Za darmo

Пустое море

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Узнать бы код в сейфе. Вполне вероятно, что там лежит приличная сумма, может даже совсем неприличная.

«Ну почему он не звонит? Почему он не может набрать ее номер и сказать, хотя бы пару слов? Может самой позвонить? А что, если возьмет трубку та бессовестная нахалка?»

Маринины мысли стали путаться, и она не заметила, как задремала.

Часы мирно отбивали такт, но это было настолько громко и резко, что, когда она открыла глаза, в голове, в унисон с часами стало пульсировать. Марина потянула затекшие конечности, повернула онемевшую шею и с прищуренным взглядом посмотрела на телевизор. Там, что-то невообразимо лохматое и желтое скакало по экрану и раскрывало рот. С отвращением выключив телевизор, Марина полностью погрузилась в темноту.

На часах, когда она зажгла в кухне свет, было пять минут восьмого. Она проверила порог прихожей, и убедилась, что Антоновой обуви за проспанные часы не прибавилось.

Отчаянно зевая и разминая свою спину, она закурила, села на диванчик и посмотрела в одну точку.

− Что-то мне это совсем не нравится, − громко сказала она вслух. Антоново молчание немного покоробило ее, все же она надеялась, что больше знает своего мужа.

«Зачем так театрально исчезать», − недоумевала про себя Марина. − «Достаточно и того, что можно сесть, обсудить и пойти на мировую. Неужели, он думает, что после такого поступка, у нас будет все как прежде? Неужели он не понимает, что теперь, я потребую, не попрошу, а потребую развода.»

Успокоенная такими мыслями, Марина затушила сигарету, как услышала легкий стук в дверь. Подскочив от неожиданности, она подкралась к двери и тихо спросила.

− Кто там?

− Это я, − услышала она Танькин голос.

Подавляя вздох облегчения, Марина открыла дверь и посторонилась, чтобы пропустить гостью в дом.

− Не могу. Плита включена. Лучше ты ко мне, − бросила Танька ей и начала подниматься.

− Тань, может потом зайдешь, я хочу остаться дома, на случай… понимаешь…

Танька обернулась и покачала головой.

− Идем, несколько минут ничего не изменят.

Марина пожала плечами, закрыла дверь и пошла в комнату, переодеваться. Скинула свой махровый халат, натянула старые джинсы и голубую мятую рубаху. Через несколько секунд, она уже, запыхавшись, стучала к Таньке в дверь. Дома, она оставила включенный свет во всех комнатах и кинула свою куртку в прихожей, перед порогом. Зная Антонов характер, она была уверенна, что, если даже он вернется домой, чтобы снова уйти, он не заметит, как машинально повесит ее куртку, обратно на крючок.

У Таньки, действительно, что-то готовилось на плите. По квартире разносился аромат хорошо зажаренного мяса. У Марины, даже подкосились ноги от запаха, она внезапно почувствовала, как у нее зверски разыгрался аппетит. Она села за стол и по привычке потянулась за сигаретой.

− Какие новости? − спросила Танька, поворачиваясь к ней.

− Да никаких, − махнула рукой Марина. − Антона до сих пор нет, даже не знаю, что предположить.

− Значит, он так и не объявился? Ты думала, что-то предпринять?

− А что? Позвонить его отцу? Чтобы он примчался сюда? А знаешь, это хорошая идея. Если Антон, скрывается, чтобы досадить мне, от отца он не сможет прятаться и быстро объявится.

− А если с ним что-то случилось?

− Что?

− Попал в аварию или еще что-то…

− Если бы он попал в аварию или покончил с собой, мне бы сразу сообщили. Антон, как взрослый, грамотный человек, всегда носит с собой документы…

− А если он, как ты говоришь, чтобы досадить тебе, покончил с собой и выкинул документы, чтобы ты подольше мучилась неизвестностью?

Марина оторопело посмотрела на Таньку и затушила сигарету, прежде чем ответить.

− Глупости ты какие-то говоришь. Я не настолько мало знаю своего мужа, чтобы уверенно можно было предположить, что ему так быстро захочется расстаться с жизнью, даже если досадить мне. Поверь, для этого он изберет другой способ, менее безопасный для себя.

