Глава 13
Во всех комнатах кроме ванной и туалета стоят картонные коробки с вещами. Ежедневно я собираю в них различную утварь. Квартира постепенно пустеет, теряя домашнее обаяние и уют. Салфетки, которые я вязала крючком, по-прежнему украшают поверхность туалетного столика и место под телевизором, фотографии в рамках стоят на полке, а рядом с ними красуются фигурки из киндер-сюрпризов, ракушки, миниатюрная тряпичная кукла, однажды сшитая мною и «нечто», вылепленное из солёного теста. Всё это я упакую в последнюю очередь, чтобы квартира не казалась пустой и безликой пока мы в ней живём.
Впереди очередное путешествие. В течение жизни я узнаю Россию с разных сторон, за последние десятки лет мне открылись её величие, поистине богатая неоднородная красота. Она подарила мне белоснежные сибирские зимы, тёплые безмятежные дни, проведённые на южных берегах, омываемых Чёрным морем.
Про море хочется сказать отдельно. Могущественное, оно поражает бескрайними просторами, тяжестью, но одновременно возникает желание держаться подальше от него, не смотреть, не видеть этого простора, который навевает мысли об одиночестве, бессмысленности всего сущего… Ведь жизнь однажды кончится, а море останется. Чтобы не произошло с родом человеческим, оно будет по-прежнему выбрасывать волны на берег, бушевать в непогоду и лежать спокойным равнодушным пластом в ясные дни.
Волею судьбы мне довелось побывать не только на Чёрном море. В 2004 году, когда мне было 13 лет, отец пригласил меня к себе в гости. Он много лет жил в Израиле и не посещал Россию с тех пор, как однажды покинул её края. Отец сменил гражданство, приобрёл автомобиль и недвижимость, женился. Его супруга была против того, чтобы со мной ехала мама, поэтому составить мне компанию решился дедушка Абрам, которому шёл девятый десяток. Баба с дедой и мама восприняли предложение отца с одобрением и даже с радостью. «Пускай едет, хоть свет посмотрит», – говорили они.
Дедушка Абрам жил в Комсомольске-на-Амуре, и я не видела его более десяти лет, с тех пор как мама увезла меня оттуда ещё малышкой. Он приехал за мной в Кочки, проделав неблизкий путь, и поселился у маминых родителей, которые выделили ему отдельную комнату. В ней он проводил большую часть дня. Он много спал, и выходил из комнаты, чтобы покурить и принять пищу. Дедушка был неразговорчив и имел привычку держать руки в карманах.
Помню, как он стоял на тропинке, ссутулившись, зажав между согнутыми пальцами сигарету, одна его рука покоилась в кармане. Из-под фуражки виднелись молочно-белые волосы, а штаны, в которые по-привычке была заправлена хлопковая клетчатая рубашка, держались на коричневом кожаном ремне. Дедушка не спеша подносил сигарету ко рту, и его взгляд был устремлён в сторону огорода. Вероятно, он думал об урожае или о прожитой жизни, о войне, о путешествии на закате старости…
Моё путешествие началось с Новосибирска. До вылета за границу мы с дедушкой поселились у родственников по отцовской линии, которые жили в городе. Планировалось, что мы проведём у них несколько дней, прежде чем сядем в самолёт, но наше пребывание в гостях затянулось. Дело в том, что нам не удалось улететь с первого раза. В аэропорту на стойке регистрации обнаружили, что не хватает каких-то документов, без которых вылет был невозможен. Я пала духом.
– Вот мы выйдем отсюда, – говорила я дедушке. – И знаешь что?
– Что? – с интересом спросил он.
– Я сяду в автобус и уеду в Кочки, – сказала я.
Дедушка не ожидал такого ответа. Его поникший вид, сгорбленная сидячая поза, опущенная голова выражали огорчение и беспомощность. Старик и ребёнок сидели рядом, бок о бок в большом и шумном, похожем на муравейник, аэропорту. Потом мы спустились вниз, и я расплакалась. Дедушка стоял рядом в растерянности. Он не мог или не знал, как меня успокоить и что дальше делать.
