Женщина-с-глубоким-вырезом так и не получила мой психологический портрет, поскольку к психологу я не пошла, и ни одна моя нога больше не переступала порог её кабинета.
Впервые я обратилась к психиатру, когда окружающее пространство и люди начали вызывать у меня тошноту. Всякий раз выходя на улицу, я прятала нос в широкий шарф и старалась не сталкиваться взглядом с прохожими.
Психиатр принимал не по записи, поэтому я устроилась в очереди и стала ждать. Было странное чувство, словно я сижу здесь ради шутки, что это всё не всерьёз. Врачом оказался молодой мужчина со светлым лицом и прищуренными глазами, которые внимательно меня изучали. Виктор Олегович выписал мне таблетки и назначил приём через неделю. Я покинула стены поликлиники в приподнятом настроении, а вскоре обнаружила, что снова хочу увидеть доктора.
По своей натуре я влюбчивый человек. В отношении Виктора могу сказать, что в нём меня привлекла не внешность, поскольку он не был красив. Он был высоким, склонным к худобе, его уши топорщились в разные стороны, светлые брови были едва заметны. Но Виктор обладал обаянием, которое светилось в его глазах и улыбке.
Я стала часто наведываться к психиатру. Мы общались на разные темы, и мне нравилось то, что я могла прийти в любое время и он уделит мне своё внимание. Виктор смеялся, запрокинув голову и обнажив ряд неровных зубов. От него всегда приятно пахло, и заходя в поликлинику, я порой чувствовала этот нежный аромат, который разливался невидимой струёй там, где он недавно проходил.
Я больше не испытывала напряжения, находясь в пространстве улиц и прохожие не вызывали неосознанного желания спрятаться в панцирь. В моей жизни стали происходить перемены к лучшему. Я радовалась жизни, строила планы и свободно дышала. Виктор, сам того не сознавая, дал мне лекарство лучшее из всех, которое не найдёшь на полках в аптеке и название которому – влюблённость.
Однажды я взяла чистый лист плотной бумаги, простой карандаш, ластик и, охваченная вдохновением, села рисовать. Где-то через час на бумаге появились два суриката. Они стояли, прижавшись друг к другу и настороженно смотрели в одну сторону, откуда, вероятно, доносился шорох. Этот рисунок я подарила Виктору, когда в очередной раз пришла к нему в кабинет. Он принялся с интересом рассматривать сурикатов, спросил что они увидели, небрежно ткнув в них длинным пальцем.
С нашей первой встречи с Виктором я полагала, что он одинок. У меня сложилось представление о нём как о холостом мужчине, который обедает у себя в машине и живёт свободной, ничем не обременённой жизнью. Но в один сумрачный вечер этот образ развеялся словно туман над рекой.
Был пятый час вечера, за окном сгущалась темень. Я сидела на своём обычном месте, сбоку от стола Виктора. Мне не хотелось уходить, и я как могла растягивала время.
– Мне пора домой, – сказал он.
– К своей девушке? – спросила я.
– К жене.
«Жена…А какая она?», – думала я, идя по тропинке домой.
Однажды я увидела на улице девушку и вообразила, что это и есть его супруга. Она была невысокой, стройной, со смуглой кожей и длинными чёрными волосами. Я представила Виктора вместе с этой девушкой и ощутила неприязнь к ней.
С того дня я то и дело встречала её куда-то идущую, модно и со вкусом одетую с симпатичными сумочками. Как-то раз я увидела её в магазине. Она стояла возле кассы и складывала продукты в пакет. На ней была серая толстовка, волосы убраны в хвост. Я пристально на неё посмотрела и усмехнулась. «Ну и ничего особенного в тебе нет», – думала я с ревностью. Девушка заметила, что я на неё смотрю, и её лицо приняло выражение недоумения.
Позже я узнала, что у Виктора есть дети. Женщина, которая сидела в очереди к психиатру, сказала своей знакомой, что недавно видела его с женой и ребятишками. Образ дерзкого холостяка преобразовывался и менялся. Теперь Виктор предстал передо мной мужем и папой. Ко всему прочему я узнала, что машины, в которой он обедал в моём воображении, у него нет, и он по своей натуре пешеход.
