– А деньги-то откуда возьмём? – резонно спросил Владимир.
По зрелому размышлению оказалось, что для благого дела придётся вдвое сократить количество пиров, устраиваемых князем весьма часто. Владимир был вне себя от злости, но бояре стояли на своём. Ему тогда пришлось уступить и это было началом конца. Власть медленно, но неуклонно перетекала из рук Владимира в руки его дражайшей супруги.
И вот, в одну из тёплых весенних ночей, которые так часто случаются над Киевом Анна заглянула в княжеские покои. Надо отметить, что князь в этот момент предавался неистовой страсти с Лучезарой, нагловатой, страстной и очень ладной поварихой, на которую он давно уже положил глаз. Лучезара стонала и охала так, что слышно было не то что на весь Киев, но и на все деревеньки окрест. Вдруг она замолчала и побледнела. Князь оглянулся и встретился взглядом со своей дражайшей супругой, которая с насмешкой наблюдала за забавами незадачливой пары. Не проронив ни слова, княгиня вышла прочь, а утром началось…
Ни свет ни заря, в княжеские покои вбежал взъерошенный Добрыня.
– Княже! Княже! Поднимайся скорее! Княгиня уезжает…
– Куда ещё она собралась? – недоумённо спросил Владимир, пытаясь прогнать из головы туман, навеянный, брагой и бессонной ночью.
– Знать в Царьград! Девки-то все с ней, пёс этот, Никифор, тоже. Скарб собрали и лошадей готовят.
Проснувшаяся и внимательно прислушивающаяся к разговору Лучезара тихо соскользнула с ложа и улизнула из покоев. Князь вскочил, накинул рубаху и со всех ног ринулся во двор. Однако, он опоздал; процессия уже покинула палаты и двигалась к причалу.
– Да и пусть себе едет! – с облегчением в голосе сказал князь. – Уж больно бойкая.
Владимир радостно поспешил назад, в опочивальню, но не успел он сомкнуть глаз, как в покои ворвалась целая толпа бояр. Бояре галдели и обеспокоено переглядывались.
Слово взял Добрыня, который напомнил князю о пятнадцати кораблях с рабами из Булгарии. Корабли вот-вот должны были отправиться в Царьград. Целых три седьмицы княжеский двор и царьградские чиновники обсуждали, в какой пропорции должно поделить поборы с купца между двумя державами. Царьградцы несколько раз и вовсе грозились запретить торговлю булгарскими рабами в пределах всей Империи. Товар был скоропортящийся, и, пока велись переговоры, купец потерял пятую часть рабов, а Владимир – пятую часть мыта. Но, кроме рабов, на подходе был куда более ценный груз китайского шёлка.
Да к тому же, этой зимой польский князь Болеслав грозился походом на Киев, и, по слухам, собрал немалую дружину. Как назло, почти вся казна ушла на постройку злополучной церкви. Деньги были жизненно необходимы Владимиру к лету, когда должны были начаться бои с ляхами и разрыв отношений с Царьградом ставил под удар не только порядком опустевшую казну, но само существование Руси.
Порт перекрыли и к Анне, которая даже не садилась на корабль, послали делегацию бояр. После длительных уговоров, уничижений и извинений (это деликатную миссию с блеском выполнил Тихомир) Анна со свитой изволила вернуться в палаты, однако, через Никифора, смиренно попросила князя о небольших уступках.
– Негоже столь великому и славному христианскому правителю, на которого смотрит, ни много ни мало, весь мир, давать почву для сплетен и насмешек. – говорил Никифор, умело облекая требования княгини в одежды лести и покорности. – В целях укрепления отношений двух великих держав…
Долго ли, коротко ли, но корабли с невольниками всё же были отправлены в Царьград, а вот вопрос с шёлком оставался открытым. Теперь отбирать дворовых девок полагалось только княгине. Не успевшую сбежать Лучезару прилюдно высекли и отправили вместе с булгарскими рабами в Царьград на продажу. Князю же следовало отправиться во все палаты, в которых он содержал своих женщин, и «разогнать срамных блудниц, позорящих честь княгини да опустошающих государственную казну».
Той же ночью Владимир направился в покои княгини, дабы предаться с ней утехам, но у дверей его встретил Никифор, заявивший, что Анна занемогла и никак не может принять князя.
***
Незаметно, к Владимиру и Добрыне, стоявшим на холме, подъехал Никифор.
– Дружина ждёт твоих распоряжений, светлейший князь! – нетерпеливо сказал он.
Князь выпрямился в седле, обернулся, с ненавистью посмотрел на грека и поднял руку, призывая воинов.
– Братия! – громко сказал Владимир – Мы с вами войдём в палаты, скоро и внезапно, затем я скажу… – голос князя предательски дрогнул – скажу, что более не желаю никого, кроме своей жены… После этого, вы выведете всех женщин наружу и сожжёте палаты дотла! Ничего сложного. За мной!