Страшно было даже представить, зачем Майе могла понадобиться Яна. Я вышел на улицу, разделся, кинул вещи на скамейку рядом с домом и обернулся. Волк весь день рвался на волю.

Для начала я вернулся в дом и пробежался до комнаты Майи. Выбивать дверь не пришлось, там уже стоял Олег и вовсю взламывал замок. Внутри не обнаружил ничего подозрительного, следов Яны и ее запаха тоже не было. Потянул зубами с вешалки первое попавшееся платье и, хорошенько его обнюхав, запомнил запах, чтобы отправиться на поиски.

Искать след, конечно же, было поздно, прошло уже почти два дня, но я все равно обнюхал всю территорию, прилегавшую к КПП. Бесполезно, запах суки к этому времени выветрился.

Я пробегал в волчьем обличии всю ночь, обнюхивая каждый пень, каждый забор и каждое окошко. Ни единого следа волчицы, словно она провалилась сквозь землю или вырыла подземный ход. На рассвете вернувшись к особняку, принял человеческий вид и переоделся. Уже когда сидел в машине понял, что мой свадебный костюм любезно сменили на новый, чистый. Вот она, ненавязчивая забота Назимова, до сих пор считал меня щенком.

Алиев-старший смотрел на меня настороженно, когда я вломился в палату его сына.

– Что? Ты же прекрасно понимаешь, что мои люди следят за вашими перемещениями, – опередил возможные вопросы.

– Да ты еще тот наглец! Заметь, мой сын в больнице из-за твоих бойцов.

– Одного-единственного бойца, и даже не беты. Так что задумайся, что с твоим сыном не так, что он от единственного удара умудрился впасть в кому. – Алиев зарычал, а я продолжил. – Где Майя?

– Что?

– Еще раз повторяю, где Майя?

– Да мне же откуда знать, я ее больше двадцати лет не видел!

Возможно, будь ситуация другой я бы ему поверил. Он до последнего держал себя в руках. Достойное самообладание, но мое внутреннее чутье сейчас, когда вопрос касался Яны, не обмануть.

Схватил его за шею и поднял в воздух, Алиев вцепился в мои ладони пытаясь их разжать, но это было бесполезно.

– Ты расскажешь все, что знаешь, а я буду внимательно слушать. И не дай луна, ты что-то утаишь – не выберешься из Москвы уже никогда, так же, как и твой сын. И перед тем как начнешь хорохориться, прежде подумай. Даже если твой клан выдвинет нам претензию, мне глубоко на это насрать! Яна – моя жена и правнучка Назимова. Ты сам-то хоть понимаешь, на кого посягнула Майя?

Все слова проговаривал медленно и довольно четко. Вскинул свободную руку и посмотрел на часы на запястье, кивнул собственным подсчетам.

– Уже можно тебя отпускать? Как считаешь? Понял, что с тобой никто не шутит?

Алиев что-то захрипел, и я отшвырнул его к противоположной стене, слегка переборщил и на него вдобавок свалился телевизор, висевший на той же стене. Все, блядь, на соплях, даже в больнице, которую мы уже полвека финансируем.

– Я жду, – напомнил оборотню и постучал пальцем по циферблату часов.

– Да не знаю, я где твоя жена, – откашливаясь и растирая шею, произнес тот.

– Ты что, правда так туп? – усомнился в его адекватности.

– Подожди, подожди, – он выставил ладонь вперед, – я скажу все, что знаю, но я и правда не в курсе, где твоя жена.

Я отодвинул стул от больничной койки и сел.

– Говори.

– Да тут и рассказывать, собственно, нечего. Позвонила мне позавчера Майя в панике и говорит, мол, спасай сына, его назимовские прихвостни похитили. Я сначала подумал, что бред, звоню Вано – трубку не берет, пробил по каналам и узнал, что его и правда нигде нет. Поехал в Москву, ну это ты и так знаешь. – Алиев устроился поудобнее, отодвинув от себя разбитый телевизор, сидя по-прежнему на полу. – И буквально только ты уехал, она мне позвонила и говорит, мол, решила вопрос и взяла в заложники какую-то внучку Николая, и теперь Вано нам вернут. Сам понимаешь, я сразу же сказал ей, что она больная на всю голову, и посоветовал, вернуть женщину на место. С сыном-то все в порядке, – перевел взгляд на бессознательное тело, – ну почти в порядке. А Майя разозлилась и отключила телефон, до сих пор недоступна.