Виктор проявлял ко мне интерес, который я читала в его взгляде, обходительности, с которой он обращался со мной. Он ревниво дорожил временем, которое я проводила в его кабинете, и никому не давал нарушать таинство наших разговоров. Иногда с его губ срывались ласковые слова, обращенные ко мне. Вопреки всем преградам я верила, что однажды Виктор откроет мне сердце, посвятит своё время одной мне. Я наивно полагала, что сподвигну его на перемены и ради меня он оставит семью.
Но в отличие от меня, Виктор испытывал противоречивые, неоднозначные чувства. Он был квалифицированным врачом, что означало одно: признать наличие влюблённости в пациентку – значит признать свою некомпетентность.
Одним тёмным зимним вечером, когда речь зашла о наших чувствах друг к другу, он вдребезги разбил хрустальный замок, который я возводила изо дня в день.
– Ничего не выйдет, – сказал он, окончив наш разговор.
Я вышла из кабинета и поплелась по улице, не помня себя от постигшего меня несчастья. Я пришла домой и долго лежала на полу. В голове звучало резкое, обжигающе-холодное «ничего не выйдет». Виктор был частью меня. Он ампутировал эту часть, выдернул её из моего сердца, словно сорняк.
Я долго обманывала себя, верила в пустые мечтания и жила в мире, которого не существует. Теперь, упав на землю, сбросив с себя мантию слепой влюблённости, всё моё существо погрузилось во мрак. Тетрадь, в которую я записывала свои мысли о Викторе, в которой содержались описания наших встреч и факты о возлюбленном, я уничтожила в пламени огня. Сжигая страницу за страницей, я видела как огонь пожирает надежды на счастливое время с любимым человеком, как чувства становятся пеплом…
Девушка, которую я считала его женой, таковой, конечно, не являлась. С настоящей женой Виктора мне довелось случайно встретиться в поликлинике, когда она по каким-то делам пришла к нему на работу. Она выглядела гораздо старше своего мужа. Это была женщина среднего роста, в черном платье в крупный цветок. Жена Виктора не обладала привлекательной внешностью. У неё были широкие бёдра, а платье открывало её дряблые, полные руки. Её тёмные волосы были коротко подстрижены, а нарисованные чёрным карандашом брови резко и грубо выделялись на лице.
В действиях и манерах этой женщины ощущалась энергия и сила. Она обладала тем, чего так не хватало мне. Её походка была ровной, взгляд направлен перед собой, подбородок приподнят. Каждый её шаг был наполнен уверенностью и решимостью. Я поняла, какой тип женщин предпочитал Виктор, но я была другой.
Мои визиты к доктору становились всё реже. В один солнечный весенний день я снова появилась в кабинете Виктора. За окном ласково шелестел ветерок, земля согревалась после долгих холодов. Я была в приподнятом настроении и, наклонив голову набок, смотрела на него.
– У вас сегодня игривое настроение, – сказал он, улыбаясь.
Но вскоре приподнятые радостные чувства сменились слабостью и головокружением. Я закрыла глаза и, обмягшая, упала на спинку стула.
– Голова кружится, – еле слышно сказала я.
– Кушетки в кабинете нет, – ответил Виктор. – Прилечь вам негде…
Он начал перечислять все обстоятельства, по которым не мог мне помочь. Голова всё ещё кружилась, но я встала, сняла куртку, висевшую на спинке стула и, огорчённая, злая, но полная решимости направилась к двери. Я чувствовала взгляд Виктора, который скользил по моей спине.
Я закрыла дверь, прошла по коридору и свернула к гинекологу. Сегодня мне предстояла неприятная процедура. Следом за мной появилась медсестра, которая привела из отделения бабушку. Громоздкая, с обвисшей кожей старушенция уселась на сидение недалеко от меня и пожаловалась сопровождавшей её медсестре на плохое самочувствие.
– Давление, – сказала медсестра. – Сейчас я принесу тонометр.
Она быстро ушла и так же быстро вернулась, неся в руке прибор для измерения давления. Медсестра надела манжету на объёмную руку пациентки и внимательно посмотрела на показания прибора.
– Да, давление, – сказала она.
