Или вина в них, таких, как она и Сабра? В людях, не разменявших совесть на медную крупу. В тех, кто думает не только о том, как бы нагрести побольше себе за щёки и в закрома, а честно готов разделить ресурсы и блага на всех? Они не идут в Хранители, предоставляя эту привилегию тем, кто и делает вещи такими, как всё обстоит теперь? Свобода выбора и самоопределения – неотъемлемое право каждого, но нет ли таких ситуаций, когда им стоит поступиться? В конце концов, иногда, как ни крути, без жертв и впрямь не обойтись, потому что, сохранив одно, ты после можешь попасть в тупик, выбраться из которого можно, лишь навсегда отказавшись от чего-то другого. Это как вовремя отсечь одну поражённую смертельной болезнью конечность, чтобы сохранить остальное тело. А если на кону не только твоё, которому ты хозяин и можешь решить, что лучше погибнуть всему, но и многие чужие? Вот то-то же. А они с Саброй повели себя как эгоистки, и теперь за это расплачиваются. Величайший грех – не трусость, не робость и не медлительность. Это – бездеятельность. Пока занят размышлениями на тему того, что всё как-то разрешится без тебя, все остальные, как знать, могут рассуждать в точности так же, и в итоге не сделает никто и ничего. Нельзя полагаться ни на кого, бери ответственность в свои руки и не жди, пока предназначенный тебе горький пирог съест другой, это низко и бесчестно. Да, Тана стыдилась себя – того, что отворачивалась от очевидного, подобно зайчонку, который уверен, что, пока он прячется мордочкой в норке, охотники его не схватят.
Внезапно что-то обвило запястья и лодыжки Таны, вздёрнуло её высоко в воздух. Пуссан не проснулся достаточно быстро, чтобы успеть соскочить с её ног на крышу, с жалобным мяуканьем, суча в падении лапками, он сорвался вниз, глядя на Тану с явным обвинением в том, что она подвела его, но и с дикой мольбой о спасении.
– Нет! – закричала Тана, дёрнулась в своих невидимых путах и расплакалась. Опять кто-то что-то решил помимо неё, а её сладкие грёзы безжалостно отняты.
Да сколько же можно?! Когда её желания и намерения будут тоже принимать в расчёт?! Как они вообще посмели так обойтись с беззащитным малышом, пушистым, милым и уж точно никому не вредящим?!
Двойной хохот стал для неё дополнительной пыткой. Ни изумрудные иглы Фрида, ни боевые нити Сабры не нашли никакой цели. Враг словно бы отсутствовал – но вот он, здесь, всё равно что собственноручно убил пуссана и схватил Тану! Когда она, Сабра, сможет перестать быть такой неудачницей и всё-таки по-настоящему выполнить долг старшей, долг учительницы и соратницы?! Когда Тану перестанут так легко выхватывать прямо у неё на виду и терзать вновь и вновь?!
– Эй! Разве с неё уже не хватит?! – бессильный гнев Сабры ещё больше позабавил неизвестных.
И тут летящее вниз тельце зверька засветилось, будто маленькая звезда. Секунда – и кружащийся спиралью калейдоскоп рассёк узы, что держали Тану. Крепкие мужские руки поймали её очень бережно и аккуратно, с нежностью поставили на крышу. Тана затрепетала, не веря своим глазам, шок был так велик, что заглушил даже восторг
– Уберите-ка вы лапы от моей девушки! – с хищной улыбкой проговорил Ли Н'Фай.
Сабра потеряла дар речи и застыла столбом. Она диву давалась, что не уловила присутствие души Ли в маленьком животном. Да уж, та ещё наставница, проморгала очевидное у себя под носом!
– Скинул, наконец, эту никчемную шкуру, да? – голос парня звучал торжествующе.
– Мы так и знали, что подействует. Сказал бы спасибо, что ли… Без нас ты бы так и сдох в четырёхлапой хвостатой оболочке! – заявил девичий голос.
– Не скажу, чтобы она меня не устраивала! Благодаря ей за эти пару дней мы с Таной сблизились больше, чем за все годы знакомства! – нахально возразил Ли. – И, кстати, я вас отлично вижу! Иллюзия, да? Моя сила идёт от сновидений, и она родственна вашей.
