось, тридцать, сорок или пятьдесят, потому что тогда это не имело никакого значения. Куда важнее было то, что́ получилось… а результат, точнее, его отсутствие сразу вернуло меня в реальность. Какой-то беспорядочный набор букв, не более.

– Это понятно. И вот мы плавно подошли к заключительной части. Исходя из твоего, – Борисович, глядя на мой нарисованный, словно тюремное окно, квадрат, в поисках подходящего слова сделал небольшую паузу, – творчества, ну и, собственно, творчества великого Владимира… как там отчество Короткевича?

– Семёнович.

– Значит, исходя из твоего творчества и творчества великого Владимира Семёновича Короткевича, – «Ладью Отчаяния» со смертью и Вылибляхой имею в виду, – я заключаю, что ты хочешь те буквы вписать в свою, так сказать, шахматную доску. Верно?

– Борисович, тебя точно Игорем зовут? Как по мне, вылитый Шерлок Холмс, – подколол я соседа. – Всё верно. Ну так что, поможешь?

Сосед задумался.

– Повышаю ставки. Пять партий и две бутылки «Финляндии», – резко, с напором ответил Игорь.

Я согласился, ясно понимая, что второе условие выполню, в лучшем случае, наполовину. Хватит и одного «пузыря». Отечественного производителя.

Глава 13

Час с небольшим спустя всё было завершено. Мы с Борисычем смотрели на результат совместных усилий, и нас разделяла гигантская пропасть полярных эмоций. Игорь оказался прав и поэтому ликовал. Я же не знал предела огорчения. Заполненный буквами квадрат вопреки моим ожиданиям являлся не чем иным, как саркастической насмешкой, олицетворением беспочвенности воспалённых фантазий, навеянных влиянием отечественной беллетристики. Неровные строки и столбцы холодных «літар» смотрели на меня с ледяным равнодушием. Ни единого намёка на зашифрованное слово. Ни по вертикали, ни по горизонтали, ни по диагонали, ни ломанной змейкой.

Д

г

е

а

Г

д

б

ў

к

д

я

г

л

ь

а

і

с

ц

б

а

ю

н

н

е

р

р

ж

н

а

к

н

л

я

з

а

л

р

е

о

Н

з

с

я

б

л

р

с

к

ц

ы

ы

л

ж

а

ў

ё

е

ы

ж

в

ы

а

а

н

– Алесик, братка, что не весел? Что головушку повесил? Ну а ты как думал? Я же тебе говорил, что жизнь – не детективный роман… и не кино наподобие «Сокровищ нации», – иронизируя, пытался утешить меня Игорь. – Жизнь наша скучна как работы Фёдора Михайловича Достоевского, а тебе всё Дэна Брауна подавай. Хотя признаться, зацепил ты меня, заразил этой своей верой в существование тайн и правдоподобных загадок.

Мне нечего было ответить – Борисович оказался на сто процентов прав.

– Я ведь и сам люблю детективы, – глядя мимо меня на винтажный книжный шкаф, заставленный сплошь книгами Артура Конан Дойла, Агаты Кристи, Джеймса Чейза, Бориса Акунина, Дэна Брауна, Ю Несбё и других писателей детективного жанра, продолжал мой сосед: – Ты и сам это хорошо знаешь. Но несмотря на наше фиаско, это не освобождает тебя от двух литров «Финляндии». Так и быть, литр скощу, что я, не человек, что ли? А если серьёзно, то парочку партий в шахматы всё же придётся сыграть.

– Придётся, – вздохнул я.

Игорь поставил шахматную доску на столик, который было освободил для наших неудачных изысканий. Расставляя фигуры по игровому полю, он с явным оживлением рассуждал:

– Не хочу тебя лишний раз обнадёживать, но даже если бы этот, скажем так, квадрат являлся криптограммой, то к нему непременно должен был быть ключ.

Крайнее удивление отразилось на моём лице.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Алесик, ты меня удивляешь! Это как дважды два четыре. Криптограмма – это своего рода замок, для которого должен быть свой особый ключ.

– Что за ключ? Слово какое-то.

