– Что случилось? – Не выдержав, я осмелилась спросить. Сама сильно удивилась своему поступку. Голос звучал твердо, без привычной ему неуверенности.
На момент в кухне повисла тишина. Все как по команде перестали есть. Папа с мамой переглянулись между собой, будто мысленно решали, кому дать право говорить. Конечно, начал папа.
– Мы разводимся.
– Что это значит? – Я прекрасно слышала, что сказал папа, но отказывалась пониматься смысл сказанного. Ведь этого не может быть.
– Мы будем жить отдельно. Вы с мамой, я пока поживу в летнем домике нашего сада. До морозов точно.
– А дальше? – Нет, сейчас меня меньше всего интересует, что будет дальше. Меня интересует, что будет со мной сейчас, когда рядом не станет папы.
– А дальше увидим, будем разменивать квартиру. Это займет какое-то время.
– А как же мы?
– Мы остаемся вашими родителями. Это главное. Остальное не должно вас беспокоить.
– Но тебя не будет рядом.
– Буду, но не так часто, как вы привыкли.
Мама по-прежнему хранила молчание. Я знала, что этот день когда-нибудь наступит. Много раз представляла его мысленно и сильно боялась пережить его наяву. И вот он случился в тот момент, когда я меньше всего к этому была готова.
– Почему нас никто не спросил? Разве только вам решать, как нам всем жить, ведь кроме вас есть еще и я с сестрой.
Слезы мешают говорить. Они текут по моим щекам, скатываются по шее. Выбегаю из кухни. Нечем дышать, делаю один вдох, другой, но ком в груди не оставил места для воздуха. Ложусь на кровать, накрываюсь подушкой. Это первый раз, когда мне все равно, что они подумают. Мне больно.
Через минут десять в комнату приходит папа. Садится на край кровати, гладит меня по спине.
– Аленочка, это не только для нас, это и для вас. Понимаешь? Мы давно не слышим друг друга. У нас перестало получаться. Так будет лучше для всех, жить без криков, пусть и порознь, гораздо лучше.
– Я не хочу тебя терять…
– Глупенькая, ты не сможешь, даже, если очень захочешь. Ну, успокаивайся. Будь умницей.
– Вы больше не любите друг друга?
– Не знаю.
– А бабушка говорит, что любите. Я верю бабушке.
– Это испытание для каждого из нас. Я чувствую себя виноватым, что не получилось сохранить чего-то очень важного с мамой.
– Семью?
– Нет, больше. Близость.
– Бабушка знает?
– Да.
– То есть знали все, кроме меня?
– Мы знали, что тебе будет всех тяжелее.
– А если бы я не спросила?
– Сказали бы. Смелости не хватало сделать больно тебе.
– Зачем тогда разводитесь и делаете больно?
– Больнее будет, если оставим все как есть. Всем.
– Я умру без тебя.
– Глупенькая. Я буду рядом.
– Как? Ты же уезжаешь.
– Недалеко. Будем часто видеться.
– Не хочу так.
– Знаю, Аленочка.
Слезы высохли, дышать легче. Папа выходит из комнаты. Убираю в сторону подушку, сажусь на кровать, обнимая руками колени. Я все видела, я знала, что этот день придет.
Не бойся, перемены к лучшему
– Бабуль, ты говорила, что они любят друг друга.
– Любят. Но им нужно позволить самим прожить эту историю, она только их.
– Если любят, зачем разводятся?
– Одной любви, доченька, бывает недостаточно. Да и она гаснет, оставаясь дотлевать угольком, когда ссоры, непонимание берут вверх.
– Любовь можно заставить вспыхнуть снова?
– Заставить точно нельзя. Любовь она слишком свободна. Сама выбирает кого любить, как и сколько. Уходя, не прощается. Может вернуться, может и нет.
– Почему мне так сложно принять их развод, бабуль?
Я же видела, что все к этому шло. Бывало сама сильно этого хотела.
– Тебе страшно. Любые перемены страшат. Не бойся, они к лучшему, вот увидишь. Как и все, что происходит в нашей жизни.
– А если нет?
– Дочка, в Библии написано: «По вере вашей да будет вам». Во что веришь, тому и найдешь подтверждение в жизни. Верь в лучшее.
– Хорошо, но все равно мысли об их разводе ранят. Мы больше не семья.