– Наш мир единственный правильный! – снисходительно уронил парень.
– И мы не нуждаемся ни в чём, что вне его. Оно оскорбляет наш взор, – добавила девушка.
– Мы покажем вам всё великолепие нашего мира, но вы не выдержите его! – в унисон пропели они.
И на Ли обрушилось сине-чёрное пламя. Он оттолкнул Тану в сторону, но сам с траектории движения волны не ушёл. Та поглотила его и часть крыши целиком, затем исчезла, не оставив ни следа от своей добычи. Ли не стало. Тана закричала, потянулась к нему – и не успела, конечно же, её руки зачерпнули только пустоту.
Глава 17
Пустота была кобальтово-чёрной. Лиловые, пурпурные и янтарные разводы ползли по ней, колыхаясь волнами, похожие на психоделический бред. Под ногами ничего не ощущалось, но всё же Ли на чём-то стоял. Близнецы – тоже, прижимаясь спиной друг к другу. Они выглядели полусонными и томными, явно никуда не спеша и собираясь получить наслаждение от развлекательной партии в эту странную драку посреди пространства чистого воображения. Ни малейшей неприязни к Ли они не выказывали. Казалось, им просто всё надоело, и они проводили время, как могли. Хандры и меланхолии этих двоих хватило бы на всю Вселенную. Именно эти эмоции буквально растекались здесь липкими вязкими волнами, в таком количестве, что становилось решительно непонятно, как эта парочка ещё не умерла от них. Когда они успели всем до такой степени пресытиться? Внешне-то сопляки сопляками, пусть и строят из себя наследных принца и принцессу, что ежедневно вушают только деликатесы, поданные на чеканном золоте, и почивают на ложе из лепестков роз. Пахать на таких нужно, и срочно, тогда дурь из голов повыветрится, и неважно, что они такого же знатного сословия, как он, труд ещё никому не вредил, а вот безделье да – вот как относился к ним Ли.
– Если честно, лорд Н'Фай, мы никогда не питали к вам ничего дурного и были не рады, что вашу кандидатуру в Хранители отвергли, – промолвил брат.
– Вы были бы уж точно лучше этих кусков мусора, с которыми мы вынуждены иметь дело, – добавила сестра.
– Если хотите – мы замолвим за вас слово. Теперь, когда нас стало меньше, остальные, возможно, не будут такими категоричными. Кроме того, мы пришли к выводу, что леди Тана не примет никого другого в качестве её парного Крыла, – улыбнулся брат.
– Соглашайтесь – и мы прекратим преследование ваших товарищей. Счастливый конец для всех. Никаких больше смертей, – подхватила сестра.
Ли стушевался. Соблазнительно, ничего не скажешь. Чутьё мага подсказывало, что в их речах нет ни капли лжи, они готовы вручить отступникам такой подарок. В чём их выгода? Неужели им настолько необходимо заграбастать себе Тану? Они попытались разлучить её с ним, но замысел провалился, и теперь ребята делают хорошую мину при плохой игре? Тогда уж подавно нельзя давать Хранителям доступ к ней! Ли не хотел проверять, есть ли у них такая цель, которая оправдала бы средства. Только не когда это средство – Тана. И ему неважно, любит она его хотя бы как друга или нет. Суть не в этом. Ли никогда не допустит, чтобы живого человека применяли в качестве инструмента, даже если это привело бы ко всеобщему раю. Настоящий рай на костях не построишь никак, на то он и рай. Ведь рай означает равная доля счастья и блаженства, очищения и прощения для всех, и, хотя за рай бывают мученики, он не страданиями и пытками создан, а слиянием душ, существующих в согласии и созидающих в едином порыве. Впрочем, Ли не особенно-то был захвачен идеей о рае. Обычный мир, пусть и со своими недостатками, логическими неувязками и явными проколами в дизайне и графике, импонировал ему куда больше тщательно выверенного и прилизанного совершенства, где не происходит ничего из ряда вон выходящего, когда волосы на голове дыбом встают и шевелятся, а ты сам не знаешь, то ли хохотать тебе, то ли плакать.
