Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935–1990

За дело!

Осуществление одобренных комиссией проектов начиналось сразу: открытие выставки планировалось на 1936 год, и ведущую к ней магистраль следовало преобразить быстро. О роли ВСХВ в формировании будущего проспекта напоминали две откровенно декоративные башенки, открывающие застройку его обеих сторон. В 1938 году эти башни пристроили к углам старых домов по проекту архитектора М. Рубина^[28]. В то время их украшала дата 1939 – год открытия выставки. Возобновление работы ВСХВ после войны вызвало перестройку башен и замену даты открытия на 1954 год. К сожалению, одна из них была уничтожена в 1997 году.

В 1936 году, раньше многих других, начал сооружаться жилой дом Артиллерийской академии. Первая очередь по переработанному проекту А. В. Пекарева и М. С. Шерфединова была завершена в 1938 году, вторую очередь этого же дома, но для ОГИЗа (объединения государственных издательств) начали строить в 1940 году, а завершили в 1946-м, правда, уже для сотрудников Наркомата электростанций.

В 1936–1938 годах был воплощен в жизнь и проект П. А Нестерова с И. В. Минковым, также основательно переработанный. Новый комиссия утвердила, правда вновь предложив решить фасад здания в более свежих формах, ликвидировав остатки архаичности.

На правом углу Капельского переулка и проспекта Мира возвышается импозантный шестиэтажный жилой дом (№ 51) с колоннадой из восьмигранных колонн по первому этажу и с балконами. Выстроенный в 1937 году, он предназначался для сотрудников Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС). Архитектор Г. И. Глущенко в проектировании дома удачно избежал превращения здания в скучную коробку, вычленив и выдвинув вперед центральную часть фасада по проспекту, отодвинув назад боковые части, сделав их, таким образом, как бы флигелями.

Башни при въезде на 1-ю Мещанскую улицу. Архитектор М. Рубин. 1939 г.

Жилой дом № 71. Архитекторы В. И. Минков и П. А. Нестеров. 1937 г.

Жилой дом № 51. Архитектор Г. И. Глущенко. 1937 г.

Но красивый дом ТАСС, основной массив которого тактично отступает от красной линии, открывает вовсе не привлекательный брандмауэр следующего строения под № 53. Стоявший здесь старый дом был надстроен и заново оформлен, однако его не слишком удачное в новых условиях местоположение изменить не смогли. Винить зодчих в этом просчете нельзя – в данном случае наиболее наглядно проявились недостатки пунктирного характера реконструкции улицы.

Несмотря на все трудности и промахи, к 1937 году успели завершить строительство домов № 55 (нынешний № 51) для ТАСС, № 66–68 для Наркомвода, № 77–85 для управления канала Москва-Волга, № 90–96 для АН СССР. Помимо этого были надстроены дома № 48–50 (нынешний № 44) и 57–59 (нынешний № 53)^[29].

Широкое строительство на проспекте продолжалось и в последующие годы, причем его плоды становились все совершеннее.

В число лучших вошел дом по проспекту Мира, 40, выстроенный в 1939 году по проекту И. Н. Соболева, который использовал для украшения фасадов не роскошные и никому не нужные колоннады, арки и карнизы, а элементы, являющиеся необходимой принадлежностью жилого дома: оконные проемы, двери, эркеры и конечно же балконы. Главным акцентом стали прямоугольные эркеры, поднимающиеся на семь из восьми этажей фасада. Внешняя обработка их была выполнена в духе многоярусных сооружений Древнего Рима. К бокам эркеров прилепились большие, просторные балконы, держащиеся на подпорках. В этих чисто конструктивных элементах архитектор увидел возможность показать свое знакомство с классикой и решил их в виде легких портиков.

