Оно не приближалось, наоборот отдалялось от него, чем больше Дэйви ускорял бег, как будто само пространство расширялось во всех направлениях, а может быть дело было не в пространстве, а во времени, которое текло как ему вздумается в этом измерении белизны. Когда Дэйви, наконец, пересек поляну, он остановился под заснеженными ветвями и оглянулся вокруг, коснувшись дерева ладонью. Могучий ствол, холодивший руку гладкой пятнистой корой, остался единственной узнаваемой приметой мира летних воспоминаний. Все остальное казалось таким незнакомым, как будто Дэйви успел добежать до другого края земли. «Вот как все вышло», – подумал Дэйви, глядя на цепочку собственных следов – единственный путь, пересекавший простор размытой туманом белизны. «Я пожелал, чтобы ослик оказался далеко, где его никто не найдет и не потревожит, и так и сбылось. Я надеюсь, что ему хорошо, где бы он сейчас ни был».
С того дня Дэйви больше не отчаивался, что особенная, таинственная дорога, по которой они шли вдвоем с осликом, привела их в никуда. Да и дело было вовсе не в дороге, а в самом Зяблике и только в нем. Надо было просто верить в то, что с ним все хорошо. Благодаря этому новому видению вещей зима перестала казаться мрачной и нескончаемой, и не успел Дэйви оглянуться, как наступила весна. Он по-прежнему постоянно думал о Зяблике. С мыслью о нем он без страха засыпал, после того как мама, поцеловав его на ночь, выходила из комнаты, и черные тени, только того и дожидавшиеся, выползали из всех углов, сгущаясь вокруг звездолета его ночника.
Иногда ему снилось, что ярмарка вернулась и он снова обнимает Зяблика под деревом, как будто и не расставался с ним. Но чаще всего в его снах ослик не был привязан к парку или к их городку, а появлялся в местах, где Дэйви никогда прежде не был. Очень разные, порой совершенно фантастические, они всегда были светлыми и безмятежными, и наполняли Дэйви особым ощущением счастья, которое не покидало его весь следующий день. Ему даже не надо было видеть Зяблика, чтобы знать, что он где-то рядом. Сам дух сна, его цвета и настроения, уже несли в себе ощущение его присутствия.
До последнего дня учебного года, по дороге в школу и домой, Дэйви во все глаза всматривался в окно машины, не упуская из виду ни одной афиши, пестревшей на фонарном столбе или автобусной остановке. Но известие о том, что ярмарка возвращается, ему принес отец вскоре после начала каникул.
Когда он показал объявление на ограде парка, которое сфотографировал по пути с работы, все вокруг на мгновение сделалось для Дэйви нереальным. Однако это ощущение было совсем другим, чем в его снах. Если там он твердо знал, что Зяблик ждет его под деревом и его радость не омрачалась никакой тревогой, то теперь он вдруг забеспокоился, сам не понимая почему. До ярмарки оставалось чуть больше недели и Дэйви как мог старался отгонять от себя неприятные мысли. Все эти дни он много играл на планшете во все подряд, подолгу смотрел мультфильмы, или просто валялся на кровати в своей комнате, не думая ни о чем особенном. Образ Зяблика поблек и размылся, как будто он маячил где-то вдалеке, по ту сторону залитого дождем стекла, за которым опускались сумерки. Он продолжал становиться все менее отчетливым, чтобы вдруг ослепительно вспыхнуть в его голове, когда они, наконец, приехали в парк и Дэйви несся впереди родителей, юрко ныряя в потоке людей, навстречу музыке и рокоту аттракционов.
Однако аттракционы в один миг застыли, а музыка и голоса оборвались, когда он увидел, что под сенью платана нет никакого ослика. Там оказался лишь батут «кенгуру» с эластичными веревками, на котором маленькая девочка как раз взлетела на высоту кроны, чтобы увидеть, как внизу из толпы выскочил мальчик и замер на месте, глядя сквозь нее невидящим взглядом, как будто она вдруг стала прозрачной, и стоял весь белый, не шевелясь, пока к нему не подбежали двое взрослых.
Дэйви тоже видел потом во сне ее недоуменное лицо, выглядывавшее испуганной птицей из темного провала в кроне, которая разрасталась подобно туче, заполняя собой все небо. От этого воздух сделался таким холодным, что он проснулся, дрожа всем телом, и позвал маму, умоляя поскорее принести тазик, потому что горло уже обжигал едкий привкус тошноты.
* * *
Несколько дней спустя, когда Дэйви глядел обреченным взглядом на стакан с лекарством на тумбочке возле кровати, к которому он никак не мог заставить себя притронуться, в спальню вошел отец, только что вернувшийся с работы.
«Ну как ты?» – спросил он, присев на край постели. «Я поговорил сегодня с управляющим ярмарки. Он обещал дать мне телефон того человека с осликом».
Он протянул Дэйви стакан и помог отпить, поддерживая его дрогнувшие от волнения руки.
«Теперь сделай еще глоток и я расскажу тебе как все было. Вот так, молодец. Я съездил в парк в обеденный перерыв и спросил у работницы того батута, где мне найти управляющего. Она показала на огромный двухэтажный вагон на краю поля. Помнишь, „Дом с призраками?“ Пришлось отстоять целую очередь, чтобы к нему подобраться».