– Ведь именно из-за недоумков, которых набрали в наши ряды, у Хранителей плохая репутация, не так ли? – риторически уточнил брат.
– Вместе с вами мы сумеем это исправить, – уверенно заявила сестра.
– Вы что… Не уважаете своих же соратников? – Ли нахмурился.
– Ну, давайте посмотрим правде в глаза… – протянул брат.
– …их и не за что уважать. Половину из них мы не хотели, но наше мнение осталось в меньшинстве, – закончила его мысль сестра. – Знаете ли вы, лорд, как у нас составляют пары?
– Наверняка вы думаете, что это ничем не отличается от ваших боевых дуэтов, – презрительно фыркнул брат.
– В паре Хранителей один олицетворяет жизнь, другой – смерть, один – женское начало, второй – мужское, один – нападение и полноводная река, второй – защита, согревающее пламя, один – небо и луна, второй – солнце и земля.
– Так должно быть… Но так давно уже нет, – брат горько вздохнул. – Они больше не умеют различать девять типов жизни и двенадцать – смерти.
– Имеются в виду не способы провести жизнь и уйти из неё. Их, разумеется, гораздо больше. Но есть, например, жизнь-принятие, жизнь-испытание и жизнь-обещание.
– Есть смерть-смирение и смерть-торжество, смерть-обман и смерть-исцеление.
Ли знал только про смерть-исцеление, она же умиротворение, избавление от страданий и отпущение грехов. Такая ему всегда претила, он предпочитал бороться до конца. Поднять лапки кверху и сказать, мол, с меня хватит, разумеется, не запретишь, у каждого своя мера того, что он способен вытянуть, но сам Ли старался превозмочь слабость и выскрести хоть что-то живое из себя, чтобы продолжить идти. Зачем? А ему внушало неистовый ужас перестать быть. Сдаться элементарно, но возвращаться с того света ещё никому не удавалось. Ему-то действительно умереть не дали, потому он сейчас и тут. Его тащили обратно, и он не смог не отозваться. Но далеко не всем так везёт, и, шагнув за край, иногда успеваешь осознать, как много от этого мира ты ещё не получил, как много желаний имел, но не исполнил, и какие мечты были близко – протяни руку и схвати, а ты отвернулся. Ты видишь всё это пёстрыми образами, но поздно – ты уничтожил себя и угасаешь.
– Они забыли даже то, что уделять слишком много внимания внешней оболочке значит неизбежно страдать, – сестра скривилась. Как ни удивительно – это ничуть не испортило миловидность её личика.
– Их пугает боль. Вы можете в это поверить? Представить Хранителя, который боится боли? – брат, похоже, спрашивал об этом на полном серьёзе.
– Конечно. Она никому не нравится, – недоуменно ответил Ли.
– Она не должна иметь никакого значения для любого из нас! – почти прокричал брат.
– Разум способен обуздать её. Всё зависит от нас, – объяснила сестра. – Смотрите, лорд!
Они одновременно извлекли буквально из ниоткуда длинные тонкие клинки-стилеты и, двигаясь параллельно, как отражения в зеркале, вонзили те друг другу в грудь. Брызнула рубиновыми струями кровь. Ли бросился к ним, а они повалились к его ногам, блаженно и безумно усмехаясь.
– Это не страшно, это не страшно, – пропела сестра.
– Правильно мыслить лишь истинно важно, – присоединился к ней брат.
И уже вместе они закончили:
– Кровь как подарок великой земле,
Древние тайны сокрыты во мгле.