Медсестра провела свою подопечную больную вне очереди. Я наблюдала за этой ситуацией и думала, что она могла не суетиться и не бегать за тонометром, ведь её задача заключалась в том, чтобы отвести пациентку к врачу и привести обратно в палату. Она могла найти тысячи причин, чтобы не ходить за тонометром, не мерить ей давление, а просто дожидаться своей очереди. Но она сделала всё, что было в её силах для совершенно постороннего человека. А Виктор даже не сдвинулся с места, чтобы хоть как-то облегчить моё состояние. Он показал себя равнодушным и даже жестоким человеком, которого не заботят чужие страдания, и это сильно оттолкнуло меня от него.
После этого случая я стала избегать Виктора. В моей голове возникла страшная, пугающая мысль, что я снова окажусь с ним в одном кабинете, в одном месте и он снова мне не поможет.
Я появилась в кабинете психиатра спустя три года. Виктор снова смотрел на меня своими ясными серыми глазами. Я снова чувствовала исходящее от него обаяние, но была холодна. Для меня он был только врачом, к которому я пришла с жалобами на душевную и физическую усталость. Он выписал мне рецепт на антидепрессанты и сказал прийти через месяц. Для меня была в тягость мысль, что придётся регулярно ходить к нему. Отныне я чувствовала себя неуютно в присутствии Виктора. Я спросила, нельзя ли приходить пореже, на что он ответил, что ему надо наблюдать своих пациентов каждый месяц, а иначе они забывают к нему дорогу.
В течение этих трех лет мои чувства то угасали, то возрождались вновь. Порой я ловила себя на том, что хочу увидеть Виктора – как он идёт по коридору поликлиники, делая размашистые твёрдые шаги, как он смотрит в мою сторону и учтиво кивает головой. А порой я пыталась убедить себя в том, что ничего не было, но сердце ёкало в груди, когда я вспоминала мои визиты к нему.
Когда у меня появилась семья, я поняла, как непросто было Виктору. С одной стороны была его жена и дети, с другой – чувства симпатии и даже влюблённость в девушку, которой он также был небезразличен. Я была поглощена влюблённостью и это не давало мне проникнуть в переживания Виктора. Он выстоял перед искушением отдаться порыву чувств и остался со своей семьёй, и это наилучший вариант из всех возможных. Я уверена, что Виктору будет лучше со своей женой, чем со мной. Наши чувства скоро бы закончились, и жизнь постепенно превратилась в то, что называется рутиной. Наверняка, почти все семейные люди проходят через это. Туман романтики рассеивается и выпадает роса обязанностей, бытовых ситуаций, скучных будней и бесконечной тоски. Так пускай же всё остаётся как есть, не превращаясь в нечто большее, чем симпатия и в то же время не уходя в быт и банальность.
Глава 31
Когда мне было семь лет, со мной произошло нечто необъяснимое. Однажды я проснулась посреди ночи, открыла глаза и увидела перед собой высокую фигуру. Она была покрыта полуночным сумраком, я не видела очертаний её лица. На тёмном силуэте было длинное платье до пола, а руки распростёрты в разные стороны, как у статуи Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро. Мне стало жутко, я зажмурилась да так и уснула, не открывая глаз и стараясь не шевелиться.
После этой ночи я рассказала маме, что ко мне приходил ангел. Она передала родственникам, которые поверили или сделали вид, что поверили.
Прошло двадцать лет, и вот однажды ко мне вновь явилась эта фигура. Я была на шестом месяце беременности и в ту ночь никак не могла уснуть. Я лежала на диване, который в то время из-за ремонта стоял на кухне. Мои глаза были закрыты, но я не спала. Внезапно до меня донеслось хрюканье. Оно было совсем близко, у моего изголовья, и становилось всё громче и интенсивней. Я открыла глаза. Передо мной стоял высокий тёмный силуэт в платье до пола. Он был в точности такой же, как и много лет назад, только руки на этот раз были опущены вдоль тела. За окном начинало светать, но не смотря на это, фигура была неразличима, словно окутана вуалью из тени. Жуткое хрюканье стихло. Меня охватил ужас, который сковал мои связки. Я не могла произнести ни слова, и только хрипела, пытаясь позвать на помощь мужа. Каким-то образом он услышал мой хрип и тот час прибежал на кухню. Он выглядел испуганным. Я рассказала ему всё, что сейчас произошло.
– Так бывает, когда ты ещё не спишь, но мозг уже видит сны, – утешил меня муж.
Когда я спросила мнение психолога, она выдвинула другую версию.