– Порой на руинах можно построить прекрасные замки. Нужно лишь время, чтобы буря прошла. Увидим.
– Бабуль, что главное в любви? Папа сказал, что они перестали слышать друг друга.
– Слышать важно. Любовь, родная, это чувство, отношения – выбор. Они строятся кирпичик за кирпичиком. В отношениях важно многое: уважение, умение договариваться, идти на встречу друг другу.
– Значит они пошли в разные стороны?
– Сейчас, да.
– Что я скажу в школе?
– Ничего не говори.
– Вдруг узнают. Мне стыдно.
– Напрасно. Стыдись за свои поступки, а за чужие не стоит. Позволь жизни случаться.
– Бабуль, у тебя есть что-нибудь сладкое?
– Сластена моя! Вспомни, как много раз я тебе говорила, что мрачные мысли забирают все наши жизненные силы. Пойду, поищу.
Выбирай себя
Идем с мамой по дождливому и прохладному городу. Совсем скоро осень. Деревья уже начинают сбрасывать листья, небо все чаще закрывают тучи. Дует прохладный, но еще нехолодный ветер. На маме легкий бежевый плащ на распашку и неизменные каблуки. Длинные ресницы густо накрашены тушью, на щеках легкий румянец, губы покрыты полупрозрачной бежево-розовой помадой. Мы идем от бабушки. Мама настояла на том, чтобы я пошла домой. Говорит, что не хочет терять и дочь. Скучает.
Как только папа ушел, я стала проводить больше времени с бабушкой. Рядом с ней ничего не напоминает о расставании родителей. Все по-старому. Дома же поселилась пустота. Ничего не изменилось на первый взгляд. Мама по-прежнему включает вечерами радио, накрывает ужин. Но уже на троих, а не на четверых. Больше не страшно, что они будут ругаться. Страшно, что так останется навсегда.
– Мам, но у тебя же есть Оля. Разве этого мало?
– Мало. У меня две дочери и мне нужны обе.
– Я думала вам с ней хорошо.
– Хорошо, когда мы все вместе.
– Ты же знаешь, я не хочу домой. Там не хватает папы.
– Нужно привыкать. Завтра он возьмет вас к себе. Говорит, стол теннисный поставил. Будете играть.
– Лучше бы вы никогда не разводились.
– Мне так лучше и отцу.
– Когда жили все вместе, порой я мечтала о вашем разводе. Сейчас мечтаю, чтобы все стало как раньше.
– Я устала терпеть. Не хочу говорить об этом. Ты взрослая девочка, сама все понимаешь.
– Тогда почему так долго терпела? Вы давно как будто чужие друг другу. Неужели развод-это единственный путь.
– Терпела ради вас.
– Разве можно терпеть ради кого-то?
– Можно, но теперь понимаю, что не нужно.
– А что нужно?
– Выбирать себя.
– Ты стала счастливее?
– Нет. Но мне стало спокойнее. Пойдем зайдем в магазин, купим ручек и тетрадей. Скоро в школу, а мы, кажется, забыли об этом.
В школу не хочется все лето, до момента, пока не начинаешь к ней готовиться. Красивые обложки тетрадей, разноцветные ручки, новые ластики, линейки, пенал и дневник творят волшебство и что-то внутри начинает тянуть в то место, где больше скучно, чем интересно.
– Мам, купишь новый словарь по английскому? – Держу в руках последнее издание Longman.
– Зачем такой большой?
– Я хочу выучить весь – весь английский. Папа говорит, что, если я выучи язык, смогу уехать из страны.
– Разве ты хочешь уехать?
– Пока не знаю. Мне без вас никак.
– А нам без тебя никак.
Набираем целый пакет школьных принадлежностей. Сверху кладем пакет с шоколадными конфетами и пирожными, купленными в лавке по соседству. Дома нас встречает наш кокер спаниель. Она встает на задние лапы, передние кладет на меня, трется мордой о подол платья. В комнате играет сестра, много кукол разложено на полу. Она что-то напевает тихо-тихо, увидев нас, встает с пола и бежит обнимать меня. Неожиданно настроение меняется, и мне становится так хорошо рядом с ними. Может, не все так плохо. Может, бабушка права, и всё, что происходит, происходит к лучшему.
Наша жизнь – это взлеты и падения.
