Несчастный субъект, двигаясь, видимо уже по инерции, всё же сделал роковой для себя манёвр и сверзился в бездну. Спустя мгновение Той с Ингмаром услышали крик Алии. Затем ещё один крик, слабый и отдалённый, вспугнул дремавшее в расщелине эхо. Какое-то время расщелина выла и стенала, роняя вслед упавшему камни. Когда всё стихло, Той подошёл к краю, покачал головой, плюнул с досады, развернулся и развёл руками:

– Что я сделал не так?

Ингмар поспешил всех утешить:

– Так для него, только лучше. Он ещё помаялся бы неделю среди камней, да издох бы в мучениях. Видно же, что он тут давно и, кроме родниковых вод, ничем не питался. Его желудок уже не принял бы никакой пищи. Так что, сегодня этому несчастному, напоследок, немного повезло. Понятно, где он был и что видел – сначала сбился с пути, потом ловушки Потивегана сбили его с мысли… Видимо, долго бродил он по местным тропам, истощая своё тело и разум.

Они стояли у обрыва, прислушиваясь к отдалённому шуму потока на дне расщелины. Тем временем, совсем стемнело. Той вспомнил, что видел неподалёку замшелый уступ. Решили насобирать мягкого мха и заночевать под уступом.

Из припасённого хвороста развели маленький костерок. Остатки сушёных фруктов решили поберечь, поэтому на ужин был травяной чай, а к чаю были только тихие, неспешные разговоры, да свежий горный воздух. Сделав очередной глоток, Той посмотрел на тёмный силуэт Горы:

– Хорошо идём. Быстро и налегке. Завтра будем обедать у Ориента!

Некоторое время сидели молча. Ингмар чуть не заснул с кружкой в руке. Вскинув голову, он вытряхнул заварку, сунул кружку за пазуху и завалился на ворох мха.

Тою в полудрёме виделась трясущаяся со смеху Гора и слышалась Быстрая речь. Одно Слово ему запомнилось:

{Он понимания не ищет

и любви не ждёт

Он правду врёт

и в долг живёт

Он грабит смыслы

и на помощь всех зовёт

В холоде

холоде

холоде ночном

жжёт книги и пишет углём}

Той ухитрился, почти не раскрывая глаз нашарить сумку, альбом, кусочек угля в остывающем кострище, и, буквально на ощупь, кривенько записал Слово.

Утром вышли рано. Холодный ветер не дал поспать всласть. Разводить костёр было не из чего. Рассиживаться не стали. Допив остатки воды, и забросив в рот по кусочку сушёных яблок, друзья заковыляли по каменным ухабам. Теперь воду предстояло искать по дороге. Зато шли налегке, споро, со всё более искренним желанием поскорей добраться до горной обители Ориента.

Около полудня Алия расслышала шум горного ручья. Умывшись и набрав фляги по горлышко, они вновь повернули к Горе. Спустя ещё час они достигли подножия и встали в некоторой растерянности. Склон не выглядел таким уж неприступным, но… хотелось всё же выйти на горную тропу, чтобы поберечь, и ноги, и обувку. Ингмар достал монокуляр и принялся водить им по склону. Видимо, найдя что-то похожее, он указал рукой куда-то вверх и вправо:

– Ну что, петлять не будем? Наперерез?

Подъём становился всё круче. Камни выворачивались из-под ног и шумно выплясывали по склону. Путники упрямо упирались в склон усталыми взглядами и отяжелевшими ногами…

Теперь они стояли, тяжело дыша и судорожно озирались. Пока было не ясно, тропа это или, только элемент естественного рельефа. Чтобы это узнать, требовалось подняться по протяжённой полке туда, где её продолжение терялось меж уступов в сумрачной дымке. Там вершина Горы растрепала ватные облака, и теперь со склона на полку стекало белёсое варево. Немного отдышавшись, они устремились к сумрачным далям.

Шли медленно и осторожно. Туман скрывал от них почти всё: скоро ли кончится полка, насколько круты ближайшие склоны, не ждут ли их на этом пути какие-нибудь неожиданные препятствия и не кончится ли вдруг эта долгая дорога элементарным тупиком, непреодолимым и однозначным. Ничего не было ясно, только усталость сообщала им, что идут они по этой полке уже достаточно долго.