− Начал с тобой психологическую войну?

− Что-то вроде этого.

− А мы? Выжидаем?

− А что остается делать?

− И долго? Ты же предполагала, что, если он не объявится через какое-то время, надо будет что-то делать?

− Танька, что за глупые вопросы? Прошли только сутки с его ухода, откуда я знаю, где он может быть, чтобы планировать какие-то действия?

− Отцу придется сказать…

− Думаю, если по истечении трех дней он не даст знать о себе, заявлю в милицию о пропаже человека.

− А если он появится, будем продолжать свое начатое дело?

− Какое дело? − Марина покосилась на Таньку.

Та, пристально посмотрела на нее, отчего Марина поспешно сказала.

− Пусть сначала объявится.

Танька промолчала, закрыла крышкой, извергающий вкусные запахи казанок, потом села напротив Марины и закурила.

− Ты кого-то ждешь? − спросила Марина, проглатывая слюну.

− А? Почему?

− Готовишь…

− Это себе. Я всегда готовлю больше, чтобы потом пару дней не подходить к плите.

«Надо будет исследовать свой морозильник, − тоскливо подумала Марина. − Приду и тоже приготовлю себе мяса».

− Я сегодня просмотрела весь медицинский справочник в библиотеке, − сказала Танька. − Нашла несколько подходящих снотворных…

− Все. Исключено, − Марина даже замотала головой. − Я не знаю, смогу ли этим продолжать заниматься.

− Ты не добилась желаемого результата…

− Я добилась того, что муж наконец-то понял, что у нас в семье не все так гладко и легко, как он себе надумал.

− Тебя послушать, не скажешь, что еще вчера ты планировала убить своего мужа.

Марина резко встала.

− Не хочу слушать обвинения на сон грядущий. Если тебе нечего сказать, я лучше пойду.

− Да сядь ты. Чем ты так оскорбилась, что даже не можешь слушать.

− Ты, постоянно, указываешь мне, что я убийца, хотя, мы еще никого не убили, ты помнишь?

− Ну умышленное убийство, всегда ужаснее, убийства по неосторожности.

Марина смотрела во все глаза на Таньку и не могла понять, намекала ли та, на тот случай, из Марининого прошлого или это простое невинное заявление.

− Что ты этим хочешь сказать? − охрипшим голосом произнесла Марина.

− Только то, что если ты планируешь кого-то убить, но еще не совершила это, все равно ты виновна. Замысел равносилен убийству.

− Какая ты черствая. Сколько тебя не слушаю, убеждаюсь, что нет в тебе сердца. Один холодный расчет.

− Как и у тебя, дорогая.

Марина резко сорвалась с места и бросилась в прихожую.

− Что тебя больше оскорбило, что ты планировала убить собственного мужа или то, что ты хотела поиметь все его денежки, − донеслось ей вслед.

Танька неторопливо вышла из кухни и облокотилась плечом о стену. Она равнодушно смотрела на Маринины безуспешные попытки открыть дверные замки.

− Что? Что ты строишь из себя чистюлю? Слова ее оскорбляют. Сама невинность. Какие мои слова тебя больше задели? − повторила она. − Попытка убийства, с целью обогащения? Да? Не поверю, что ты не могла просто уйти от него. Ты расчетливая, ты хотела все и сразу.

− Не забывай, ты тоже что-то хотела поиметь, − полушепотом возразила Марина.

− Согласна, у меня тоже был весомый резон. Но я принимаю это, а ты бесишься от одного только упоминания. Что? Думаешь, если мы не будем называть все своими именами, то тогда у тебя не будут запачканы руки? Ты заглушишь свою совесть и будешь жить дальше, как ни в чем не бывало?

Марина больше не пыталась открыть дверь, она стояла и не двигалась, смотря невидящим взглядом в одну точку.

− Подожди… − вдруг осенило Таньку, − Я поняла… Я поняла тебя. Ты убеждаешь себя, что ты не будешь причастна к смерти Антона. Я не сомневаюсь, что ты сможешь себя убедить, что действительно потеряешь мужа по чье-то чужой вине. Чужой. Кто-то другой убил его, кто-то другой причинил ему зло, кто другой ходит по земле с тяжелым грузом греха, другой, но не ты… Ты всего лишь жертва… Ты несчастная жертва…

Наступила такая тишина, что слышно было даже, как шипит мясо в казанке, который находился на кухне.