Однажды упав, приходит время подниматься
Следующее утро начинается счастливо. Просыпаюсь, но кажется сплю. Щипаю себя. Нет, не сплю. Слышу папин голос, как и раньше, на кухне и это не сон. Вскакиваю с кровати, бегу на кухню. Папа!
– Доброе утро, Аленочка. А я вот зашел за вами, Ольга ехать со мной не хочет, говорит договорилась гулять с подружкой. Ты поедешь?
– Конечно!
– Тогда завтракай, мать оставила на столе вам завтрак и поехали.
– Я быстро, пап.
– Не торопись, я подожду. Ручка на двери в вашу комнату совсем расшаталась, пойду посмотрю пока.
Чищу зубы, надеваю спортивный костюм фирмы Adidas, съедаю бутерброд с сыром и вареное яйцо, запиваю холодным чаем.
– Я готова, пап.
– Тогда поехали.
В доме, где он живет, пахнет сыростью. На окне висит большая паутина. Выхожу во двор, нахожу палку, вернувшись, стряхиваю паутину. Старые занавески, круглый деревянный стол. На нем заварка, овсяное печенье в прозрачном целлофановом пакете. Замечаю фото, на нем сестра, я и наша собака между нами. Лежим на песке на пляже. Улыбаемся, счастливые.
Вздрагиваю от внезапно открывшейся двери.
– Аленочка, пойдем во двор, мясо почти готово.
Я не люблю мясо, но папины шашлыки всегда самые вкусные.
– Вот держи помидору, помой ее и порежь.
– Хорошо.
Вокруг удивительно тихо, хотя рядом проходит объездная дорога. Будто сам мир создал эту тишину вокруг нас. В папе что-то изменилось, может он скучает по маме.
– Пап, все же можно вернуть, обратная дорога есть? – Он всегда разговаривает со мной, даже, если мои вопросы ему не нравятся. Отрезает иногда, когда не в настроении. Сегодня не тот случай.
– Думаю, в это веришь только ты, Аленочка. А мы устали. Давно нужно было дать свободу каждому, вместе жили больше для вас, чем для себя.
– Мама тоже так говорит. Но ведь вы и сейчас живете для нас.
– Знаю. Но свобода не сдавливает сердце.
Спустя паузу, он продолжает:
– Я знаю, что мы не ошиблись. Ни полюбив друг друга, ни родив вас, ни расставшись. Наша жизнь – это взлеты и падения. Однажды мы упали, пришло время подниматься.
– Ты хочешь вернуться к нам?
– Я с вами. К старому не хочу.
– А как же мама? Ты ее любишь?
Он ничего не ответил. Смотрит далеко в небо, наблюдает за косяком улетающих птиц.
– Прохладно становится, пойдем выпьем чай, у меня халва есть. Потом отвезу тебя домой.
– Можно я останусь?
– Я не против, только ночью здесь комары, да и кровать маленькая, тесная.
– Пап, тебе же плохо так жить.
– Мне хорошо. Свобода еще никогда не была чем-то плохим.
День пролетел слишком быстро. Я не хочу уезжать, но нужно. На кровати у папы лежит маленький томик стихов Высоцкого «Нерв». Горячий чай обжигает, а халва, которую я недолюбливаю, кажется сейчас самой вкусной сладостью в мире.
– Пап, ты читаешь здесь?
Он смеется.
– Здесь больше нечем заняться. Телевизора нет, радио тоже. Читаю, думаю, отдыхаю. По ночам слушаю кузнечиков. Мы живем высоко, тебе их совсем не слышно.
– На что они похожи?
– На маракас.
– А что это?
– Это музыкальный инструмент, похож на погремушку. При потряхивании издает шуршащий звук.
– Кажется видела такой по телевизору.
– Конечно видела, вот на него и похожи стрекотания кузнечиков.
– Так интересно!
– Наедине с природой душа радуется. Ну, что поехали. Пора.
В пути все встанет на свои места
– Бабуль, выход есть всегда?
– Всегда.
– Но ведь бывает, что его не видно.
– Именно, дочка. Не видно. Будто на глазах черная повязка, а вокруг столько возможностей. Но тебе их не видно.
– Что мешает?
– Напряжение. Когда мы напряжены, мы часто остаемся слепы к тем возможностям, которые дарит нам жизнь, к тем выходам, к которым она нас ведет.