Туман, вроде как начал редеть, и они смогли немного осмотреться: скалы нависали уже с обеих сторон от дороги, а впереди над серыми уступами возвышались какие-то смутно-белые складчатые массивы.

– Неужели ледник!? – недоумевал Той.

Ингмар, нахмурился, коснулся очков и строго определил:

– Известковые включения. Похоже мы уже близко…

Взволнованный Той вырвался вперёд, расплёскивая, стелящиеся под ноги, жидкие остатки тумана. Вдруг Той остановился – дорогу вновь заволокли плотные ватные клубы, и «меловые замки» совсем исчезли из виду. Но уже через мгновенье, растерянно стоящий Той, воскликнул:

– Это не туман! Это дым!

– Да, запах костра, – тихо констатировал Ингмар.

Друзья приободрились, и заспешили по дымному следу к заветному домашнему приюту. Сейчас спешили они, прежде к теплу, еде и уютному ночлегу, и только потом уже за мудрым советом, наставлением и помощью в важном деле. Надменные скалы будто смеялись над их спешкой. Дорога, сначала принялась петлять, потом, вроде определилась с направлением, но повела каким-то, совсем уж обходным путём. Дым вываливался на тропу сверху, через край нависшего над ними скального карниза. Карабкаться здесь напрямик, готов был только Той. Дым же, тем временем начинал понемногу редеть, стал уже жидковат и прерывист. Торопясь поскорей обогнуть карниз, путники с беспокойством оглядывались назад. Сейчас усталым путникам казалось, что в этих местах можно заплутать, и в шаге от цели. Всех успокоил Ингмар:

– Я слышу треск – костёр близко, и гаснуть, похоже, не собирается.

Дым повалил с новой силой. Тропа, наконец, обогнула карниз и развернулась в обратном направлении. Костёр шумел совсем близко. В дымном занавесе уже виднелись всполохи.

Поднявшись на ровную каменную площадку, они увидели, и сам костёр, и его автора. Глубокий старик, был полностью белым: волосы, борода, бледное лицо и бесформенная хламида, служившая ему одеянием. Старик торопливо подбрасывал в гудящее кострище охапки мха и мелкого, сыроватого хвороста. Костёр моментально проглатывал охапки, отрыгивая огнём и дымом в лицо «кормильца». Старик загребал хворост левой рукой на крепкую, разлапистую ветвь, привязанную к культе его правой руки. Видя, как он запыхался, друзья машинально кинулись помогать. Ингмар и Той взяли по большой охапке и разом бросили, так что пламя заставило всех отпрянуть. Старик выпучил на них глаза, хохотнул, закашлялся, и замахал единственной рукой в неком отрицательном жесте. Едва откашлявшись, он поспешно и радостно прохрипел:

– Для вас, для вас костёр-то! Чтоб не заплутали! – старик, улыбаясь, поманил их за собой привязанной к культе веткой, и засеменил к большому проёму в белом монолите известняка.

Пока они приближались ко входу, Той успел оценить немалые размеры белого массива и заметить немного повыше и правее от входа несколько обзорных окон, а совсем уже ввысоке и в стороне, ещё и множество световых.

Внутри оказалось довольно просторно. Потолки округлых комнат поднимались высоко к световым шахтам, хорошо освещавшим рационально-аскетичную, но, вместе с тем очень уютную обстановку. Лёгкой, компактной мебели сплетённой из ореховой лозы было немного, но достаточно, чтобы усадить долгожданных гостей за круглый узорный стол в светлой зале. Насколько гости успели заметить, пока шли до залы, все помещения здесь имели округлую форму. Орнамент столешницы хорошо дополняли, стоящие на столе, корзинки с алычой, орехами, свежим хлебом и большой плетёный кувшин. Хозяин был явно рад гостям и с удовольствием пояснил:

– Я знал, что вы вот-вот появитесь. Для вас был костёр, для вас и этот скромный стол. Что не уместится в ваших недрах сегодня, завтра зальёте в свои фляги и забьёте в свои котомки. Ешьте, пейте, а говорить, пока буду я.