Он развел руками и начал заходиться в приступе кашля.

– У нее есть подгреб где то на территории, – продолжил он после того, как к нему вернулась способность разговаривать. – Хорошо замаскированный, с крышей, не пропускающей никакие запахи, она там свои запасы трав хранит.

– Каких трав?

– Ее бабка знахаркой была, к тому же из долгожителей, лет тридцать назад умерла от старости. Многому Майю обучила, особенно старым рецептам, о которых и помнить никто не помнит. Знаю, что она до сих пор этим занимается, потому что Вано ей нужные травы привозит. Я закрывал на это глаза, ведь ничего страшного, ну подумаешь, аборты желающим волчицам или полукровкам делает. Так они сами так пожелали.

Алиев пожал плечами и опять развел руками. А у меня ком в горле застрял. Неужели на территории моего клана живут волчицы, способные на аборт? Это же отвратительно.

– Ты же понимаешь, что теперь нет никаких сомнений, кто мог отравить девушку Вано? Узнала лишнего, вот и итог. – Я растер ладонями лицо и, выпуская силу, задал самый важный вопрос: – Где погреб?

– Я же сказал, понятия не имею, но Вано должен знать.

– Твою ж… Сколько ему еще в этой коме валяться, что врачи говорят?

– День,-два, может, неделю, смотря, как скоро восстановится энергетический пробой. У твоего не беты слишком сильные потоки альфа-волн оказались.

– Сучонок! Вот же! А говорил, что всего лишь стукнул слегка. Я с ним еще поговорю, – встал, подошел к Алиеву и подал ему руку, помогая подняться с пола. – Как только придет в себя звони, сразу же, – дернул подбородком в сторону Вано и вышел прочь из палаты.

Следующие два дня в ожидании новостей были самыми длинными в моей жизни. Еще ни разу я настолько не волновался из-за кого-либо. Даже когда двадцать лет назад пропала Маша, а мне поздно об этом сообщили. Я горевал, но не чувствовал той опустошенности, что поселилась во мне сейчас. Я ощущал себя бесполезным слабаком, не сумевшим защитить выбранную самку.

Сразу по приезду в клан обрисовал ситуацию Олегу, отдал ему свой телефон и перекинулся в волка. Меня больше не интересовала ни единая проблема клана, все, о чем я мог думать – только Яна. Ежеминутно представляя, как сумасшедшая сука над ней издевается, я оббежал весь лес, прилегавший к нашему клану, десятки раз, хоть и понимал, что это все зря. Мой нюх здесь был бесполезен так же, как и я сам.

Я прекрасно знал, что если бы появились новости, то Ребров бы меня отыскал, но, несмотря на это, все равно выбегал пару раз за день к особняку, карауля своего тестя. Как странно звучало это слово, особенно для моих волчьих мозгов. Я выпустил свою звериную сущность, лишь изредка контролируя наш общий разум, только это помогало мне не сойти сума, так же, как в детстве.

К тому моменту, когда появились новости, я уже перестал на что-либо надеяться. Олег нашел меня ранним утром на пороге моего дома, из которого и пропала Яна. Даже моя волчья суть и инстинкты усмирились, и я перестал бегать по лесу, ища следы. Последние двенадцать часов я, ни на что не надеясь, просто ждал, иногда поскуливая и рыча на пытающихся ко мне приблизиться. Для Реброва, само собой, я сделал исключение и просто проигнорировал его.

– Зря бревном прикидываешься, новости есть.

Я приподнял морду и посмотрел на Олега, ожидая продолжения.

– Вано пришел в себя и уже подъезжает к КПП. Он, конечно, упирался до последнего, не желая выдавать мать, но выхода у него все равно нет.

Я сорвался с места, на ходу обернулся, не дослушав Реброва. Весь следующий час был словно резиновый. Пока дождался Алиевых, пока мы шли с ними по лесу в поисках погреба, который и Вано с трудом-то смог найти.

