– Подожди… Но у нас есть Храм и…
– Это после войны мы построили Храм, начали обожествлять Луны, дали им имена первых детей Владыки. Так решили, не выделятся, мол, у нас тоже есть, так что отвалите, – ответил мне Фаут.
– Да, это было давно даже по нашим меркам, при деде нашего отца. Сейчас жрецы лютуют, фанатики. Ну их, короче. Так вот, мы стали для всех врагом номер один, нас решили уничтожить, всех, Эларс, вырезать. Геноцид и порабощение, привести наш народ к полной деградации, чтобы мы головы не смели поднять на детей Света. Разумеется, нам это не понравилось, сначала пытались договориться, переговоры вели, но всё свелось к войне одних против всех, даже вампиры, темные маги, темные расы, а это тролли, гоблины, все против нас восстали. Убивали целые деревни, города. Я дам тебе почитать хроники, если хочешь.
– Хочу.
– Мгм… Но они забыли, что мы дети Первого, дети Владыки. Когда стало понятно, что волну не остановить, мы встали на защиту своих жизней, семей, культуры, образа жизни. В общем, Эларс, нас было примерно двести миллионов, осталось всего восемьдесят шесть тысяч. Но мы отстояли своё, опрокинули их всех, с их богами, с их ценностями. Были заключены договора, контракты. Сам договор тоже можешь взять в библиотеке, я дам разрешение, почитай его обязательно. Действия лекарки неприемлемы, запрещено законом без разрешения проникать в чужое сознание, если ты не ведешь допрос подозреваемого в стенах Дознания, и то нужно подписать ряд бумаг. А тут… Короче, сам понимаешь.
– А ещё ты несовершеннолетний по всем пунктам. Так что ей не жить, выжгут содержимое черепа, а тело отдадут на опыты в Академию или тем же гоблинам, будет им потомство дарить с улыбкой на личике, – Фаут не улыбается, смотрит на небо, мне тоже не по себе как-то. Хотя она сама знала, на что шла или думала, что я её не сдам? – Эларс, ты только не грызи себя, она сама напросилась, – и в мыслях не было! – Надо нового лекаря искать. Аиркесс, знаешь кого?
– Да, я уже поговорил с Фрокосом. Он согласился.
– Он тоже эльф или друид?
– Нет, брат, он человек, очень сильный маг Жизни. Чудаковатый правда, но дело своё знает. Мне однажды руку отсекли, так он за полчаса на место её вернул, а Фауту так и вообще новую ногу отрастил за три дня, – нихрена себе… и такое здесь есть? А рак он лечит?
– И как ты его уговорил? Он же не соглашается на длительные контракты.
– Я ему предложил, он спросил, сколько нас, потом про Эларса поинтересовался, заинтересовала его история, как братишка сопротивлялся проникновению, покивал и согласился.
– Интересно… – а мне-то как интересно! Зачем ему интересоваться мной и почему Аиркесс ему всё выложил? А если…
– Дядь, успокойся. Ничего тебе лекарь не сделает плохо, – голос Сириф и правда немного успокоил.
– Ладно, спать пора.
Я лежу и глаз не могу сомкнуть, рассказ братьев покоя не даёт. Напоминает многое из моей Родины. Хардассы, как славяне для всего цивилизованного мира? Если подумать, то будь мы расистами, то не жили бы с нами другие расы, народы, не были бы они на равных. Наша страна занимает треть одного континента из трех на Ардакиссе. Другими правят их короли, вожаки, цари, да они признают нашего короля как правителя планеты, но отец не вмешивается в их политику или нет? Блин, не знаю, надо у братьев спросить, как они это видят.
– Дядь, спи, у тебя много дел завтра, точнее уже сегодня и с утра!
– Да… Мне же завтра знакомиться с Петрушками… Сириф, а почему они меня господином зовут?
– Ты их господин. И ты обязан дать им цель, нарекатель великий… Они твои вассалы, короче говоря. Будут подле тебя, служить тебе.
– И что мне с ними делать? Я же сам живу в отцовском замке, у меня нет ничего… куда мне их девать?! – черт возьми, я в панике и мне не смешно!
– Вообще-то у тебя есть, только ты не интересуешься своим же, тебе удобней жить с отцом.