– Что же тогда делать?
– Стараться расслабиться. Чем больше расслаблен твой разум, тем больше путей покажет тебе жизнь.
– Как это сделать?
– Сказать себе, что выход есть, его пока просто не видно в тумане своего сознания. Но туман пройдет, обязательно рассеется. Выпить горячего чаю с мятой, глубоко подышать, поспать. Сон – лучшее успокоительное. Поверь, дочка, в нашей жизни есть только одна безысходность. И рано или поздно мы все к ней придем. Все остальное переживается и преодолевается. Лишь бы были силы и ясность мыслей.
– Поняла, бабуль.
– Если приходит уныние, проживи его. Побеседуй с ним, спроси зачем пришло, чего хочет. Выпей с ним чаю, а затем отпусти. Уныние плохой спутник жизни.
– А есть хороший?
– Конечно! Радость, благодарность, спокойствие. Это хорошие привычки.
– Как их приобрести?
– У тебя они есть, просто береги их. Обычно взрослые теряют их в дороге жизни. Находят другие, неполезные. Сдаются.
– Чему?
– Унынию. Поверь, быть благодарным, замечать хорошее, сохранять доброту в сердце и веру в то, что всё, так или иначе, сложится хорошо гораздо сложнее, чем ругать жизнь за несправедливость.
– Почему взрослые теряют самое важное?
– Они разочаровываются. Порой жизнь может ударять. Подняться, сохранив лучшее в себе, получается не у каждого. Бывает тяжело. Но на мой взгляд, дочка, остаться в унынии, забыть, что такое радость намного тяжелее. Просто не каждый это понимает.
– Все-таки взрослые странные.
– Да, родная, порой так и есть.
– А родители разочаровались?
– В чем-то определенно да.
– Думаешь, они сейчас в безысходности?
– Нет, дочка, наоборот, они смогли найти выход. Главное, решиться и пойти хоть какой дорогой, в пути все встанет на свои места.
– А что, если для чего-то станет уже поздно? Например, для любви.
– Значит так тому и быть.
– Я всё еще надеюсь.
– Иногда нужно просто взять и всё отпустить, ни на что не надеяться, ничего не ждать. И это не трусость. Наоборот. Нужно найти в себе силы жить с тем, что есть. Мы чаще трусим, когда цепляемся за ситуацию или людей, боимся отпустить. В смирении есть много храбрости. Иногда даже больше, чем в борьбе.
– Смириться, значит сдаться.
– Нет, дочка, смириться значит принять.
Я смотрю в окно на опадающую березу. Она начинает сыпать желтыми листьями, покрывать землю цветным ковром. На стене в комнате играет тень. В таких моментах много теплого, я с раннего детства люблю наблюдать за тенями, есть в их игре много таинственного, как и в жизни.
Счастье у тебя в руках
Совсем не хочется вылезать из-под одеяла, под ним так тепло. Снова настала осень. До отопления еще месяц. За окном уже желтеют деревья, ярко светит солнце. Решаю быстрее собраться в школу, думаю, под лучами сентябрьского солнца теплее, чем в остывающих стенах дома. На столе стоит еще горячая каша и нарезаны бутерброды. Чувствую заботу мамы даже, когда ее нет рядом. Она редко хвалит, говорит, что любит. Чаще свою любовь привыкла выражать не словами, а поступками. Когда поняла это, стала реже обижаться на нее.
Завтракать совсем не хочется, надеваю колготки, синюю юбка, серую кофту с высоким воротником, волосы убираю в хвост. В портфель собираю учебники и тетради. Тяжело. Застегиваю черные лакированные туфельки с большим бантом в горох на носке. Когда-то мечтала именно о таких, мечта сбылась.
Солнце ослепляет своим ярким светом. Не верится, что уже осень. День совсем летний. Наступление осени выдает лишь сухой ковер из листьев под ногами и желтизна деревьев. Решаю пойти в школу по набережной. Почти никого нет, тишина вокруг. Лучи солнца яркими искрами светятся на поверхности воды. Вспоминаю море, скучаю.
Здесь, рядом с рекой, у утра случаются совсем другие смыслы. Отменяешь спешку, радуешься простому. Закрываю глаза, чувствую прикосновение прохладного к коже речного воздуха, слушаю птиц. Время снова останавливается. Поднимаю глаза вверх, ярко голубое небо, чистое без облачка. Понимаю, что вот она счастье, прямо у меня в руках.