С тяжёлыми сумками и душой мы побрели в город. Мы проходили улицу за улицей, минуя рядами расположенные здания, но никак не могли найти дом родственников, в котором остановились. Дедушка не умел пользоваться транспортом, он не знал, где мы находимся и от этого я чувствовала ещё большую потерянность, грусть и усталость. Он оставил меня у пешеходного перехода вместе с поклажей и побрёл, шаркая ногами, на другую сторону улицы, где одиноко стоял человек. Дедушка подошёл к нему, и между ними завязался недолгий разговор. Я стояла на одном месте, ждала, пока дедушка вернётся и злилась на него. Злилась на то, что из-него мы заблудились, что он не умеет пользоваться городским транспортом, что он не собрал нужный пакет документов и теперь мы вынуждены скитаться по пыльному городу, никому не нужные, брошенные на произвол судьбы… Ко всему прочему я устала и проголодалась. Мои надежды найти дом родственников угасали с каждой минутой. Но вопреки всем ожиданиям, этот день закончился удачно и мы, наконец-то нашли знакомый двор и многоэтажку, которую я так хотела увидеть.
После пережитых волнений моя тоска по дому усилилась. Я вспоминала маму, и рвалась к ней всеми силами души. Слёзы застилали глаза, а печаль словно тёмными мрачными тучами покрывала безмятежные летние дни. Как бы я хотела, чтобы мама оказалась рядом! Я бы отдала всё на свете, лишь бы она появилась, как в волшебном сне. Вдруг она услышит мой плач, почувствует, как мне плохо и придёт? Я верила в чудо, но чуда не случилось. Мама по-прежнему была далеко. Двоюродная бабушка, увидев, что я плачу, достала из шкафа платок нежного розового цвета, и отдала его мне. Никогда в жизни у меня не было таких красивых платочков. Его края обрамлял тонкий кружевной узор, что придавало ему очарование и делало его особенным. Я по сей день храню подарок родственницы, как напоминание о тех особенных и неповторимых летних днях, наполненных грустью и ожиданием чуда, и лишь кружевной узор местами разорвался и потерял прежний вид.
Когда все документы были собраны, мы с дедушкой благополучно миновали стойку регистрации и прошли длинный просторный коридор с широкими окнами. Мы уселись на свои места и приготовились к полёту.
И вот самолёт набрал скорость и взлетел. Кто-то из родственников ещё до отъезда советовал мне при взлёте открыть рот, чтобы не заложило уши из-за перепада давления. Я последовала совету и сидела с приоткрытым ртом, пока самолёт не оказался в небе. По левую руку от меня сидела незнакомая женщина, и я чувствовала себя скованно в её присутствии. Взрослые люди всегда нагоняли на меня неосознанную боязнь – вдруг сделаю что-то не так? Не так положу ногу на ногу, не так посмотрю…
Нам предстояло проделать путь длинною в девять часов. Мне и раньше доводилось летать на самолётах, но это было в глубоком детстве, и я знаю о том, что совершала перелёты только благодаря рассказам мамы. Теперь я была в том возрасте, когда в памяти сохраняются события различного характера, и то, что со мной происходило было новым опытом в моей жизни. Я смотрела в овальное окошко и видела белые пышные облака, голубое небо. Но поскольку пейзаж не менялся, он быстро мне наскучил.
Я была одета довольно легко. На мне была цветная футболка с короткими рукавами и чёрные штаны. В самолёте стало прохладно, и я почувствовала, как покрываются холодком руки. Женщина, которая сидела рядом, сделала дедушке замечание.
– Оденьте ребёнка, в самолёте ведь холодно, – сказала она.
Я почувствовала над собой покровительство. Чужой посторонний человек проявил обо мне заботу. Дедушка вышел из состояния полудрёмы, снял с себя серый пиджак и накинул мне на плечи. Я быстро согрелась и теперь мой полёт стал более комфортным.
