Ладонь кольнуло и Северина резко подняла руку. В ту часть, что ещё могла чувствовать боль, впилась маленькая острая ледышка. Не больше пары сантиметров в длину, плоская. Она попробовала взять её пальцами, но руки не слушались и ледяной колышек упал. Почему-то льдинка показалась ей важной. Впиваясь человеческим теплом в замерзшую поверхность, она наклонилась всем телом и рассмотрела находку. Это было замороженное тыквенное семечко. Откуда?! Откуда оно здесь? Следуя логике и здравому смыслу, крупицы которого еще остались в голове Северины, она поняла, что тут кто-то проходил. Кто-то живой! Опираясь на ладони, которые уже совершенно не чувствовали холода, Сева посмотрела вперед. Дальше, через каждые сантиметров десять, лежали точно такие же белые семечки. Девушка подалась за рукой вперед и растянулась на холодном льду. Острые льдинки впивались в живот сквозь мягкую ткань толстовки. Живое! Туловище ещё живое! Она с трудом поднялась на ноги. Наклонившись как можно ближе к коленям, чтобы сохранить тепло, она в полусогнутом состоянии побрела по следам тыквенных зернышек. Всё вокруг перестало существовать. В голове пульсировала надежда. Сева перестала понимать как она идет, как дышит. Звуки её шагов растворились. Среди этого отсутствия ощущений внезапно заработало обоняние. Она уловила знакомый запах масляных красок и разбавителя. Не в силах поднять голову, она продолжила идти вперед, следуя за мерзлыми ледышками тыквенных семечек. Через какое-то, уже совершенно неопределимое Севериной время, она остановилась. Вернее, шаги девушка делала, но никуда не двигалась. Что-то мешало. Какая-то странность не пускала вперёд.
Ледяная поверхность перед глазами оставалась неизменной. Ей показалось, что если она хоть немного повернется, то обязательно сломает шею. Мороз добрался до самых костей. И всё же, Сева подняла голову и увидела перед собой девушку с волосами-сосульками, синим цветом кожи, точно таким же как у трупа Валентина Евграфовича, и с ужасом в застывших глазах. Покрытые инеем редкие брови, задеревеневшее лицо и трясущаяся челюсть уже не имели ничего общего с той юной журналисткой, которой она была сегодня утром. Из последних сил она подняла руку и прикоснулась к гладкой поверхности. Провела ладонью к краю. Толщина зеркала оказалась не больше плотного картона, но острая. Поперек всей ладошки появился глубокий крупный порез и проступили красные, почти бурые капельки крови. Сева удивлённо посмотрела на посиневшую руку. Никаких ощущений, никакой боли. Наверное, так чувствуют себя люди, которые скоро умрут. В красных капельках жило тепло. Она провела ладонью по щеке, размазывая кровь по лицу. «Откуда тут зеркало? Откуда это чертово зеркало?!» – пыталась кричать девушка, но вместо вразумительных звуков сквозь слипшиеся обледеневшие губы прорывался только сдавленный хрип умирающего человека. Она упала на колени, но, не удержавшись даже на них, повалилась на бок. Всматриваясь в своё измазанное кровью лицо, Сева подумала «надо было стать поваром», потянулась посиневшим пальцем к отражению и закрыла глаза.
– Валентин, – в мастерскую постучали.
Невысокого роста седовласый художник почти завершил картину. Он посмотрел на измазанные синим руки, схватил тряпку и вытер с них краску.
– Ты закончил, Валентин? – осторожно уточнил голос из коридора.
– Да! Почти! – крикнул художник и поправил очки, сползающие на нос.
Скрипнула дверь и в комнату вошёл статный мужчина в черном пальто до колена. Медленно, с видом знатока начиная рассматривать картину издалека, он подошел к холсту со свежими, зловеще блестящими мазками.
На картине посреди обледеневшего океана лежала замороженная насмерть девушка. Её пышные когда-то волосы превратились в острые сосульки. Она смотрела вперед, прямо на зрителя пустым, но полным надежды взглядом. Художник выдавил пару капель красной масляной краски на палец и ловким движением добавил кровавые полосы на её лице.
– Руку об зеркало порезала в последний момент, – объяснил он.
Гость кивнул и засунул руки в карманы пальто.