Чертополох и золотая пряжа

Глава 3. Самхейн

Молодой король Гарольд, ослепляя взоры блеском камней на дорогих одеждах, в сопровождении матери и малой свиты вошел в покои, скользнул взглядом по скромному убранству и замер, заметив веретено, полное золотой пряжи. Глаза его алчно блеснули.

– Покажи нам, как ты выполнила задание, – велел он, облизнув пересохшие губы.

Айлин сняла веретено с прялки и преподнесла его повелителю. Ухоженные пальцы короля мелко подрагивали от возбуждения.

– И это все? – фыркнула королева. – Мы дали тебе целый мешок соломы и ночь в распоряжение, а ты спряла лишь одно веретено? Чем ты занималась все это время? И почему стража у твоих дверей спала?

Девушка сжалась на мгновение, затрепетала перепелкой, а после вспомнила все чудеса, что приключились с ней ночью, выпрямилась и с достоинством произнесла:

– Мадам, солома, что я получила, оказалась ужасной, у батюшки моего и то лучше. Виновна ли я, что она вся в труху обмялась? Более того, его величество ничего не сказал мне о количестве пряжи. А уж за стражу королевскую я и подавно не отвечаю.

– Как ты смеешь дерзить мне, безродная!

– Матушка! – Король гневно сверкнул глазами. – Вы забываетесь. Я обещал сделать эту деву своей женой, если к утру золотая пряжа будет готова. Или мое слово для вас что эхо в горах?

Гинерва сжала губы, и из ярко-алых они стали молочно-белыми. Рука ее легла на грудь – туда, где обычно у людей бьется сердце.

– Тебя что, сиды вином опоили, раз ты очевидного не видишь?! – обратилась она к сыну. – Эта девица – обманщица! Пряжу она могла из дому привезти, а солому в камине сжечь.

Гарольд перевел хмурый взгляд с матери на Айлин. Королева была мудра, а ее слова верны. Королю не хотелось пасть жертвой девичьей красоты и коварства.

– Что ж, да будет так. Пусть мои люди проверят покои, а вечером принесут пять мешков отборной соломы, той, что кидают в стойло моим лошадям. Вас же, леди Айлин, я попрошу подтвердить свое мастерство, перепряв и эту солому в золото. Надеюсь увидеть завтра утром не меньше пяти веретен, заполненных пряжей, – потом он повернулся к королеве и попросил: – Вы же, матушка, подготовьте моей невесте достойное платье для вечернего пира.

Король удалился. За ним, шурша подолами и новыми сплетнями, последовала свита. Королева окинула Айлин оценивающим взглядом – дева ей не нравилась. Рядом с ней Гинерва чувствовала себя старой и ненужной.

– Я пришлю к тебе служанку, – надменно бросила она и вышла вон.

Айлин вздохнула и поплелась к кровати. О предстоящей ночи и новом испытании она решила подумать позже.

Тем временем Гинерва направилась в женское крыло замка. В руках она сжимала полное веретено пряжи, и это золото жгло ей руки. Внутри все клокотало. У нее в услужении были лучшие мастерицы страны: некоторых из них учили работе кудельные феи, другие были рождены от сидов. Но никто, никто из них не мог спрясть золотую нить из соломы!

– Бегом сюда! – кликнула она служанку. – Возьми одно из моих прошлогодних платьев, то, с которого еще мех не спороли, отнеси его гостье в Восточную башню да подгони так, чтобы ей подошло. Как закончишь, останься при ней. Будет спрашивать – скажешь, я велела.

– Мне что, прислуживать дочке мельника? – служанка не успела договорить, как хлесткая пощечина обожгла ее мягкую щеку.

– Мэри! Тебе напомнить, как еще две зимы назад ты хворост из королевского леса таскала? Смеешь перечить своей королеве? Ты останешься в покоях пряхи и проследишь за ее работой. И если завтра утром я не узнаю секрета этой девчонки, то вышвырну тебя из своего замка!