– В вас есть часть, которая вами не изведана, – сказала Людмила Григорьевна. – Эта часть может содержать в себе любые качества, которые вы в себе прячете. Уверенность, смелость, оптимизм – всё, что угодно. Она – тёмная сторона вашей личности.
Не известно наверняка, кем является эта фигура, окутанная тенью. Психологи говорят о неизведанной стороне личности, психиатры скажут, что это галлюцинация… С детства я думала, что тёмная фигура – мой Ангел Хранитель, который охраняет меня от мирского зла.
Зло не дремлет и неотступно следует за нами по пятам. Когда я была в материнской утробе, с мамой случилась одна неприятность, которая могла фатально закончиться и к тому же не имела объяснения. В тот день родители возвращались с прогулки и подходили к подъезду: отец вошёл первым, а мама следом. Только она переступила порог, как позади послышался глухой удар. Обернувшись, мама увидела лежащий на земле кирпич. Отец поднимался на чердак, чтобы поймать негодяя с поличным, но там никого не оказалось. Неизвестно, кому и зачем понадобилось бросать с крыши кирпич, но неоспоримым остаётся факт, что в тот день маму спасло чудесное провидение.
В мире много необъяснимых и не поддающихся логическому объяснению вещей. Мы живём на планете, в которой есть место тайнам и загадкам, страшным событиям и радостным. Весь мир и все люди, живущие в нём сотканы из противоречий. Человек, который создаёт приятное впечатление, может совершить подлость и наоборот, тот кто имеет отталкивающий вид, способен на сострадание и бывает более дружелюбным и открытым, чем хорошо одетые, устроенные в социуме граждане.
Однажды мы с Соней возвращались с прогулки домой. Я держала дочку за руку, а она спокойно и молча шла рядом. Вдруг она увидела впереди мужчину и начала кричать «папа! папа!».
– Это не папа, – сказала я ей.
Когда мы поравнялись с этим человеком, он остановился напротив нас. На нём была грязная куртка, обвисшие джинсы, в руках он держал картонную коробку, в которой лежали мёртвые голуби и какой-то мусор.
– А почему кричат обычно «мама», а не «папа»? – спросил мужчина.
– Кто-то и «папа» кричит, – ответила я, улыбнувшись.
– Если папа есть, – проницательно заметил он.
– Да, точно.
На этом коротком разговоре мы разошлись, но слова этого странного человека с коробкой не выходили у меня из головы. «Может быть, у этого мужчины случилась какая-то детская травма, связанная с отцом и оттого он теперь ведёт такой образ жизни?», – подумала я невзначай. Придя домой я ещё вспоминала о нём и его коробке, точнее о её содержимом. Я никак не могла понять, зачем ему мёртвые птицы. Может быть, он был дворником? Но дворники обычно убирают территорию по утрам, а этого человека мы встретили вечером. Так или иначе, а его тонкое замечание про «папу» вызвало во мне чувство уважения к этому мужчине. Я лишний раз убедилась в том, что битые жизнью люди, ведущие маргинальный образ жизни, зачастую несут в себе больше смысла, чем те, кто имеет статус в обществе, но ничего ценного в душе.
Глава 32
С раннего детства я ходила с короткими волосами, и это придавало мне сходство с мальчиком. Как только волосы отрастали, их сразу же срезали. В платья меня одевали не часто, в основном я носила штаны и кофты. Ко всему прочему мама переделывала моё имя на мальчишеский лад и называла Лёшей или Алёшиным. Сверстники тыкали в меня пальцами и смеясь, говорили: «Смотрите! Как думаете, ребят, это девочка или мальчик?» Прохожие тоже не понимали, какого я пола и обращались, как к пацану – дружок. Всё это сильно огорчало и обижало меня.
Однажды я узнала, что мои родители хотели родить мальчика. Не помню, от кого эта информация пришла, но разочарование, постигшее меня, осталось в памяти. Мама никогда не заплетала мне косичек и не расчёсывала мои густые волосы. Она не называла меня принцессой и не говорила, какая я милая. Я росла пацанкой и порой моя мальчишеская часть давала о себе знать. Я участвовала в войнушках с ребятами во дворе, обзывалась и могла подстроить какую-нибудь пакость. Так однажды я подкараулила Юлю и, когда она зашла в туалетную будку, подставила к ручке двери швабру. Этот приём я увидела по телевизору. Сестра тщетно стучала в дверь, а я хихикала, спрятавшись за ограждением сарая. Юлю освободила баба Валя, которая случайно проходила мимо. Мою шалость восприняли как шутку и не стали меня ругать.