– Ну что-то в этом роде. Как правило, это какой-нибудь алгоритм или схема, которые бы привели к правильной расстановке букв. Кстати, алгоритм, который мы… то есть ты только что пытался применить к своей шифровке, тоже имеет название, точнее, не алгоритм сам, а техника шифровки. Кстати, похожую криптограмму я уже встречал в одной из этих книг. – Игорь кивком головы указал на шкаф за моей спиной. – Но уже позабыл и название шифровки, и в каком детективе она фигурировала. А ключом как раз является количество столбцов. В нашем случае вообще всё вышло замечательно, что и подкупило меня. Ключом оказался квадратный корень из шестидесяти четырёх, то есть восемь.

– Суть понятна, но как понять к какому шрифту какой ключ применить?

– Ну только если методом переборки всех известных шифров. Допустим, возьмём шахматы. Ты не знаешь правильной расстановки фигур в шахматах, а кто-то взял и расставил их в хаотичном порядке. Например, – Игорь взял в руки белого коня и поместил его на клетку c1, забрав при этом «офицера», – лошадку нашу поставили вместо слона. Ну, или там, ферзя – вместо ладьи, и так далее. И как ты после этого выкрутишься? Так вот, ключ – это… сам уже запутался. Скажем так, ключ – это… это…

– Борисович, я всё понял, не надо мне тут как маленькому разжёвывать. Только в данном случае, как я понял, ключом является как раз таки правильная расстановка фигур, так как шифровка связана с шахматами.

– Я это и хотел сказать, – попытался оправдаться Игорь.

– Игорь Борисович, если честно, ну такой себе пример. Он отлично бы подошёл, если бы, скажем, на фигурах, которые располагались на поле в хаотичном порядке, были наклеены буквы. Тогда зашифрованную фразу можно было бы разгадать только в случае правильной расстановки фигур.

– Молоток! Моментально схватываешь. Но главное, что ты понял саму суть, – расщедрился на похвалу сосед и после небольшой паузы продолжил. – Впрочем, шахматы никто не отменял. Ещё успеем сыграть парочку партий. Давай, подключайся.

Я расставил свои фигуры.

Сон бежал прочь. Погасшие фонари на Уборевича ознаменовали наступление нового дня. Я взял одиннадцатый Редми, который лежал на подлокотнике дивана и уже в который раз убедился в пунктуальности Мингорсвета – неоновые часы на дисплее телефона высвечивали четыре нуля.

Суббота. День, когда можно дать себе слабину, когда можно сорваться на футбол в какой-нибудь провинциальный городишко, чтобы ко всему прочему насладиться ещё и неспешным бегом жизни, спокойствием и умиротворяющей тишиной. С футбольным туризмом я не завязал, а вот писать о любимой игре – да. Был у моего хобби логический конец, который никак не коррелировал с личными обстоятельствами. Посвящать во все подробности нет особой охоты, как и не было охоты продолжать дальше освещать отечественный футбол под угрозой ущемления собственной свободы. Было ли тяжело расстаться с увлечением? Нисколько. Отпустил без сожалений.

Но не предстоящая поездка беспокоила меня и донимала голову назойливыми мыслями, сменявшимися одна за другой, подобно калейдоскопической смене оживших фотоснимков. Вовсе не думы о будущем отгоняли сон, а самое свежее прошлое. События прошедшего вечера, прочно овладевшие сознанием, получили своё продолжение и с наступлением нового дня. В голове уже успел сформироваться стойкий нарратив. Короткевич. Криптограмма. Ключ. Короткевич. Криптограмма. Ключ. Три темы. Три столпа, на которых стояла моя бессонница. Три слова, объединённые не только общей заглавной буквой.

Несмотря на очередное фиаско, я был внутренне уверен, что в конечном счёте меня постигнет успех. Сложно описать словами то чувство, которому было подчинено моё сознание. Это как… это как, стоя на платформе вокзала в ожидании поезда, быть уверенным в его скором приходе; и пусть он ещё не выехал из-за поворота и не показался на закруглении железнодорожных путей, но уже отчётливо слышны его приближающиеся сигнальные гудки. Что-то подобное испытывал и я. Уверенность. Полную уверенность в том, что в квадрате восемь на восемь, забитым немыми буквами, зашифровано некое послание. Вот что было моим внутренним локомотивом, который, набирая обороты, тянул меня дальше. Вперёд. Ведь я уже неоднократно, и главное, отчётливо услышал характерные «сигналы». Осталось только правильно идентифицировать их. Но как? Как?..