Наконец, пейзаж за окном начал меняться. Мы снижались, взору предстали коричнево-зелёные лоскутки земли. Вид внизу казался плоским и нарисованным, с незамысловатыми линиями и оттенками, словно картина в стиле примитивизма. В аэропорту нас с дедушкой встретил отец. Последний раз я видела его лет шесть назад, когда он приезжал на несколько дней в Кочки. Теперь он стоял передо мной, низкий и бледный, совершенно незнакомый человек, но в то же время не чужой. Отец не показывал признаков радости, но выглядел растроганным. Он стоял в метре от меня и словно боялся подойти. В тот момент мне показалось, что отец ведёт себя смешно и глупо.
Мы сели в отцовскую белую иномарку. Пока мы ехали незаметно стемнело, и город осветило множеством огней. Очарованная, я глядела из окна машины на жёлтые светящиеся точки, тёмные очертания домов и гладкую поверхность автотрассы. Мне казалось, что я попала в волшебную сказку. После чёрных сельских ночей в моей жизни появились горящие огни города. Они стали символом чуда, которое свершилось этим летом в жизни обычной ничем не примечательной девочки.
На следующее утро после прибытия, отец отвёз меня в бассейн. С нами поехал Хен, сын папиной жены. Я плохо держалась на воде, барахталась в ней словно воробушек, который хлопает крылышками в луже. Отец поддерживал меня на плаву, но кода отпускал руки, мои ноги сразу же опускались под воду. Хен плавал наперегонки с отцом. В бассейне помимо нас плескались взрослые парни, и я с любопытством наблюдала, как они дурачатся и ведут себя как дети. Здесь царила атмосфера расслабленности, свободы и отсутствие всяких правил.
После бассейна мы отправились в общественный душ. Отец с Хеном пошли в мужскую зону, а я – в женскую. Я растерялась, когда оказалась среди чужих взрослых женщин и душевых кабинок, которые стояли рядами вдоль стен. Я побоялась принимать душ в маленькой и тесной кабинке, и немного посидев на скамейке, вышла наружу, где меня ожидали в машине отец с Хеном. Мои волосы напитались хлорированной водой и неприятно пахли.
– Ты что, не приняла душ? – наехал на меня отец.
Он разозлился, поскольку это означало, что мне придётся принять душ дома, а ежемесячная оплата за воду была не маленькой. Поэтому израильтяне экономили как могли и лишний раз не открывали кран. Мне стало стыдно. Я почувствовала себя глупой неумёхой, которая не смогла воспользоваться душем. Хен заступился за меня, и сказал отцу, что бы тот не принимал это так серьёзно. Я молча отвернулась к окну, и мы поехали к дому.
Папина жена Алла оказалась женщиной властной и сильной. Она обладала светлыми, слегка волнистыми волосами, зоркими глазами и загорелой кожей. Во всех своих проявлениях она являла собой противоположность моей матери. В отношениях с отцом Алла занимала главенствующую и порой подавляющую позицию. Эта женщина знала, чего хочет и чего достойна и прилагала свой бойкий и сильный характер для достижения желанного. Рядом с ней отец терял мужественность и казался мягким и легко уязвимым.
Помимо тринадцатилетнего сына у Аллы была взрослая дочь, которая недолюбливала отца и жила отдельно. Между мной и Хеном завязались дружеские отношения, он стал моим весёлым и добрым попутчиком на все три недели, проведённые в Израиле. У Хена были озорные голубые глаза, тонкие губы и румяные щёки. Он обладал высоким ростом, длинными руками и ногами. Вместе с Хеном мы совершали прогулки по городу, играли в компьютерные игры, ели мороженое поздними вечерами, когда взрослые уже спали в своих комнатах, дрались в шутливой форме.