В старших классах я начала отращивать волосы, но я не умела делать себе причёски, поэтому ходила с распущенными волосами или убирала их в хвост. Баба Валя советовала мне делать хвост как можно выше, на макушке. Она считала себя экспертом в области эстетики и красоты, и знала, как лучше. А по мнению деды с распущенными волосами я походила на фашиста. Однажды он так и сказал, с неприязнью глядя на моё лицо: «Ну, лицо худое, вытянутое из-за этих волос, как у фашиста».
Став взрослой, я пыталась отращивать волосы, но время от времени, повинуясь неведомой силе, я шла в парикмахерскую, где просила остричь свои длинные волосы и сделать мне максимально короткую стрижку. Несколько раз доходило до того, что я сама брала ножницы и одним движением срезала свою косу. В такие минуты мною правило отчаяние и безотчётная нервозность, словно длинные волосы были причиной какого-то душевного дискомфорта, тревоги.
Мои одноклассницы умели преподнести себя. Они со вкусом одевались, делали причёски, красили ресницы. Я же чувствовала себя гадким утёнком и порой, пытаясь сделать себя более женственной, одевала нелепые наряды, а на голове делала два хвоста, которые как обрубки торчали в разные стороны. Я просто не знала как, в моей жизни не было человека, который бы мне посоветовал что-то дельное. Мама ворчала по поводу того, что я крашу ресницы, баба Валя часто делала нелестные замечания моей худобе.
Однажды по соседству с нами поселилась семья, с которой у нас возникли дружеские отношения. Тётя Ира, привлекательная женщина со светлыми волосами до плеч, приходила к нам в гости и иногда приводила своего сына. Антон учился в старших классах и за ним бегала добрая часть сельских девиц. Он был среднего роста, его золотистые волосы слегка вились у висков, а глаза имели небесный оттенок.
У Антона с его мамой были самые близкие тёплые отношения, а вот своего отца он не любил. В целях воспитания его отец время от времени применял ремень, а чуткая мать всегда становилась на сторону сына и защищала его от суровых наказаний. Сын и мать проводили время, общаясь друг с другом и играя в настольные игры. Однажды Антон узнал, что душа матери лежит к кошкам и притащил домой пушистую красавицу, которую случайно нашёл на улице. Тётя Ира принесла показать свою любимицу к нам домой. Кошка была очаровательна, она обладала мягкой длинной шерстью, покрытую белыми и рыжими пятнами. Она осторожно осматривала нашу обстановку и принюхивалась к каждой вещи в квартире.
Был период, когда тётя Ира с Антоном приходили к нам каждый вечер, чтобы посмотреть сериал. У них был свой телевизор, но с ним случились какие-то неполадки. Мама усаживала их на стулья, а я садилась позади и тайком наблюдала за Антоном. Я мечтала, чтобы он обратил на меня внимание и делала то, что по моему мнению должно было его привлечь.
Однажды я достала из шкафа мамино платье, которое она носила в молодости. Оно было облегающего кроя, чёрное, усеянное белыми звёздочками. Я надела платье перед зеркалом и увидела, что оно мне широко по бокам. Тогда я взяла нитку с иглой и подшила его по своей фигуре. Отлично, теперь я могла показаться в таком виде Антону, который в это время гулял во дворе нашего дома.
Да, я однозначно произвела на парня впечатление. Он одарил меня улыбкой, а я от смущения не знала, куда себя деть.
Как-то вечером я оказалась в компании Антона и ещё одного мальчишки, который жил на нашем этаже. Мы весело проводили время, мой сосед делал мне знаки внимания, а мальчишка наблюдал за нами и ехидно посмеивался.
Мама закончила развешивать бельё и подошла к крыльцу, на котором мы дурачились. Её лицо имело недовольный вид.
– Что это вы тут делаете? – спросила она.
– Играемся, – ответил Антон.
В тот вечер я ушла домой окрылённая и по уши влюблённая. На следующий день мать незамедлительно рассказала об этом инциденте своим родителям, но они только посмеялись в ответ.