Сердце тяжело отбивало удары, словно ведро билось в глухом колодце. Марина медленно повернулась и посмотрела прямым и уверенным взглядом на Таньку.

− Разве это плохо, что я защищаю свой рассудок от помешательства? Тяжелое клеймо сведет меня с ума, а я хочу жить полной жизнью, − медленно и тихо проговорила она.

Танька немного оторопела, потом молча, открыла входные замки.

Марине вдруг стало себя невыносимо жалко, что она неожиданно разревелась. Напряжение, сковавшее ее уже такое долгое время, накрыло ее с головой и, если бы сейчас, ей сказали идти в милицию и во всем сознаться, она бы не пошла, а побежала бы туда. И за покушение на убийство и за убийство по неосторожности… Она бы во всем созналась, лишь бы наконец снять этот непосильный груз с души.

Но никто ее ни о чем не просил. Рядом стоял такой же человек, с такой же непосильной ношей, и помочь ей разделить тяжесть, никак не мог.

Марина сползла по двери на пол и обхватила себя руками. Перед глазами резко помутнело и все поплыло, она чувствовала, как рубашка на груди от слез стала мокрая и неприятно прилипла к коже. Она безумно хотела, чтобы ее сейчас кто-то обнял и погладил по голове, как это делала в детстве, ее мать. Она даже была рада, такому жесту, с Танькиной стороны, но та словно оцепенела и даже не пыталась успокоить ее.

Столько дней Марина пыталась крепиться, что сейчас словно сорвало платину. Она внезапно представила улыбающееся Славкино лицо, его сильные руки, когда он обнимал ее, его тепло, что согревал ее и его запах, что сводил с ума, отчего стало еще горше и тоскливее.

− Перестань, ну… Ты чего? − Танька присела перед ней на корточки и положила ладонь на ее руку. − Никто, тебя не обвиняет. Я тебе не мать, не Бог, чтобы судить тебя. Ты забыла? Я такая же, как и ты, какой с нас спрос друг для друга?

 

Марина отворачивалась от нее и уже сама жалела, что расплакалась. Сейчас, она явно понимала, что дело было совсем не в терзании совести, и уж никак не по пропавшему Антону. На самом деле, она жалела себя, жалела свои разбитые мечты, жалела свои холодные руки, которые не кем было согреть, жалела свою душу, что так низко опустилась в погоне за желаемым.

− Ты плачешь из-за… Антона?

Марина, от такого возмутительного вопроса, даже на мгновение забыла, что плачет. Слезы перестали литься и желание плакать и жалеть себя, моментально улетучилось.

− Ты совсем сдурела, − сказала с присвистом Марина и встала в полный рост. − Как я могу по нему плакать, когда хотела его убить?

С этими словами, она, наконец, открыла замок и стремглав кинулась вниз по лестнице к своей двери.

Про куртку, брошенную на пол у порога, она совсем забыла, поэтому сразу же спотыкнулась о нее, как только открыла дверь. Из-за этой оплошности, она неудачно наступила на свою ногу и подвернула ее. Злобно кинув ключи на пол, Марина упала на колени и снова тихонько заплакала. Теперь уже не от жалости к себе и не от боли, а от обыкновенной злости.

«Ненавижу тебя, ненавижу, − била она кулаком по вишневому ковру. − Всю жизнь мою забрал, забрал и выкинул. Лучше бы обидел, ударил, выгнал, чем столько времени висел камнем на шее. И что в итоге? Мы оба у разбитого корыта. И ты, и я. Ни тебе счастья, ни мне уже тоже».

Она легла на бок, обняла себя, прижалась губами к коленке и задумалась. Столь долгое Славкино молчание, могло говорить только об одном. У него есть своя жизнь, в которой нет места для Марины. Он счастлив, может даже с кем-то и давно забыл о ней.