Отец имел многолетний стаж водителя. Он управлял машиной аккуратно, плавно, так что можно смело предположить, что его пассажирам доставляло удовольствие находиться в салоне автомобиля. Однажды мы ехали по пустынной трассе. Вдруг отец надавил на газ, и белая иномарка стрелой понеслась по гладкой и ровной дроге, унося нас с собой. Алла возмутилась, но мы с Хеном не разделили её чувств. Было невероятно весело ехать на высокой скорости, хотелось кричать от восторга, я чувствовала адреналин в крови и ни сколько не боялась, потому что была уверенна в том, что за рулём знающий и опытный водитель.
Вскоре смущение прошло, и мы с отцом стали общаться так, словно не было долгой разлуки, словно отец отсутствовал в моей жизни всего один день. Я чувствовала в нём родственную душу. Он не обладал красноречием, как и дедушка, но мне было комфортно рядом с ним и я не ощущала себя скованно. Напротив, на меня находили минуты подросткового, но по-прежнему детского озорства, и я вела себя непринуждённо – так, как нигде и ни с кем себя не вела. Естественным образом, плавно и не заметно для глаз я превратилась в папину дочь, а он – в родного отца и самого близкого человека на земле.
Во время моего пребывания в Израиле я побывала почти на всех морях, омывающих эту благословенную страну. Отец возил нас с дедушкой на Средиземное, Красное и Мёртвое моря. Путешествуя по стране, мы останавливались с ночёвками у родственников, которые давно здесь жили. К моему удивлению их оказалось немало.
Одни наши родственники, которые приняли меня на ночь, жили в просторной квартире с тремя спальными комнатами и широкой гостиной, совмещённой с кухней. Хозяева квартиры, молодые мужчина и женщина работали врачами. У них было двое детей – старшая дочь Карина и годовалый Даниил. Сестра с братом спали в одной комнате, в которую подселили и меня. Поздним вечером, когда взрослые притихли в комнате напротив, Карина рассказывала мне о беспределе, творящимся в школе, учила меня ивриту и смеялась вместе со мной над братиком, который вставал в своей кроватке и начинал издавать смешные звуки, похожие на пение.
Вставали рано. Взрослые собирались на работу, Карина – в школу, только маленький Даниил мирно спал в своей кроватке. Я точно не помню, кто с ним оставался, зато в моей памяти отчётливо запечатлелся наскоро приготовленный мамой Карины завтрак. Это был кусочек белого хлеба, на который сверху положили сыр, а затем отправили в микроволновку. Меня угостили этим незамысловатым завтраком, и я почувствовала на языке горячий тянущийся сыр.
Однажды нам довелось заночевать в хостеле. Я ощутила брезгливость, глядя на застеленные чужими покрывалами кровати и пустынные комнаты с голыми крашеными стенами, но несмотря на это мой сон был крепким и безмятежным. Утром, когда мы с отцом собирались отъезжать, хозяйка хостела подарила мне на прощание серьги с ажурным узором и голубыми камнями и сказала, что они приносят счастье их обладателю. Серьги были старыми, с чёрным налётом, а на одной из них отсутствовал камешек, но я впервые в жизни получила такой необычный подарок, моё лицо светилось радостью. Мне хотелось прыгать от восторга, обнимать эту чудесную и добрую женщину. Я с искренней улыбкой несколько раз произнесла «спасибо», но отец почему-то не разделил моих чувств.
– Зачем ты так ведёшь себя? – недовольно спросил он, когда мы сели в машину. – Достаточно один раз сказать спасибо и уйти. Ты ничего не обязана людям, и они должны это понимать.
Мне стало стыдно. Я не так себя вела, и женщина, наверное, подумала, что я плохо воспитана или просто глупа.
Мёртвое море приятно удивило нас с дедушкой. Я лежала, раскинув руки в разные стороны и вытянув перед собой ноги, а вода приятно обволакивала тело и держала на плаву, словно выталкивала на поверхность, не давая пойти ко дну. На мне был чёрный слитный купальник и тёмные очки, которые отец купил по дороге на море. Он заехал в магазин, пока я спала в машине, свернувшись калачиком на заднем сиденье.