Решение И. Н. Соболева казалось более разумным, чем оснащение дома всевозможными бутафорскими колоннадами, портиками. Но, правильно выбрав основной мотив, архитектор реализовал его в архаичных формах, позаимствованных в итальянском зодчестве эпохи Возрождения. Большой вынос балконов обусловил наличие подпорок под ними в виде ярусов колонок, в совокупности создавших мощную, самодовлеющую конструкцию. Вставленная посередине нее вертикаль эркера обработана в духе ярусных сооружений Древнего Рима. На этом фоне довольно нелепо смотрятся мощные бетонные подкосы, поддерживающие балконы, выходящие в переулок и хорошо просматривающиеся с улицы.

Впрочем, сам автор утверждал, что строго судить его творение рано – ведь дом представлял собой лишь первую очередь широко задуманного комплекса, который должен был протянуться до Ботанического сада. Возможно, осуществись эти планы, весь прилегающий участок проспекта выглядел бы лучше, но, увы, все планы спутала война…^[30]

И хотя дом по проспекту Мира далеко не шедевр архитектуры, внешность его ярка и оригинальна – благодаря балконам.

Опыт первых новостроек на проспекте показал, к каким печальным последствиям ведет рассогласованность деятельности зодчих. Однако серьезных выводов сделано не было, и все продолжалось по-прежнему. Проектирование трех очередных домов, строительство которых намечалось в конце улицы по ее правой стороне, было передано трем архитекторам, причем ни один из них ничего не знал о работе своих коллег. Архитекторы Бумажный, Кельмишкайт, Вайнштейн ни разу не обсуждали вопросы совместного проектирования. В результате творения Бумажного и Кельмишкайта оказались немного схожими, а вот проект Вайнштейна был выполнен совсем в другом плане^[31]. Это, правда, не имело никакого значения, поскольку из трех запроектированных домов выстроенным оказался лишь один – архитектора Л. О. Бумажного (нынешний № 73). После завершения строительства в 1939 году он удостоился премии Моссовета, присуждаемой за лучшее жилое здание года. В качестве достоинства призера отмечался его простой и строгий фасад, удобная планировка квартир.

Жилой дом № 73. Архитектор Л. О. Бумажный. 1939 г.

Дом № 54 на углу с Орлово-Давыдовским переулком был начат в 1940 году по проекту архитектора А. В. Власова для сотрудников автомобильного завода имени Коммунистического интернационала молодежи (КИМ). Основным элементом решения фасадов архитектор определил балконы, придав их ограждениям различный рисунок и разбросав их по стене в живописном порядке. При этом, как и везде на 1-й Мещанской, даже не было сделано попытки согласовать оформление с уже выстроенными и еще проектируемыми соседями. Правда, последний фактор уже не имел существенного значения – вновь запроектированным домам не суждено было появиться, да и стройка дома № 54 остановилась летом 1941-го. Закончили дом лишь в 1946 году, для Министерства транспортного машиностроения^[32].

Да, судьба одобренных проектов сложилась по-разному. Некоторым из них посчастливилось после многочисленных переработок и доработок воплотиться в жизнь, другие же так и остались на бумаге. Причинами столь обидного явления могли быть как органические пороки самого проекта, так и не зависящие от архитекторов факторы – отсутствие финансирования, передача участка другому застройщику и прочие тому подобные объективные обстоятельства. Но самым печальным оказалось даже не это.

Первый этап массового строительства на Мещанской далеко не оправдал надежд на появление в Москве архитектурного ансамбля, способного служить примером для последующих реконструктивных работ. Каждый из архитекторов-авторов работал сам по себе, в изоляции от своих коллег. В такой обстановке о согласовании проектов, выпускаемых даже зодчими одной проектировочной мастерской, говорить не приходилось. Помочь в этой беде могла бы экспертная комиссия, но она рассматривала проекты по отдельности, оценивая их индивидуальные качества, не обращая внимания на вклад каждого в общий облик улицы.

И конечно, никак не способствовал украшению 1-й Мещанской принятый точечный, пунктирный способ реконструкции. Новые здания становились в шеренгу среди сохраняемых лучших старых домов. Эти последние, ранее возвышавшиеся над убогим окружением, теперь потерялись, провалились в ряду новой застройки. В результате застройка улицы подросла, но не подравнялась.