Близнецы захрипели, кровь пошла у них горлом, и они испустили дух. Трупы, прямо на глазах превращаясь в прах, начали впитываться во внепространственное безвременье вокруг. Ли, дрожа от макушки до пят, чуть не упал, где стоял, и, пошатнувшись, стал отходить обратно, пятясь, не сводя взора с разлагающихся и исчезающих тел. Чувство вины скручивало его изнутри. Что заставило его принять их поступок на свой счёт – он и сам не мог взять в толк, но он ощущал себя взрослым, который не воспрепятствовал глупым, чересчур увлёкшимся какими-то выдуманными историями и фальшивыми идеалами подросткам совершить роковой выбор. Ли считал безмерно ценной каждую жизнь, ведь ничто никогда не появляется просто так. Мир устроен, может быть, и несправедливо, и несовершенно, зато его система безупречно отлажена и гармонична. В ней нет лишних звеньев, прицепленных просто "для красоты", чтобы было. Ли не мог допустить, чтобы эти звенья выпадали легко и походя, как если бы и вовсе не существовали. Подобное опустошало его, Ли хотелось закричать, выцарапать близнецов у смерти обратно, как следует встряхнуть их и отругать, чтобы не смели так поверхностно себя вести, выбрасывая самое ценное, что у них есть. Им, наверно, даже домашних животных завести не разрешали, вот они и не поняли, каково это – искренне привязаться к кому-то или чему-то, а затем потерять, и хорошо, если просто потерять легко и безболезненно для питомца, который отошёл быстро. А порой приходится наблюдать за агонией, за тем, как он бьётся в конвульсиях и хрипит у тебя в руках, и всё никак не прекращается, а ты не можешь ни помочь, ни ускорить это, и вынужден смотреть, как твой друг мучается ни за что… Парочка дураков вряд ли проходила эту терапию. Иначе они бы не разбрасывались так величайшей ценностью в мире и безмерно дорожили каждой минутой. Другие пытаются выцарапать ещё хоть день, бери больше – хоть один глоток воздуха, а эти транжирят то, чего у них так много, просто живи и радуйся. И Ли это бесило так, что он бы разнёс в клочья это карманное параллельное измерение для малолетних извращенцев. Кстати, почему оно не развалилось сразу, когда не стало создателей? Проклятье, он мог бы и сразу догадаться!
– Ну, и где вы?! – крикнул Ли.
– Медленно соображаете, – прыснула невесть откуда девушка.
– Какой же вы предсказуемый, лорд Н'Фай! А я спорил, что вы отреагируете более радостно, враги же повергли сами себя! – рассмеялся откуда-то сверху голос юноши.
Ли сконцентрировался и вгляделся в потолок, чтобы его увидеть. Парень висел вертикально вниз головой, стоя на пустоте так, словно там имелся потолок.
– Насколько мало у вас мозгов, болтуны?! Строите из себя мудрецов, а сами ничего не смыслите, ничего вообще! – Ли сразу рассердился. Ему захотелось победить их хотя бы для того, чтобы примерно наказать шалопаев и вколотить в их пустые головушки, как надо на самом деле беречь и чужую, и свою жизнь. – Слезайте оттуда, не корчите из себя ещё и клоунов вдобавок!
– Нет, ну, ты посмотри! Он не понял, – удручённо посетовала девушка.
– Это вы кое-чего не понимаете, а я уже знаю главное – вы прячетесь в этой иллюзии, где всё вам по вкусу приходится, от реальности! Эта ваша кукольная комната неправдоподобна и нежизнеспособна! Слезайте, кому говорю! Или мне вас скинуть? Есть такая штука – гравитация называется.
Близнецы тут же сорвались с потолка и растянулись. Брат – ничком на полу, сестра – сверху, поперёк него. Ли рассмеялся над абсурдной нелепостью картины. Это окончательно рассеяло негативные чары зловещего двойного самоубийства.
– Как ты мог так с нами обойтись! Я ушибся! – плаксиво пожаловался брат.
– Ну, как же так? Превозмогай, ты же лучше низких плебеев, которым бывает плохо! – Ли ничуть не раскаивался в своей неучтивости. Он бы их ещё и в тёмный угол поставил.
– Какой жестокий… – у девушки задрожали губы.
– Не жестокий, а последовательный. Вы эту чушь несли, а не я. Ну, давайте, покажите, что боль не заслуживает даже упоминания вслух! Вставайте и деритесь!