Служанка накрыла холодными руками пылающую отметину королевской милости и побежала за платьем. Нашла белоснежную котту^[14] со множеством мелких серебряных пуговиц на рукавах да темно-зеленое сюрко^[15], подбитое лисьим мехом и украшенное золотой вышивкой.

К моменту, когда Айлин проснулась, служанка уже приготовила ушитые платья для пира.

– Вы, госпожа, решили день костров проспать? К нашему королю съехались уже все подвластные лэрды! В Самхейн никто не рискует оставаться дома один или задерживаться в дороге. Кальех Варе, королева сидов, уже пустилась в путь, и летят перед ней ледяные ветра.

Айлин взглянула в окно. Ослабленное солнце пыталось дотянуться до горизонта, но запуталось в плотном тумане и стекло масляной кляксой.

«Как только этого скудного света на всех хватает?» – мыслила мельникова дочь, облачаясь в парадные одежды. Но потом вспомнила утренний разговор с королем и загрустила. Надежды на то, что удастся позвать Темного лэрда во второй раз, не было. Он никогда не приходил по ее воле, хоть сам и полагал иначе. А без его помощи ей не справиться, как ни старайся.

«И не сбежишь в Самхейн. Холмы сидов открыты. Попадешь в дивную страну, а потом не выберешься».

– Ее милость, королева Гинерва, приказала мне прислуживать вам, – трещала между тем служанка, – поэтому я останусь в покоях, а вечером помогу подготовиться ко сну и переплести косы.

Айлин на это лишь молча кивнула, не желая разговаривать с подосланной девицей и спорить с монаршей волей. Сердце билось о ребра. Она чувствовала себя птицей, пойманной в силки. Чем больше бьешься, тем сильнее запутываешься. Глупая похвальба отца принесла одни неприятности. То, что король не женится на мельниковой дочери, было ясно, как и то, что ночь темна, а день ясен. В королевстве достаточно благородных дам и влиятельных отцов, чтобы не допустить подобного. Да и королева-мать над троном орлицей вьется, единственного сына оберегает. А потому исполнит Айлин наказ короля или нет, итог один – королевой ей не быть. Разница лишь в том, отправят ли ее с позором домой или отдадут в жены кому-нибудь из лэрдов.

«Интересно, мой вчерашний помощник будет среди королевских гостей?»

Собравшись, Айлин спустилась в зал для пиршеств.

В огромных чертогах сотней зажженных огней пылал праздник. Играла музыка, раскрашивая ночь звуками. Многочисленные гости сидели за густо уставленными столами. Пестрые, шумные, в богатых нарядах. Мужчины в массивных цепях, женщины в высоких, расшитых золотом и драгоценными камнями головных уборах. Рядом сновали собаки, пытаясь заполучить куски посытнее. Одни слуги – юркие, как лесные духи, подносили одно новое блюдо за другим и забирали опустевшие. Другие – нескончаемой рекой подливали в кубки эль.

Рыжебородый король Гарольд в массивной золотой короне восседал за высоким столом. Увидев Айлин, он поднялся. Музыканты тут же смолкли.

– Леди Айлин, приветствую вас, – король вышел из-за стола и, взяв деву за руки, повел на середину зала.

– Здравствуйте, сир, – улыбнулась она в ответ, и Гарольд отметил, что улыбка эта не коснулась девичьих глаз.

– Станцуешь со мной, о прекраснейшая из смертных?

– Не смею вам отказать.

Вновь запели виелы^[16], загудела волынка. Им вторила колесная лира, звуки которой походили на женский плач. Айлин вспомнила крики банши в день исчезновения матери и прикрыла глаза, нашептывая слова приветствия предкам. В эту ночь они обязательно ее услышат.

– Есть к кому обратиться в Самхейн? – Король поднял согнутую в локте руку кистью вверх, начиная танец. Айлин повторила движение, делая шаг навстречу.

– Каждому, кто не вылизан из куска соли, есть кого помянуть в эту ночь.

– И по ком сегодня плачешь ты? – Гарольд подхватил невесту под тонкую талию, поддерживая ее невысокий прыжок.