На этот раз Хена с нами не было, поэтому веселье и дурачество, которые случались в его компании, отсутствовали. После купания в солёных водах Мёртвого моря мы отправились в ресторан. Я с аппетитом уплетала еду, которая была аккуратно разложена по белоснежным тарелкам. Такой зверский аппетит я испытывала не часто. Целебные воды и морской воздух благоприятно воздействовали на мой организм.
Когда мы собрались уезжать, дедушка обернулся к тихой спокойной глади и сказал:
– Спасибо тебе, Мёртвое море.
Он обратился к морю, словно оно было живым и умело слушать.
Однажды мы с отцом и Хеном пошли в бассейн. Хен с отцом плавали на перегонки, а я плескалась у края бассейна, где было не глубоко. Я пробыла в воде достаточно долго и почувствовала, как онемели кончики пальцев на руках. Отец не на шутку забеспокоился, когда я рассказала ему об этом. «Зачем так волноваться, это же всего лишь пальцы», – подумала я. Отец несколько раз спрашивал о них, и успокоился лишь тогда, когда я сказала, что всё прошло.
Он делал всё для того, чтобы я проводила время интересно, весело. Каждый день был насыщен новыми впечатлениями, я видела новые места и испытывала положительные эмоции. Поездки к морям, экскурсии, магазины – всё это было благодаря отцу.
Я заскучала лишь в начале осени, когда Хен пошёл в школу, а у отца закончился отпуск. Мой друг целыми днями пропадал вне дома, и приходил лишь вечером. Я ждала его, сидя на кровати и глядя в окно. Внизу проходили люди, уверенным шагом пересекал улицу мальчик в форме для каратэ… «Наверное, он идёт на секцию… Интересно, какая у него жизнь…», – размышляла я, глядя на фигуру в белом костюме. Но наступал тот час, когда Хен возвращался из школы и томление ожидания сменялось радостью.
Мои каникулы подходили к концу. Один из вечеров мы провели на морском побережье. На улице стояла темень, и на бархатном иссиня-чёрном небе мерцали мелкие звёзды. Отец с Аллой и дедушкой остались на пригорке, а мы с Хеном спустились к воде. Мой друг был то задумчив, то весел, оттого мы сначала спокойно шли, а потом бежали. Прохладные волны набегали на берег и лизали нам ступни. Внезапно небо озарилось яркими вспышками. Я увидела, как вдали словно букет цветов распускается салют. Меня охватил восторг, в голове возникла мысль, что этот салют для нас, что он неспроста. Тёмный вечер, прогулка, яркие вспышки – всё слилось воедино, в один чудесный неповторимый миг, название которому – любовь к жизни.
Однажды Хен пришёл из школы и показал мне совместную фотографию своего класса. Он ткнул пальцем на изображение одной девочки. У неё было милое лицо и длинные русые волосы, убранные в хвост. Мой друг говорил намёками, но я поняла, что ему нравится эта девочка, и что он разрывается на части между ней и мною. Хен взглянул на меня и сказал, что всё сложно. Где-то в глубине души мы оба знали, что я скоро уеду и всё встанет на свои места. Меня больше не будет в этой квартире, и Хен никогда не увидит меня в комнате, сидящей за компьютером и играющей в игру, которой он меня научил. Больше не будет совместных прогулок и дурачества, мы больше не выпустим из окна бумажные самолётики и не сходим вместе в магазин за мороженым, и я никогда не сяду рядом с ним, а он не обнимет за плечи. После моего отъезда Хен будет жить как раньше, как это было всегда, а я останусь лишь в призрачных воспоминаниях, которые в один прекрасный день рассеются, словно туман, осядут на дно, и мой друг больше никогда обо мне не подумает.
Поздним вечером, когда взрослые уже спали, мы с Хеном сидели в зале на уютном мягком диване. Я положила свои длинные волосы на подлокотник, и они мягко опустились на лицо моего приятеля.
– У меня сердце так стучит, словно я пробежал пару километров, – сказал он.