– Чего?! О чем ты, пернатая?! Что у меня есть? Эй!
– Отстань…я сплю… – и всё, затихла, клюв спрятала под крылом, а у меня вообще сна ни в одном глазу! Вот же ж, курица! Допросишься, что реально общипаю! Хотя чего это я завёлся? У меня же братья есть, они мне всё и расскажут, объяснят, один так просто обязан это сделать, я его не просил быть моей нянькой. Сам захотел.
Вот и хорошо… Договорился сам собой, сразу спокойно стало, можно и поспать…
*****
– И что думаешь? – Фаут выдохнул сиреневый дым, они с первым расположились в саду за домом, Эларс спит в своей комнате, днем у него опять жар был, лекарь Фрокос сказал, что это акклиматизация, подождать надо, организм ослаблен простудой, плюс вмешательство Тресари.
– О чем ты? – Аиркесс спокойным взглядом скользит по поверхности небольшого пруда, вода в нем искрится, переливается, видны золотые рыбки.
– Не о чем, а о ком. Я спрашиваю о нашем брате. Что ты думаешь о нем?
– Ты меня удивляешь, Фаут. Совсем недавно сам говорил, что без него не стоит говорить о нем же.
– Да, говорил и от слов не отказываюсь. Но сейчас мы не обсуждаем дела страны, мира, не говорим о его участи, не планируем, как его наказать, как использовать. Я предлагаю тебе посплетничать, – он усмехнулся. – Я не знаю его, как ты. Не видел, как он рос. Мне интересно, брат. Расскажи мне о нем.
– Даже не знаю, что тебе рассказать. Он странный, вроде бы простой, порой кажется глупым, но в тоже время рассуждает, как ученный, например, он очень просто и доступно говорит об экономике, в возрасте шести лет разобрался с отчетами по поставкам из колоний, выявил недостачи, несоответствия, указал, где «дурят» поставщики, где цены накручивают, даже указал у кого спрашивать, – он взял свою трубку кальяна, затянулся и выдохнул дым. – Но самое странное в нем – это взгляд и характер. Они у него не меняются, Фаут. Я помню тебя, сестер и брата в детстве, вы, точнее мы менялись с годами. Ты вот до тринадцати лет вообще не улыбался, юмора не понимал, злился на всё, потом уже, когда тебя ламия зацепил, впервые засмеялся. Он же… каким был, таким и остается, причем с самого рождения, ощущение, что говоришь с взрослым, а не с ребенком, с юнцом. Я помню его взгляд, когда он родился…
– И что там за взгляд такой был, что ты так сейчас задумался? – Фаут с интересом смотрит на старшего, он не ожидал, что Аиркесс такой сентиментальный и помнит их детьми.
– В его взгляде были вопросы: «Где я?», «Кто вы?». Отец это тоже увидел, как и Верховный Жрец, мать медленно уходила, умирала, просила дать ей её сына подержать, именно она ему имя дала, а не отец, – Аиркесс замолчал, он смотрит в никуда. Фаут не выдержал, молчание брата его немного напугало, что очень редко бывает с ним.
– Аир?
– Он смотрел на неё осмысленно, Фаут, он всё понимал, слышал, но словно не понимал речи… Верховный отцу сказал, что в этом младенце душа не новорожденного, что надо принести в жертву Лунам. Отец его даже ударить хотел за такие предложения, как и я, мы не уподобаемся этим фанатикам Света, которые режут своих детей на алтарях. Жрец что-то говорил, но я не расслышал, меня мама позвала, попросила позаботиться о Эларсе, потребовала даже от меня обещать ей, что не оставлю и защищу его. Я пообещал…
– А тут дуэль…
– Да, если бы он был на грани, я бы вмешался, не смотря на запрет отца, а он мне прямо запретил с угрозой изгнать, лишить всех титулов, имущества, – Аиркесс усмехнулся, затянулся.
– Не ты один вмешался бы.
– Мгм… Видел твой настрой. Что ещё рассказать о нём? Удивляется магии, говорит на непонятных языках, вон мы сами уже говорим на них, используем ругательства эти… – братья тихо рассмеялись.
– Огры уже завидуют этим оборотам… – они в голос смеются.