– Шестнадцать лет назад исчезла моя мать. В селе говорят, что она ушла к сидам, в Холмы, но отец накануне видел банши, а я слышала их крики, потому мы чтим ее как умершую. – Айлин отдалилась на несколько коротких шагов и присела в аккуратном поклоне. Король, не спеша, обошел ее по кругу и вновь подал руку.

– Ты злишься на меня? – спросил он, неожиданно сменив тему. – За то, что я повторил свое испытание?

Сердце Айлин на мгновение застыло, а после забилось ровно в такт танцу.

– Я справлюсь, сир, – ответила она спокойно.

«Назови мое имя!» – зашелестел откуда-то взявшийся ветер и затушил разом в зале весь свет. Музыка мгновенно стихла.

– Предки услышали наши воззвания! – прогремел Гарольд в полной темноте. – Да славится в веках память о них!

– Да не забудутся их имена! – подхватили гости.

Король сжал руку Айлин и проследовал вместе с ней за стол. В зале постепенно разжигали молодой огонь.

– Ты не ответила мне, – напомнил Гарольд.

– Как я смею злиться на вас, сир? – К их разговору внимательно прислушивалась королева, но Айлин решила не замечать этого.

– Ты была бы в своем праве. Королевское слово ценно именно своим исполнением.

– Что ж, ваша милость, я запомню это.

Правитель раскатисто засмеялся, и его звучный бас разлетелся по залу, заставляя кубки звенеть.

– Но для умелой мастерицы такое испытание не сложнее нитки в иголке, не так ли?

– Ошибаетесь, сир. У каждой магии есть своя цена, и уплачивать ее придется мне.

– Но и награда, согласись, высока. Нечасто судьба дает дочери мельника шанс стать королевой.

Дева хотела было ответить на это замечание, но один из слуг заголосил:

– Спакона^[17] Тэрлег стоит у ворот замка.

– Чего же ты ждешь?! – воскликнул Гарольд. – Зови владетельницу судеб, мы окажем ей достойный прием!

Вскоре в зал в сопровождении слуги вошла старая, горбатая, сморщенная ведьма. На ней был темно-синий плащ на завязках, голову покрывала шапка из меха черной кошки, на шее мерцали цветные стеклянные бусы, а на поясе висел большой кошель, в котором старуха хранила кости мелких животных, необходимые ей для ворожбы. В руке спакона держала посох с навершием в виде птичьего черепа.

– Садись, спакона Тэрлег, ближе к теплу камина, отведай душистый эль да похлебку из сердец всех животных, что есть на нашем столе. Обогрейся и отдохни, а после прошу: окинь своим взглядом эту залу и людей, собравшихся в ней, да расскажи всякому, кому посчитаешь нужным, его судьбу. А я щедро одарю тебя.

Рассмеялась спакона, напоказ выставив кривые зубы, достала железный нож с поломанной рукоятью и выудила первый кусок сердца из предложенной похлебки, съела его и, не торопясь, ответила:

– Тебе ли не знать, младший сын короля, что ведуний одаривают лишь за благие вести, но у меня их для тебя мало. А потому сделаем так: сегодня я отвечу любому, кто решится задать мне вопрос, а потом отдаст все, что бы я ни попросила.

Айлин повела плечами, избавляясь от поднявшегося по спине холода. Ведь платой за предсказанный вирд^[18] могло стать все что угодно, вплоть до нерожденного дитя.

Желающих и впрямь оказалось немного. Молодой король, дабы своим примером показать подданным, что не страшится грядущего, первым подошел к спаконе.

– Скажи, всеведающая, что ожидает меня в будущем? Долго ли править мне землями отца и когда ждать наследника?

Спакона пожевала губу и задумчиво произнесла:

– Неужто, младший сын короля, ты истинно полагаешь, что самостоятельно правишь землями отца? Увы, тогда у меня не будет добрых вестей. Твоя нить спрядена задолго до твоего рождения и оплачена высокой ценой. На троне ты просидишь, пока Бернамский лес не подойдет к воротам этого замка. А чтобы узнать о наследнике, нужно хотя бы жениться.