Гости послушно потянулись к еде. Откуда не возьмись, появилась маленькая, улыбчивая старушка и ловко наполнила деревянные кубки, наклоняя неподъёмный плетёный кувшин на краю стола. Хозяин поднял свой кубок первым:

– За хозяйку мою, Вилегву!

Вилегва тоже села за стол, и когда все пригубили кубки, объявила:

– Сегодня спешить вам некуда. Заночуете у нас. Пусть дорога отдохнёт от ваших неутомимых ног. Гору последнее время потряхивает… Пусть горные тропы немного утрясутся, пусть беспокойные камни найдут себе место. А вам этим вечером ещё многое надо услышать.

Ориент встал из-за стола, и углубился во вместительную нишу в ближайшей стене. Вскоре он выложил на стол стопу фолиантов. Пока гости утоляли первый голод, старец неторопливо перелистывал самый громоздкий и ветхий том. Изредка он покачивал седой головой. Всякий раз, когда старец стряхивал пыль с самых важных страниц, он непременно щурился, и прихлёбывал из своего кубка.

Трапеза проходила без лишней суеты и спешки, совсем запросто и по-домашнему. Алия выстраивала пирамидку из косточек алычи. Ингмар исследовал содержимое деревянного кубка осторожными глотками, пытаясь по вкусу определить крепость напитка. Той сосредоточенно грыз большую горбушку хлеба, аккуратно надкусывая её с разных сторон. Алия, некоторое время косилась на Тоя с подозрением на грани осуждения и вдруг рассмеялась – Тою удалось выгрызть из горбушки приблизительное подобие их нынешнего обиталища. Ориент присмотрелся… улыбнулся, не торопясь осушил свой кубок, и потихоньку начал разговор:

– Мастерски зубами владеете! Если языком не хуже, то верное Слово непременно добудете.

– Это пока в процессе…, но кое-что уже получается, – смущённо пробормотал Той.

– Хорошо, что о верхнем регистре позаботились. – Ориент подмигнул Алие. – Инструмент, надо полагать, тоже имеется…

Ингмар давился и кашлял, судорожно кивая.

Ориент старался говорить не спеша, делая тактичные паузы, чтобы не слишком отвлекать гостей от угощений и дать возможность ответить, если что. Он положил свою единственную ладонь на книги:

– Я сделал закладки в нужных местах. Вот фонетика по верхнему регистру, вот язык Ворона, вот аккорды. Потом, за разговором посмотрите… Гора с каждым днём всё беспокойнее. Днём стонет и охает, ночью ворчит, да ворочается. Последние три недели я составлял подробные графики и фиксировал амплитуды. Всё здесь, – старик положил поверх книг ворох желтоватой бумаги. Гости благодарно кивали, вовсю таращили понимающие глаза и глубокомысленно жевали. Ориент заговорил вновь:

– Но прежде вам будет наверняка интересно… да и полезно узнать кое-что из прошлого. – Ориент на время замолк. Потом тихо пропел что-то вроде эпиграфа к предстоящему повествованию:

{Жизни наивный попрыгун

Дел великих каменные глыбы

Времени зыбучие пески…}

Гости, утолившие уже первый голод, жевали неторопливо, делая изредка небольшие глотки из кубков. Ориент приосанился и нахмурился, собираясь, видимо, говорить долго, и поведать о делах весьма давних и весьма значительных:

– …мы помним долгие годы тишины. Обязаны мы за это Гортангу, создателю Быстрой речи. Днями и ночами бродил он в верховьях с множеством особых свирелей и флейт. Он говорил с мудрейшими из людей того времени, говорил с птицами, читал между строк, постигал язык камня и ветра. Вместе со своими учениками Гортанг выстроил Арфу и обуздал Гору, подарив Острову полвека покоя. Гортанг основал школу в верховьях и следил за Горой долгие годы, находясь с ней в непрерывном контакте посредством Арфы. Так было, пока Потивеган, бывший его ученик, не начал своих нелепых экспериментов…

