– Тащи на борт! Вколи адреналин и антитромб! Быстрее! – крикнул Печкин, вглядываясь в волны с противоположного борта. Вот-вот должен был появиться вражеский десант.

– Остановка сердца!

– К черту! – я кинулся к борту, намереваясь спрыгнуть в воду за Мариной.

Но не успел. Катер дернулся и начал разворот, меня бросило на палубу, резкое ускорение.

«Трррррр!» – затрещали пулеметы прямо перед нами. По обшивке катера застучали пули.

«УРРРР!» – взревели турбины, нас подбросило, я покатился к другому борту и сильно ударился о него головой. Наш катер ударился носом в что-то железное, раздался скрежет под днищем. Перед глазами расходились круги. Кто-то под катером громко кричал от боли.

«Трррр!» – затрещал пулемет на корме. Зацокала штурмовая винтовка, и я услышал не по-женски жесткий голос Амины: «Денис, Толик, берегитесь!» Раздался взрыв, забарабанили по палубе осколки. Мне обожгло руку.

А потом все стихло, Толя положил катер в разворот, и я съехал к правому борту. Моя разбитая башка оставляла за собой кровавый след. Я увидел, как Амина бросила гранату, мичман лежал рядом с ней, под ним растекалась лужа крови. Адмирал в гидрокостюме бросился за борт. Там Марина! Я заставил себя встать, сильно мутило, голова кружилась и, шатаясь, я добрался до борта. Катер к этому времени уже встал. Вдвоем с Толиком вы втащили на борт сначала Марину и Семена, а потом и адмирала. Я нащупал у Марины пульс, от радости даже голова перестала болеть.

– Амина, ты умеешь стрелять? – запинаясь, спросил я, мне было нехорошо, в глазах потемнело.

– В наших горах все умеют! Волки же кругом, – она осмотрела меня, – ты бы лег, Ваня, ты ранен.

Я лег на палубу, стало полегче. Сверху раздался гул множества больших самолетов, а потом небо расцвело белоснежными куполами парашютов. Адмирал Зарипов поднял голову к небу и улыбнулся. Посиневшими от холода губами он произнес в радиомодуль:

– Срочно медика на «Афалину 23»!

– Толя…Зачем ты на таран пошел? – из рубки вышел Денис, лицо его было разбито.

– А что было делать? – вздохнул вышедший следом Толик. – Они появились неожиданно и с двух сторон… я рычаги перепутал…

– Молодец, бли… – Денис потерял сознание и упал лицом на палубу.

А потом начались всплески со всех сторон – это приземлялись десантники и их амфибийные огневые платформы. С ревом над нами пронеслись истребители.

– Не дам! – говорила мне Марина в бреду, когда я пытался вырвать из её окоченевших ладоней два стеклянных кубика.

– Дай! Тебе нужно в больничку! – упрямо боролся я с её пальцами. – Потеряешь…

Я и не видел, что рядом сидел на палубе адмирал и держал наши капельницы, при этом внимательно наблюдая за кубиками секретных искинов.

Очнулся в палате, видимо, на корабле, слегка покачивало. Болели голова и рука, я лежал с закрытыми глазами, когда в палату зашли Зарипов и Макаров.

– Жив твой Ваня… блок зеленый, – услышал я голос адмирала, – все живы из научников… А мичман из секретной службы погиб, закрыл телом Амину от фугасной ракеты…

– Земля пусть будет пухом! – Макаров вздохнул.

– Мы не думали, что войдем в ближний бой, – адмирал говорил с трудом, – у нас или у вас утечка об интеллектуальном оружии нового поколения. Десант целенаправленно шел за кристаллами.

– У нас исключено, – Макаров подошел к моей кровати. – А ты уверен?

– Разберемся! – адмирал заговорил шепотом. – Они пошли ва-банк. Мария 7 вовремя сообразила уничтожить крейсер. И сделала это демонстративно и унизительно для врага. Корабль-разведчик островитян передавал в эфир её атаку, война после этого сразу прекратилась. Против такого оружия нет защиты.

– Да, сдали назад они резво и внезапно, как раз после потери новейшего корабля.

– У крейсера не было никаких шансов, – в голосе адмирала прорезалась гордость, – три Марии все это время тренировались на мишени преодолевать защитные системы. Мы сняли данные, они осуществили более семи тысяч тренировочных атак.

– Трудились как пчелки, пока мы их искали, – Макаров обошел кровать, – Ваня, ты спишь?

– Нет, – ответил я и нехотя открыл глаза, – голова болит, но я в порядке. Что с нашими?

– У Амины контузия, Денис – сотрясение мозга и сломанный нос, Марина – переохлаждение, выздоравливает… – ответил Зарипов.

Он что-то не договаривал…

– А что с Семой?

– …Ампутировали ноги, ступни отморозил, – ответил адмирал после небольшой паузы, – все медикаменты он вколол Марине, на себя не осталось… Но ему протезы сделают, ходить будет…

– …А Толик? – спросил я после паузы, боясь услышать страшное.

– Анатолию-то что будет, в рубашке родился! – улыбнулся адмирал. – Единственный без царапины! Хороший матрос! На флагман бы забрал, но…

– Так-то он по дирижаблям большой специалист, – невпопад ляпнул я, в душе радуясь, что хоть он уцелел.

– Я соболезную, жаль Печкина…

– Нестеров. Гвардии капитан Роман Нестеров. Запомним его живым. Земля пухом!

Зарипов кивнул, и я только сейчас увидел, что у него перебинтовано плечо.

– Выздоравливай, Ваня, – Макаров похлопал меня по руке, – вам с Мариной и Машей есть чем заняться. Мы нашли на орбите стеклянный куб размером 17 на 17 микрон. И мы не знаем, кто его сделал. Думаем, что это инопланетная машина. Твой отдел будет этим заниматься.

– Мой отдел?

– Да, назовем его «Блок зеленый, Черемуха, 17», чтоб враги боялись! – улыбнулся Макаров, и они вышли.

А я начал думать, как бы пробраться к Марине: хотелось убедиться, что с ней все в порядке. За иллюминатором я слышал голос Толика: «Да пустите меня к ним, я колбасы принес. И пирожных».

– Иди давай, кандидат наук! У нас же приказ, – объяснял ему караул, – весь флот знает, как ты на таран пошел. Ты винтами десант островитян перемолол, опасный человек! Тебя тут все боятся. Ничего тебе делать в лазарете!

Новостями Макаров огорошил, конечно. Целый отдел в двадцать восемь лет… Ну, если какой-то кубик надо изучать, то будем изучать… А вдруг, и правда, инопланетный?