Я отравлен страха ядом
Вот она
со мною рядом
Её песни нас так звали
её мысли нас вели
её чресла ожидали
её руки нас нашли
Вижу я
все слепы сном
водят хоровод кругом
Её песнь уже неясна
шепелява
тлеет
гаснет
Моих рук
слепой паук
шарит
ищет те уста
хороводящие ста
Там где ранее до сна
целовала звук губа
твёрдый гребень из зубов
цедит процедуру слов
Пальцы на себе почуя
силится схватить улов
Убежать не тороплюсь
Страх мой умаляет жалость
Я мгновенье ожидаю
верной мысли
но не знаю
чем помочь
и отступаю
Слепота их меня скроет
мрак мне здесь могилу роет
мысль к спасению ведёт
Неизвестно как всё будет
То ли страх меня найдёт
Как сова во тьме он видит
и живое ненавидит
То ли я найду Слова
те что выведут из сна…}
Органоид отвечал на пение вращением шестерней, движением рычагов, ударами и звоном, скрипом, треском и грохотом. Громоздьё из металла, дерева и костей смеялось навзрыд. Периодически хохот сменялся кашлем и стоном. Безумный повеса входил в раж. Уже начало казаться, что этот диссонанс будет теперь продолжаться вечно, когда органоид вдруг исполнился жуткой смесью рычания, скулежа и воя, все металлические детали начали источать слабый свет, а деревянные воспламенились. Пение Тоя, трели Алии, игра Ингмара соединились с диссонансом Арфы в совершенно неожиданную здесь и сейчас, тончайшую, идиллическую гармонию.
Весь осязаемый мир, всё видимое вокруг, представлялось теперь делом прошлым. А музыка, свободная, изменчивая, непредсказуемая в своём течении искала свои зыбкие пути в будущее. Это была новая, нездешняя красота, мечта, сказка о небывалом, о лучшем. Прекрасная мелодия вовлекала всё сущее в математически точный и эстетически выверенный танец. Будущее становилось настоящим…
И вот отдав пространству самую верную и точную ноту, в самой кульминации Арфа вдруг вздрогнула и затихла.
Наступила тишина. Хорошая тишина, крепкая, какая-то даже торжественная. Этакая, нерушимая в своих основах, мировая тишь – бескрайнее пространство для долгих разговоров и бесконечных историй, для незыблемого прошлого и неутомимого будущего.
Трудно сказать, сколько прошло времени. Той не заметил, как рядом с ним оказались Ингмар и Алия. Уже светало. Никто никуда больше не торопился. Друзья с любопытством вглядывались в причудливый каменный монумент, которым стала теперь Арфа. Камень был с отливом, и местами прозрачный. Рядом, на полу лежали окаменевшие листы бумаги. Слова песни стали легендой и тайной. Лишь на одном листе можно было разобрать последние строки, выдавленные некогда сухим пером:
{…не весь
не здесь
не сам
не свой
ты не с нами
Он с тобой}
Тот свет, что не успел вырваться на волю в момент превращения, блуждал теперь в полупрозрачной окаменевшей конструкции. Наблюдаемая красота позволяла не сожалеть о потере невиданного инструмента. Звучавшая музыка, будто застыла, в только что игравшем механизме, ставшем ныне прекрасным изваянием. Трое стояли и смотрели, стараясь разглядеть всё то, что не успели дослушать. Наконец, ко всем пришло ощущение ясности произошедшего. Произошедшего сейчас, и тогда, в далёком прошлом. А будущее стало теперь таким близким и уютным, как с детства знакомая тайная тропка, та, что делает путь домой, и короче, и приятней.
Обратно
Друзья не спеша спускались с Горы. Они напевали шуточные кабацкие песни, и болтали о том, что было и о том, что будет теперь. Ингмар успевал делать на ходу какие-то пометки в своих записях. А Той вещал не замолкая. Вот он перестал рассказывать, как шёл по пещере и начал говорить про Верно и о том, как там любят гостей издалека. Алия глядела куда-то за горизонт, слушая Тоя и улыбаясь, то чуть меньше, то чуть больше…
Так они шли около двух часов. Спускаться по тропе было намного приятней, чем идти в гору. День был ещё в самом разгаре, однако после всего, что было, друзьям захотелось, наконец, выспаться. Увидев сломанную тележку, все трое одновременно остановились. Той, стоявший чуть впереди, обернулся к друзьям:
– Привал?