В зрачках обоих близнецов что-то изменилось, будто они впали в транс, но продолжали себя контролировать. Выражения лиц потеряли натуральность, словно искусственные маски дали трещину. Губы изогнулись, но принять это за улыбки Ли не рискнул – скорее, они корчились, как от известного в узких кругах яда, который принуждает мышцы сокращаться вот точно так же. Волосы их зашевелились сами собой, безо всякого намёка на ветер, чем-то изрядно смахивая на потревоженных змей.
– Брат, он требует нас без оков и морали?
– Да, похоже на то… Что же, прискорбно. Я бы ещё поболтал с ним.
Они и правда встали, но не как люди, а как марионетки, которых поднимают за ниточки. Ли вздрогнул – стало холоднее, да и мрачнее тоже. Безумные цвета вокруг – и те обрели более хищный, враждебный, грозный и суровый оттенок. Да, забавы позади. Эти молокососы способны быть деловитыми и солидными, не паясничать и не прикидываться наивными, хотя и жестокими, баловнями судьбы с придурью в мозгах? Прекрасно. Проверим, что у них там в запасе ещё.
Глава 18
Ли знал, что материальное выражение непознаваемой сути Хранителей может быть любым, но всё равно от этих, с позволения сказать, детей его оторопь брала. Они слишком разительно отличались от других Крыльев. Даже для этой шайки близнецы вели себя дико и разнузданно, словно им и свои же не указ. Этот кошмар наяву всё длился и длился, а он не знал, как выбраться из ловушки. Первой пришла боль, затем мысли стали путаться, а ведь именно они – главное оружие в сражении с применением магии иллюзий. Слои перемешались, и, похоже, близнецы отступили вглубь, потому что Ли перестал их видеть. На таком уровне восприятия больше не имело значения то, что он понимал об иллюзии вокруг и не верил в неё, она стала вещественной, стала правдой. Он знал силу и власть Хранителей, а ещё помнил, что хозяин рукотворно созданного миража всегда устанавливает правила игры и может изменить их в любое мгновение. Ли волокло из одной грани в другую, и он слышал то истерический смех, то плач навзрыд, то юродивое лепетание, то громкие крики и оскорбления. Они доносились из цветных полос, что теперь водили хороводы с его фигурой точно в центре. Становилось то жарко, будто в доменной печи, то холодно, как в царстве вечной мерзлоты. Оттенки бросались ему в глаза, ослепляя пятнами красного, жёлтого, белого, голубого. Содержимое черепной коробки обещало перейти в жидкое агрегатное состояние и вытечь через уши. Глазные яблоки пекло. Ли обладал чарами калейдоскопа, и окружающее фантасмагорическое, подчёркуто кривляющееся безумие не сводило его с ума, как сделало бы с кем угодно другим, но их было недостаточно, чтобы освободить его отсюда.
– Мало стараетесь. Этим меня не взять, – крепясь и отчаянно цепляясь за остатки рассудка, храбро бросил Ли в пространство.
– Неужели так хочешь, чтобы твою душу поскорее выдернули из этой хрупкой оболочки? Эй, Кана, у тебя есть подходящие крючья? Для такой редкостной души нужны особенные!
– Те самые, что мы припасли для отца? Да, я их сохранила.
Их голоса уже ничем не отличались и бубнили монотонно, словно механические. Близнецы окончательно перестали притворяться людьми.
Острые, как ритуальные ножи для заклания на алтаре, когти вонзились глубоко в тело Ли, добираясь до сердца. Стужа, исходящая от них, обожгла его и сковала. Не сумев сдержать стон, Ли попытался дёрнуться прочь, но так стало лишь хуже – эти изогнутые лезвия, кажется, разодрали что-то внутри него. Близнецы же наслаждались каждым его рывком, он ощущал их нетерпеливое возбуждение, будто он был хорошо прожаренной, начинённой фруктами и специями птицей на праздничном столе. Он вдруг понял, что они действительно могут поглотить его душу и заявить, что было мало, и они не сыты. Нет, он отказывается, просто отказывается быть съеденным!