Я не сразу уловила связь между моими волосами и тем, как стучит его сердце, лишь по прошествии времени до меня дошёл смысл этой фразы. Хен ушёл на кухню и вернулся с мороженным. Оно было двух видов – ванильное и шоколадное и мы ели его ложками прямо из контейнера. Казалось, жизнь всегда будет такой безмятежной и каникулы никогда не кончатся.
Но мои личные каникулы подошли к концу. Был сентябрь, занятия в школах начались неделю назад. В день отъезда по комнате были расставлены увесистые чемоданы, а взрослые присели «на дорожку». Они сидели молчаливые, задумчивые, и только мы с Хеном по-прежнему резвились и дурачились. Лишь час спустя, когда мы с дедушкой сели в автобус, который должен был доставить нас к самолёту, на меня нахлынула грусть. Ко мне пришло осознание того, что я навсегда рассталась со своим другом. Навсегда. Рассталась. По щекам катились солёные ручейки слёз, лицо покраснело и приобрело огорчённый вид. Я была вынуждена покинуть Хена, ведь сказка не может длиться вечно…
Мы с дедушкой прибыли в родную страну. В Новосибирске нас встретили родственники, мы сели в машину и на этом моё путешествие было окончено. Вскоре я вернулась в Кочки. После яркой насыщенной жизни в Израиле село показалось мне безжизненным. Я смотрела на сирень, растущую у забора маминых родителей, и у меня возникло такое чувство, будто бы я вернулась в прошлое. Тусклое, лишённое радости прошлое.
Через несколько лет брак отца распался. Как сложилась жизнь моего друга я не имею представления. Меня же по прибытию в село ждали суровые испытания, злые козни судьбы, под которыми я подразумеваю полное несправедливости происшествие на уроке истории, ситуацию с вольной борьбой и последовавшее за ней разрушение.
Глава 14
Сегодня ночью мне снились ступеньки, но они были не обычные, а состояли из решёток, через которые были видны этажи, расположенные ниже. Лестничная площадка тоже была устлана тоненькими железными прутьями. Шатко и ненадёжно устроенная лестница вызывала страх и неуверенность. Я видела пропасть у себя под ногами и боялась в неё упасть.
Благодаря психотерапии страхов стало меньше, и они стали менее интенсивными. Пол-годом ранее мысли о переезде вызвали бы у меня приступ паники, теперь же я думаю о предстоящей поездке без особенной тревоги. Иногда в голову лезут дурные мысли, возникают картинки, в которых мне становится плохо в поезде или машине. Тогда я перевоплощаюсь в образ режиссёра и меняю негативный сценарий на положительный. Так советовала мне поступать первый психолог, но Людмила Григорьевна не разделила этой позиции. Она посоветовала досматривать до конца тревожные мысли и не пытаться их замять чем-то другим. «Иначе они уйдут внутрь и останутся в форме тревоги», – сказала она.
Последние два года село стало казаться мне тюрьмой, из которой нет выхода. За его пределами сгущались чёрные облака неизвестности. Я не могла уехать отсюда, просто не могла… Иногда у меня появлялось непреодолимое желание сорваться с места, сесть в автобус… Но это были лишь амбиции, за которыми стояли нерешённые проблемы и вопросы без ответов.
Однажды мне приснился странный сон. В нём я была парнем, который жил в заброшенном городе вместе с другом. По ночам, когда солнце заходило за горизонт, на улицы города выползали они… Существа без чувств и эмоций, злые и агрессивные мутанты.
Нам с другом предстояло выполнить какое-то важное дело. Мы сели на поезд и отправились в путь. До захода солнца надо было успеть вернуться домой. Вдруг я поняла, что мы не успеваем. Солнце начало прятаться за высокие серые дома, озаряя прощальным красным отсветом кирпичные стены. Последний луч растворился во мгле. Я увидела, как из мрака выползают жилистые, высокие существа с озлобленными гримасами.
Внезапно происходит провал и наступает следующий момент сна, где я сижу дома, одна. За окном кромешная темень, и такое чувство, что чего-то не достаёт. Тут я понимаю, что друга нет дома. Утешаю себя мыслью о том, что он куда-то ненадолго вышел, но в глубине души щекочет страшное осознание того, что друг больше не вернётся.