Вилегва тихонько отошла от стола к большому окну во внешней стене, и «колдовала» над плошками с цветами. Цветы, во множестве своём, теснились и переплетались на обширном подоконнике. Руки Вилегвы, несмотря на возраст, двигались легко и грациозно, будто она играет на невидимом инструменте некую беззвучную партию. Ориент махнул единственной рукой в направлении оконной оранжереи:

– …не знаю, как бы всё сложилось без неё, а с ней вышло так. Я и Потивеган вели, помнится, очередной диспут. Аргументы наши кончались… Казалось, сейчас он примется меня душить. Может её появление, уже тогда, впервые спасло мне жизнь? – с усмешкой предположил Ориент. – Она… Её появление, здесь, в верховьях… столь неожиданное и неуместное… это застало наши изощрённые умы врасплох, и разом сбило с мысли упрямых спорщиков. Её внимательные, понимающие глаза, точные грациозные движения… Красота необычная, особенная, будто утверждала, что её обладательница, обязательно ещё и умна, и талантлива, как прекрасная книга в достойном её содержания переплёте. Мы смотрели, забывая наш спор и все прочие дела и заботы… мы, не знавшие ранее иной радости, нежели познание мироустройства… что мы могли… готовые тогда на всё и не знавшие с чего начать… Мы молчали. Две башни мудрецов, два лабиринта мыслей, два потерянных на дороге познания скитальца и она – свет и путеводная нить, разгадка всех тайн этого мира, единственно верное решение и венец всех наших бесчисленных научных изысканий. Красота редкая, сложная, вдохновляющая на бесконечное её описание и никогда неизъяснимая вполне… она приветствовала нас движением головы. Потивеган замер в углу, не сводя с неё пристального взгляда. Я заставил себя открыть рот, хотя смешавшиеся мысли не предлагали мне ни одной подходящей случаю реплики. Но стоять с уже открытым ртом молча, было глупо. И я заговорил с ней, неловко и сбивчиво. Теперь уже не вспомнить – о чём. Я был уверен – сейчас она засмеётся и скроется так же неожиданно, как появилась. Но она улыбалась, слушала, что-то отвечала… и я продолжал. С тех пор мы почти не расставались…

Вилегва, управившись с цветником, тихо канула в сумрачных глубинах витых коридоров. Ориент обратил свой проникновенный взгляд в раскрытое окно, как если бы то была древнейшая летописная книга. Снаружи начинало темнеть и, кажется, затевался небольшой дождик. Капли вкрадчиво постукивали по оконным створам. Ингмар сидел ближе других:

– Я закрою…

Ориент достал из бесконечных складок своего просторного одеяния толстую желтоватую свечу, водрузил на стол, чиркнул огнивом, и продолжил своё повествование:

– …вот и Потивеган с тех пор не мог существовать как раньше – наслаждаться своим превосходством над прочими умами, скрываясь в сумрачных пределах своего разума. Теперь он нуждался в другом… Надменный Потивеган, способный лишь презирать, был не в силах презреть её. Мне трудно представить, что он чувствовал, но чувства его были сколь сильны, столь неоднозначны. Во всём изощрённый и прихотливый, всегда сложный и неудобный для понимания, умный слишком, до бесчеловечности что он мог для неё? Разве что заточить её в своей лаборатории, чтобы опытным путём выяснять – что она такое? …безуспешно и бесконечно.

Ориент на время умолк. В ночной тиши стали различимы отдалённые хрипы и стоны Горы. В зале становилось зябко. Откуда не возьмись, появилась Вилегва, и быстро разожгла неприметный внутристенный камин. Гости перенесли плетёные кресла ближе к теплу. Пламя шипело и плясало в очаге, видимо, желая рассказать и показать гостям какие-то неуловимые подробности тех давних событий. Говоря, Ориент пристально смотрел на огонь, будто знал, как расшифровать его тайные знаки:

– Да… это испытание было не по силам «всемогущему Потивегану». Этот мир заставил Потивегана жить и чувствовать. Теперь Потивеган жаждал мести. Мир стал для Потивегана нелюбимой игрушкой, которую он обязательно сломает, посмотрит что внутри, а потеряв последний интерес, возненавидит ещё больше и уничтожит. – Ориент чуть приподнял голову, будто заглядывая в совсем уже далёкое прошлое. – Да, тогда никто бы не заподозрил в тщедушном юноше этих тёмных глубин. Потивеган, как и я был учеником Гортанга. Однако в учёбе Потивегану всё больше удавались эксперименты разрушительного свойства. Частенько из его кельи слышались грохоты, и валил дым. После одного… слишком шумного инцидента он со скандалом покинул школу Гортанга. Всё, чему успел научиться, он исковеркал после, своими измышлениями.