Все это время я не переставал удивляться изменчивости течения времени, насколько разным оно может быть. Непременно пролетит и не заметишь, когда спешишь куда-то и, напротив, идет медленнее черепахи, если чего-то очень сильно ждешь.

Я ждал. Очень! Я до белых пятен в глазах хотел увидеть Яну, убедиться, что с ней все в порядке. И одновременно боялся, жутко боялся, что случилось непоправимое.

Когда Вано нащупал спрятанную в ворохе листьев ручку под неприметным, таким же, как и сотни других, деревом, мое терпение не то что подходило к концу, оно просто кончилось, исчезло.

Пух – и испарилось.

Поэтому совсем неудивительно, что, как только крыша погреба начала подниматься, я, забыв обо всех договоренностях и проигнорировав заранее спланированный план действий, бросился вперед, точнее, вниз, позабыв о том, что находился не в волчьем обличии. Благо реакция и регенерация хорошие, приземлился на пол на все четыре конечности, минуя лестницу.

И точно с ума сошел, когда увидел лежащую прямо под лестницей Яну. Я сразу же метнулся к ней, попытался нащупать пульс, одновременно с этим прислушиваясь. Она вся была перемазана кровью. Хотя правильнее даже не так… ощущение, что ее утопили в чане, наполненном кровью, а затем выловили оттуда. Платье было алого цвета, только шлейф был серо-черным от грязи, ни единого клочка кипенно-белой ткани больше не осталось.

Почувствовав пульс, отодвинул в сторону эмоции. В голове прояснилось, а следом накрыло волной облегчения, кровь была не ее. Что за черт?

– Ян, Яночка, слышишь меня, родная? – попытался привести в сознание свою жену, оглаживая щеки и убирая прилипшие пряди к лицу, они были тоже склизкими от крови.

Огляделся и в двух метрах от нас увидел лежащее тело Майи в луже собственной крови. Услышал, что Олег начал спускаться, и, видимо, правильно оценив обстановку он, задрав голову, вверх выкрикнул:

– Саня, Алиевых не пускай и Мари сюда! Живо!

В этот момент Яна начала открывать глаза, а я почувствовал, как сзади меня на пол опустился Олег.

– Папа? – тихо, на грани слышимости произнесла она.

– Яна, все хорошо, Олег здесь, я здесь, все будет хорошо. Скоро придет врач, ты лучше молчи, береги силы. – Я ответил раньше Реброва, потому что даже в такой момент меня снедал эгоизм, почему она позвала его, а не меня, почему?

– Папа, – повторила она, – живот сильно болит… уже так долго. – Она говорила отрывисто, с большими паузами, сглатывая и все время облизывая пересохшие губы, но я все равно ни черта не понимал, особенно последующие бормотания. – Главное, сохранить его… сохранить… я не могу… не могу его потерять.

– Милая, успокойся, я здесь, я тебя понял. – Олег взял ее за руку. – Ты только мужа послушай и не теряй силы на болтовню.

Яна слабо улыбнулась и прикрылась глаза.

Спустившаяся Мари взвизгнула, видимо, от такого обилия красного цвета кругом. Отойдя от первого шока, она потеснила нас с Ребровым и принялась аккуратно ощупывать и осматривать Яну.

– Мари, ей нужно в больницу, срочно, – прохрипел Олег.

– Не мешай, – цыкнула на него женщина и продолжила заниматься осмотром. – Ну на первый взгляд ничего серьезного, похоже на перелом левой руки и вывих правого запястья, возможно, сотрясение, – подвела итог волчица.

– Значит, ее можно спокойно передвигать? – Мари кивнула, а Олег повернулся ко мне. – Как будем ее поднимать?

Странно, раньше у меня получалось четко мыслить в экстремальных ситуациях. Стратегическое мышление с обдумыванием действий наперед было одним из моих лучших качеств. Сейчас же все было как в тумане, спроси у меня, я бы и два плюс два не сложил. Посмотрел на Яну, на Олега, на Мари, затем опять на свою жену.