Ли заорал, как вопят те, кто идёт на заведомо самоубийственный, но стратегически ключевой штурм, и вырвался на предыдущий слой иллюзии. Крючья потянулись за ним, и он вынырнул к самой поверхности, где, казалось бы, ещё усилие – и он попадёт наверх, к напарнице и остальным соратникам. Но… Нет, близнецы не отпустили так подстегнувшую их любопытство мышку. Ещё бы, с ними вообще редко кто сражался хотя бы пять минут. Банально и уныло, да и только. Не ведающие поражений полубожества выдуманных ими же турниров. Они никому не позволяли даже на минуту себя победить, и от этого же мучились, утомлённые раз за разом одним и тем же исходом. Увы, но, судя по всему, ребята не представляли себе, что можно поддаться, уступить, да хотя бы просто не ломать правила, а то и вообще переворачивать доску, едва лишь что не по ним. Дешёвый и скорый триумф – и не триумф вовсе, а лишь пародия, профанация, третьесортный спектакль.
– Почему ты так сопротивляешься? Вашу партию всё равно ждёт поражение, – озадаченно сказала Кана. – Верно, Анак?
– Именно. Даже если они смогут взять верх, острова упадут, и они недолго будут наслаждаться своей псевдо-победой над теми, кто трудился, не покладая рук, ради них. Я не понимаю, зачем так лезть вон из кожи.
– Вы не понимаете… – медленно и тяжело промолвил Ли. – А ведь любому дураку должно быть ясно. Мы согнаны сюда, как стадо травоядных, которых разводят одних на молоко, других на размножение, а третьих – на убой. Но мы – люди. Мы застряли в развитии и боимся сунуться куда-то за пределы островов… Из-за вас и ваших нааязанных стереотипов, лжи и страшных сказочек!
– А вам не терпится спуститься, да? Ну, так и шли бы. Одни. Не пытаясь утащить за собой всех принудительно, – Кана говорила сердито и агрессивно.
– Знаешь, а это идея! Заставить последних из вас опустить острова, и лишь затем добить. А потом мы построим новое общество, без зачищенной истории, двуличия, коварства и разбухшей гордыни! – Ли улыбнулся так, будто его осенило.
– Да у вас же ничего нет, а внизу из вас, таких мягкотелых, сделают рабов, если не запрут в заповедник и не начнут выставлять как диковинку! – Анак даже рассмеялся. – Хотите такое будущее? Вперёд!
– Вы нас недооцениваете. Это вообще нормально для Хранителей – ни во что не ставить всех остальных, но вы – отдельная песня! Вас, кажется, в детстве даже не отчитывали. Наверняка носили на руках, кланялись в пол и пылинки сдували! Вы, ханжи самодовольные, наверняка сами палец о палец не ударили! А место среди Хранителей вам не купили, нет?!
Ли не подразумевал глубоко задеть их, но, похоже, ребята вспыхнули. Чего-то не того он коснулся, полез в запретное. Никто не любит, когда ворошат то, что они предпочитают подавить и забыть. Что-то не так с их прошлым, настолько не так, что близнецов аж затрясло. Это не тогда ли стряслось то, что загнало их в эту заколдованную реальность, в безопасное убежище, где их законам подчиняется всё, и сам мир рад их утешать, стелиться им под ноги, дарить покой и радость, пусть и такую извращённую, изуродованную, как и несчастная психика подростков перед ним?!
– Да что ты знаешь, ничтожество?! – крики Анака и Каны слились.
Иллюзия разошлась по швам. Ли догадался, что это значит. Они вышли из себя настолько, что перестали управлять ею, и теперь та сама принялась действовать, перекраивать себя и возрождаться чем-то иным. Терять собственную магию, как новички?! Для тех, кому известны всего два-три приёма, это не критично, но для Хранителей – может обернуться локальной катастрофой и, по нарастающей, вымиранием всего сущего. Магия – дикий зверь, косматый и злобный, что вечно тщится порвать его цепи и начать свирепствовать помимо воли носителя. Она так и норовит воспользоваться любым едва различимым невооружённым глазом шансом сбросить гнёт воли хозяина и распоясаться в необузданной первобытной страсти разрушения. Они получили не безотказный исполнитель желаний, а потенциального врага, который беспрестанно начеку и бдит, не прощая неточностей, промахов и недосмотров.