– Чего смеётесь? – братья повернули головы и посмотрели на укутанного сонного брата, но улыбки не погасли, даже шире стали, они махнули ему на свободное кресло.
– Эларс, расскажи нам историю про Алису!
– А..?
*****
Снова эта теплая и гостеприимная темнота меня окружает, только в этот раз я иду по мягкой земле, просто иду вперед и мне спокойно, в голове нет мыслей, нет переживаний и тяжких дум. Хорошо так, но самое главное и в новинку то, что Сириф на моем плече восседает. Она тоже молчит, не нарушая эту умиротворяющую тишину прогулки.
Сколько мы так шли, я не знаю, но всё резко изменилось: нет покоя в душе, нет этой мягкой темноты вокруг, только два небольших холмика земли, а над ними надгробия гранитные.
– Александр Дмитриевич Мраков, родился девятнадцатого марта, умер двадцать первого марта, – тихо прочитала надпись Сириф. Перевела взгляд на второе надгробие. – Елизавета Дмитриевна Мракова, родилась двадцать второго января, умерла третьего апреля… Дядь…
А я сижу на лавочке и смотрю на надгробия своих детей и слова застряли в горле. Мои дети… Я умер там, бросил их и развлекаюсь здесь. Я переродился, а они? Что с ними? Где они?
– Дядь! – крик Сириф прорвался в моё сознание, а я взгляд не могу отвести от гранитных камней с именами моих детей. Саша… Первая жена была на пятом месяце беременности, двадцать пятая неделя, мы поехали на УЗИ с ней, в этот период хорошо видно пол ребенка, но я был уверен, что растет мальчик. Вот только радость родителей исчезла с заключением врача: водянка головного мозга, водянка брюшной полости, консилиум врачей решал три часа, что делать, а через сутки преждевременные роды… Господи…
– Дядь! – Сириф кричит, клюет меня, бьёт в грудь, в лицо, а я смотрю на надгробия своих деток.
Лиза… маленький ангелочек, спокойная такая, не плакала, сжимала мои пальцы и смотрела в мои глаза, а я улыбался ей. Обычная командировка, всего на четыре дня отлучился из дома, только прилетел в Китай, как мне вторая жена звонит и сообщает, что Лиза заболела, но ничего серьезного, обычная простуда… А через два дня звоню, трубку не берет, я весь извелся, звоню и звоню. Всё отменил, перенес, да, я паникёр, я чувствовал, что беда, что не успеваю. Уже ночью она перезванивает, когда я в аэропорту сидел и ждал вылета. Я не помню, как добрался до больницы, перед глазами пелена… Мой ангелочек умер… Лиза сгорела, а мать не доглядела, ведь не плачет, не капризничает… Она просто с подругами на кухне чай пила, когда доченька медленно сгорала от жара.
Я сижу и глотаю слезы, этот ком в горле, эта боль в груди дышать не дает. Боже, как больно… Я тогда долго у Него спрашивал: «За что?», «Почему», но ответов не получил, а когда задал вопрос «Зачем?», мне вынесли смертный приговор…
– Дима? – этот голос… Я его больше пятнадцати лет не слышал на Земле, но не спутаю с другим… Повернул голову в сторону и увидел её…
– Оля…? – как же я любил её, влюбился с первого класса в неё, в шестом классе, когда нам было по двенадцать лет, мы начали встречаться, а в четырнадцать она стала моей… Эта любовь была нездоровой, словно одержимый ею был, только вот школа закончилась, она улетела в Москву, а я остался во Владивостоке, зимой рванул к ней, но она меня не ждала, Оля уже замужем была и беременной, как она сказала на нашей встрече, от своего супруга.
– Не думала, что встретимся когда-нибудь… – села рядом со мной, печально улыбаясь, а я смотрю на неё, подмечаю, что она совершенно не изменилась, всё так же красива и молода, каштановые густые волосы распущены и закрывают спину до поясницы, на ней даже тот же свитер и юбка, что и в день нашей встречи в ЦУМе, в том кафе. – Ты совершенно не изменился, Дима, и смотришь так же, как и в день нашей последней встречи… нет злобы, обиды, только усталость и разочарование, – она усмехнулась. – Я тебя разочаровала, да?