Король усмехнулся: Бернамский лес начинался почти в десяти милях от города и с его стороны постоянно вырубался, так что вряд ли он когда-либо мог дойти до его замка. Да и с наследником старуха права, сперва нужно обзавестись невестой. Гарольд зацепил взглядом Айлин. Что бы ни думала матушка, он уже считал эту деву жемчужиной своей сокровищницы.

– Добро, мудрая Тэрлег. Что ты хочешь в дар за свои слова?

– Отдай мне чашу, из которой поили тебя в тот день, когда ты появился на свет.

– Это семейная реликвия! – воскликнула молчавшая до этого Гинерва.

– Но она уже не пригодна для ритуала, не так ли, королева без сердца? – Ведунья взглянула ясными голубыми глазами на побледневшую женщину и улыбнулась, вновь обнажая кривые зубы. Гарольд подал рукой знак, и королевский постельничий незаметно удалился из зала.

– А ты, дитя, отчего молчишь? Неужто не желаешь знать, что тебя ждет? – Старуха повернулась к Айлин.

– Нет, почтенная! – было ей ответом.

– Неужели у тебя нет вопроса, на который ты желала бы получить ответ? – не унималась спакона.

– Вопросов у меня, что лососей в пруду, но нет ничего такого, чем бы я могла пожертвовать, чтобы узнать судьбу, отвратить которую не в силах.

– А ты умна, – расхохоталась ведьма, и бусы на ее шее в согласии зазвенели. – Знай же, твой вирд еще прядется и краски для его нитей не выбраны. Спрашивай, и клянусь самой длинной ночью, что не возьму ничего сверх того, что ты сама мне пожелаешь отдать.

– Будь по-твоему! – Айлин подобралась, как перед прыжком. – Скажи, мудрейшая, быть ли мне королевой?

Старуха покачала головой.

– Ох, не о том ты меня спросить хотела, ну да ладно, встретимся. Время наговориться у нас еще будет. Ты станешь королевой, дитя, если назовешь имя и сможешь удержать свое счастье, в каком бы виде оно перед тобой ни предстало.

Айлин поймала себя на том, что облегченно выдохнула. Предсказание спаконы слышали все, а значит, мало найдется смельчаков, решивших пойти против воли богов. Что ж, значит, надо выполнить обещание и спрясть эту нидхеггову нить.

– Спасибо, мудрая Тэрлег, я услышала и запомнила твои слова. Что же ты пожелаешь за них?

– Дай мне шелковый кошель, в котором лежали дары твоей матери. Все равно ты лишишься сегодня последнего из них, – мягко улыбнулась ведунья, и Айлин молча отвязала от пояса матушкин подарок.

Глава 4. Вторая ночь

После беседы со спаконой Айлин покинула пир. В натопленных покоях Восточной башни оказалось тепло и уютно. Возле камина сидела пышногрудая служанка и вышивала шелком кошель. Увидев Айлин, она небрежно кивнула. Делать нечего, перед мельниковой дочерью спину гнуть! Айлин, не говоря ни слова, прошла к своему сундуку, открыла крышку и достала костяной гребень и синюю ленту. Покрутила их в руках, словно собираясь с духом.

«Кажется, я знаю о каком имени говорила Тэрлег», – решила она наконец, развернулась к служанке и спросила:

– Скажи мне, как твое имя?

Служанка бросила короткий недовольный взгляд в сторону Айлин и назвалась:

– Мэри…

Айлин поймала этот взгляд, притянула к себе, словно шерсть к запрядной нити, и по этой тонкой тропе аккуратно пробралась к чужой воле.

– Мэри, милая Мэри, хочешь, я расчешу твои волосы? – затянула дева.

Невинный вопрос заполнил головку служанки плотным молочным туманом.