Нет, сегодня точно не до школы. Такие дни подарок, а подаркам нужно радоваться и принимать с благодарностью. Останусь здесь, на набережной, на подольше.
Знаю, мама не одобрит, будет ругать. Но отбрасываю эту мысль прочь. Не хочу променять счастье на серые холодные стены школы. Я много раз искала его там, не нашла. Бабушка говорит, что многие взрослые теряют счастье еще в детстве, а потом уже никогда не могут найти. Не хочу взрослеть, стать одной из тех, кто потерял что-то ценное. Мое счастье может убраться в яркий фантик с лимонной конфетой, в ладонь, в которой теплая рука бабушки, мамы и папы, в осенний день, где много солнца. Не потерять бы.
На встречу мне идет пожилой, совсем седой мужчина, за руку он держит мальчика лет пяти. У них в руках по рожку мороженого, они громко смеются.
– Деда, почему лето так быстро кончается? – Спрашивает мальчик.
– Потому что лето – это счастье, а когда мы счастливы, мы забываем о времени.
– Я снова сильно жду лета, чтобы есть много-много мороженого.
Дед смеется в ответ.
– Сынок, так тебе еще долго придется ждать лета. Не жди ничего слишком сильно, живи настоящим. Время не любит наших ожиданий, специально замедляется, будто учит нас освободиться от них.
Они проходят мимо меня, продолжая свою беседу. Они тоже счастливы, просто держась за руки.
С набережной решаю пройти к папе. По дороге размышляю, говорить ли ему, что сегодня не пошла в школу. Между ложью и правдой выбираю второе. Все-таки правда гораздо лучше, тем более говорят, что все тайное становится явным. А вдруг.
Всему свое время
Незаметно пробираюсь в дом, войдя со стороны запасного входа, о котором знаем только я, папа, мама и сестра. Тихо. В доме пахнет сыростью и стало совсем холодно. Вижу папу, спит на кровати, завернутый в старое шерстяное одеяло без пододеяльника. Он сбрил усы и стал выглядеть моложе, черные волосы с уже явной сединой, поредевшие виски, черная небритая щетина. На полу стоит миска с молоком. Интересно, для кого он ее сюда поставил? Ответ не заставляет себя ждать. Замечаю, как что-то шевелится рядом с папой, маленький светлый комочек. Это же котенок.
– Папа, ты завел котенка! – Не сдерживаясь от восторга, громко говорю я. Он вздрагивает от неожиданности, открывает глаза.
– Аленочка, ты как здесь?
– Папа, у тебя котенок! – Не обращая внимания на его вопрос, я продолжаю смотреть на маленький усатый комочек, который всё еще спит, совсем не обращая на меня внимания.
– Любишь ты подкрасться незаметно.
– Прости, пап. Не хотела будить тебя, так вышло. Как ты его назвал?
– Пока не придумал имя, выбери сама. На днях забрал его с улицы, пришел бедолага к самому окну, будто просился внутрь, мяукал. Сил не хватило не впустить его, так и оставил.
– Давай назовем его Лаки.
– Лаки?
– Да, с английского переводится «Счастливчик». Это же про него!
– Может и про него, называй. А ты что не в школе?
Я не сразу ответила на этот вопрос, все еще размышляя, а так ли хороша правда.
– Прогуливаешь?
– Нет, пап, я правда шла в школу, но сегодня такая погода, что я осталась гулять. Хочу запомнить последние теплые дни. Тем более английского сегодня нет.
– Ну раз так, то конечно! – Смеется.
Беру Лаки в руки, он доверчиво мурлыкает, прижимается к рукам. Хочу скорее показать его бабушке, маме и сестре. Он им понравится. Такой хорошенький.
– Он будет жить с нами?
– Он уже живет с нами.
– Я имела ввиду со всеми нами, дома. Пап, возвращайся домой. Тебе же здесь плохо.
Он молчит, не возражает, принимаю это за хороший знак. Наливает воду в чайник и ставит на маленькую электрическую плитку на столе.
Ногами задеваю что-то под кроватью, наклоняюсь и достаю все тот же томик Высоцкого «Нерв».