– Да, Оль, разочаровала, – я отвел взгляд от неё и увидел рядом с надгробием Саши ещё одно…
– Дмитрий, – тихо сказала она. – Мой сын, назвала в честь его отца, – она повернула ко мне голову и с улыбкой сказала, – в честь тебя, Дима, ты его отец, а не Максим. Ты сам знаешь, что мои родители были против нас, а я не такая сильная, как ты, я уступила им, переспала с ним, чтобы он признал моего ребенка, правда был против имени, но после моей истерики, согласился. А через полтора года мы попали в аварию… Максим был пьян, возвращались от друзей, я закатила скандал в машине, сама пьяна была, сынишка на заднем сиденье расплакался от наших криков, Макс… всё так быстро произошло… я помню только визг тормозов, гул сигнала и удар в бок, меня кинуло к двери, а дальше темнота. Очнулась в больнице, Максим отделался легкими травмами, а Дима… – она замолчала, а я смотрю на неё и не дышу, я забыл, как это делать, как делать вдох и выдох, я только смотрю на неё, и пустота в груди разрастается, поглощая боль. – Дима прожил сутки, он умер до того, как я очнулась. Через год я вскрыла себе вены, Дима. Во всём я винила только тебя, ты виноват в том, что родился в бедной семье, что не захотел поступать в Московский Университет, а ты легко мог поступить на бюджет, ты невероятно талантливый человек, что бы ты ни делал, всё было совершенным. Спорт, музыка, даже искусство, я не говорю о науках… Ты единственный из нашего класса окончил школу с золотой медалью, у тебя столько было вариантов, но ты выбрал «родной» университет! Не захотел уезжать из этого вечно сырого и провонявшего рыбой города! Это ты виноват, что Дима умер, – она смотрит на надгробие нашего сына, а я на неё и ничего сказать не могу, в голове каша, а в груди дыра. – Так я думала, когда резала в пьяном и наркотическом угаре свои руки, лежа в горячей воде. Я была уверенна, что ты виноват во всех моих неудачах, в моей паршивой, фальшивой жизни. Дима, прости меня, если сможешь. Я так тебя возненавидела, что желала тебе испытать это дерьмо, в котором я жила, чтобы ты никогда не смог воспитывать своих детей, чтобы ты сдох в одиночестве, что и я. Прости меня… Это всё я…
Я повернул голову к своим детям… Дима, Саша и Лиза… сижу и молчу, мне нечего ей сказать, даже кричать и обвинять её не хочу, она заплатила за всё, наверное…
– Да, ты прав, я до сих пор плачу… Я в Аду, Дима, я это заслужила, мою душу раз за разом разрывают демоны, я ощущаю такую боль и отчаяние, что тебе не понять, и я не хочу, чтобы ты такое когда-нибудь испытал. Меня отпустили, для разговора с тобой, сказали, что из-за уважения к тебе ты должен знать правду. Дима, скажи, кто ты? Почему они с уважением к тебе относятся и рвут мою душу с наслаждением мести за тебя?
– Я не знаю, – мне душно, я хочу на воздух, не хочу с ней говорить, она меня снова разочаровала, эта пустота расширилась. – Нам пора, пернатая, – я встал и, не оборачиваясь на Ольгу, пошёл в темноту, она по-доброму и с теплом обняла нас с Сириф, словно пытается успокоить, утешить меня, а я иду и хочу проснуться, мне надо на воздух, под звездное небо.
– Дядь… – пернатая сидит рядом со мной, а я смотрю в черноту потолка, учусь заново дышать.
– Всё будет хорошо, Сириф… Надо выйти на воздух… – когда шум в голове прошел, я услышал голоса братьев, они ещё не спят. Это хорошо, поговорю с ними, может чего интересного расскажут, я послушаю их. Странное всё же дело, я ведь действительно их считаю своими старшими братьями, мне комфортно с ними, я доверяю им, надеюсь, что они меня поддержат и не «кинут», а ещё не захотят моего… – Да, пойду к братанам. Ты со мной?
– Нет, я тут побуду… А ты иди, только укройся, а то ещё днем с температурой валялся.