«Кто, такая? Ах, та? Из далекого детства. Какой молодости? Вы о чем? Были совсем детьми, все давно забыто и отпущено на все четыре стороны. Теперь, я только нехорошее воспоминание, о котором скорей хотят забыть».

Марина на четвереньках поползла в кухню, достала из холодильника початую бутылку шампанского и сидя на полу, стала пить прямо из горлышка.

Глава 22

Утро, вернее полдень, был ужасен. Марина, с легким стоном, открыла глаза и почувствовала, как они не хотят разлипаться. Голова гудела, как всполошенный тысячный улей. Гадать нечего, у нее обычное похмелье. Она осторожно повернула голову, но почувствовала приступ тошноты, замерла, слушая свой желудок. Он был пустым и его жалобы были обоснованы. Вчера Марина так не удосужилась приготовить себе поесть. Она допила всю бутылку, и одетая уснула у себя на кровати.

Очень медленно, она сняла с себя одежду, захватила свой махровый халат, что валялся на кровати, прошла в ванную и набрала себе горячую ванну. Лучше, конечно, принять контрастный душ, но ноги ее не держали. Целого часа, что она мякла в воде, хватило, чтобы к ней вернулась жажда жизни. Закутавшись в халат, она вышла из ванной и уже, не ожидая Антона и не удивляясь его молчанию, пошла на кухню, попутно выключая в комнатах свет, что горел со вчерашнего вечера. Такое положение вещей ей начинало нравиться. Она могла развязать пояс халата и присесть в излюбленную позу на диванчик за столом, закурить первую сигарету, и не думать, что это кому-то может, не понравится. Поставить немытую чашку в раковину, которая будет стоять до вечера и дожидаться только ее, а не чужих рук, которые ее помоют.

Удалось сделать только две затяжки, рот наполнился горечью, и она затушила сигарету. Голова слегка закружилась, но через пару минут, все прошло. Завтракать не хотелось, она выпила только стакан воды, нашла трубку, набрала номер фотостудии с рекламного листка, где работала Танька и попросила ее к телефону.

− Ее нет, − ответили ей.

− А когда она будет?

− А ее уже не будет, она больше не работает здесь.

− Как?

− Она уволилась.

− Как?

В трубке усмехнулись.

− Обыкновенно. Как все, − и послышались гудки.

Марина закусила губу в сильной задумчивости и забарабанила пальцем по трубке. Потом она поплотнее запахнула халат и вышла на лестничную площадку.

Танькина дверь хранила глубокое молчание, когда Марина настойчиво стучала по ней. Ее очевидно не было дома, и Марина от этого почувствовала еще более глубокую ноту одиночества. Так хотелось выговориться, поплакаться, она даже могла вытерпеть Танькины резкие слова, лишь бы не оставаться одной, наедине со своими мыслями, что сильно разъедали ее изнутри.

Вернувшись в свою квартиру, она набрала до боли знакомый номер телефона. Ей ответил женский резкий голос, и Марина сразу положила трубку.

Медленным шагом она долго ходила по квартире кругами, где единственный источник звука принадлежал настенным часам, потом прошла в кухню и поглядела в окно. Смеркалось. По стеклу стекла крупная капля, которая оставила за собой еле заметный след, на мокром асфальте искрились и блестели лужи, а голые, черные деревья казались беззащитными и одинокими, как ее фигура в темном квадрате окна.

Дача! Он, наверное, там. Конечно! Отсиживается, чтобы помучить ее своим исчезновением. Надо было сразу ехать туда. Ехать и заканчивать со всем этим фарсом.

Несколько минут у нее ушло на то, чтобы одеть джинсы и свитер и еще минута на то, чтобы постоять с закрытыми глазами, чувствуя приступ тошноты. Потом она позвонила в такси, вызвала машину и надевая на ходу куртку, вышла из подъезда.

Эта поездка, никакого результата не дала. Дом был необитаем, хватило мимолетного взгляда. Это обескуражило ее и всю обратную дорогу она нервно искусала себе губы в кровь. Появился какой-то панический страх, который дремал до этого, надеясь на очевидность Антонова местопребывания.