– Да не тормози ты! Что с тобой такое? – начал кричать отец Яны. – Ей срочно нужно в больницу! – Он притянул меня к себе, взяв одной рукой за ткань кофты, а другой обхватив затылок. Стукнувшись своим лбом о мой, поймал мой взгляд и четко проговорил: – Игнат, она беременна, так что если не хочешь потерять ребенка, а следом и жену, соберись и действуй уже, твою мать!

Это был действительно хороший стимулирующий толчок. Будто в моей голове постоянно сжимающаяся до этого пружина наконец-то лопнула. Шум стоял еще тот, в глазах было темно, в ушах гудело, а речь была беззвучной, словно меня и правда оглушили. Но четкость мыслей на этот раз окончательно вернулась ко мне. Бессознательную Яну мы достали довольно быстро. Я взял ее на руки, не доверил Реброву, обмотался канатной веревкой. С той стороны нас поднимали четыре оборотня, для более легкого движения, так сказать. Яна даже для меня, оборотня, оказалась слишком тяжелой: склизкая, скользящая, местами затвердевшая ткань платья в значительно утяжеляла мою драгоценную ношу.

До местной небольшой поликлиники добрался в считанные минуты, мы здесь особо не лечились, и если кому из волков требовалась медицинская помощь, ездили в город. В нескольких крупных больницах работали наши врачи, на наши деньги существовали целые отделения. Здесь же было все необходимое на крайний случай для оказания первой помощи. Аппарат УЗИ, слава луне, был в наличии.

После того как мы втроем избавили Яну от платья с помощью ножа и ножниц, Мари укрыла ее простыней и приступила к работе. Мы же с Олегом одновременно бухнулись на рядом стоящую кушетку и принялись молча ждать.

Мари в течении пары мнут успокоила нас, что ничего опасного не случилось, и даже отслойки нет, всего лишь тонус вследствие болевого шока. Что, нахрен, за тонус такой, я понятия не имел, и, судя по пришибленному виду Олега, он тоже. Затем в кабинете послышался странный звук, похожий на чересчур учащенный и как будто раздвоенный пульс. Мари что-то нажала на кнопках и чуть передвинула руку, после этого звук перестал двоиться, потом затих и раздался снова. Олег глупо улыбался, а я даже представить не мог, что меня впереди ожидают еще более шокирующие известия. Слова Мари окончательно выбили почву у меня из-под ног. Даже воздух вокруг стал каким-то тяжелым, он оседал у меня во рту. Разве такое возможно?

– Ну что, папаша? Дедуля? Готовы быть няньками? – Задорный голос Мари не соответствовал ситуации, но появившаяся на ее лице улыбка явно не желала исчезать. – У нас тут многоплодная беременность.

Глава 24
Яна

Когда я пришла в себя (который раз за эти дни?), то увидела улыбающуюся Мари. Выражение ее лица меня слегка обнадежило.

– Ребенок? – задала я единственно важный для меня вопрос.

– С ними все в порядке. – до меня доходило как до Камчатки. – Да-да, Яна у тебя близнецы будут. Я позову Игната?

Я растерянно кивнула, поражаясь происходящему.

Два! У меня будет два ребенка. Блин, Игнат наверняка уже все знает и зол на меня. В растрепанных мыслях прикусила губу и попыталась успокоиться, но слезы, грозящие вот-вот пролиться, не желали отступать. Именно этот момент для своего появления выбрал Романов.

Он был зол! Чертовски зол! Я начала извиняться, даже не помню, как оправдывалась. До сих пор не понимаю, почему я вообще оправдывалась, но в тот момент действовала на чистых инстинктах, и нормального разговора у нас так и не вышло. Романов поцеловал меня по-отечески на прощание и ушел.

В больнице я пролежала неделю. Ужасно скучную неделю, ко мне один раз пришла Вика, чтобы попрощаться.