– Мгм… Соскучишься, прилетай, – я не спеша спустился и двинулся к выходу к саду, братья смеются и курят кальян, отлично устроились старшики…
*****
– Сдалась вам эта Алиса, – ворчу и кутаюсь в одеяло, а они улыбаются и смотрят на меня. – Что?
– Ничего. Просто скажи честно, сам придумал историю про девочку? – Фаут затягивается и смотрит на меня. Не хочу лгать…
– Нет, эту историю, точнее сказку для взрослых детей придумал математик Льюис Кэрролл, он был человеком и давно уже умер, – братья, замерев, смотрят на меня и ждут продолжения повествования?
– Расскажи эту сказку, ведь она написана для нас, – Аиркесс с горящими глазами смотрит на меня.
– Сказка начинается с того, что девочка Алиса увидела белого кролика, который очень спешил и смотрел на карманные часы, погнавшись за ним, она провалилась в нору, которая вынесла её в совершенно незнакомый мир. Путешествуя по нему, она повстречала разных людей, нелюдей, даже курящую, очень мудрую говорящую гусеницу, Соня мышь чуть не утопила её в своих слезах, повстречала безумного Шляпника в компании Мартовского зайца… А дорога её вывела в королевство абсурда, где наказывают невиновных, награждают непричастных. Но оказалось, что это всё чудный сон, она проснулась возле пруда своего родового имения и побежала домой. Автор с помощью этой сказки хотел показать всю изнанку, лицемерие общества, суда, даже государственного строя. Это выражение «голову с плеч» я взял из этой сказки, Красная королева орала это, если что-то не так по её мнению, если не удовлетворяют её капризы, – я посмотрел на братьев, те смотрят на меня и не шевелятся. Что это с ними? Я что-то не так сказал?
– А где ты её прочёл? У нас в библиотеке эта книга?
– Нет, Аир, этой книги нет в библиотеке нашей. Прочёл я её давно…
– Хмм… – выдал Аиркесс, затянулся и выдохнул дым, пойду на опережение, а то опять вопросы задавать будут неудобные, а врать им не хочу.
– А вы о чём говорили? Может, расскажите, а то настроение не очень…
– А мы о тебе говорили, – весело выдал мне Фаут. – И знаешь к чему пришли?
– Нет, не знаю, к чему, о многомудрые?
– Хе, к тому, что ты переродился в чреве нашей матери и родился как минимум во второй раз! – он с таким весельем мне об этом заявил, что оторопеть взяла верх!
– Вот как… Что ж… Я рад, что вы сами к этому выводу пришли, увиливать и избегать не придется… – а чего это они так изменились в лице? Фаут, ты меня обвел?!
– Откуда ты, Эларс? Ты из нашего мира? – Аиркесс смотрит в глаза, но я не вижу в нем осуждения, отторжения, злости или обиды, только любопытство, как у ребенка, когда ему какую-то страшную тайну рассказывают.
– Я из другого мира, из Солнечной системы, которая находится в галактике Млечного пути, с планеты Земля, из Российской Федерации, города Владивосток. Там меня звали Дмитрий Васильевич Мраков. Был дважды женат, похоронил… троих детей, умер в больнице. Осознал себя в теплой темноте, ощущая мягкие прикосновения матери, а потом родился и увидел отца, тебя, Аиркесс, Жреца и… маму… – я замолчал и смотрю на этот светящийся пруд, братья тоже молчат, они смотрят на меня, явно пытаются понять, как и о чем со мной говорить. Черт…
– Эларс, ты наш брат… Чего ты разревелся? – что? Я … провожу по своему лицу, слезы водопадом хлынули, да, что со мной? Вытираю эти слезы, а они льют и льют. Замираю от того, что братья подошли ко мне и приобняли с двух сторон.
– Расскажешь о том мире? – я киваю, а они улыбаются и переглянулись ещё. Явно что-то задумали.
– Что задумали?
– Знаешь, над чем мы на самом деле работаем?
– Над порталами..? – полувопросительно отвечаю, а они уселись с двух сторон от меня и лыбу давят, мне от их улыбочек не по себе стало.
– Да, мы хотим открыть порталы в иные миры, брат, по легенде Владыка мог путешествовать по мирам, ведь он их и создавал с другими силами.
– Ты сам путешествуешь по мирам. Мы тоже хотим.