По приезду домой, она снова забарабанила к Таньке в дверь, пытаясь унять предательскую дрожь, но ответом, на ее мимолетную истерику, была только тишина.

Марина опустила руки, прижалась лбом к двери и в отчаянии медленно спустилась к себе в квартиру.

На ходу раскидывая свои вещи, она пошла себе в комнату, и легла на кровать.

Думать ни о чем не хотелось, появилось какое-то пассивное состояние. Марина бесцельно водила глазами по потолку, пока дремота не одолела ее.

Телефонный звонок напугал ее, она резко вскочила с постели и сдерживая свое шумное дыхание, прислушалась. В квартире была абсолютная темнота и это напугало ее. Когда снова раздалась звонкая трель, Марина сорвалась с места и подбежала к телефону. Трясущимися руками она подняла трубку и осторожно поднесла ее к уху, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из груди.

− Алло! Алло! Антон? − раздался знакомый голос.

− Нет. Это Марина. − еле проговорила она. Кого-кого, а голос свекра она бы не хотела сейчас слышать. Марина судорожно начала придумывать, что ей сказать про Антона, но Валерий Семенович быстро прервал ее путаные мысли.

− Здравствуй, Марина. Очень рад слышать твой голос.

− Здравствуйте, Валерий Семенович. Я тоже рада слышать вас.

− Вы еще не улетели? Я вдруг подумал, что непременно, хочу вас видеть у себя дома. Антон мне не говорил еще о ваших планах, но думаю, вы не будете против, если заглянете к старику и порадуете его своим присутствием.

− Какой же вы старик, − рассмеялась Марина, чувствуя, как немеют ноги. − Вы в самом расцвете сил.

− Спасибо, спасибо, − смущенно рассмеялся свёкр. Он был доволен Марининому определению, которое сам практически выдавил из нее. − Где сын? Хочу поговорить с ним.

− Э… − Маринины глаза забегали в поисках выхода. − Он вышел…

− Куда? Надолго?

− Не знаю…

− Я хотел позвонить ему на личный телефон, но он оставил его в офисе, своему заместителю.

− Вы можете все обговорить со мной, − торопливо сказала Марина, опасаясь, что он захочет перезвонить позже.

− Гм… Ну хорошо. На какое число у вас билеты?

− Мы еще не брали их…

− Как!? О чем думает Антон? У него отпуск такой короткий…

− Может он не хотел лететь еще куда-то? Может он хотел сразу к вам приехать и сделать сюрприз? − Марине было стыдно за свою ложь, но ей надо было как-то усыпить бдительность свекра.

− Да? Я не подумал об этом, тогда к лучшему, что его нет сейчас дома. Не стоит тогда говорить о моем звонке…

− Хорошо, − у Марины отлегло от сердца.

− Хотя нет, лучше скажи, что я звонил и интересовался его планами на отпуск. А о приглашении ни слова, договорились?

− Договорились, − вяло согласилась Марина.

− Так, где же он ходит, может позвонить в офис, может он там?

− Зачем? Он скоро придет, и я все передам, − Марина помолчала, потом решилась. − Валерий Семенович?

− Да?

− А если мы захотим этот отпуск провести на даче? Если мы решим никуда не поехать? Вы… будете расстроены?

− Антон не поступит так со мной.

− Но вы же сами предполагали до этого звонка, что в поездке, мы можем не заглянуть к вам…

− Я поэтому позвонил, чтобы вы не забыли это сделать.

− Валерий Семенович, давайте попробуем договориться. В этот раз мы к вам не приедем, но обещаю, что Новый год мы обязательно встретим вместе.

− А что? На Новый год у вас есть такие планы?

− Если честно, мы так и изначально планировали.

− Ну хорошо, − свёкр вздохнул, словно не соглашаясь с ее словами. − Антон не пришел еще?

− Нет…

− Когда прилетите, обязательно позвоните старику. А если не поедете, то тоже позвоните.

− Обязательно, − легко согласилась Марина. Она была уверена, что через несколько дней уже все изменится в ее жизни и отвечать за свои обещания ей уже не придется.

− Как у вас погода?

− Холодно, пасмурно… ветер.

− А у нас солнышко греет, − довольно произнес Валерий Семенович.