За парадным фасадом. Необыкновенный квартал

Квартал, ограниченный проспектом Мира, Протопоповским, Астраханским, Яблонным и Орлово-Давыдовским переулками, выделяется из старомосковских кварталов своими размерами. По площади ему нет равных во всей округе. И потому на его территории уместилось много интересных (хотя и не слишком известных) сооружений, с которыми может ознакомиться каждый досужий москвич или гость столицы.

Основной функцией квартала до 1917 года было «человеколюбие» – так красиво именовалось в те далекие времена то, что сегодня мы называем социальным обеспечением. До сих пор в число крупнейших сооружений квартала входит здание Набилковской богадельни (Протоповский переулок, 25), выстроенное почти два века назад (1828–1835). Оно давно считается памятником архитектуры ампира, однако в соответствии со своим назначением (все-таки не дворец, а богадельня) выглядит скучновато и даже примитивно. Протяженный корпус напоминает казарму, лишь в центре к нему, по обычаю тех времен, приставлен шестиколонный портик, над которым возвышается тяжеловатый барабан с полусферическим куполом. Под ним когда-то располагалась церковь, без которой не обходилась ни одна крупная богадельня. А эта была не из маленьких – основатель богоугодного заведения купец Ф. Ф. Набилков завещал средства на содержание 250 человек.

Рядом с богадельней небольшой домик в духе классицизирующего модерна – бывшая глазная лечебница, выстроенная в 1905 году по проекту архитектора П. А. Ушакова.

Дальнейшее развитие «человеколюбие» получило во владении № 19. Оно, хотя и числится по Протопоповскому переулку, нигде на него не выходит. В 1861 году здесь обосновалось Братолюбивое общество снабжения неимущих квартирами. Как видно из названия, цели общества были благими – предоставление дешевого жилья нищим москвичам. Таким жильем служили деревянные бараки. Несколько подобных построек возникло в разных уголках города. В Протопоповском переулке сформировался целый массив (более десятка) бараков. Некоторые из них верой и правдой прослужили до 60-х годов XX века, когда эта обветшавшая застройка пошла на слом. От Братолюбивого общества сохранилось лишь несколько более капитальных, кирпичных построек, появившихся в начале XX столетия. Самое интересное из них – строение 6, так называемое Спиридоньевское убежище, выстроенное по проекту архитектора общества И. П. Машкова^[33]. В трехэтажном домике помимо комнат находилась церковь Владимира и Марии Египетской, предназначенная для обслуживания «духовных запросов» обитателей окрестных бараков. Храм выделялся башенкой над правой частью здания. Машковым же в 1896 году выстроен и еще один крупный (конечно, по масштабам Братолюбивого общества) трехэтажный Поляковский дом дешевых квартир (ныне строение 13). Еще два двухэтажных каменных строения спроектировали (очевидно, по воле жертвователей) архитекторы Н. С. Курдюков (Дом имени Ивановской) и А. К. Ланкау (Дом в память пятидесятилетия общества)^[34].

Следующее богоугодное заведение находилось в северной части квартала – во владении № 2 по Орлово-Давыдовскому переулку. Ольгинская детская больница была открыта в 1887 году на средства графа С. В. Орлова-Давыдова. В разработке концепции больницы участвовал известный в то время врач-педиатр К. А. Раухфус, а ее четыре корпуса строились по проекту архитектора К. М. Быковского. Три из них были одноэтажными, деревянными (до нашего времени они, понятно, не могли дойти) и лишь главный (ныне строение 1 в глубине двора) – капитальным, выложенным из красного кирпича^[35]. Позже к нему прибавился еще один – ныне строение 2, выходящее в переулок.

Первые годы советской власти прибавили к застройке квартала массив жилых домов (владение 2/5 по Орлово-Давыдовскому переулку). Пяти– и шестиэтажные корпуса, выстроенные в 1928 году по единому проекту в строгом стиле конструктивизма, интересны разнообразием своих плановых очертаний. Проектировщики удачно разместили их вокруг уютного зеленого двора.