Решили, что костёр разведут, когда проснутся. Еды всё равно не было. Оставалось только немного заварки.
Уставшие путники, легли, прямо, где стояли. Тень от большого камня удачно закрывала их от солнца и вскоре все трое благополучно уснули.
***
Погода стояла ясная. Вечернее солнце уже понемногу заглядывало за камень и это разбудило, лежащего ближе к краю Ингмара. Некоторое время Ингмар щурился и тёр глаза, но ложиться уже не стал. Он окончательно разобрал тележку на дрова, быстро развёл костёр и подвесил чайник.
Пока заваривался чай, Ингмар встал и принялся расхаживать, изучая окрестные каменные пейзажи. Бросив взгляд в сторону камня, он обнаружил, что голова Тоя пока ещё в тени, а Алии нигде не видно. При этом обувь её оставалась на месте. Ингмар забеспокоился. Он мельком глянул на босые ноги Тоя, торчащие из-под «храпящего одеяла». Тут из-под одеяла высунулась третья нога… Ингмар, с улыбкой, вернулся к своему чаю.
Вскоре проснулся и Той. А вслед за ним – Алия. Они обменялись с Ингмаром колкими шуточками и хлебнули горячего, жидковатого чаю. Уже прочувствовав, как стали холодны ночи в горах, и зная, что им будет негде взять дров по дороге, Той запихнул остатки тележки в свою сумку.
Троица вновь зашагала по тропе.
Их путь был ясен и лёгок. Его не омрачало даже то, что из съестного у них теперь оставалось лишь немного сахара. Они разделили его поровну, и запили водой из горного ручья. Голод немного беспокоил, но ещё не успел ослабить путников. Шли бодро, времени не теряли.
Той не мог молчать, когда смотрел на Алию. А она не могла слушать его без улыбки. Казалось, во всём мире наступили теперь покой и определённость. Это уже не было, ни походом, ни экспедицией. И только пустые животы не давали друзьям считать обратную дорогу приятной прогулкой. Той и Алия безмятежно беседовали на фоне безмятежного пейзажа. Всё теперь было когда-то и где-то, а они друг у друга. Иногда Ингмар, краснея, обгонял Тоя и Алию. Тогда они, смеясь, окликали его и обещали, больше не целоваться.
Дело шло к вечеру. Ингмар напомнил друзьям о каменном изваянии – ловушке Потивегана. Немного посовещавшись, они решили на всякий случай пройти мимо злополучной каменной скамьи затемно. Предосторожность оказалась излишней. Когда путники протиснулись через памятный узкий лаз в скале, то не увидели тёмного силуэта скамьи. Неудобство было в другом – проходя, они спотыкались впотьмах о крупные камни – видимо, обломки изваяния. Ингмар довольно сильно ушиб ногу. Решили сегодня больше впотьмах не блудить. Они отошли от останков изваяния ровно настолько, чтобы то место скрылось за массивом Горы, и сделали привал.
Засыпать на голодный желудок было не привычно. Но помогала усталость и мысли о доме. Сделав по глотку родниковой воды, друзья вскоре уснули.
Утром встали рано, с твёрдой решимостью – к ночи быть у Ориента. Местами их тропа была теперь перечёркнута трещинами и завалена камнями. Но всё же, вниз идти было намного быстрее, да и голод поторапливал.
Они шли весь день, делая только короткие остановки на несколько минут, чтобы прилечь и положить усталые ноги выше головы.
С наступлением темноты их продвижение несколько замедлилось. Но когда поднялась луна, путники спотыкались уже не так часто и шагали пошире.
В какой-то момент Ингмар, шедший сейчас впереди, возвестил:
– Кажется мы уже рядом.