− Хорошо у вас, − равнодушно произнесла Марина.

− Приезжайте и вам хорошо будет. Антона так и нет?

− Он ушел совсем недавно… Я передам, что вы звонили…

− Ну хорошо, решайте сами, как проведете отпуск, но на Новый год я вас жду. До скорой встречи.

И он отключился.

Марина вздохнула и посмотрела на часы. Время подходило к восьми вечера. Она включила свет и почувствовала, что проголодалась. Тошнота прошла, но легкая пульсирующая боль в голове, сохранилась.

Она жевала бутерброд, когда невыносимый и громкий ход часов, разозлил ее. Недоеденный хлеб остался на тарелке, а Марина, не спеша вытерла пальцы, подошла к часам, сняла их и с размаху кинула на пол. Тишину нарушил громкий звук разбившегося стекла, по паркету полетели и закружились винтики и пружинки, а сам циферблат скорчил посмертную гримасу, словно укорял Маринин за безрассудный поступок. Но она снова отряхнула руки, будто проделала тяжелую работу и самодовольно пошла доедать свой скудный ужин, теперь уже в полной тишине.

Марина не стала дожидаться Танькиного прихода, она даже не приняла душ перед сном. Она просто легла на кровать и сразу же заснула, опять в одежде. Даже не расправляя постель.

Утром, было около шести, когда Марина открыла глаза и посмотрела на белый потолок. Она уже не прислушивалась к тишине, напрягая свой слух, она знала, что в квартире она одна. Сегодня четвертый день, как она не видела Антона, если не считать того самого утра. Надо собираться и идти в милицию, заявлять о пропаже человека, но Марина не могла заставить себя сделать это. Она все надеялась, что Антон пережидает где-то, потому что у него не было смелости преодолеть этот тупиковый момент в его жизни, не было силы, чтобы посмотреть правде в глаза. Вся его хладнокровность, вся его невозмутимость были напускными и фальшивыми. Внутри он был ранимый и мнительный человек, который прятался под напускной бравадой.

Марина встала, побрела на кухню выкурить сигарету, по пути перешагнула через разбитые часы, с наслаждением слушая звенящую тишину. Курила она перед окном, стряхивая пепел на блюдце. Утро выдалось туманным и пасмурным. Ветер утих, но белые сгустки тумана словно сковали двор. Не было ни одной души на улице, даже пса не было у его излюбленной песочницы, которая покрылась сединой за одну ночь. Марина поняла, что не может продолжать так дальше жить. Надо срочно что-то менять и не ждать, когда ситуации сама изменится.

«Как песок покрылся изморозью, так и я должна заморозить свои чувства ко всему этому, − думала она, мрачно оглядывая двор в поисках собаки. − Хватить ныть и скулить, как та бездомная собака, которая, кстати, никогда не скулила и ныла. Хватит жаловаться и расстраиваться. Если сегодня ничего не будет нового, если сегодня день пройдет так, как вчера, завтра я иду в милицию, а потом собираю вещи и съезжаю отсюда».

Марина оглянулась и поняла, что эта кухня, которую она обустраивала с таким усердием и любовью, стала чужой и тесной для нее. Словно она никогда не принадлежала этой комнате, этой квартире и была простой гостьей, что сильно задержалась перед уходом.

Марина затушила сигарету, включила кофеварку, помыла чашку, которая стояла в раковине, потом достала продукты с холодильника для бутерброда и в одиночестве позавтракала. Потом выкурила еще одну сигарету и пошла в ванную, по пути, снова перешагнув, через разбросанные части механизма разбитых часов.

 

«Выкинуть надо», − подумала она о них, но тут же забыла об этом, с наслаждением предвкушая расслабляющую ванну.

Через пару часов, она, одетая в удлиненную блузку, лосины, тщательно причесанная и слегка подкрашенная, в легком облаке цветочных духов, стояла перед зеркалом и придирчиво себя осматривала.

«Надо меняться, − думала Марина. − Хватит походить на серую мышку в джинсах, нужно быть женщиной, наконец.» Или он остается со мной или он видит, на что или кого меня променяет.