Изредка он всё же наведывался за какой-нибудь дюже редкой книгой, или чтобы внимательно следить из неприметного уголка за интересующими его опытами. Однако, используя наши знания, Потивеган никогда не делился своими. Он хотел быть… даже не первым, а скорее единственным.

Поначалу над ним только смеялись. Потом тихими ночами некоторые настороженно прислушивались к странному шуму в верховьях. Спохватились поздно, когда Арфа под рукой Потивегана уже заиграла «отходную» по этому миру.

Никто тогда не верил, что Потивеган сможет достичь своих целей. Но Потивеган – верил и продолжал, не заботясь о последствиях. Потивеган считал этот мир, лишь материалом для собственных экспериментов, с каждым днём всё более амбициозных и опасных. Этот мир не был ему дорог. Он хотел создать, на его основе, свой и только для себя. Потивеган этого не мог, но верил, что может. А вот погубить наш мир, он всё-таки был способен…

Потивеган ночами наведывался в пещеры. Его сколь мудрёная, столь нелепая теория позволила ему «исправить», «усовершенствовать» Арфу Гортанга. По его замыслу всё сущее должно было прийти в движение: и земли, и воды, и небеса. С помощью агрегата, Потивеган собирался переустроить наш мир на своё усмотрение. Идея конечно безумная…, но нельзя сказать, что у него совсем ничего не получилось. Ему всё же удалось… нечто крайне противоречивое и опасное. Что-то… требующее внимательного изучения для извлечения возможной пользы, но не для отчаянных экспериментов в припадках страстного честолюбия.

В этой судорожной деятельности Потивегану всё же не хватало знаний школы. Однажды Потивеган вошёл в кабинет Гортанга, и забрал несколько книг. В тот же вечер в окрестностях Горы раздался неслыханный до селе рокот. Тогда Гортанг с учениками забрали оставшиеся книги, и ушли к северному склону… Они недооценили, как далеко продвинулся в своих изысканиях Потивеган. Думали – их уход сможет решить проблему, или, хотя бы задержит Потивегана. А я понимал – если и задержит, то не остановит… Они рассчитывали прежде укрепить Словом северный склон, а потом уже навести порядок в пещерах Арфы. Я считал, что время, потраченное на северном склоне, может обойтись слишком дорого, и сказал Гортангу, что остаюсь. Тогда и сам Гортанг благословил меня на это. Он сомневался в своём решении, и уходя, ему было спокойнее знать, что Потивеган под присмотром. Честно говоря, остался я ещё и из-за Вилегвы…

В общем, я остался, они ушли. И тут началось… Ушедшим, не суждено было вернуться. Даже если разбушевавшаяся тогда Гора дала кому-то уйти живыми, возраст их был таков, что сейчас вряд ли кто может быть жив. Вероятно, некое «тайное горное убежище» стало теперь им склепом и музеем их трудов. Спустя годы кто-то предлагал даже снарядить экспедицию на поиски. Но Гора с тех пор всегда оставалась беспокойна, а после ряда очередных обвалов, идти тропой Гортанга было уже не то что опасно, а попросту невозможно, – на этих словах Ориента прогоревшие дрова в очаге рухнули, и часть углей вывалилась на пол.

– Хорошо, что я не ушёл тогда с ними. Нельзя было определить этого издалека, но находясь здесь, поблизости, я слышал точно – Потивегану уже удалось достичь искомого тембра. Теперь поздно скрывать от Потивегана знания и надеяться, что он не рискнёт обойтись без дальнейших изысканий. Ему удалось уже многое, и ради своей цели, он был готов рисковать, хоть бы и своей жизнью. А до прочих ему никогда не было дела.