«Не я ли должна расплести госпоже косы? – Вязкая мысль появилась и тут же утонула в белесой мгле. – Хотя… пусть будет наоборот, раз так…»

– Иди, иди сюда, Мэри, садись на кровать, – голос Айлин потек медом, застелился золотистым пухом. Служанка послушно подошла и села на перину. Мельникова дочь начала вынимать из чепца булавки, расплетать тяжелые, богатые косы. Прядь за прядью, пучок за пучком. И вот уже пшеничные локоны рассыпались по плечам. Айлин повела по ним гребнем. Раз, другой, третий.

– Скажи мне, Мэри, это имя тебе матушкой дано?

Служанка повернулась и осоловело посмотрела на Айлин. «Нельзя! Нельзя!» – кричало одурманенное сознание, но гребень дальше и дальше уносил все лишнее, и никто уже не слышал, о чем просила плененная воля. Зубцы приятно царапали кожу, пропуская между собой все новые тонкие пряди.

– Нет.

– Так назови мне свое истинное имя.

– Кенна, – прошептала служанка, спиной чувствуя, как по волосам плывет гребень.

– Кенна, красивая, милая, любимая, скажи, зачем ты здесь? – голос пряхи далекий, спокойный, убаюкивающий, как лесной ручей в жаркий полдень.

– Госпожа приказала мне проверить, как вы пряжу золотую прядете.

Айлин мягко улыбнулась, разделила волосы служанки на три равные пряди и начала плести косу.

– О, это просто, – прошептала она, – запоминай:

 
Я мялкой солому мяла,
Я прялкой солому пряла.
Нить золотом сияла,
Ты же рядом стояла.
А теперь спи, Кенна, спи.
 

Айлин доплела косу служанки синей лентой, обернула ее вокруг головы и закрепила своим гребнем. Мэри тут же упала на кровать…

В покоях воцарилась зловещая тишина.

Айлин с трудом поднялась, ополоснула пылающие щеки. Первый осознанный сейд, как первая любовь, вскипятил кровь. Пальцы мелко подрагивали. Край кувшина стучал о керамическую кружку, вода расплескалась на стол. С горем пополам Айлин справилась с нехитрой задачей. Прильнула губами, словно в первом поцелуе, и жадно, сбивчиво пила, пытаясь потушить внутренний пожар.

«Дело сделано, теперь осталось докричаться до Темного лэрда».

* * *

Дом мага скрывался в глубине буковой рощи, что располагалась в четырех милях от того места, где в тонком полотне мира зияла дыра колодца. Хозяина дома это нисколько не смущало, напротив, он считал крайне удачным подобный способ уединения.

Во дворе дома, за терновой изгородью, купаясь в малиновых лучах закатного солнца, мирно щипал жухлую травку келпи. Когда окончательно стемнело и духу надоело конем бродить в гордом одиночестве, он громко фыркнул, встал на дыбы и обратился в молодого мужчину с каштановыми всклокоченными волосами. Стряхнул со своей одежды мокрые водоросли, которые всегда появлялись при обороте, и зашагал по каменистой тропинке, ведущей к дому. Внутри, ежась от холода и ругаясь сквозь зубы, он растопил камин, зажег немногочисленные светильники и принялся искать хозяина, такого же негостеприимного, как и его жилище.

Маг нашелся наверху, в мастерской. Согнувшись в три погибели, он сидел за рабочим столом и собирал в столбик маленькие круглые пластины.

– Я есть хочу! – Келпи плюхнулся на стул и ткнул пальцем в тушку лягушки, что болталась на латунном крюке.

– Интересно, с чего бы это? Ты же пасся весь день, – не отрываясь от своего занятия, пробурчал маг.

– Так то ж не я, а лошадь твоя! И вообще, ты мне зубы не заговаривай. Сегодня Самхейн, а у нас вино не пито да еда не едена. Молоко для духов и то по чашкам не разлито.

– Это потому что один дух его еще с утра все вылакал! – огрызнулся собеседник, раздосадованный очередной неудачей. – Слушай, Калдер, скакал бы ты к сидам, там сейчас свадьбы играют. Они тебя накормят, напоят и затанцуют так, что в ближайшую неделю даже жаловаться не сможешь. – Маг погрузил в чашу с водой маленькие лоскутки ткани. Любопытный келпи тут же сунул туда нос и отпрянул, отплевываясь.