А южная часть квартала тем временем меняла свою специализацию – на учебную. Здание Набилковской богадельни заняла Высшая пограничная школа. Ей же был передан и трехэтажный учебный корпус рабфака им. М. Калинина (проспект Мира, 48, строение 3), сооруженный в 1934 году по проекту К. П. Афанасьева^[36].

Для начальствующего и преподавательского состава школы в 1927–1928 годах тут же рядом возвели жилой дом «повышенного» типа (проспект Мира, 46а). Так в те времена именовались дома, отличавшиеся от обычных более просторными квартирами, высокими потолками, широкими и пологими лестницами. Подобные здания предназначались, как правило, ведущим инженерно-техническим кадрам, высшим служащим, элите творческой интеллигенции. Спроектированный архитектором А. Я. Лангманом дом выделяется необычным планом в виде двух сдвинутых друг относительно друга прямоугольников. Интересно и размещение парадных входов: один расположен в образованном ими углу, другой – в торце меньшего прямоугольника.

Следующее образовательное учреждение появилось в квартале в 1936 году, когда в Москве строилось сразу 150 школьных зданий. Спроектированное И. Л. Длугачом здание (Протопоповский переулок, 5) представляет собой четырехэтажный корпус, к которому примыкают трехэтажные боковые крылья^[37]. 1970-е годы были отмечены строительством новых жилых домов, поликлиники, станции скорой помощи. В результате и без того сложная планировочная структура квартала запуталась до крайности. Тем более интересной окажется прогулка по этому уголку, где причудливо смешались здания разных эпох и различного назначения.

Как акцентировать въезд?

Особое значение имел дом на участке № 101–107 (ныне № 79), завершавший застройку левой стороны Мещанской улицы и отмечавший ее выход на площадь Рижского вокзала. Первую версию проекта представил М. Г. Бархин, однако экспертная комиссия осталась недовольной и предложила зодчему внести значительные изменения.

На противоположной стороне аналогичную роль должен был играть дом под № 128–130 (ныне № 78). Его проекты разрабатывались архитекторами М. Г. Куповским (из 6-й АПМ) и А. В. Кулагиным (из Трансгражданпроекта). Лучшим признали проект Кулагина, который и был рекомендован к дальнейшей разработке.

Однако при рассмотрении технического проекта выяснилось, что архитектор даже не попытался согласовать свой проект с окружением – как с соседним домом, который проектировал архитектор Лебедев, так и со зданием напротив архитектора Бархина. Рекомендаций комиссии автор не выполнил, а потому его поставили «под надзор», поручив наблюдать за доработкой фасада… М. Г. Бархину – тому самому, которому требовалось вносить существенные изменения в свой собственный проект^[38].

Через пару месяцев комиссия вновь вернулась к рассмотрению доработанных проектов, которые представляли М. Г. Бархин (№ 101–107) и Кулагин с присоединившимся к нему Лебедевым (№ 114–128). Оба проекта удостоились одобрения, однако их авторам указали на необходимость переработать решение угловых, повышенных частей, в которых, собственно, и заключался весь эффект композиций. Причем сроки для переделок были поставлены жесткие и явно нереальные – три дня, под угрозой отклонения проектов. С учетом последующего развития событий подобная спешка выглядит совершенно излишней.

Проект жилого дома № 128–130 (не осуществлен). Архитектор А. В. Кулагин. 1936 г.

В целом зодчие, проектировавшие дома № 101–107 и 128–130, предложили аналогичные решения – северные торцы протяженных семиэтажных корпусов завершались своеобразными башнями в девять этажей, акцентировавшими выход проспекта на площадь. Оформление въездов на новые магистрали симметрично поставленными башнями, впервые в Москве примененное на 1-й Мещанской улице, получило в дальнейшем широкое распространение. Например, подобным образом были решены въезды в город по Ленинскому и Кутузовскому проспектам.

При таком подходе казалось бы логичным поручить проектирование обоих зданий одному авторскому коллективу, что позволило бы добиться уместной для данной ситуации полной симметрии композиции. Однако почему-то столь естественное решение никому в голову не пришло. Ни к чему хорошему это недомыслие не привело.