Вскоре они различили в голубоватом лунном свете известняковый массив. За очередным тёмным кряжем, путников уже встречали жёлтые, мерцающие огоньки обители.
С усталыми улыбками они производили шаткие, замедленные, последние шаги этого самого долгого за их путешествие перехода. Дверь была не заперта. Войдя в прихожую, они услышали из залы знакомые голоса за тихой беседой. Узнав голоса Ориента, Вилегвы и… Отшельника, Той вместо приветствия тихонько пропел:
{Долгая история
короток рассказ!}
Ориент и Вилегва восторженно взвыли, а Отшельник выскочил им на встречу, чуть не уронив плетёное кресло:
– Сил уже никаких не было, вестей от вас дожидаться! Вот, навстречу вышел, как только всё утряслось.
Отшельник стиснул плечи Тоя и Ингмара, осторожно коснулся руки Алии:
– Скорее за стол! Мне тут уже доложили, что вы к Горе совсем налегке шли…
Нынешний стол выгодно отличался от давешнего наличием жареных грибов, больших красных груш и копчёной рыбы.
Разговор весело перескакивал с нынешних, знаменательных событий на Горе к делам далёкого прошлого. Собеседники с удивлением и удовольствием обнаруживали, как много оказывается во всём этом смешного.
Ели, пили и говорили почти до утра. Ориент задремал прямо в кресле. Той, Ингмар и Алия из последних сил добрались до спален и уснули, едва коснувшись кроватей.
Утром, за завтраком друзья решили, что пойдут сначала к перекрёстку. Там Ингмар свернёт к Обсерватории, а Той и Алия пойдут к Трактиру, и затем в Верно. Алие не хотелось возвращаться к Рыбацкому берегу, где её теперь ничего не держало. Ей не терпелось увидеть Верно, о котором она так много слышала.
Плотно набив сумки съестным и тепло попрощавшись с хозяевами, друзья отправились в дальнейший путь. Отшельник, решивший по случаю погостить у Ориента подольше, заверял уходящих:
– Идите смело! Теперь Гора остыла и крепко сидит на своём месте. Нынешняя переправа не меньше года продержится, это уже смотря какие будут дожди…
***
Они стояли на перекрёстке, у самого столба. Той звал Ингмара погостить в Верно или, хотя бы дойти с ними до Трактира. Но Ингмар был обязан, сначала отчитаться о результатах. Сейчас его с нетерпением ждали в Обсерватории. Ингмар уверял, что после всего случившегося, ему будут обязаны дать отпуск, и буквально через неделю-другую он непременно заглянет к Тою в гости. В ответ, Той и Алия клятвенно обещали, в следующем году обязательно побывать в Обсерватории. Прощание затягивалось. То смеясь, то всерьёз они многократно повторяли обещания, гостить друг у друга, как можно чаще. Той даже предложил Ингмару в залог свою сумку. Но Ингмар заявил, что верит Тою на слово. Той достал карту и принялся вычислять расстояния, которые будут их разделять. Радуясь тому, что Остров не так велик, они обнялись и разошлись по своим направлениям.
***
Той возвращался в Верно с не меньшим удовольствием, чем покидал. По мнению Тоя – тихий, неизменный Верно как нельзя лучше подходил для возвращений. Больше не для торжественных и шумных, через главные ворота, а для тихих, ночных, когда вместо криков и труб усталого путника приветствует свет в окнах и скрип калитки. Первая «настенная карта» Тоя это карта Верно. Той рисовал ее, взобравшись на крышу своего старого дома. Все его карты были, конечно, весьма приблизительны, почти условны. Карта «всего Острова», к примеру, больше походила на панорамный многоплановый городской пейзаж с множеством надписей и указателей. Позже, с ближайшего к Верно высокого холма, он сделал другую: «Карту окрестных земель». Этакий «слегка карикатурный портрет Верно», на фоне гипертрофированного пейзажа, где меж ближайших к городу ориентиров были втиснуты и весьма удалённые от него объекты. Той решил, что по возвращении, обязательно поднимется на тот самый холм.