– Серебряные пластинки, соленая вода. Румпель, ты на кого охотиться собрался? И почему опять без меня?

– Да ни на кого. – Маг устало потер изуродованную часть лица. Перед непогодой кожа всегда натягивалась, как на барабане, зудела и трескалась.

– Серебряных пластин тут только половина. Вторая – латунные. Хочу обуздать ту магию, что есть в природе, и заставить ее служить людям.

– Вот что у тебя за манера такая лишать стихии свободы? – обиженно бросил Калдер.

Маг поднял на друга фиалковые глаза.

– Я тебя не держу, – произнес он спокойно, но келпи всем нутром почувствовал, что перегнул палку. Он смутился, оставил невинную лягушку в покое, растрепал и без того взъерошенную шевелюру и некоторое время сидел молча, наблюдая, как маг чередует серебряные и латунные пластины с солеными кусками ткани.

– Не держит он, как же, – наконец пробурчал Калдер, – без меня ты б давно от голода помер. Давай, убирай со стола свой обуздатель магии, а я пошел за вином, сыром и черным пудингом.

Шумный келпи, громко топая, отбыл за хлебом насущным, а Румпель, укутанный в тишину, словно в плащ, продолжил свою работу. Мысли его разделились: часть ревностно следила за руками, а часть возвращалась к событиям прошлой ночи. Он помог мельниковой дочери перепрясть солому в золото, и если король сдержит слово, то вскоре быть свадьбе.

«Хотя, когда это Гарольд или его матушка держали слово? А раз так, то Айлин следует ждать не свадебного пира, но нового испытания».

С этими мыслями он скрепил толстой проволокой получившийся столбик и аккуратно погрузил ее конец в чашу с соленой водой. Ничего не произошло. Раздосадованный маг с остервенением вновь растер зудящую половину лица. На коже проступила кровь и испачкала пальцы.

«Что не так?»

Маг, не раздумывая, опустил руку в воду… и исчез.

Вошедший в комнату келпи удивленно хлопнул глазами.

– Кажется, преобразователь сожрал Румпеля! Ничего, подавится… Не он первый. Слишком уж колюч и горек хозяин этого дома. А вот мне теперь как?.. Эх, видят боги, не хотел я к сидам идти, но придется, не одному же в Самхейн напиваться.

* * *

Четверть секунды понадобилась миру, чтобы сменить декорации. Снова перед глазами Восточная башня, снова тюки соломы, прялка и девушка. Миг, когда Румпель понял, что Айлин видит его лицо, растянулся бескрайним океаном и одновременно схлопнулся до капли падающей воды. Немой крик вырвался из груди и замер, едва коснувшись губ. Утонул в беззвучном стоне. Маг уже воочию видел, как бледнеют алые девичьи губы, как закатываются бирюзовые глаза. Подлетел, чтобы подхватить безжизненное тело, и замер, не понимая, отчего она до сих пор жива. Румпелю показалось, что время специально остановилось, растягивая агонию смерти и позволяя той ядом впитываться в мысли, занимать сны. Не веря своим глазам, он поднял руку, провел пальцами по девичьей щеке, вниз к губам, поймал едва ощутимое дыхание и остановился, оглушенный мыслями. В голове стало настолько громко, что он порадовался тишине, царившей вокруг. Все женщины, видевшие его лицо, умирали. Таково было самое жуткое из материнских проклятий, обрушившихся на него. Первой жертвой стала повитуха, слышавшая слова роженицы, но не успевшая отвести взгляд. С неумолимой периодичностью несчастья продолжались и после. Он помнил их всех… женщин, умерших по его вине. Молодые и старые, красавицы и уродины. Кто-то пал жертвой случайности, кто-то поплатился за свое любопытство. За все эти годы только одна осталась жива, но у той не было сердца, а значит, и останавливаться было нечему.