–Пап, почему любишь Высоцкого?
– Он о настоящем, о правде.
Открываю первую попавшуюся страницу, сильно потертую, чуть пожелтевшую: «Ложь, что умный в горы не пойдет! Ты пошел – ты не поверил слухам! И мягчал гранит, и таял лед, и туман у ног стелился пухом…». Проходит минут десять, которые я провожу за чтением старого томика. Не замечаю, как папа уже разлил чай по чашкам, а Лаки уткнулся своей мохнатой мордочкой в миску с молоком.
– Интересно?
– Сложно.
– Всему свое время и для его стихов тоже.
– А ты когда начал его читать?
– Пацаном еще. Но не читал, а слушал. Нравился бунтарский дух его песен. Тогда понимал их смысл поверхностно, сейчас многое переосмысливаю.
– Пап, возвращайся домой. У нас тепло, мама готовит яблочные пироги и Лаки будет счастливее со всеми нами.
Лаки сидит, облизывая свою мордочку. Папа громко размешивает сахар в чашке. Помню, как много раз мама ругала его за эту привычку. Почему взрослые так всё усложняют. Если бы они чаще позволяли друг другу оставаться собой, больше понимали и меньше осуждали, были бы счастливее.
Мы приходим в этот мир,
чтобы научиться любить
Закат растворился в водной глади, сделал ее пудрово – розового цвета. Солнце уже скрылось где-то за горизонтом, оставив после себя приятное послевкусие в розовой дымке. Разгар сентября, а температура середины лета, термометр показывает двадцать шесть. На мне шорты, кроссовки и футболка. А если загадать, чтобы осень всегда была такой, сбудется?
Рядом бабушка, идем к маме. В сумках осенний урожай. Бабушка, не в силах донести все сама, попросила меня помочь. Вместе легче. Идем не спеша, торопиться некуда.
Темнеть стало рано, сейчас шесть вечера, летом было бы девять. По воде слегка раскачиваясь, плывут лодки рыбаков. До темна стараются успеть к берегу.
– Посидим, дочка?
– Конечно, бабуль.
Ставим сетки на землю, садимся на ближайшую скамейку.
– В жизни нужно уметь останавливаться, отменять спешку, прислушиваться. Вдруг жизнь хочет сказать тебе что-то важное.
– Почему только так можно услышать жизнь?
– Слишком много постороннего шума в ежедневной суете, создает помехи, искажает важное.
– Сейчас понимаю. Бабуль, ты бы хотела что-то изменить в своей жизни?
– Я бы хотела больше любить. Бывало, забывала о любви, теряла связь с собой и миром. Теперь знаю, любовь – главное в жизни. Мы приходим в этот мир, чтобы научиться любить.
– Я хочу встретить любовь на целую жизнь.
На ее губах появляется мягкая улыбка.
– Когда была девочкой, как ты, тоже об этом мечтала. Знаешь, дочка, в жизни нет никаких гарантий, особенно что касается любви. Она переменчива, люди тоже. Когда любишь, сталкиваешься с неизвестностью. Не знаешь, как долго продлится любовь. Главное, не бояться, и верить, что Бог всегда рядом, поможет подняться, если вдруг случится упасть. Но многие проживают жизнь без любви, остаются одни или с нелюбимыми. Боятся.
– Любовь делает нас смелее?
– Любовь – это та сила, которая не только делает нас смелее, но и меняет. Большинство, зная это шестым чувством, всячески избегают любви. Меняться страшно и больно.
– Но ведь не всегда любовь делает больно?
– Конечно нет, если ты готов к ней и твое сердце открыто для Бога, любовь лишь еще больше создает гармонию в твоей жизни.
Мимо идущие прохожие разговаривают еле слышно, почти шепотом, сливаются в такт с тишиной. Даже чайки, обычно громко ругающиеся друг с другом на том берегу реки, притихли. Уже первые звезды начали виднеться на темнеющем небе. Все вокруг медленно погружается в покой.
Останавливаю взгляд на паре. Она чем-то недовольная, что-то бегло говорит ему. В ответ он молчит, руки в карманах. После небольшой паузы, она снова продолжает говорить, обиженно отворачиваясь от него. Но, кажется, он не хочет слышать ее, отпинывает камни под ногами, продолжает молчать. Вижу, как ее глаза наполняются слезами, убегает. Он не пытается догнать ее. Им, как и многим, нужна храбрость, чтобы любить. Бабушка ничего не заметила, у нее свой разговор с жизнью.