– Ты в деле? – Они смотрят на меня и ждут ответа, а я…
– Говно вопрос! Конечно! Только жертвой эксперимента быть не хочу, Петрушки есть, – братья рассмеялись, а я с ними. Мне полегчало, отпустило. Немного, но хоть что-то.
– Отец не знает, если что. И лучше будет, если не узнает, – я кивнул на слова старшего.
– Он трус, от этого и жестокий, – тихо добавил Фаут. – Прогибается под фанатиков, светляков и других, соблюдает эти законы, на которые давно уже все плевали, эта дрянь Тресари тому доказательство, её не казнили, – Фаут уже не говорит, а рычит яростно, он в бешенстве, я прям кожей ощущаю его злость и ненависть. – Ты осуждаешь нас за расизм, Эларс, можешь не отрицать, я это заметил, но ты не знаешь наш мир, не знаешь всю историю, какими мы были, какими стали «гибкими», отец… – Фаута накрывает, и мне становится страшно, я не шучу…
– Фаут, успокойся. Он сам выбрал такой путь, такую политику. Мы тоже не лучше, вместо того чтобы что-то изменить, ищем пути отхода, побега.
– Нет! Я хочу найти Владыку! Я не верю, что Он мертв, что эти ублюдки смогли уничтожить Его! – да, что же он так взбесился? Похож на бунтаря Эндериза…
Что?
Резкая боль прострелила висок, я не услышал свой крик, только увидел встревоженные лица своих детей…
Что?
Соленый вкус крови во рту, глаза в кровавой пелене, как же голова болит!
– Сириф! Помоги! – я хотел закричать, но получилось еле слышно прохрипеть, а потом темнота накрыла меня. – Наконец-то, долго же ты…
– Дядь… Память возвращается…
– Сириф…
– Что?
– Ещё одно такое высказывание без объяснений, я тебе хвост выщипаю… – всё, я отключился, только на грани услышал голоса Аиркесса и курицы…
– О чем вы, Сириф?
– Вам не надо никуда идти, искать… Он вернулся…
Глава 4.
Наконец-то мы в пути. После выписки доктора Фрокоса, а он, скрепя сердцем, дал её после уговоров и заверений старших братьев и самого меня, что буду следить за своим здоровьем и пить витамины и микстуры. Хороший мужик, юморист…
– Скоро будем в твоих владениях, Эларс.
– О чем ты, Фаут? У меня есть владения? – смотрю на него, а он на линию горизонта. Сириф молчит, после того прихода она совсем закрылась в себе, даже не реагирует на мои дурацкие шутки, на вопросы не отвечает, а это меня знатно раздражает, как и это путешествие на шипящих ящерах, это чертово седло, которым за час пути уже натер свою задницу, эта пустыня, где пески и редкие колючие кустарники, эти солнца, которые не греют, не смотря на все законы и привычные для меня понятия о пустынях. В общем, неправильная пустыня, днем прохладно, а ночью тепло. Не понимаю, почему так, а мои спутники пожимают плечами и говорят, что здесь так всегда.
Кстати, о моих товарищах, Аиркесса вызвали в столицу, что-то там случилось, присутствие кронпринца обязательно, поэтому с нами его сейчас нет, как и профессора Трарэта, у того другие дела нарисовались, он все силы и связи напрягает, чтобы доченьку от смертной казни отмазать. Я его не осуждаю, даже понимаю. Она у него единственная дочь, за ней приданое большое, брачный договор с каким-то принцем имеется, тот тоже напрягается, чтобы такой красавицы не лишиться. Рядом со мной едет, раскачиваясь плавно, как на волнах, с умиротворенной улыбкой сам доктор Фрокос. С ним вообще история вышла занятная. Оказалось, что его с малых лет воспитывали крысаны, мои Петрушки, он женат на младших дочерях самого Петруша, входит в их семью, а посему я его господин. Вот так вот… когда узнал, малость пригрузился, но доктор, посмеиваясь, озвучил свою благодарность за родовое имя. Правда спросил, что означает имя рода. Я со всей серьезностью и рассказал полезность петрушки. Шучу. Рассказал о значении имени Петр, а это твердость, надежность, верность, вроде бы так и ничего не напутал, читал, когда имя для сына выбирали… На меня смотрели крысаны, как на благодетеля и мудреца, а Сириф сидела и фыркала, клюв спрятала под крыло и смехом давилась. Доктор же серьезно смотрел на меня, а после кивнул и тихо произнес: «Мы не подведем имя рода». Честно сказать, я в них почему-то и не сомневаюсь, так им и сказал. Фаут слушал нас и после признался, что думал, будто я смеха ради придумал и нарек их, что это всё шутки, а оно вон как.