Марина была в полной решимости идти снова на квартиру к Славке и выпытывать у его соседа или невесты любое местонахождение, телефон или еще какие-то его координаты.

Ее мысли прервал резкий телефонный звонок. Марина покосилась на часы и взяла трубку.

− Слушаю?

− Марин, Марина! Это ты? Привет, как я рада тебя слышать!

− Анютка! − ахнула Марина. − Не может быть. Как ты вовремя позвонила, ты не представляешь. − Марина чуть не расплакалась, чувствуя, как ее голос задрожал.

− А то, − Анька рассмеялась.

− Где ты? Откуда звонишь?

− Я проездом. Я через ваш город всегда езжу на учебу.

− И никогда не звонила, не заезжала.

− Ну… − Анька замялась, и Марина догадалась, что это из-за Антона. − Понимаешь, я знаю, что у тебя все хорошо, но вот думаю о тебе уже несколько дней. Решила позвонить, пока жду поезд.

− Анют, приезжай ко мне. Мне очень-очень надо тебя увидеть. Пожалуйста, − Марина только сейчас поняла, как ей не хватало Аньки. Чистой души человека, не запятнанной черными мыслями и желаниями зла другому человеку. Аньки, которая, как тростиночка, соединяла ее с детством, со счастливым беззаботным временем, с любовью мамы и полным незнанием о существовании коварств и убийств.

− Мне неловко. Я совсем не знаю твоего мужа.

− Он в любом случае не будет против. И, вообще, это не телефонный разговор, приедешь все расскажу.

− Ну ладно, только мне надо поменять билет на другое время.

− Аня! − сердито сказала Марина, − сдавай билет и ничего более.

− Но мне надо на учебу…

− Когда у тебя занятия?

− Через три дня, но у меня хвосты…

− Вот и поедешь через три дня.

− Уговорила, − сдалась Анька. − Приеду.

Марина положила трубку и от радости крикнула. В душе она ликовала. Такой сюрприз, среди бесконечно ужасных дней. Ведь с Анькой можно поговорить на любую тему. Она прекрасно знала Славку и знакома с Антоном, она всегда рассудительна и честна, она никогда не станет цинично язвить в адрес Марины, как Танька и всегда искренне посочувствует.

Холодильник был пуст. Вернее, там были остатки подсохшей еды, которые полетели в мусорное ведро. Туда же были выброшены остатки от настенных часов, а сам корпус, Марина взяла под левую руку и вышла выкинуть мусор на лестничную площадку. Когда ведро опустело и руки освободились, Марина, посомневавшись, подошла к Танькиной квартире и легонько постучала, прислушиваясь к звукам по ту сторону двери. Она ничего не услышала, зато до нее донеслись шорох и лязганье ключей с противоположной квартиры. Марина не стала больше стучать и тихонько сбежала в мягких тапочках вниз по лестнице и закрылась в своей квартире. Сердце громко стучало, словно она делала что-то неприличное у Танькиной двери.

Марина прикинула, сколько Аньке нужно будет добираться до ее дома и выйти в магазин не решилась. Зато решила сделать легкую, влажную уборку. Быстро пропылесосила, прошлась тряпкой по всем поверхностям, протерла шваброй пол в прихожей и прошла в свою комнату. На кровати лежал ворох одежды, который образовался во время Марининого штурма по шкафам. Куча одежды перекочевала на диван, она потом ею займется, а пока она поменяла постельное белье на своей кровати и в ожидании дверного звонка, села за свой туалетный столик красить ногти. За всей этой суетой и большой радостью от Анькиного приезда, она совсем забыла, куда и к кому собиралась идти, поэтому лоб ее разгладился, глаза повеселели и голову не занимали тяжелые, гнетущие мысли.

Анька приехала только через два часа, румяная, веселая, с большой сумкой и двумя пакетами. Она ввалилась в прихожую, где на пороге у нее оторвались ручки пакета и содержимое с грохотом вывалилось на пол. Ее обезоруживающий смех мигом наполнил молчаливую квартиру легкой радостью и тихим умиротворением.

− О-о-о.., − только и смогла выдавить Марина, когда разглядела среди покупок большую бутылку коньяка.