– Прости, что на лету, – запальчиво тараторила она, – но Романов впихнул меня в курс, который уже две недели как начался. А он договорился! И меня ждут! Яна, – несмотря на свою порывистость и бьющие через край эмоции, она аккуратно меня приобняла, – спасибо тебе за это, и я очень рада, что с тобой все хорошо. Ты даже представить себе не можешь, как я переживала. Да что там я… – махнула она, отстранившись, – твой Игнат места себе не находил, носился целыми сутками как угорелый, сначала как человек, а потом во второй ипостаси. И причем, – она перешла на шепот, – он так и остался в итоге в волчьем обличии под конец, вообще никого к себе не подпускал и ждал, грустно уронив морду на лапы.

Я не выдержала и расхохоталась.

– Ну ты и сказочница! Игнат – да грустно морду на лапы? Ни в жизнь не поверю.

– А вот и зря. – Вика в один момент стала абсолютно серьезной. – Ты ему далеко не безразлична, а ведь он даже не знал о твоей беременности.

Волчица слегка потрясла головой, как будто приводя в порядок мысли, затем пригладила торчащие в разные стороны волосы и, посмотрев на часы, грустно вздохнула.

– Прости, прости, – запричитала она, – но у меня вылет через четыре часа.

– Иди! И обязательно пиши мне обо всем, и фотки высылай!

Она еще раз меня обняла и, поцеловав в щеку, подставила свою для поцелуя, жизнерадостно хихикнув.

Маленький ураган под названием Вика покинул мою палату, отправив перед этим воздушный поцелуй и оставив после себя кучу разных мыслей.

Если все, что она сказала, правда и я действительно ему не безразлична, может, действительно забыть все обиды и начать жить, как полагается настоящей семейной паре? Тем более у нас дети будут. Дети… Приложила руки к животу и мечтательно улыбнулась.

Мари говорила, что у меня отличные шансы благополучно родить. И я ей верила, не знаю, может, просто хотела верить. Но это не могло не обнадеживать и не вселять надежду в то, что все будет хорошо.

Игнат навещал меня каждый день, принося с собой вкусности и цветы. Но сам он недолго находился в палате, буквально десять минут, словно те были для него наказанием.

И уж совсем неожиданным гостем стала Лекса. Ей, конечно же, никто не рассказал о моей беременности, но о похищении она была в курсе. Странно было видеть в этот раз ее трезвой.

Незваная гостья вошла в палату, не постучав, и помещение заполнил аромат ее приторно-сладких духов. На ней был черный кружевной топ под грудь и темно-розовые, цвета фуксии, брюки в пол, широкие штанины которых элегантно разлетались, придавая легкость и невесомость каждому ее шагу.

Она вальяжно опустилась в кресло, откидывая назад длинные белые волосы. Затем, порывшись в сумочке (такой же темно-розовой), достала мандарин, и подбросив его на ладони, наконец-то обратилась ко мне.

– Будешь?

Я отрицательно качнула головой. Лекса, пожав плечами, проткнула фрукт острым наманикюренным ногтем, как ни странно, не розовым, обыкновенный френч.

– Как хочешь, – пожала плечами. – А ты молодец, – произнесла она, засовывая в рот оранжевые дольки одну за другой, тщательно пережевывая каждую.

Покончив с фруктом, она приподнялась и сложила кусочки шкурки на тумбу рядом с моей койкой.

– Для запаха, – уточнила Лекса. – Так и будешь молчать?

– За тобой интересно наблюдать. Ну-у, когда ты трезвая, – уточнила я, чем вызвала ее улыбку.

– Я же говорю, молодец. Знаешь, я ненавидела твою мать, – без обиняков начала она, – может, из-за ревности к Игнату, может… она меня просто бесила? – посмотрела на меня своими большими голубыми глазами. – Разве у этого бывает объяснение?

– Ну обычно люди знают, почему их бесят другие. Так что причина должна быть.

– Наверное, – задумчиво протянула она. – Маша была такой светлой, доброй, ей все сходило с рук, прощалась любая шалость. Нет, – отмахнулась она, – меня тоже баловали и до сих пор мне позволено все. Практически все, – поднесла палец к губам, – твой муж, например, мне не положен.

– А хотелось бы?

– О-очень. Но не в том суть… в общем, не любила я ее по той же причине, что и не переношу любых людей такого типа. Ну и луна с ней, пусть земля ей будет пухом.