Мысли, словно нескончаемые волны прибоя, переливаясь, всё снова и снова ударялись о непреодолимые скалы загадок и тайн. Бежали по заколдованному кругу, каждый раз возвращались к началу.

Быў. Ёсць. Буду… Главный стих Короткевича, выдающегося писателя, который в первую очередь состоялся как поэт. Три слова, точно тайное послание, которое нужно читать между строк. Быў. Ёсць. Буду. Да, Короткевич был прав: его читали, читают и будут читать. А ещё: помнили, помнят и будут помнить. Но только ли это классик вкладывал в смысл стиха? А что если «буду» понимать буквально? Конечно, не сам он должен был в будущем быть, а то, что отражало бы его сущность, было бы ярким образчиком его сокровенных мыслей. Творчество. Что-то новое, как это ни парадоксально, рождённое уже после физической смерти писателя. Что-то сокрытое от всех, терпеливо ждущее назначенного часа…

Но где же искать?.. В «шахматном» квадрате. Потому что он на безальтернативной основе являлся той отправной точкой, той печкой, от которой нужно было плясать. Сколько потребуется.

Что там говорил Борисыч? Для каждой криптограммы должен быть свой ключ. Но прежде чем найти второе, стоит узнать про первое. Что это такое и с чем его едят. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что существует множество разновидностей шифровок. Что я знаю про свою? Сначала у меня был набор символов, состоящий из шестидесяти четырёх букв. Затем я его преобразовал в квадрат, но из этой затеи ничего путного не вышло. Наверное, снова придётся начинать сначала, вернее, с самого начала – с основ шифрования. С теории. На данном этапе практики и так было предостаточно.

Я в темноте нащупал телефон, который почему-то оказался на гладильной доске, используемой мной исключительно в качестве прикроватной тумбочки, которая стояла впритык к подлокотнику. Взглянул на часы – далеко за полночь. Вряд ли в таком водовороте мыслей удастся быстро уснуть, подумал я и, подчиняемый неутомимому желанию во всём разобраться, зашёл в поисковик и набрал запрос: «виды криптограмм». Первый же результат – «какие есть виды шифров?» – отправлял на страницу Википедии: «Категория: Шифры». То что нужно.

Шифры в статье располагались в алфавитном порядке, но мне это не давало никакого преимущества. Ничего удивительного, заведомо поиски мои ничем не отличались от поиска чёрной кошки в тёмной комнате. Разве что я знал, что она там была. Я пробежал глазами по названиям шифровок и оценил их примерное количество – в районе шестидесяти. Если перебирать все шифры от «А» до «Ш», не хватило бы не то что ночи, но даже и наступивших суток. Необходимо было сузить границы поиска. Либо конкретизировать запрос.

Я снова вернулся мыслями к своему квадрату. Что вообще можно было сказать о нём? Это правильная геометрическая фигура, которая имеет лишь один параметр – длину стороны. В моём же случае был квадрат, чья сторона измерялась количеством букв или клеток. Восемь. А что если так и ввести в поисковик? Без лишних колебаний я набрал «шифровка квадрат 8×8». Львиная доля результатов касалась «квадрата Полибия». Было бы наивно полагать, что первый попавшийся, пусть и самый популярный результат, окажется тем заветным шифром, с помощью которого я смогу разгадать свою криптограмму. Поэтому пришлось немало покопаться в куче выданной поисковой системой информации, чтобы отыскать там что-то путное и выудить из неё ещё парочку подходящих шифровок: «решётку Кардано» и «магический квадрат».

Квадрат Полибия.

Решётка Кардано.

Магический квадрат.

Три варианта. Всяко лучше, чем шестьдесят, решил я и первым делом зашёл на страницу Википедии, посвящённую квадрату Полибия. Не то чтобы меня постигло разочарование, после того, как после быстрого ознакомления стало понятно, что самый распространённый результат моего запроса банально не подходил по параметрам, – у квадрата Полибия размер был пять на пять – но какая-то толика скепсиса передалась и на два других шифра. И не без оснований.