Я обернулся и посмотрел на неизвестных мне крысанов, а их в отряде набралось семь штук, их ящеры навьючены сумками с продуктами и водой, морды спокойные и серьезные, мониторят окружение на предмет опасности. Доктор вроде бы сказал, что среди них есть его старший сын, но не представил его нам.
Перевёл взгляд на охрану нашу, эти ребята все полукровки, даже я невежа такой это понял, хардасс их папа. Молчаливые парни, служат в личной гвардии Фаута, верны ему, жизнь за своего господина отдадут не задумываясь. Воины отменные, я таких в замке не видел, они, словно с оружием рождались, так естественно смотрелись на них их арсенал, что без этих клинков, кинжалов, луков, копий их представить не возможно. И это с моей фантазией и моим воображением!
– Эларс, когда рождается принц, сын в семье, по всем законам ему отец обязан выдать надел в одной из колоний, которые принадлежат роду. Сейчас мы приближаемся к твоим землям, ты должен будешь закрепиться там, у тебя есть свои вассалы Петрушки, они устроятся там, помогут со всем. Только вот отец тебе знатную подлянку устроил.
– Поясни… – и почему я не удивлен?
– Эта территория не заселена, она дикая, кроме тварей и дикого зверья, как и песков с руинами городов, здесь ничего нет. Не думал, что он так поступит. В нашем роду много земель, городов, деревень по всем планетам, но он даровал тебе эту.
– Здесь были города? – доктор с интересом смотрит на Фаута.
– Да, доктор. Здесь были города, центры науки, магических школ, здесь обучали, работали, создавали до войны Восьми. Здесь жили хардассы и другие расы, но воинам света и их союзникам было не угодно это. Город Колфур, да, так он назывался, был уничтожен, всех его жителей жестоко убили, казнили за то, что они были детьми Мрака, были друзьями темным детям. Здесь были цветущие сады, полноводные реки и чистые озера, а сейчас сами видите. Мертвые земли, пустыня красного песка…
– Милорд, – к Фауту, как черт из табакерки, вылетел разведчик, я аж дернулся от неожиданности, – через четыре корнтиса (километра) старые ворота в город. Замечено движение за стенами, насчитал двенадцать аур.
– И кто там обжился? – Фаут смотрит на парня, тот выпрямился и просто выдал.
– Пауки, – зашибись! Видел картинки здешних паучков, в высоту метра три, огромные туши, ещё и ядовитые.
– Понял кто?
– Песчаники и ветряки. Все солдаты, дальше не смог рассмотреть, стоит защитный купол.
– Это плохо. Купол ставит королева, а у неё два племени, – разведчик кивнул, Фаут задумчиво ведет своего ящера, а я смотрю на него и жду его решения. И вот замечаю эту ухмылку маньяка, он поворачивает лицо ко мне, а я уже знаю, что он скажет. Мои губы сами собой растягиваются в такой же безумный оскал, как и у брата. Зачем слова, когда и так всё понятно, мы здесь, чтобы обустроить мой город, а значит, оккупантов надо вежливо попросить уйти, мы же вежливые люди, а вежливость города и страны берет.