Но пока, до Верно было далековато. Им ещё предстояла «непростая» ночёвка в Трактире, где всегда полно досужих, вечно пьяных рыбаков. Той понимал: «в Трактире придется как следует поработать языком, возможно, придётся и крепко выпить». Той мысленно готовился к этому последнему, шутейному испытанию.
Так, с этими мыслями они понемногу приближались к Трактиру. Давно стемнело, но Той, вроде бы, узнавал места. Смущал только какой-то странный шум справа, будто бы отдалённое журчание. А реки здесь быть не должно. И на карте нет ничего похожего – ни родника, ни колодца. Когда они с Ингмаром шли по этой дороге к Маяку, не было здесь никакого журчанья.
Но вот вдалеке уже показались едва заметные мерцающие огоньки. Глаза Алии заблестели. А Тоя больше не беспокоила «несуществующая река». Обо всём, что нынче в округе есть и, чего нет, вскоре можно будет спросить у трактирщика!
***
Они немного задержались перед дверью в Трактир, чтобы глотнуть свежего воздуха перед долгим, шумным вечером. Той и Алия переглянулись, обменялись меланхолическими улыбками, синхронно пожали плечами и вошли.
Их встретили шумом и гамом, гурьба рыбаков кипела зыбким полукругом вокруг готовых к этому, и всё же несколько ошарашенных Тоя и Алии. Видимо, кто-то заприметил их ещё на подходе и успел предупредить честную компанию. Трактирщик собственноручно поднёс Тою и Алие полные через край кружки. Раздался радостный и жутковатый вопль и из нестройного ряда рыбаков выступил тот самый, местный завсегдатай – Здоровяк в большой старой шляпе. Он, как всегда, говорил громче всех и больше всех:
– Что тут было в тот день! У нас теперь здесь река, быстрая, бурная, с порогами, до самого Верно! И вчера, как большая вода сошла, смельчаки даже сплавлялись по ней на плоту! Плот, правда, наспех сделанный, развалился… но все живые остались! Только головы болят с похмелья! Так что, если промокнуть не боитесь, можете очутиться в Верно втрое быстрее, нежели пешком!
Здоровяк поднял свою кружку так резво, что шляпа его слетела под стол, а из канделябра посыпались свечи. Обрадованный нечаянному эффекту он заорал протяжно и пафосно:
– Пусть отныне не иссекают ручейки новостей, пусть бушуют моря событий и происшествий! – А, уже отхлебнув, зычно добавил: – Да не пересохнут, и сточные канавы сплетен, и лужицы свежих анекдотов! – И вдруг обернулся к Тою. – Ей Богу, довезу вас до Верно по реке! Утром лодку справлю. А, чтоб никто не утоп, пристегнёте к своим ремням пустые фляги! Река быстра, но там, в низовьях верёвки поперёк натянуты – вылезем как-нибудь, если что!
Кружка Тоя не успевала опустеть. Время было уже позднее. В зале то и дело слышались устало-радостно-истошные, возгласы, на подобии:
– …опять корабль с Маяка видели!
И пивные шуточки:
– …просто она хочет всех вас осчастливить! А что вы испугались?
Той в это вечер не так устал от дороги, как от выпитого. На бесконечно повторяющиеся одни и те же вопросы он уже отвечал невпопад. Той был не в силах сопротивляться осаждавшим его весельчакам, снова и снова вовлекавшим его в свои дикие пляски. Когда Той очередной раз упал, Алия вынуждена была запеть, чтобы дать уставшему Тою тихонько уйти в их комнату наверху. Спев ещё пару песен на бис, Алия воспользовалась моментом, пока рыбаки наполняли свои кружки, и тоже проскользнула наверх.
***
Той и Алия проспали до обеда. Проснувшись, встали не сразу… После, немного посовещавшись, они решили воспользоваться вчерашним предложением Здоровяка. Хотелось, и поскорее добраться до Верно, и немного разнообразить своё сухопутное путешествие.