Этот сон вызвал у меня неоднозначные чувства. Я знала, что мне надо выяснить что-то очень важное… Друг был моей поддержкой, частью меня, а злые существа – помехой к достижению цели, моими страхами. И в этой неравной схватке я потеряла поддержку. Я забыла, что моя поддержка – это я сама. Я забыла и начала пить антидепрессанты, полностью полагаться на психиатров, психологов, искать оправдание своим страхам в болезнях и немощах. Скользкий, обжигающий изнутри страх шептал мне: «Ты одна в целом мире, никто не придёт тебе на помощь…» От этого колотилось сердце, холодели руки и ноги, а в голове всё сжималось от ужаса. Поток отвратительных, мрачных мыслей обрушивался на меня, давил своей мощью, не позволяя встать с кровати, держал под напряжением, не давая успокоиться. Как обухом по голове прилетала мысль – вдруг, я не выдержу? вдруг, сойду с сума?
Но всё проходит. Панические атаки, приступы тревоги постепенно сходят на нет. После пережитых волнений мир насыщается новыми, свежими красками, вкусными и приятными ароматами. С глаз словно сходит пелена, и начинаешь замечать неуловимые и неподвластные обычному взору моменты. Сердце стучит ровно, размеренно. Я вдыхаю воздух, и наблюдаю, как за окном меняется мир. Как плывут пышные белые облака по лёгкой небесной синеве, как из магазина выходит человек и пятнистая кошка пересекает поляну, мягко ступая по траве. Она охотится на маленькую мышку, хитро прижимается к земле и выжидает. Только ради таких моментов хочется жить и любить эту жизнь, несмотря ни на что.
Однажды я написала в своём дневнике: «Не так давно я поняла одну важную вещь. Человек, который всегда меня поддержит – это я сама. Поддержка внутри меня. Во время панических атак я чувствовала, что одна в целом мире и никто мне не поможет. Мир представлялся мне жестоким и опасным, и люди в нём тоже. Но сейчас я понимаю, что помогу себе – уложу в кровать, включу себе фильм, скажу добрые слова… Я знаю, чего хочу как никто другой и всегда приду к себе на помощь».
Временами мои сны повторяются. Ненадёжные лестницы, огромные экскаваторы, магазины, автобусы, родственники снились мне не один и не два раза. Был период, когда мне почти каждую ночь во снах являлись одноклассники. Сюжеты этих снов разнились между собой. Действие происходило то на вечеринке, в свете праздничных огней, то в самой школе, на контрольной работе. Отношения с одноклассниками ото сна ко сну тоже менялись. Иной раз я ощущала дружескую атмосферу, а порой одноклассники ополчались на меня, злобно смеялись и всем своим видом показывали, что я лишняя в их компании.
В школьные годы я близко дружила лишь с одной девочкой. Её звали Кира, мы с ней жили в соседних подъездах и сидели за одной партой почти на всех уроках. Остальные девчонки казались мне слишком вульгарными, раскрепощёнными и не внушающими доверия, а Кира была другой. У нас было много точек соприкосновения. Она была такой же домоседкой, как и я, любила проводить время за чтением книг и ухаживала за своим котом.
Я доверяла своей подруге как никому другому в целом свете. Я делилась с ней страхами и переживаниями, а она слушала и давала советы. Обиды на родственников, симпатии к мальчикам, поведение одноклассниц – у нас было много тем для общения. Кира была единственным человеком во всём мире, который мог меня выслушать, а такая дружба дорого стоит.
