Каждый день звонила мама, напоминая о необходимости показаться врачу. Я жил какую-то новую жизнь – она совсем не пересекалась с предыдущей, в которой мой финал уже должен был состояться. На дворе тем временем полыхала солнцем весна.
Мы бродили с Никой по парку, наблюдая за обновлением: почки на деревьях взрывались быстро, вокруг было много жизни. А в кегельбане я впервые проиграл. На следующий же день я упал с подносом в середине смены. Силы неожиданно покинули меня, процесс пошел бесконтрольно.
Ничего больше не хотелось, только спать, обнимая Нику, сцепившись руками и ногами.
Первого мая нам пришлось перебраться в Питер лечиться, сдали гнездо друзьям до сентября. Я стал заложником собственной молодости, в свои двадцать два я еще рос, а вместе со мной – неоперабельная она.
Почти сразу положили маяться в больницу. После майских Ника взяла отпуск за свой счет и поселилась в моей палате. Держала за руку долгие часы под капельницей, читала книги вслух, пела колыбельные – я плохо засыпал.
Из боксера я резко превратился в узника Освенцима, с огромными провалившимися глазами. Ходить сил не было. Иногда Ника вывозила меня на коляске в больничный парк, в буйство майской зелени. Над окном палаты свили гнездо разноцветные сойки, сквозь стекло мы наблюдали за планированием новой жизни.
Пока я еще соображал, я поклялся себе и Богу, что в любом случае буду оберегать её от всего.
Накануне ухода уговорил ее поехать домой. И умер, как и родился, рядом с мамой. Знал – Ника этого не вынесет.
На мне произошёл какой-то сбой, а может снова повезло в лотерею, я помню всё: как упаковали в черный пакет, отвезли тело в морг – вскрыли, я ужаснулся – она вросла в меня, была размером с младенца в моем животе.
Помню, как мазали гримом из чёрной коробки, везли в катафалке, трясли кадилом над лицом. Пришло неожиданно много народу. На отпевании Ника стояла на коленях возле моего тела. Мама рыдала в голос, когда опускали гроб в семейную могилу, под березкой. Я наблюдал сверху. А потом – снова тренинг на сорок дней. И цель одна – вернуться к Нике. Меня допустили. Так мы снова встретились.Я почти не узнал её в бледной девушке с короткой стрижкой. Она вернулась к родителям, спала с мамой, обнимая плюшевого мишку.