– Пойдем спустимся к воде, дочка. Сумки оставим здесь.
Идем по каменным лестницам вниз. Считаю ступеньки, получается десять. У воды становится прохладнее, здесь больше чувствуется осень. Касаюсь рукой воды, холодно. Погружаю две ладошки в воду, достаю полные воды, но вода быстро просачивается сквозь пальцы.
– Вода, дочка, такая же как жизнь, то быстро течет, то замедляется, то сносит все на своем пути, то выносит на новые берега. За воду нельзя зацепиться, но она и удержит в случае чего.
Не стоит бояться одиночества,
но и запирать себя в него не нужно
В руках банка малинового варенья, мама принесла от бабушки утром, когда я решила заболеть. Именно решила. Порой так хочется покоя, а главное одиночества, что решаешь заболеть, изменить привычный ход вещей, пропустить пару дней в школе и насладиться уютом дома. Отопление еще не включили, я в шерстяных носках синего цвета с оранжевыми полосками. Бабушка их связала на прошлый Новый Год. Каждому по паре. Правда, у меня оказалось целых две пары – маме были малы. Сверху пижамы я надела старый вытянутый свитер. Такая свобода быть собой может быть только дома и то не всегда. Но сегодня именно тот самый день, когда можно позволить себе забыть о чем-то, что никогда не имело значения. Даже волосы я сегодня решила не расчесывать, дав себе абсолютное право быть неидеальной.
Весь день буду смотреть мультфильмы и есть малиновое варенье. Кроме него у меня припасен целый батон. Права бабушка, когда говорит, что счастье в мелочах и его не нужно долго ждать и куда-то ехать, оно всегда у меня под носом.
За окном идет осенний дождь, ветер срывает листья с деревьев. Большая черная ворона недовольно каркает на тонкой ветке дерева, вот-вот и они обе упадут. Кажется, уловив мои мысли, ворона, снова каркая, улетает, скрываясь где-то за крышами домов. Звонит телефон, на другом конце провода родной голос.
– Доченька, как чувствуешь себя?
– Хорошо, бабуль. Твое варенье меня лечит.
– Ну, еще бы, – смеется она в трубку, – оно же волшебное!
– Правда?
– Конечно, когда варишь варенье с любовью, как будто добавляешь в него волшебство. Такое варенье обязательно поможет быстро встать на ноги.
– Знаешь, бабуль, а я никуда не тороплюсь!
– Знаю, дочка, конечно, знаю. – Смеясь, отвечает бабушка.
– Бабуль, сегодня я думаю об одиночестве. Человек может быть счастлив в одиночестве?
– Нет, родная, а тот, кто стал, просто научился хорошо себе врать.
– Врать?
– Именно. Человеку всегда нужен человек. Тот, кто решил по-другому, скорее всего много раз обжигался о предательства и непонимания. Рана стала такой глубокой, что подпустить даже того, кто залечит ее, кажется невыносимой болью.
– А папа говорит, что он счастлив.
– Так разве папа одинок? У него есть ты, Ольга и мама.
– Мамы нет.
– Есть, она всегда в его сердце, даже, если он пока думает по-другому. Иногда человек просто устает и находит временный причал на краю одиночества. Там он отдыхает, набирается сил и возвращается туда, где его ждут. Не стоит бояться одиночества, но и запирать себя в него не нужно.
– Почему?
– Дорогу обратно можно не найти. Мы отогреваемся сердцами, когда рядом с нами есть кто-то очень важный и замерзаем там, куда бежим от всех.
– А что делать тем, кто не бежит, но одинок?
– А разве так бывает? Скорее всего человек сам придумал себе этот плен.
– Бабуль, а почему тогда мне сейчас так счастливо в своем одиночестве.
– Доченька, временное одиночество – это тоже хорошее лекарство. Оно и малиновое варенье быстро справятся с твоим недугом.
На другом конце провода слышу ее смех, такой звонкий.
– Бабуль, ты так часто смеешься!
– Смех – это лучшее лекарство. Надеюсь сегодня он будет заразительным. Тебе идет улыбка, милая, но ты так мало улыбаешься.