Судьба дома № 101–107 (современный № 79) оказалась по-настоящему драматичной. Сначала его заказчиком выступало Жилищно-арендное кооперативное товарищество (ЖАКТ) № 221. После того как его первый автор М. Г. Бархин исправил важнейшие замечания экспертной комиссии, было решено приступить к строительству.

Расчистка площадки потребовала срочного выселения около сотни жильцов из сносимых хибарок. Однако свободных квартир в Москве не было, и тогда было решено возложить решение проблемы на самих переселенцев поневоле. Правда, их участь постарались максимально облегчить – каждому из них выплачивалось по 2500 рублей (очень приличные деньги по тем временам), бесплатно предоставлялись материалы, полученные от разборки старых строений, а также транспорт. Справедливо считалось, что при таких условиях каждая семья способна была обзавестись вполне приличным собственным домом в пять-шесть комнат на выделенных для этого участках в Вешняках. Но вот как выходили из положения одинокие и престарелые люди?^[39]

Пока суть да дело, ЖАКТы были заменены домоуправлениями, требования к дому изменились, и в соответствии с ними проект переработал архитектор Рагинский. Однако результат его стараний вновь признали неудачным. Проектирование перешло к архитекторам П. И. Фролову и А. П. Голубеву. Стройку объявили скоростной, рассчитывая завершить кладку стен за четыре месяца^[40]. Но и это не помогло. В начале 1938 года стройку остановили, выложенную коробку законсервировали^[41], но вскоре на ней вновь появились рабочие – дом решено было достроить, причем именно скоростным методом.

Высокие темпы достигались прежде всего типизацией отдельных деталей и элементов. Однако осуществить эти планы по ряду причин не удалось. Ни проектировщики, ни строители оказались не готовыми к работе по-новому. Правда, удалось создать набор стандартных деталей для внутренних частей – колонн, перекрытий, перегородок. Наружные же стены возводились обычными темпами, из-за чего, вместо намеченных четырех, дом сооружался целых 11 месяцев. Все же к открытию ВСХВ в 1939 году готовое здание уже служило заметной вехой, указывающей дорогу к выставке.

Но коллеги-архитекторы отнеслись к детищу Фролова достаточно сурово. Отметив некоторые положительные черты сооружения, они раскритиковали отделку фасада, особенно осудив вялое, невыразительное решение башни, которая, по их мнению (вполне резонному), должна была служить мощным акцентом всей композиции. Детали отделки размещались на фасаде без какой-либо логики (например, пилястры нижних этажей, прилепленные к рустованной стене). Вывод был однозначным: архитектор не понял того, что именно в скоростном строительстве, вооруженном высокой строительной техникой, должны выковываться новые образцы советской архитектуры^[42]. Примерно так же реагировали и другие рецензенты, обращавшие внимание на непродуманное композиционное решение, грубые детали, не увязанные с типом здания и с методами стройки.

Похожей оказалась история дома № 116–120 на противоположной стороне – с такой же девятиэтажной башней на углу (нынешний № 78). Его несколько раз перепроектировали, стройку останавливали, возобновляли. По-настоящему взялись за дело только в 1950 году (новый проект разработал архитектор A. M. Горбачев)^[43], а в 1952 году дом достроили, причем в укороченном виде, из-за чего южный торец по-прежнему завершался безобразным брандмауэром. Лишь спустя несколько лет его скрыл пристроенный вплотную еще один жилой дом (нынешний № 76), выстроенный для Управления охраны железных дорог тем же A. M. Горбачевым.