Я слушал тогда эту страшную музыку и понимал, если не вмешаться, то закончится всё очень скоро, хоть и не совсем так, как хочет Потивеган, но так, как не надобно никому из живущих. Казалось, мне никак не успеть. Но отчаяние придало мне каких-то после-последних сил. Я рвался к пещерам, вперёд и вверх, переходя иной раз и на четвереньки.

Горы завели жуткий хоровод. Тропа подо мной извивалась, желая избавиться от своей ноши. Камни бросались вниз, бились друг о друга, подскакивали на утёсах, будто вечные узники, получившие вдруг свободу и незнающие теперь – что с ней делать.

Я приближался к системе пещер. Из глубины я слышал – сбивчивые, нестройные мотивы часто срывались в диссонанс…, но тональность – такой не удавалось достичь никому прежде. Глубины пещер были чреваты чем-то непомерным и неприемлемым. Я окунулся во тьму. Недра гудели. Оглушённый гулом, я шёл на свет. Прямых путей там нет – узкие кривые ходы, повороты, зигзаги, извивы… Повернув в очередной раз, я вдруг увидел его за инструментом. Суетливые, нечеловечески быстрые взмахи рук извлекали из Арфы ни на что не похожие звуки. Трели набирали предельную для слуха высоту и срывались в оглушительный грохот. От грубых касаний струны стонали и лопались. Звуки застывали неизбывным эхом под сводами пещеры.

Потивеган играл неистово. В своей чёрной рясе он выглядел, как ворон, слишком крупный, чтобы взлететь, но упорно продолжающий бесплодные, самоистязающие усилия. Он был внутри инструмента. Нас разделяли массивные шестерни, костяные трубы и рычаги, паутина струн, оскал клавиш. Вид грандиозного и чудовищного агрегата заставил меня на мгновение остановиться. Материалы были подобраны тщательно: дерево редких пород, высушенное и особым образом расщеплённое вдоль волокон, кости зверей, перья и вороньи черепа в раструбах органоида.

Я сделал шаг, и осторожно вмешался в игру аппарата, надеясь погасить нарастающую амплитуду. Я взял несколько верных аккордов, и пел шире и точнее самого Гортанга. Ни до того, ни после, я не пел так…

Мы схватились с Потивеганом, и в пении, и буквально. Мы дрались и пели среди труб, шестерней и рычагов. Мы дергали струны, давили на клавиши, выкрикивали Слова, ломая инструмент, и калечась о него сами…

Кое-как я спустился к подножию… – не помню, как я шёл. Вилегва нашла меня на пороге своего жилища…

И вот, с тех пор, здесь, с Вилегвой я продолжаю свои скромные труды и кое-какие не слишком шумные эксперименты. Есть многое, что знаю и умею только я, но никак не сделаю без неё.

Иной раз ко мне наведывались из Обсерватории, интересовались… Всё что сейчас знают в Обсерватории о Горе, об Арфе, о Потивегане – знают от меня. Так уж вышло, что последний эксперимент Потивегана уничтожил почти всех понимающих его смысл, смертельно напугав при этом всех прочих жителей Острова. Так что теми событиями интересуются ныне в основном из чисто теоретического или вовсе даже праздного интереса. Никто и не помышлял о том, чтобы хоть что-то действенное предпринять в отношении Горы!

…все эти годы я жил здесь в сомнениях – надолго ли Остров в безопасности. Механизм заклинили наши с Потивеганом кости… что если когда-то Арфа зазвучит вновь?

И вот, однажды я проснулся ночью – Гора кряхтела и ухала. Потом, через паузу раздался жуткий «зевок». Жилище наше тряслось, сыпались камни, а с Горы слышался… как будто хохот. Я понял – аппарат пробудился и живёт теперь без хозяина своей странной жизнью… Тональность день ото дня меняется. Точно неизвестно, к чему всё это приведёт, но вероятно, когда шестерни окончательно смелют застрявшие кости – заиграет та самая, Его музыка.