*****
На Земле я никогда не брал оружие в руки, чтобы убивать, если не считать процесса рыбалки, а охоту не любил. Даже когда был в деревне у бабушки, она ни разу не просила меня зарубить курицу или зарезать кролика, сама или дедушка это делали, я лишь наблюдал за этим, и не было во мне отторжения, страха, не терял сознание при виде крови и потрохов, как младший брат Сенька. В этом мире оружие мне вручили в пять лет, а в четырнадцать я убил разумного, при этом не ощутил угрызений совести, сна не лишился, кошмары не снились, никто не спрашивал у меня «почему» и «за что». И не сказать, что меня это не удивляет, просто воспринимается всё иначе, здесь либо ты, либо тебя, третьего не дано. Вот и мои братья по уши в крови, убивали в боях, на дуэлях, при этом не потеряли свою человечность что ли. Я тоже надеюсь, что не превращусь в маньяка-палача, безумно рубящего направо и налево, как сейчас…
Мы не доехали до обрушенных ворот города, пауки напали на нас за километр до них. Выскочили из песка одной волной. Если бы Фаут не распределил своих бойцов, нас бы смели за секунду. Атаковали нас с моей стороны, крик Сириф потонул в писке и стрёкоте этих членистоногих. Моего ящера опрокинуло на бок, я же свалился и от удара об каменистую почву на пару секунд отключился. Чертова курица… От её мельтешения и барахтанья у моего лица, я ничего разглядеть не мог, пока не скинул её с себя. Подскочил и вооружился я вовремя. Паук цветом как этот песок красиво подпрыгнул и растопырил свои все восемь лап, приготовил жало для удара в мою тушку, только вот я с ним не согласен был. Треск ткани и боль в спине меня не отвлекли, мои крылья – моя защита и преимущество. Клинки легко рассекли голову паука, а крылом я откинул его тушу от себя. Но радоваться легкой победе было очень рано, ведь это не защитники королевы пауков, а всего лишь младшие солдаты, они мелкие и очень быстрые, яда в них намного больше, чем в старших.
Я понял, что в этом бою кодексы сражений не соблюдаются, это «крошилово». Тебя спасёт и убережёт только скорость реакции, заточка твоих мечей, а ещё надо двигаться, не стоять на месте.
Пауков было очень много, я не видел, что там с другими, но по звукам, мы ещё держимся. Я же крутился как волчок, крыльями отбрасывал, не подпускал их к своей спине, уворачивался от плевков, прыжков и рубил, рубил, рубил… Перед глазами только всполохи опасности, эти жвала, острые лапы и уродливые хитиновые тела. Сердце почему-то не выпрыгивает из глотки от такого темпа, в голове холод, а руки крепко сжимают рукояти мечей, не обращаю внимания на липкую и вонючую слизь на лице и одежде. Потроха и мозги пауков не вызывают у меня рвотных рефлексов, а это очень хорошо.
Но всё когда-нибудь заканчивается и начинается оценка произошедшего. Я остановился в какой-то момент, когда не ощутил опасности. Мир стал медленно приобретать свои цвета, а пейзаж некогда отрешенной пустыни стал напоминать мясорубку изрубленных тел, ошметков внутренностей и вони гнили. Я только сейчас понял, что за время этого боя, не дышал. Легкие обдало режущей болью, а горло с хрипом выдало выдох и вдох. Сердце застучало как после стометровки. Ноги задрожали, и им вдруг стало очень сложно меня держать, колени подогнулись, больно ударился ими об эту каменистую почву, руками оперся, чтобы не рухнуть лицом на землю, пытаюсь дышать и успокоить бешеный ритм сердца. Со мной такое впервые, я не понимаю, что со мной, в ушах звон и все звуки словно через вату слышу. Меня кто-то бережно поднял, в рот заливать стали какую-то горькую и тягучую дрянь. Вот сейчас мне блевать очень охота, но эти заботливые не дают выплюнуть гадость. И о чудо! Когда проглотил это, звон в ушах стал утихать, сердце успокоилось, а воздух без заторов и боли проникает в легкие. Зрение мягко фокусируется, я вижу перед собой обеспокоенные лица Фаута, доктора и еще четверых парней.
– Ну, ты брат и монстр, – Фаут улыбается, – всех покрошил, нам досталось всего пара десятков и то одна мелочь!
– Что со мной было? – перевёл взгляд на доктора, мне показалось или он постарел на лет пять?
– Вас, господин, отравил Старший. Еле успели, а вы ещё глотать не хотели! – он обиделся на меня? Вон как надулся.
– Спасибо, – я ему действительно очень благодарен, так плохо мне ещё не было, и дело не в боли, а в том муторном состоянии. – А где Сириф? – я сел, но её не вижу, в начале ее не очень вежливо отбросил от себя, а сейчас в груди всё сжимается от страха.