Высотные ориентиры

Военное лихолетье надолго затормозило реконструкцию будущего проспекта. Однако уже 25 октября 1948 года Совет министров СССР принял постановление № 3993 «О Всесоюзной сельскохозяйственной выставке», которым предусматривалось возобновление ее работы уже в 1950 году. К сожалению, старая история повторилась еще раз – ни в 1950-м, ни даже в 1953 году выставка не открылась. Ее входы распахнулись для посетителей лишь 1 августа 1954 года. Отчасти это было связано с огромным масштабом работ по реконструкции выставочного комплекса. Коллективу проектного отдела ВСХВ, возглавляемого главным архитектором выставки А. Ф. Жуковым, пришлось проделать кропотливую работу по разработке заданий для проводимых конкурсов на проектирование новых павильонов, создать новый генеральный план, проект озеленения, решить вопросы транспортного обслуживания и многие другие.

Тем не менее так же, как и в 1936 году, решение об открытии выставки повлияло на реконструкцию 1-й Мещанской и Ярославского шоссе, которые вновь привлекли к себе пристальное внимание городского руководства и архитекторов. Если в конце 1940-х годов в основном шла достройка заложенных еще до войны сооружений, то с начала 1950-х на трассе будущего проспекта разворачиваются стройки новых зданий, по своим размерам превосходящих своих предшественников.

Одним из первых в их ряду оказался высокий жилой дом № 27, сданный в 1951 году. Из окружающей застройки его выделяют две особенности – подчеркнуто богатая отделка боковых частей и венчающий здание тяжелый карниз почти двухметрового выноса. Проектировщики – архитекторы П. Скокан, Г. Дукельский, Л. Инбер, инженер Н. Иванов – находились под влиянием ренессансных пристрастий одного из самых влиятельных зодчих того времени И. Жолтовского, однако чувство меры им явно изменило^[44]. Декорация настолько пышна, что кажется отваливающейся от стен. Особенно неудачным выглядит тяжелый карниз с наводящим ужас выносом в 1,9 метра. Архитекторы постарались использовать весь арсенал декоративных деталей итальянского Возрождения, однако выполненных в железобетоне и подвешенных к специально разработанному металлическому каркасу. Не говоря даже об огромной стоимости сей конструкции, карниз нарушает пропорциональность сооружения, зрительно придавливая его своей массой^[45].

Довольно запутанным оказался процесс проектирования дома № 98-112 (нынешний № 74). Началось оно еще в 1946 году, когда эскизный проект выполнили архитекторы А. А. Зубин и А. Е. Яковлев^[46]. Технический проект жилого дома на 122 квартиры, заказчиком которого выступал Минтяжмаш, подоспел только к 1949 году. Авторами числились уже А. А. Зубин, Н. И. Хлынов, А. Г. Рочегов^[47]. Таким образом, в проектировании приняли участие по крайней мере четверо зодчих, и определить сегодня вклад каждого из них в осуществленный наконец проект нелегко. В изданиях 50-х годов авторами дома № 74 называют Н. И. Хлынова и А. Г. Рочегова. Дом незауряден во многих отношениях. Ведущей архитектурной темой его главного фасада выступают мощные ризалиты – прямоугольные в нижней части, а с четвертого этажа переходящие в пары трапециевидных эркеров. Для облицовки использовались керамические плиты, крепившиеся к стене с помощью металлических пиронов.

Более прост, но не менее монументален соседний семиэтажный дом № 70, выстроенный в том же 1952 году по проекту А. В. Машинского и Б. С. Мезенцева.

По существу, архитекторы 1950-х начинали свою деятельность как будто с нуля, совершенно забыв замыслы своих предшественников 1930-х годов. Новые здания выбивались из более или менее сложившейся застройки 1-й Мещанской как по своей величине, так и по приемам отделки фасадов. Формированию архитектурного ансамбля будущего проспекта это, понятно, не способствовало.

Перемены могли наступить в начале 1950-х годов. Новый Генеральный план реконструкции Москвы на 1951–1960 годы продолжил курс на реконструкцию основных магистралей, в том числе и будущего проспекта Мира. Однако, в отличие от планов 1935 года, теперь должна была реконструироваться не только сама улица, но и вся ее округа в комплексе. Работа над проектом реконструкции магистрали и прилегающих к ней территорий была поручена магистральной мастерской № 1 института «Моспроект», которую возглавлял B. C. Андреев.