С той ночи я жду гостей, у коих две руки, и растут, откуда следует, да еще, чтоб умели в равной мере и головой, и языком пользоваться. Гостей я ждал давно, правда, не знал – откуда. Слал письма в Обсерваторию, а гости пришли с Маяка…

Но, от сантиментов – к делу!

Понимая, что грубое разрушение Арфы чревато чудовищной катастрофой, я размышлял над возможностью составить песню, такую, что позволит остановить вышедший из под контроля аппарат наиболее гармоничным и безопасным образом. Найти исчерпывающий ответ я не смог, но кое-какие мои записи и расчёты позволят вам идти к Горе не с пустыми руками. У вас будет карта, верные ноты и добрая надежда! Будет ещё и новый Ключ-модулятор усовершенствованной конструкции – я здесь зря времени не терял! Ключ несколько громоздок, но без него механизм Арфы не воспримет ваших посылов. Я конструировал ключ без чертежей, по памяти, и не имел возможности примерить его к аппарату. Но думаю, Потивеган, так же как и я, использовал старые схемы Гортанга. К тому же моя конструкция довольно-таки универсальна. Вот только, скважина расположена в самом массиве, на высоте. Боюсь вам не обойтись без старой лебёдки. Неизвестно в каком она теперь состоянии, да и сама башня… Но, будем надеяться – строили тогда с большим запасом прочности.

Некоторое время они сидели в полной тишине и почти полной темноте. В камине дотлевали угли. Из темноты к ним приближались какие-то шорохи и бормотанье. По каменному полу залы ползло тусклое пятно света. Скоро оно приняло облик Вилегвы, плотно увешанной фосфоресцирующими цветами. Вилегва одела на каждого светящийся венец. Свет от них был слаб, но в полной темноте позволял идти не спотыкаясь. Вилегва шагнула к камину, подбросила дров:

– Вы что же, и спать здесь собираетесь? А я вам в верхних комнатах постелила! Неужто не всё ещё обсудили? Выспаться перед важным делом, поважнее иных подробностей. Дела ваши конечно непросты, ну так будет ещё и утро, и завтрак. Пока утренний чай стынет, всё успеете, что сегодня не успели – чай в наших особых кружках стынет долго.

Хозяева повели гостей к их сегодняшнему ночлегу. Пока они поднимались по долгим, витым коридорам, Той вдруг вспомнил о недавнем происшествии:

– Когда мы были уже на подходе к Горе, то встретили странного попутчика… и кончилась эта встреча нехорошо, хоть и не ясно, могло ли выйти как-то лучше. Это был измождённый оборванец. Он отчего-то боялся нас, пытался скрыться и угодил в расщелину…

Ориент не стал дослушивать Тоя:

– Я знаю, кого вы видели. Вряд ли вы могли ему чем-то помочь. Дело в том, что Потивеган… он очень не любил, когда его беспокоят. Вблизи пещер он смастерил из глины и камня особые ловушки для незваных гостей. Они притягивают внимание путника, и обликом, и звуком. Ветер, проходя через замысловатые пустотелые изваяния, обращается завораживающим и пугающим пением, останавливая в человеке и мысль и чувство. Иной раз я встречал у подножия Горы бродяг с потерянным взглядом. Видимо до сих пор его «фокусы» морочат случайных путников в предгорьях. Я думал сломать эти «чудо-изваяния», да нельзя, видите ли, пока в Обсерватории не определили их научной ценности, не выяснили их устройства, и не взяли от них те знания, что можно использовать во благо! Может они и правы, не знаю… В общем, пока лучше бы такие места обходить стороной, либо проходить в темпе, не задерживаясь – подытожил Ориент, как раз уже у самого входа в гостевую спальню.

Вилегва вручила Ингмару кувшин с водой и проворчала с улыбкой:

– Хватит уже на ночь гостям страхи всякие рассказывать! Пожелаем лучше всем «доброй ночи».

Гости тепло распрощались с хозяевами и вошли в просторную, круглю комнату с углублениями в стенах. Эти углубления и были спальными местами. Алия немного растерялась. Ингмар пытался высмотреть в впотьмах какое-нибудь, хоть небольшое окошко. А Той сразу влез в ближайшую нишу и принялся проверять: свежа ли солома, умещаются ли ноги, достанет ли рука лежащего до потолка ниши и насколько широка, или вернее глубока каменная кровать.