Бессвязные мысли рождались и умирали глубоко внутри, не имея ни малейшей возможности вырваться на волю, разлететься стаей слов. Оставалось только молчать… Когда ужас неминуемой смерти схлынул, позволяя вновь ощутить окружающий мир, Румпель вспомнил о своем уродстве. Впился колючим взглядом в лицо Айлин, ища следы страха и отвращения, но наткнулся на широко распахнутые глаза, полные мягкого, как лебяжий пух, интереса. Едва не утонув в бирюзовой синеве, чувствуя, как никогда, свою неполноценность, он отвернулся первым.

* * *

Айлин не сразу поняла, что произошло, но жадно впитывала каждое безумное мгновение, чтобы потом, позже, в тиши потрескивающего камина, распутать канву этого вечера. Темный лэрд появился неожиданно. Конечно, она думала о нем, звала, но, как в детстве, маг являлся, только когда мысли о нем переставали быть явными. Кажется, в этот раз она размышляла о том, что он похож на чертополох: непритязательный, прекрасный в своей простоте цветок, обрамленный острыми колючками. «Но вчера ничего подобного не было, я прощалась с жизнью, ни о ком не думая».

Мысли разметались снежной бурей, стоило ей наткнуться на колючий пурпур чужих глаз. Колдун появился посреди запертых на замок покоев, и только это позволило не вскрикнуть от неожиданности. А когда он с безумным взглядом сорвался с места и замер подле нее каменной скалой, Айлин захотелось шагнуть ему навстречу, разделить это сумасшествие на двоих. Она, словно зачарованная, смотрела в незнакомое лицо, запоминая его, стараясь напиться грубыми чертами. Уродство, от вида которого бросало в дрожь даже храбрейших из воинов, испугало бы и ее, если б не было тех далеких вечеров, наполненных шуршанием прялки и их беседами.

«Лэрд, отчего вы не снимете капюшон? Вам же неудобно».

«Я не хочу напугать своим видом одну маленькую девочку».

«Вы последний в королевстве, кого бы я стала бояться».

«А зря. Храбрейшие из воинов теряли сознание, видя мое лицо».

«Отлично! Тогда я выйду за вас замуж, и вы станете меня ото всех защищать!»

«Для начала подрасти, малышка Айлин».

Воспоминание выпорхнуло птицей. Айлин отметила, что правая половина лица лэрда так же обезображена, как и его рука. Кожа смята, перетянута, сжата, словно кора у векового дуба. Нет ни бровей, ни ресниц. Зато вторая – обычная, как у любого мужа, что носит меч. Широкий, гладко выбритый подбородок, обветренные губы и острые скулы, будто у него в роду действительно были сиды. Черные как смоль волосы были собраны в небрежный хвост.

Хотелось что-то сказать, разбить лед тишины. Но колдун не проронил ни слова, и Айлин безмолвствовала в ответ. Это молчание на двоих уже взялось прясть крепкую нить единения. Та вилась, скручивалась, намертво сплетая две судьбы.

Но Темный лэрд разорвал взгляд, отвернулся, накидывая капюшон.

– Нет! – остановила его Айлин. – Пожалуйста.

– Хочешь полюбоваться? – Маг попытался сказать это насмешливо, но вышло как будто зло.

– Нет! – Дева выдержала колючий взгляд и не отвела глаз. – Просто… прошу.

– Не придумывай то, чего нет, малышка Айлин, – посоветовал гость, но лицо прятать не стал. Деве это не повредит, к себе же он давно привык, пережив и слезы, и проклятия, и отчаянный поиск решений. – Кажется, вчера мы с золотой пряжей покончили, так отчего же я не в зале для пиршеств, а вновь в этих покоях? И вокруг вместо гостей солома?

Айлин смутилась. Колдун прав, и они вернулись к тому, с чего начали. Прялка, солома и одна ночь на двоих.

Не желая показывать всех эмоций, дева отвернулась к окну. Там, далеко, среди деревьев Бернамского леса, горели сотни огней. У сидов, жестоких и страшных, праздничная ночь была в самом разгаре. Но если люди чтили мертвых, то для бессмертных это была пора любви и свадеб.