– Сейчас улыбаюсь.
– Делай это чаще, тогда не нужно будет ни одиночество, ни малиновое варенье. Выздоравливай. Позвоню вечером.
Через секунду уже слышу длинные гудки в трубке. Решаю позвонить маме на работу.
Мама оказалась сильно занята, говорить было некогда, обещала вечером приготовить для меня яблочный пирог и посмотреть со мной фильм. Папа принес много новых кассет с фильмами. В основном комедии, как я люблю.
Тишина вокруг окутывает меня теплым воздушным одеялом. Укутываясь в него, чувствую как сон тянет меня к кровати. Не в силах сопротивляться, ложусь, закутываясь с головой в теплый плед.
Мы образуем целое с кем то,
когда целостны сами по себе
Если ты не нужен себе, то не нужен никому. Такие мысли приходят, пока слушаю этого одинокого мужчину. Он обвиняет целый мир в своем одиночестве. Одна неудача сменяется за другой. В глазах каждой он хочет найти любовь. Хватается за любую проявленную к нему искорку доброты, желая раздуть из нее пламя любви. Не выходит. Не выходит уже много лет. Его одиночество душит его, крепко схватив за горло.
Маленькие глаза, невыразительные бледные губы, массивный подбородок. Лишний вес, добавляющий года к его уже почти сорока. Аккуратно подстриженные ногти на крупных пальцах рук.
Он обвиняет всех тех женщин, кто не смогли и не захотели сделать его счастливым. Так много раз жизнь обращает его к одному и тому же. Но он остается безнадежно слепым. Даже очки, которые он носит, не помогают увидеть главного. Мы любимы, когда любим себя, мы нужны, когда нужны сами себе, мы образуем целое с кем то, когда целостны сами по себе, когда тишина вокруг нас не становится невыносимой, звенящей и удушающей, а наполняет и дает ответы на многие вопросы, когда мы не обвиняем мир в своем одиночестве, а благодарим его за возможность научиться быть с собой, научиться находить радость не только в другом человеке, но и в самом себе. Именно тогда в нашей жизни появляется тот, с кем мы делимся самым светлым в нас. И это взаимно.
Зачем он здесь, рядом с той, кто не сможет сказать ему о главном. Наверно, затем, что он не хочет слышать этого главного. На кусочке найденной салфетки пишу слово, одно из самых важных слов в жизни любого человека, даже самого отчаявшегося. «Благодари».
Читает, смотрит на меня вопросительным взглядом, встает, скомкав бумагу и бросив ее на пол, быстро выходит из комнаты. Как многому еще нужно научиться тому, кто не видит подсказок, которые дает ему жизнь.
Дверь громко захлопывается за ним. Или это уже наяву. Снова путаю сон с реальностью. Открыв глаза, вижу маму в двери. Она стоит в сыром плаще, с волос падают капли дождя. Будто читая мои мысли, она говорит:
– Зонт сломался, шла под проливным дождем. Как самочувствие?
– Лучше. Какой фильм будем смотреть?
Осенью можно быть собой
настоящим
Бабье лето в этом году сильно задержалось. Никто и не надеялся, что оно уже наступит. Но вопреки всем ожиданиям, оно все-таки случилось. Теплое, яркое, красивое. Деревья еще не успели скинуть с себя всю листву, и сейчас меряются своей красотой друг с другом, переливаясь своей багряной листвой в лучах солнца.
– Никогда не любила лето, осень мне ближе. – Мама идет в длинном черном пальто нараспашку. На ногах высокие черные сапоги, снова на каблуках. Когда вырасту тоже всегда буду носить каблуки. Как же это красиво.
– Почему осень тебе ближе?
– Осень настоящая. С переменчивым характером, не притворяется, не дает ложных надежд. Я такая же.
– Что плохого в лете?
– Ничего, просто осенью можно быть собой настоящим. Закутаться в теплое пальто и не ждать ничего ни от погоды, ни от себя.
– Тебе грустно, мам?
– Нет, совсем нет. Мне спокойно. Знаешь, природе и нам порой нужен отдых, осень располагает к этому.
– Мам, как вы познакомились с папой? – Я никогда не задавала этот вопрос, но в последние дни мне очень хочется узнать это.
Она делает большую паузу. Будто вспоминает что-то очень важное, или не хочет говорить чего-то.