– Ты о моей матери говоришь. Не боишься, что расцарапаю тебе лицо? Ну так, – приложила палец к губам, отзеркаливая ее недавний жест, – для начала хотя бы.

– Сколько раз за сегодня я уже говорила тебе, что ты молодец?

– Много…

– Потому что ты не такая, как твоя мать. У тебя есть стержень, характер и ум, да что говорить… Яна-а, так уделать Майю. У тебя есть яйца, стальные такие яйца. – Лекса засмеялась собственной шутке, а меня передернуло от воспоминаний о Майе. До сих пор перед глазами стояла картинка собственных окровавленных рук, держащих не менее кровавый гребень, с измазанными и мутными бриллиантами. Странно, что этот образ не начал преследовать меня по ночам, уж больно жуткой казалась мне эта картинка.

– Ау-у-у, – Лекса помахала ладонью перед моим лицом, – подробности смакуешь?

– А ее-то ты за что не любила?

– А за что ее любить? – возмутилась блондинка. – Неприятная особа, постоянно подсовывавшая мне своего слабака сыночка. – Ее лицо скривилось, будто под нос ей сунули дохлую мышь.

– Она сказала, что лишила тебя зверя, так же, как и мою мать.

Лекса выгнула брови и округлила и без того большие глаза.

– Как?! Она не уточнила, – фыркнула я. Неужели она ожидала, что Майя шибко разоткровенничалась со мной перед смертью?

– Да уж. Информативно, ничего не скажешь. – Лекса помолчала пару секунд, что-то прикидывая в голове, и подвела итог: – Бред все это, бред сумасшедшей. Хм… как-то много сумасшедших на один квадратный метр развелось, но не суть… В общем, будем, Яна, с тобой дружить.

Блондинка плавно поднялась, нагнувшись ко мне, чмокнула в щечку, задорно мне подмигнула и, круто виляя бедрами, покинула мою палату.

Я, повернув голову, заметила появившуюся на тумбе целую мандаринку, которой прежде здесь не было. И когда только успела? Усмехнулась и принялась за новогоднее лакомство.

С Лексой мы действительно подружились. Какой-то старинной ехидной дружбой, с постоянными взаимными подколками и стебом. Открыто говорили друг другу о недостатках и проводили вместе почти все свободное время. С ней было весело и легко, и меня почти перестал волновать тот факт, что Лекса влюблена в Игната. В конце концов, она же этого не скрывает – говорит напрямую в лоб.

Что же до Игната, отношения наши стали поистине странными. Он был вежлив, заботлив, обходителен, исполнял любые желания, интересовался моими мыслями, старался быть ближе. Даже подарил мне еще одно обручальное кольцо, во вполне такой романтичной обстановке, мотивируя это тем, что прошлое он как раз таки преподнес мне не так, как полагается.

Но одновременно со всем этим он отдалялся настолько, что расстояние до луны в сравнении казалось мне пустяковым. Он просыпался и уезжал на работу в такую рань, что я ни разу не смогла проснуться раньше него, чтобы элементарно приготовить завтрак, как это должна делать нормальная жена. В свою самую последнюю попытку я завела будильник на пять утра, и, кто бы сомневался, его не было дома.

Он не принимал мою дружбу с Лексой, но не вставлял палки в колеса. Ну а чем мне еще оставалось заниматься? Вика уехала, она писала, присылала фотографии, но этого было мало.

И вершиной всего стал секс. Игнат со мной не спал. Он даже не приставал ко мне! От него не было ни малейшего намека на желание заняться интимом. Первой начинать я боялась, потому что не представляла, что же творится в его голове. Может, он избегает меня потому, что я беременна? Но Мари разрешила нам жить половой жизнью… дословно, блин.

Так и прошел целый месяц, не хорошо и не плохо, пока в один прекрасный день мне не позвонила пьяная, бьющаяся в истерике Лекса. Она, запинаясь, твердила мне что-то про звонок, забор и психушку. Если бы не мужчина, чей голос следом раздался в трубке и который мне объяснил, что к чему, я ни за что не разгадала бы ее шарады.