Вскоре Антон забыл о том вечере, но я продолжала лелеять воспоминания, мечтая вновь оказаться рядом с ним. У моего соседа появлялись новые девушки, одна за другой сменяя друг друга. Я слышала, как они приходят к нему домой, как в отчаянии просят его не бросать их. Но Антон не принимал обратно тех, от кого уже избавился. Рыдания брошенок во мраке подъезда разбивали на осколки вечернее спокойствие. Антон был настоящим смутьяном женских сердец, обворожительным и жестоким юношей. В него были влюблены девушки из Кочек и соседних деревень, а также самые популярные девчонки из моего класса.
После школы Антон покинул село и уехал на службу в армии. На несколько лет он пропал из поля зрения, и я ничего о нём не слышала и не знала. Однажды я приехала домой на каникулы и обнаружила, что Антон как и прежде живёт с нами по соседству, но на этот раз не с мамой, бабушкой и отцом, а со своей женой и детьми.
Мы по-прежнему продолжали с ними дружить. Антон вместе с женой приходили к нам в гости, мы смотрели фильмы и делились фотографиями моей жизни в городе и службы Антона, на которой он выполнял обязанности кинолога. Однажды я показала ему фото, на котором была вместе с Кириллом. Он заметил, что мой бывший довольно высоко натягивает брюки и носит ремень на животе. Из-за этой его манеры одеваться Антон обозвал его неприличным ругательством.
Семейная жизнь не сделала из моего соседа образцового отца и мужа. Антон пытался со мной флиртовать и однажды, когда дома не было жены, позвал к себе. Но я ответила отказом на такое предложение. Даже не потому что я что-то подозревала насчет его намерений, хотя такая мысль смутно пробежала в голове, просто в тот вечер мне не хотелось никуда идти и я решила остаться дома. Антон словно паук-сердцеед пытался заманить меня в свою сеть, как заманивал остальных, высасывая из них любовь, которую добровольно отдавали влюблённые в него жертвы.
После каникул я уехала учиться и на этом наши пути разошлись. Антон со своей семьёй переехал в частный дом, а в квартире по соседству поселился парень-алкоголик. Но три года назад я случайно столкнулась с бывшим соседом у дверей магазина. Воспоминания о нашей дружбе пробудили во мне тёплое чувство. Я искренне обрадовалась этой внезапной встрече.
– Привет! – окликнула я Антона.
Он остановился и внимательно посмотрел на меня.
– Привет! – также радостно ответил он.
– Как жизнь?
– Эм… Подожди, а ты… – проговорил Антон, пытаясь вспомнить, кто я.
– Мы жили раньше по соседству, – сказала я.
Антон вспомнил меня или сделал вид, что вспомнил. Он выглядел неопрятно и даже отталкивающе. На нём была изношенная одежда, на руках отчётливо виднелись чёрные мозоли, а вблизи я ощутила запах перегара, идущий от него. Весь его вид говорил о грязной физической работе, которой он зарабатывает на жизнь.
– Как мама? – спросила я.
– Да как, всё так же, – немного безразлично ответил он.
Несколько лет назад с его мамой произошла трагедия. Она заснула в машине и сильно отравилась выхлопными газами. Она долго лежала в реанимации, но ей удалось справиться со смертью. Однако теперь, по словам свидетелей, тётя Ира с трудом могла говорить и передвигаться.
Я собиралась уходить, как вдруг Антон протянул руку к моему лицу и грязными пальцами коснулся волос. После стольких лет его повадки сохранились. Это был тот же Антон, но изрядно побитый жизнью, душевно сломленный, с грязью под ногтями и шаткой походкой нетрезвого и уставшего человека.
– Позвони мне, – сказал он, прощаясь. – Позвонишь?
– Хорошо, – ответила я, наперёд зная, что делать этого не буду. – Потрепала же тебя жизнь…
– Позвони обязательно, – сказал он.
Я пошла мимо магазинов домой, а Антон отправился к своим товарищам, которые не отличались от него опрятностью и стояли кучкой недалеко от нашего места встречи.
– Вот это девушка, женился бы на ней, – сказал он, подойдя к ним.
Если бы десять лет назад мне сказали, что Антон из красавца и отменного ловеласа превратится в грязного рабочего, я посмеялась бы и ответила, что такого никогда не произойдёт. Но жизнь непредсказуема, между ней и неизвестностью стоит знак равенства. Теперь Антон живёт с больной матерью, а несколько лет назад от него ушла жена, забрав детей.