– Я знаю, что мы тут погибнем все, и уже не узнаем, за кем из нас правда! – Ли ударил по темноте вокруг себя веером радужных стеклянных брызг. Разумеется, никакого эффекта.
– Скажите, лорд… – Кана заговорила почти умоляюще. – Зачем вы живёте? Что в этом такого? Жизнь… Она тошнотворна и омерзительна, полна неувязок, несостыковок, на ней видны швы, заметно, как небрежно и кособоко её скроили! Всё равно что тряпичная кукла, которую ребёнок сделал сам, взяв иглу и нитки в первый раз!
– Жизнь изумительна. Она достойна восхищения, обожания, трепета и преклонения. Каждый новый день я встречаю благодарностью за то, что дышу, ведь я смогу увидеть друзей и любимую, заняться тем, что мне нравится! Мне есть, куда возвращаться, и есть, ради кого искать способ улучшить этот мир хоть немного! А вы разве не желаете добра друг другу?! Разве вам так приятно будет остаться здесь и сгинуть?! Вы же не одни и не покинуты! Вас не станут больше мучить! Вы можете выйти наружу и довериться реальному миру! Не изображайте из себя господ всего бытия – и к вам потянутся! Если вы раскаетесь – мы вас не отвергнем, как ваша прежняя семья!
Лишь предположение, отчаянная попытка угадать. Но… Кажется, удачная. Близнецы, снова похожие на прежних себя, притихшие и понурые, сутулясь и опуская лица, возникли слева и справа от Ли. Ли не поручился бы, что непременно прав, но назвал бы это состояние коротко – им было стыдно
– А ещё не поздно? – робко спросила Кана.
– Нет, конечно, ещё нет. Если вы поможете мне.
– Вы… Позаботитесь о нас? Или отдадите на расправу? Мы убивали людей и творили разное… – почти шёпотом сознался Анак.
– Это прошло. Пожалуйста, пойдёмте со мной. Мы все будем счастливы, если вас не придётся уничтожать, – горячо заверил его Ли.
– Вы точно не видите в нас зло? – Кана всё ещё колебалась.
– Нет. Я вижу, что вы запутались. Хватит прятаться. Всё будет хорошо. Ведь это хорошо зависит от нас всех, и из любого тупика можно просто вернуться и проложить другую тропу!
Близнецы вложили свои ладони в его. Ли ощутил прилив магии от них. Неожиданно ему померещилось, что он ведёт собственных малышей. Его потомство, родных, кровь от крови. Глупо, да, но чувство накатило сильное.
– Ну же! Вместе! Мы справимся!
Он выдохнул это, вовсе не уверенный, что они послушаются, но близнецы безропотно и даже, кажется, с удовольствием присоединились к заклинанию, которое он плёл. Магия сделала их единым целым, и вышло вполне гармонично. От сердца вдруг отлегло – Ли и раньше догадывался, что лишать их жизни не намерен, это было бы трагедией для него. Не суметь убедить, не показать, что прощение и принятие возможно и для них, лишь бы раскрылись и выглянули из этих раковин, якобы защитных панцирей, в действительности же лишь запирающих бедняжек в их же собственной ловушке, что обратилась против создателей. Они – пленники, и очень зависели от вымышленных, ненастоящих стен своей уютной и комфортной темницы.
Завораживающе красивое бело-золотое сияние хлынуло на них с другой стороны через пробой в иллюзии. Та уже разваливалась, не выдержав натиска. Что же, поделом ей, нечего пытаться поглотить тех, кому ещё есть, чем заняться на свете! Сияние захлестнуло всех троих, будто гигантский тайфун, но вреда не причинило, наоборот – обволокло и приняло в себя, забирая из чёрного провала, унося навстречу сюрпризам, чудесам и свершениям.