В основном мы общались во дворе дома, но иногда ходили друг к другу в гости. Моя подруга жила так, как мечтала жить я. Её мама заботилась о том, чтобы у дочери было своё пространство. Ради этого она спала на диване в коридоре, предоставив Кире единственную комнату. В квартире подруги был небольшой балкон, кухня была уютно обставлена, и всё, что находилось в пределах этого скромного, но со вкусом устроенного жилища, очаровывало меня и вызывало желание жить так же. Что уж и говорить о том, что у Киры был свой собственный питомец – белоснежный кот по имени Снежок. Её мама принесла котёнка, когда я была у них в гостях, и я видела, с каким восторгом подруга принимала нового жильца. Да, чужие мечты с лёгкостью воплощались в реальность…
В старших классах моя подруга начала сильно комплексовать из-за своей фигуры, а точнее её конкретного места – бёдер. Она стала мнительной, ей всюду мерещилось, что все обсуждают и шепчутся о том, как Кира раздалась в боках. Она переживала, хотя её размеры не сильно превышали допустимую норму, но она видела в своём преображении нечто аморальное, то, чего по её мнению быть не должно. В этот период взросления и трансформации тела подруга стала очень уязвима и нечаянно оброненное слово о формах могли вызвать в ней жесточайшую обиду. Я как могла утешала её, пыталась успокоить, но это мало помогало, и день ото дня Кира испытывала душевный и физический дискомфорт, переступая порог школы. У меня, напротив, была худая фигура и едва заметная талия. Мои формы были угловатыми и мальчишескими, мне приходилось слушать в свой адрес насмешливые комментарии одноклассников, поэтому как и подруга я переживала не лучшие времена.
В девятом классе в нашей дружбе наступил кризис. Я видела, как Кира общается с другими девчонками, и во мне закипала ревность и негодование. Я не подавала вида, но в душе считала такое поведение подруги предательским. Она, в тайне от меня, ходила с одноклассницами на дискотеки, а когда я спрашивала, почему она не позвала меня, Кира нагло врала, отвечая: «Я думала, тебя не отпустит мама». Конечно, это было лишь оправдание, за которым скрывалось нежелание со мной общаться. Она больше не хотела быть моей подругой, и своим поведением регулярно причиняла мне душевную боль.
Я очень хотела попасть на дискотеку и как-то раз моё желание сбылось. Кира со своей двоюродной сестрой собрались на танцы и согласились взять меня с собой. Когда я вошла в зал, расположенный на втором этаже единственного сельского клуба, меня оглушила громкая музыка и ослепило неприятное мигание огней. Мы встали в кружок и начали вяло переминаться с ноги на ногу, имитируя танец. Что и говорить, хромая обезьяна и та станцевала бы лучше. Я не чувствовала себя весёлой и расслабленной. Меня напрягали яркие вспышки, которые буквально били по глазам, а от громкой музыки, казалось, сотрясался мозг. Я так долго упрашивала Киру сходить со мной на дискотеку, так долго ждала, когда же наконец переступлю порог клуба… А теперь мне хотелось поскорее уйти оттуда и никогда не возвращаться.
В девятом классе Киру выбрали старостой класса, что окончательно поставило крест на нашей дружбе. Мы по-прежнему сидели за одной партой, но на все мои попытки поговорить, она отвечала игнором или же резким и грубым «отвали». После занятий Кира уходила на различные собрания, а я в одиночестве шла домой той же тропинкой, по которой ещё совсем недавно нога в ногу ходили мы с ней. Я не могла смириться с тем, что единственно по-настоящему близкий человек в школе и возможно в целом мире вот так просто исчезнет из моей жизни. Я настолько привыкла к этой девчонке, что одна только мысль о том, что мне придётся искать новую подругу, вселяла в меня страх.
В моих снах мы с Кирой летим над землёй… Под нами простирается широкое поле с пожухлой и кое-где пожелтевшей травой. Мы держимся за руки, я чувствую невесомость и лёгкость. Но вот мы начинаем снижаться, постепенно опускаясь всё ниже и ниже. Вдруг я замечаю внизу обрыв, а рядом с ним бурный поток воды. Меня пугает перспектива упасть в обрыв или быть унесенной вместе с Кирой бурлящими водами. Но я принимаю решение и, лавируя среди опасных объектов, опускаю себя и подругу на твёрдую землю. Иногда вместо земли возникает мост.