Решётка Кардано также пролетела как фанера над Парижем, так как для неё предполагалось наличие трафарета. И чтобы прочитать зашифрованное сообщение, необходимо было бы этот самый трафарет четырежды наложить на искомый квадрат, каждый раз поворачивая его на девяносто градусов, и прочитать буквы, которые находились бы в вырезанных ячейках. Такой шифр априори отметался по причине замудрённого ключа-решётки, если бы только сам автор в конце рукописи не изобразил бы его каким-нибудь хитрым, завуалированным способом.

Магический квадрат был последней надеждой. Через добрый час глубокого исследования шифра последняя надежда перестала быть таковой – поднялась на ступеньку выше и стала предпоследней. Оказалось, что существуют как минимум два варианта магического квадрата восьмого порядка, – именно так назывался квадрат размером восемь на восемь – которые и дарили мне дополнительный шанс: «печать Меркурия» и квадрат Франклина. Воспользоваться им я предпочёл уже после добротного сна. Не зря же говорится, что утро вечера мудренее, заключил я и, заблокировав экран телефона и положив его на доску, взбил подушку, улёгся на диван поудобнее и закрыл глаза.

Напрасно тщился я быстро уснуть. Брожение мыслей продолжалось уже против воли их обладателя. Мне бы в идеале хотелось обладать чем-то более ценным или практичным, нежели выжимкой прошедшего дня, будоражившей уставшую голову размером с чупа-чупс, но никто в последнее время не считался с моими желаниями. Где-то под черепной коробкой звучал всё тот же мотив что, что и двумя часами ранее. Наша песня хороша, начинай сначала. Мысли, подобно шашелям, точили сознание, откладывая яички будущего вредоносного потомства. Их тематика оставалась прежней. Криптограмма. Безумно хотелось во что бы то ни стало отыскать ключ.

Действительно, шутки шутками, но было бы здорово, если бы ключ содержался в конце рукописи, как в книгах или фильмах каких. Ну или хотя бы какой-нибудь намёк на него. Пусть даже не самый очевидный. Впрочем, какая-то бессмыслица на последней странице была. Кажется, серп и молот. И ещё какая-то фраза под стать советской символике. Миру – мир вроде бы. Что-то ещё было, что первой строкой шло. Знак? Символ? Вспомнил – математический символ бесконечности с буквами внутри окружностей. Ещё вроде бы единица впереди стояла. Бесконечность… Бесконечность… Одна бесконечность? Или один в бесконечности? И что мне это даёт? Нет, всё не то. Всё не то… Бесконечность… А что, если не бесконечность? Тогда – что? Два нуля? Сто, получается?! Сто… Сто… И ещё какие-то буквы внутри. Какие? И какой в них смысл? Глянуть сейчас что ли? Лучше завтра посмотрю, подождёт.

Самообладания хватило лишь на несколько секунд. Уже через минуту прищуренными, налитыми свинцом глазами я взирал на фотографию последней страницы рукописи и, мобилизуя остатки сил, пытался думать над значениями двух букв: «Б» и «Ф». В голове всплывала только одна ассоциация – белорусский футбол. Но Короткевич, скорее всего, не любил футбол, как и не любил его главный герой «Чёрного замка Ольшанского». Да и как связан отечественный футбол с бесконечностью? (Белорусский футбол будет существовать вечно?) Или даже с сотней? Сто лет ему исполнилось лишь лет десять назад, двадцать с лишним лет после смерти писателя… БФ… БФ… Белорусский фронт?! Вряд ли. Короткевич не шибко увлекался военной тематикой, по крайней мере, в его творчестве разве что можно вспомнить «Листья каштанов» да пьесу «Млын на Сініх Вірах». Но и снова же, никак не улавливается связь с бесконечностью. Какое-то бессмысленное хождение по кругу. Бесконечность. Сотня. БФ. Квадрат восьмого порядка. Печать Меркурия. Квадрат Франклина… Франклина… Франклина!

Шальная мысль молнией осветила сознание, ударила в самое сердце, испепелив подступившими эмоциями последние остатки сонливости. Лишь один запрос отделял меня от разгадки ключа: «купюра сто долларов». Через несколько секунд после ввода этих слов, все чаяния полностью оправдались. Я оказался на сто процентов прав.