Этой ночью Гора часто вздрагивала, норовя вытряхнуть спящих из их каменных лож. Алия вздрагивала всякий раз, когда вздрагивала Гора, но тут же вновь засыпала. Той некоторое время прислушивался к отдалённому рокоту и размышлял о прочности их нынешнего обиталища. Вспомнив, что древнему строению довелось некогда пережить, Той благополучно уснул и до самого утра больше не просыпался. Ингмар ворочался, путался в одеяле и бормотал сквозь сон: «…чует, чует гостей… стряхнуть хочет…».

***

Утром Ориент собрал всех у себя в кабинете.

– Перед тем как идти к пещерам следует ещё раз уточнить всё, что мы теперь знаем. Заодно и позавтракаем за разговором. – Ориент высунулся в окно и некоторое время что-то высматривал внизу. Затем он принялся вращать деревянную ручку под окном. Снаружи что-то заскрипело, зашуршало, и скоро к окну благополучно пришвартовался завтрак из свежих овощей и фруктов.

Сам Ориент ограничившись одним яблоком, расположился у небольшой, закреплённой на полу лиры и принялся тихонько перебирать струны. Звук поднимался к высокому, резному потолку и уходил во множество разнокалиберных отверстий. Отверстия сложной формы были расположены в строгом соответствии с неким геометрическим орнаментом на потолке. Отверстия ловко вплетались в замысловатые сюжеты, дополняя узор важными акцентами. На полу, в ногах у Ориента лежал раскрытый том. Сквозняки иной раз перелистывали его тяжёлые страницы, и тогда Ориент непременно вскидывал бровь, вглядывался в древние, витые письмена и характер игры менялся.

Ингмар и Той, всё ещё задумчиво жевали. Алия ожидала, пока остынет её чай. Легонько постучав пальцем по большой кружке, она встала и подошла к раскрытому фолианту на маленьком столике, в углу кабинета. В его добротном, но весьма потрёпанном теснённом переплёте уже далеко не все страницы держались плотно. Осторожно, с почтением к возрасту Алия, то перелистывала, то перекладывала хрупкие страницы. Ориент хмурился и тихонько бормотал себе что-то под нос, на разные лады. Мотив вдруг сбился, стал отрывист и резок, а речь стала чётче и громче, так что теперь можно было разобрать как Ориент хрипло «прокаркал»:

{…кто я такой

чтобы что?…}

Он продолжал, то выкрикивать, то нежно тянуть череду Слов, коротких, вроде бы никак меж собой не связанных, и всё же пронизанных какой-то неуловимой общностью.

Увидев, что Той с Ингмаром уже взялись за чай, Ориент оставил инструмент в покое и заговорил тоном более прозаическим, хоть и не менее серьёзным:

– Настоящее призвано осмыслить и оправдать прошлое. А прошлого не мало, и характер оного весьма неоднозначен. Найти в нём «настоящее» всегда не просто. Ну, да что-то у нас в итоге получится. Как говориться: «не всё – правда, а всё – что могли».

Ингмар оторвался от своего чая и пожаловался:

– Сдаётся мне, что маловато мы нынче можем. Как не потеряться среди всех этих тонких материй, неведомых пространств, в этом зыбком, неуловимом времени? Один вечно торопится, другой всё чего-то ждёт, а время не разбирая, кто прав, несёт обоих в неизбежную неизвестность.

– А ты своей ничтожности не стыдись! Мало нам дано? Только лишнего у нас и нет. – Ориент поднял единственную руку и перечислял, загибая пальцы: – Тело – это данная нам материя, разум – это данное нам пространство, чувства – это данная нам энергия, а сама жизнь наша – это данное нам время.

Той искренне обрадовался таким «новостям»:

– Всё, как всегда – проще, чем кажется!

Ориент, улыбаясь, кивал:

– Простое – это всегда самая суть сложного. А разумное обретает силу, только приняв простейшие формы. Идти кратчайшим из наиболее верных путей – в этом суть Быстрой речи.