Глава 19
Вилитта не понимала, что такое дёрнуло её за язык согласиться с чокнутым планом рыжей девчонки. Её чуть ли не буквально наизнанку выворачивало от желания свернуть Анви шею и бросить в кустах… Но условия, в которые они были поставлены, сделали месть невозможной. Если она вернётся одна – госпожа Сабра непременно докопается до истины о том, что произошло, и лучше не представлять, как именно она будет сдирать с Вилитты шкуру. Она, конечно, прямого насилия не приемлет, кто бы что ни натворил, и в этом смысле пальцем ученицу не тронет, но словами отхлещет так, что Вилитта до конца своих дней не оправится от ощущения своего беспробудного и непоправимого ничтожества и будет нервно дёргаться на всё, что хотя бы косвенно напомнит ей о госпоже Сабре. Наверно, Вилитта упускала в этой жизни что-то очень важное и не могла простить Анви сущую ерунду, но справиться с этим никак не получалось. А больше всего её бесило то, что Анви превосходно осознавала своё положение и чувствовала себя вполне вольготно, самонадеянно и дерзко. План тут составила, видите ли, всё рассчитала и командует! Наверняка ведь воспользуется ситуацией, чтобы уязвить Вилитту побольнее, сама она непременно так бы и поступила. Сколько Вилитта Анви помнила – та всегда выделывалась и ставила себя выше других. Даже выбор магии характеризовал её лучше некуда – создание и управление жизнью. То есть, метила на уровень пусть и маленького, но всё же божества, которое может решать, что и как долго будет существовать. Вилитта до скрежета зубовного ненавидела Анви и мечтала сбить с неё спесь. А лучше всего было бы, чтобы рыжую забрал несчастный случай или естественные ограничения её организма на чары такого рода. Эта магия ведь отнимает здоровье, верно? Вот и поскорее бы Анви всё истратила и сама, без посторонней помощи, сдохла! Тогда руки Вилитты и её совесть будут чисты, ведь она просто не смогла бы ничего тут изменить, даже если бы действительно была лучшей подругой Анви и больше всего на свете хотела её спасти.
Шли они рядом, и Анви, опустив лицо под плотным жёлтым капюшоном, молчала. Вилитта напряжённо ждала, когда же та начнёт пользоваться своим преимуществом над ней и в незримой, но непробиваемой, как стальной панцирь, защите госпожи Сабры, и в том, что лишь одной Анви известно, куда они идут и что должны найти. Петляющая, полого поднимающаяся вверх каменистая, плохо протоптанная дорога вела их мимо фосфоресцирующих голубых, белых и розовых кораллов самых причудливых и ненатуральных форм, но Вилитта понятия не имела, какая сила, искусство или магия могла бы придать им такой вид. Они выглядели естественными, никем не тронутыми. Одни лишь ненамного были выше, чем две шагающие мимо девочки, но другие поднимались, будто гигантские горные пики, и протягивали странные ветви во все стороны. И, чем дальше они заходили, тем беспокойнее и настороженнее Вилитта озиралась, то и дело втягивая голову в плечи и ёжась. Заповедный лес пугал её, и она жалась всё ближе и ближе к Анви, забывая обо всём негативе к ней. Само присутствие Анви успокаивало и согревало её. Но… Ведь из-за неё они вообще тут очутились, не так ли? И что, стоило оно того? Они не добудут лекарство, но непременно собьются с правильного направления и сгинут, и никто не узнает, где валяются их косточки! Однако, рассердиться Вилитте уже пороху не хватало, она панически боялась оказаться посреди этих неизведанных заколдованных дебрей одна. У неё дрожали губы и пальцы, а вдоль позвоночника легла противная ледяная змейка.
– Здесь нельзя ходить.
Вилитта чуть не вскрикнула от неожиданности и вцепилась судорожно скрюченными пальцами в локоть Анви. Та не отстранилась, тоже изумлённая.
Дорогу им заступила худенькая девочка лет десяти. Её длинные зелёные волосы напоминали стебли молодой травы – поразительно, если учесть, что настоящей растительности в лесу не было, ни былинки, ни листочка. Одежда выглядела так, словно её сшили из чистых струй дождевой воды. От девочки пахло осенью – той её порой, когда остатки лета уже почти отгорели, но перебор сырости, серая тоска и промозглый недохолод ещё не полностью пришли. Прощально-прозрачные дни, наполненные светлой печалью, туманными рассветами и чашками горячего шоколада.
– Но ты-то ходишь, – резонно возразила Анви.