«Я же стою посередине двух миров, не принадлежа ни одному из них. Люди со своим пиром, волынками и плясками так же от меня далеки, как и сиды с их флейтами, песнями и кострами. Я никогда не была своей для деревенских. Они боялись и презирали меня, как все, что было им непонятно. Ровней чопорной знати мне тоже никогда не стать. Хоть трижды сделаюсь королевой, все равно буду слышать за спиной шепот. Что остается? Лес? Его я сама боюсь. Того и гляди заплутаешь, потеряешься, а в конце концов сгинешь! Нет, этот страх сильнее презрения и людской ненависти. Так если нет разницы, то лучше страдать в королевских покоях, чем в крестьянском доме. А раз между мной и замужеством стоит Темный лэрд, то сделаю шаг навстречу, я не гордая».

Айлин повернулась к магу и заметила, что он внимательно рассматривал спящую служанку.

– Недурно, – наконец выдал он. – На имени или на крови?

– На имени, – облизнув пересохшие губы, ответила Айлин.

– Хм. – Маг сложил руки за спиной. – А как узнала?

– Подобралась через повседневное.

– Молодец, значит, мои уроки не прошли зря. Горжусь. Кстати, что за магия сокрыта в фибуле, что ты мне вчера дала? Я чувствую ее, но не могу определить. Поверь, со мной такое нечасто.

Айлин усмехнулась, хотела было съязвить, что великий Темный лэрд не смог разгадать маленькую тайну. Хотела, но не стала. Во-первых, с матушкиными подарками не шутят, а во-вторых, золотой трилистник все еще скалывал ворот его дублета, поблескивая в свете свечи.

– Все просто, мой лэрд, – Айлин подошла и коснулась тонкими пальцами застежки, посмотрела в темно-сиреневые глаза. – Я так долго вчера слушала о чудовище из бездны, что мне захотелось доказать вам обратное. Фибула развеет в прах любое порождение тьмы, стоит лишь коснуться ее.

Румпель покачал головой.

– Ничего не стоит мне доказывать впредь. Я не первый год живу на свете и знаю, что самые страшные чудовища – люди. Но за подарок спасибо. И потому мне любопытно, что ты предложишь за помощь в этот раз, леди Айлин? Ты ведь теперь леди, не так ли?

Насмешки колдуна кололи не хуже острых листьев цветка, на который он так походил.

– Да, его величество велел меня теперь так называть. Но между нами ведь ничего не изменится, не так ли?

– Ошибаетесь. Если вам суждено стать королевой, то придется меняться, заново себя перекраивать и вновь сшивать. Учиться сладкой лжи и придворной фальши. Окружать себя верными людьми, но никого не подпускать близко. Блистать на пирах и знать, сколько стоит каждая пинта эля, поданная на стол. Знать, чем живет столица королевства и что творится на его самых отдаленных островах. Слышать, что говорит король и о чем умалчивают придворные. Уметь находить компромиссы, знать, когда стоит казнить, а когда помиловать. И главное, каждый светлый день повторять себе, что в первую очередь вы королева и уже после мать, жена и женщина. Тогда, быть может, этой многострадальной стране повезет, и ее не поглотит очередная пучина войн.

– Вы поможете мне с этим? – спросила Айлин.

– Нет. Я лишь помогу вам выполнить задание короля. Но сначала подарок!

– Мой лэрд, у меня осталось лишь матушкино кольцо с рубином, оно подходит на любую руку.

– Я принимаю ваш дар, леди Айлин. – Румпель взял кольцо и надел его на безымянный палец. Рубин загорелся алым. Следом за ним вспыхнули и щеки девы.

– Вновь магия? Поведаете мне ее суть?

– Вы просили подарок, и вы получили его, но раскрывать магическую природу вещи я не стану. Скажу лишь, что она не несет для вас ни беды, ни выгоды. Теперь ваша очередь исполнять условия сделки. Ночь длинна, но и у нас соломы целых пять мешков, так не приняться ли нам за работу?