− Привет, родная, − Анька бросила остальную поклажу на пол и распростерла руки.

Подруги обнялись и рассматривая друг друга рассмеялись.

− Изменилась, − погрозила шутливо пальцем Анька и сняла фиолетовую вязаную шапочку.

− И ты тоже…

− Красиво у вас, − подруга восхищенно огляделась по сторонам.

− Раздевайся, − махнула рукой Марина. − Я так соскучилась по тебе, ты даже не представляешь.

− Представляю, да еще как. Сама скучала, − ответила Анька, вешая свою куртку на крючок.

− И чего мы раньше не встретились, − полушутя возмутилась Марина и подняла с пола апельсины и лимоны. − Антон не был бы против. Но ты вечно его боялась.

Анька улыбнулась, подхватила бутылку и они, обнявшись, прошли на кухню.

− Ты одна? − спросила Анька, усаживаясь за стол и оглядывая кухню.

− Да. Анют, я тебе все расскажу, только сбегаю в магазин, у меня в холодильнике шаром покати.

− Пошли вместе.

− Нет. Отдыхай. Прими ванну, переоденься, а я быстро. Магазин в двух шагах.

− Ну ладно. А муж не придет пока я буду одна в квартире?

− Не придет, − уверила ее Марина, одевая пальто.

− Шикарно выглядишь, − сказал восхищенно Анька, и заметив недоверчивый Маринин взгляд, поспешила добавить. − Я серьезно. Ты осталась прежней, но что-то в тебе изменилась, появилась зрелость что ли, какая-то, которая тебе безумно идет.

− Это все вещи, − ответила Марина. − Именно они меняют человека.

− У тебя лицо изменилось, − возразила Анька. − Ты стала похожа на свою маму, только более в крепком и решительном варианте.

− Спасибо, Анют, − Марина снова обняла подругу. − Это самый дорогой комплимент для меня.

Марина взяла ключи, предупредив Аньку, что закроет квартиру снаружи. Немного постояла на площадке, устремив взор на верхний этаж, но потом передумала подниматься и спустилась вниз, на улицу.

Во дворе никого не было, на пустые, мокрые скамейки непривычно было смотреть. Такое ощущение, что с зеленой листвой вымерло и всякое движение, что оживляло двор. Поднялся ветер и Марине пришлось поднять воротник пальто, прикрывая открытые уши.

«Удачная покупка», − подумала она про пальто, чувствуя, что ей совсем не холодно. Антон, привыкший к большим тратам, умел выбирать вещи, модные и красивые, когда Марина выбирала, то, что понравится, больше склоняясь к практичности и неброской цене.

У желтой песочницы одиноко стояла железная пустая миска для собаки, видимо кто-то сердобольный, иногда подкармливал бездомного пса. Марина оглянулась, высматривая собаку, но на мокром песке видны были только его полустертые следы. Погода в этот раз никого не жалела, наверняка он спрятался где-то в открытом подвале.

Марина быстро дошла до магазина, надеясь на быстрые покупки, но на удивление, в нем было много народа. Ей пришлось отстоять очередь в овощном отделе, покупая яблоки, виноград и картофель, потом она отыскала крупную курицу, нашла пачку сосисок и выбрала большую коробку конфет. В довесок, она взяла майонез и зеленый горошек.

Тяжелые пакеты больно резали пальцы на обратном пути, но Марина нашла в себе силы, остановиться, достать сосиски и вывалить их в железную миску у песочницы. В глубине души она жалела пса, который никогда не выпрашивал и не ждал еды от людей. Он надеялся только на себя и это только вызывало у нее уважение. Странные существа, эти люди, они могут безумно жалеть одинокого пса, одновременно не жалея сердца старика, у которого был единственный сын.

Когда Марина пришла домой, Анька, с мокрыми волосами и в легкой пестрой пижаме, встречала ее в прихожей.

− У нас что? Намечается пижамная вечеринка? − Спросила Марина, отдавая пакеты.

Анька рассмеялась и сказала, что накинет Маринин халат, если придет ее муж с работы.

− Не переживай на счет этого, − ответила Марина. − Я сейчас тоже одену пижаму, и мы с тобой будем веселиться, как в детстве.