– Да-да, она не сядет за руль, сейчас засуну ее в такси и поедем. Спасибо вам, – заглянула в глаза полицейскому, с которым общалась по телефону, – и вам, – кивнула второму, молодому пареньку, который до сих пор, мало что осознавая, пускал слюни на Лексу.

Повернулась к подруге и потащила ее по направлению к такси.

– Пойдем, пьянь, пока отпускают.

– Еще бы не отпустили. Ты им нехилый штраф за меня отвалила. Пока, мальчики. – Развернувшись, Лекса принялась рассылать поцелуи мужчинам.

Если молодой запросто подходил под определение мальчика, особенно учитывая возраст Лексы, то второй был далеко не молод. Он смотрел на Лексу по-отечески, как на неразумное дитя, в этом нам повезло.

– Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что на вызов приехал именно этот дядечка? – зло зашептала ей на ухо, все еще продолжая тащить блондинку к такси. – Попался бы другой, тогда точно штрафом не отделались бы, – распахнула заднюю дверь машины и помогла Лексе приземлиться на сиденье, обошла кругом и, сев рядом, продолжила свои нотации: – Забрали бы тебя в СИЗО или куда там полагается, – повернулась к девушке в ожидании ответа.

– Я не знаю. Не поверишь, но в обезьянник меня ни разу не забирали, – и глупо захихикала.

Я махнула таксисту, назвав адрес городской квартиры Лексы, и повернулась к этой сумасшедшей.

– Ты понимаешь, что если бы ты не вышла из машины к их приезду, то у тебя бы забрали права? О чем ты вообще думала? И зачем поперлась в эту душегубку?

– Я хотела увидеть маму, – тихо произнесла она, а я прикусила язык. Как я могла забыть, что Татьяна Назимова, которую я ни разу не видела, сидит в психушке? Стараниями Майи, между прочим. Боже… я ни разу не задумывалась об этом и никому не говорила, но неужели то, что сказала мне сумасшедшая ведьма о травме в детстве, правда? С нескрываемым сожалением посмотрела на Лексу.

– Прости.

– Ой, только давай ты не будешь, – шмыгнула она, – терпеть не могу жалость, ты же знаешь, – неопределенно махнула рукой и положила голову на мое плечо. – Понимаешь, сначала она уехала непонятно куда, еще в августе, потом ее нашли и засунули в это ужасное место. Ты видела? – округлила она глаза, чуть приподняв голову. – Одни стены навевают ужас. Меня не пускают, как бы я не пыталась туда пробраться. Сегодня была финальная попытка, – усмехнулась она и, пошарив в сумочке. нашла жвачку. – Будешь? Ну как хочешь. И знаешь, что самое стремное в этой ситуации? – не дожидаясь моего вопроса, она продолжила: – Мне ничего не говорят, совершенно ничего. Почему? Зачем? Что с ней?

Видя растерянное лицо Лексы, которая своим видом сейчас напоминала обиженного ребенка, я думала, делиться ли с ней информацией. Услышав очередной всхлип, все же решилась рассказать ей хотя бы часть правды.

Когда мы приехали в ее пентхаус, Лекса почти протрезвела. Она не жила в доме с клановыми квартирами. Ее двухэтажная квартира располагалась в одном из лучших жилых комплексов столицы и была под самой крышей, которую Лекса облюбовала. Когда я первый раз попала сюда, то поняла, что и квартиру-то эту она приобрела именно из-за доступа на верх небоскреба. Вид с высотного здания открывался шикарный. Здесь стояли большие качели-шезлонг и низкий столик, вокруг которого валялось большое количество разноцветных подушечек и одеял.

Назимова, как обычно, села в свой так называемый гамак, откинула голову, прикрывая глаза.

– Она убила Янину и подстроила смерть Дениса, моего дедушки….

Я не придумала способа лучше, чем вывалить на нее все зараз.

– И заказала мою маму.

– Не смешно. – В ответ на мое молчание Лекса приоткрыла глаза. – Ты же не серьезно? – запинаясь, спросила она.

Я растерянно молчала, крутя обручальное кольцо вокруг пальца. Еще одна вредная привычка, такая же, как и облизывание деревянного кулона.

– Луна!.. Не может быть.