Они заели свой «лёгкий завтрак» «плотным обедом» и не торопясь вышли во двор, где сразу нашли своего вчерашнего «Капитана». Тот, как раз мастерил некое подобие катамарана. Здоровяк искренне обрадовался попутчикам. Рыба, которую он вёз в город, загружала его лодку лишь наполовину. Здоровяк всегда был рад компании, тем более такой.
Вскоре Здоровяк закончил «колдовать» над своим творением. Вместе с Тоем они стащили катамаран в воду. Рыбу загрузили на один корпус, сами сели на другой. Перед самым отплытием Алие вспомнилось их давешнее болотное плавание:
– Что ж, на этот раз Ингмара с нами нет… может всё обойдётся!?
– Обойдётся, обойдётся! – Поспешно заверил Здоровяк. И вдруг спохватился: – Ваши-то имена все теперь знают, а я, так и не представился! Римус! – Здоровяк, в едином грациозном па, сбросил носком сапога швартовый, снял шляпу, поклонился Алие и протянул свою необъятную ладонь Тою.
Римус правил лодкой уверенно и точно, даже когда стемнело. «Купаться» им не пришлось, хотя трясло, иной раз весьма бодряще.
Из-за темноты и прибрежного тумана пассажиры не заметили, как добрались до плотно заросшей клёнами западной окраины Верно. Причалив, Римус шумно поздравил их с прибытием и предложил вместе отправиться, прямо к городской площади:
– Есть у меня такое подозрение, что, несмотря на поздний час, вас там нынче очень ждут. Думаю, что городские-то ворота у них сейчас под присмотром. А того, что мы по Кленовой аллее на площадь выйдем, никто не ждёт! Сюрприз сделаем!
***
В Верно их приняли, как давно обещавшихся родственников, дальних, но любимых. Вести успели обогнать путников, и жители заранее подготовились к встрече. В этот вечер Той впервые увидел, кажется, всех горожан разом. Приплелись и прихромали даже немощные старики. Иных принесли на руках. Руки женщин заняли малые дети, руки мужчин – кружки с элем. Ребятня постарше смастерила множество хлопушек, и хотя путники прибыли затемно, встретили их шумно и весело. После хлопушек и фейерверков, зажгли фонари, выкатили бочки, припрятанные загодя среди цветочных клумб, и затеяли пир прямо на площади.
Жители двигались, словно в танце и говорили нараспев. В какой-то момент Римус бросил свою огромную шляпу вверх. Она, будто с перепугу вцепилась в ветви дерева. Висящая на дереве шляпа вызвала ажиотаж среди детворы. Мальчишки тут же принялись кидать в неё чем попало. Косматый Здоровяк пил и орал. И не орал он теперь, только когда пил, а не пил, только когда орал. Например, вот что:
– Понял я меньше всех, а рад нынче больше всех! Люблю я, когда шумно. Мне, когда шумно, любые глупости орать не стыдно! А вот полную тишину не каждый умник решится нарушить. И самые мудрые речи никогда не будут сказаны. Потому как для этаких тишина никогда не будет достаточно полной и долгой. Может оно и ни к чему, ибо всё хорошо в меру. За нашу умеренную глупость!!
Римус воздел ручищу, и пиво радостно подпрыгнуло в кружке. Последнее, что он сказал в этот вечер, звучало приблизительно так:
– Я могу сказать…, но хочу другое…, хотя… это уже слишком…
***
Обычно, в такую рань Той спал. Но видимо он так отвык в путешествии от крыши над головой…, а ещё от особенной тишины Верно. Он лежал неподвижно, боясь разбудить Алию, и наблюдал, как за окном бушуют призрачные волны тумана. Той вспомнил о кораблях, наблюдаемых изредка через телескоп на Маяке, и сейчас воображал о каком-то далёком времени, когда корабли с Большой земли смогут подойти к Острову. Будут ли тогда люди с Материка удивляться? И сколько расскажут удивительного сами? Одно ясно – разговоров тогда будет много, хватит на годы, а может и на века. Тогда, в этих долгих вечерних беседах, за чаркой, у камина, история Острова сольётся с легендами и тайнами Большой земли.