Так обернулась судьба моего соседа, превратив его из обольстителя девичьих сердец в грязнорабочего. Гораздо удачливее сложилась жизнь Кирилла. Он уехал в Москву, где построил карьеру и женился. Со своей возлюбленной они сыграли свадьбу на песчаных заморских берегах, омываемых небесно-голубыми водами. Кому что, а Кириллу удалось воплотить в жизнь свои амбиции. Он оставил за спиной крошечную комнатёнку, в которой мы некогда проводили время, брата, страдающего игроманией и холодный, подчас неприветливый Новосибирск.
Старший брат Кирилла – его полная противоположность. В подростковом возрасте он совершил попытку суицида. Его спасли, но душевная травма такого масштаба, когда ненависть к себе перерастает в убийство, не проходит даром. Рослый, с избыточной массой тела, брат Кирилла просиживал днями и ночами за компьютерными играми, одновременно прихлёбывая пиво из жестяной банки. Я не раз видела его в таком положении, когда приходила к Кириллу. Одиночество и необременительный досуг – то, к чему в итоге подвела этого человека жизнь.
Моя школьная подруга Кира после окончания университета вернулась обратно в село, где теперь работает школьной учительницей. Я не раз встречала её – бледнолицую, неулыбчивую, погружённую в свои мысли девушку. Любовь Киры к чтению угасла, она больше не посещает библиотеку и не берёт в руки даже заезженные детективы. Она не смотрит сериалы, как раньше, и не увлекается кино. Во время нашего разговора Кира призналась, что большую часть её жизни занимает огород и работа. С плохо скрываемой завистью она отметила, что у неё, в отличие от меня, нет времени на творческие занятия. А когда я затронула тему наказания детей, эта молодая школьная учительница ответила, что дети заслуживают того, чтобы их били и привела пример, когда ребёнок её знакомой бросил матери в лицо какой-то предмет и повредил ей глаз. Я выслушала её и в моей голове возник образ того, как моя знакомая, эта хрупкая тихая женщина, сжимает кулаки и бьёт своего мальчика.
Когда я видела Киру в последние несколько раз, она выглядела бледной. Сутулясь, крепко сжимая ручку от сумки, она прошла мимо меня словно тень. Безмолвная тень, которая ходит на работу и возвращается домой, где её ждут незамысловатые домашние дела, вроде мытья посуды и ухода за участком.
С другой моей одноклассницей мы не особенно общались в школе, но в годы моей юности она всегда вызывала во мне желание походить на неё во всём, и характером и внешностью. Марина обладала невероятной раскрепощённостью, она умела давать свободу своим эмоциям и действиям. В нашем классе она была одной из самых привлекательных девушек со стройной, но не тощей фигурой и миловидными чертами лица. Марина несомненно была звездой нашей повседневной школьной жизни, но несмотря на это, она оставалась естественной и жизнерадостной без всякой примеси надменности.
В настоящее время Марина живёт в селе и проводит свои дни в небольшой квартирке с дочерью и больной матерью. Я полагала, что она добьётся высот, построит успешную карьеру модели, будет жить в мегаполисе, крутя романы с элегантными мужчинами. Знаю, она и сама бы этого хотела, но её жизнь сложилась иначе. Марина участвовала в городском конкурсе моделей, но дальше этого не пошла. Её работа весьма обычна, а жизнь в маленьком селе не столь феерична. Она вынуждена ухаживать за больной матерью и ежедневно топать своими стройными ножками по разбитым сельским дорогам. Но несмотря на эти обстоятельства, Марина не выглядит грустной или расстроенной. Она по-прежнему женственна и очаровательна, а её внешность, выражение спокойных серых глаз говорят о душевном штиле и внутренней гармонии. Впрочем, внешняя оболочка бывает весьма обманчива.
Максим расстался со своей девушкой и сейчас живёт холостяком. Он работает и проводит свободное время так, как ему заблагорассудится.
Не стоит искать в жизненных переплетениях справедливость или несправедливость. Жизнь – это не механические часы, а постоянно изменяющийся поток, состоящий из человеческих эмоций, превратностей судьбы и отношения к самим себе и к каждому. И поэтому не скажешь наверняка, приведёт ли тебя удача к благополучным землям с цветущими садами или же окажется, что она была мнимой, и открыла путь к затхлому болоту, кишащему жабами.