Она, ахнув, прикрыла ладонью рот и начала качать головой, видимо, весь ужас ситуации начинал потихонечку до нее доходить.

– Прости, – повторилась я, – не хотела говорить, и тебе бы лучше не знать этого. Наверное, Николай и руководствовался таким мнением. Но все же я считаю, что ты имела право на правду, даже на такую, – присела на корточки рядом с ней, положив ладони на ее колени, и дрожащим голосом произнесла: – Прости, прости меня.

Она сжала мои ладони и, посмотрев мне в глаза, произнесла фразу, достойную своего характера:

– Прекрати извиняться, становишься похожей на свою мать, – скривилась, словно съела перец чили. – Ничего хорошего, конечно, но зато многое становится понятным, – подвела она итог. – Яна, спасибо, что приехала за мной и оплатила штраф, но я устала… мне надо отдохнуть.

– Конечно, – закивала я и поспешила удалиться.

Лексе нужны были тишина и одиночество, чтобы хорошенько все осмыслить. По дороге домой в голову пришла мысль, от которой я так и не смогла избавиться. Следующие два дня вынашивала ее, обдумывала и просчитывала.

И вот я поехала в клинику к Татьяне. В надежде, что фамилия Романова произведет нужный эффект, не прогадала.

Когда персонал привел меня к нужной двери, показались два волка, их стоило только припугнуть Игнатом, который якобы разрешил мне этот визит и сыграть из себя заносчивую особу, как меня с легкостью пропустили.

Я даже чуть-чуть расстроилась, что все так запросто получилось.

Палата была большой, скорее, маленькая квартира, я видела далеко не все помещение, но понять это было не сложно. Прошла по мини-коридорчику и попала в большую и светлую комнату. Женщина сидела в кресле и смотрела сериал, надо же, «Дневники вампира», почти в тему.

– Разве еще не рано для уколов? – раздался холодный голос, женщина так и не повернула головы в мою сторону.

– Я к вам поговорить.

Стоило мне только заговорить, как она резко обернулась и вперилась в меня цепким взглядом.

– О чем нам с тобой разговаривать?

Она встала с места и подошла ближе ко мне.

– Не знаю, – пожала плечами, – может, Лексе записку напишете, она очень переживает из-за отсутствия возможности увидеться с вами.

Взгляд женщины стал хищным и злым, по спине прошлись неприятные мурашки, хотелось передернуться то ли от страха, то ли от отвращения. Нервничая, я по привычке достала свой кулон и начала катать его по цепочке туда-сюда.

Татьяна прищурилась и рассмеялась, громко и запальчиво. Видимо, у нее и правда не все в порядке с головой. Ее смех был каркающим и напоминал припадочный.

– С-с ума сойти… эта малолетняя… дрянь… все-е-е же жива…

Я совершенно не понимала, о чем она говорит, Татьяна громко хохотала, хватаясь за грудь, и говорила неразборчиво.

– Кто?! – не выдержав, прикрикнула на нее.

Та задержала взгляд на моем кулоне, который я по-прежнему держала пальцами, и я решила спрятать его под футболку.

– Ну-ну… – хохотнула женщина и начала закатываться опять. – Какая же я молодец. Все, и ты теперь будешь без зверя. Так вам всем и надо, назимовским отродьям, – выплюнула Татьяна. – А Машке повезло, что я ее не нашла. Потому и выжила. Пусть живет без зверя и радуется! Дура!

Она закричала, а я начала отступать, стукнувшись спиной о залетевшую в палату медсестру. Вместе с ней зашел и оборотень, который чересчур выразительно на меня посмотрел.

Только вот его взгляд меня не пронял, голова была занята другим. Я поспешила на выход, пытаясь собрать сказанные ей слова воедино. Что-то от меня ускользало.

И только по дороге домой меня осенило. Кулон! Увидев его, она рассмеялась, до этого хоть и была злой, но не казалась настолько чокнутой.

Попросила водителя притормозить, заплатила ему и вышла на дорогу. Мне нужен был воздух! Я шла вдоль шоссе, и то, что попадало в легкие, конечно, мало напоминало нужный мне кислород, но все же под шум проезжающих мимо машин было легче собраться с мыслями.