Проект планировки площади Рижского вокзала. 1-я магистральная мастерская. 1953 г. На плане в середине внизу видны дома № 78 и 79. Вверх уходит Крестовский путепровод, направо – путепровод Третьего транспортного кольца. Рижский вокзал ликвидирован, вместо него у путей Октябрьской железной дороги проектируется станционное строение с развитым конкорсом (справа вверху)

Выполненный мастерской эскизный проект планировки обсуждался в 1953 году. Как и Г. Б. Бархин двадцать лет назад, Андреев предложил устроить площадь на пересечении проспекта с Банным переулком. Правда, теперь площадь получала прямоугольные очертания и небольшие размеры, и в таком виде ее появление было бы более или менее оправданным.

Еще одна небольшая площадь проектировалась напротив Безбожного (ныне Протопоповского) переулка. Она должна была соединить 1-ю и 2-ю Мещанские улицы и открыть вид на церковь Филиппа Митрополита работы М. Ф. Казакова.

Построенные на углах 1-й Мещанской улицы дома по проектам А. Горбачева и П. Фролова Андреев посчитал маловыразительными и не увязанными между собой. Поэтому проект предусматривал постановку перед ними более активных по силуэту зданий. Новые сооружения должны были занять место, где сейчас через проспект Мира переброшена Рижская эстакада.

Сам же Рижский вокзал по-прежнему признавался (отчасти справедливо) не имеющим художественной ценности и обрекался на уничтожение. Прямо через него должна была пролечь трасса Третьего транспортного кольца. На противоположной стороне также сносились все постройки, благодаря чему до самой линии Октябрьской железной дороги раскрывалась обширная площадь^[48].

Успех, которого добились создатели высотных зданий, подтолкнул многих архитекторов к проектированию новых высотных композиций. Не стал исключением и коллектив Андреева. Первую высотку он запроектировал в самом начале 1-й Мещанской, на углу с Садовым кольцом. Следующая должна была появиться сразу за Крестовскими путепроводами с левой стороны.

Тем самым в полном соответствии с теорией градостроительства отмечались узловые точки магистрали. Одновременно руководитель мастерской выступал против нарушения общей высоты домов, формирующих фронт рядовой застройки. Так, он потребовал снизить с десяти до семи-восьми этажей высоту дома № 86 (ныне № 68)^[49], запроектированного А. Е. Аркиным и инженером Н. С. Ивановым^[50].

Но, как это бывало и в прошлом, призыв лица, ответственного за градостроительное решение всего района, услышан не был. Этажность дома не только не снизили, а, напротив, его угловую часть нарастили до 13 этажей.

Вообще в начале 1950-х годов у московских зодчих под влиянием громкого успеха семерки высотных зданий начала проявляться тяга к всемерному повышению высоты своих творений. Дома повышенной этажности с подчеркнуто вертикальными членениями стали возникать на многих улицах города, причем зачастую там, где подобное решение было совершенно неуместным. Особенно «повезло» в этом отношении будущему проспекту Мира. Помимо упомянутого дома № 68 на нем появились еще две башни.

Участок под нынешним № 49 сначала отводился под строительство обычного семиэтажного жилого дома Министерства заготовок по проекту З. М. Розенфельда и В. М. Галкина^[51], однако вскоре планы изменились самым коренным образом. В 1949–1950 годах на этом месте выросла четырнадцатиэтажная жилая «башня» Министерства угольной промышленности СССР (архитекторы К. М. Метельский, Б. С. Виленкин, Б. С. Бабьев, инженер И. В. Казаков), вертикальной устремленностью и отделкой фасада напоминающая высотное здание на Смоленской площади, однако лишенное венчания. Такое решение отнюдь не диктовалось градостроительной ситуацией – участок располагался на углу с ничем не примечательным Капельским переулком, выделять который мощным архитектурным акцентом вовсе не требовалось.

Другая, не менее заметная тринадцатиэтажная башня появилась рядом с домом И. И. Соболева на участке под № 40–42 (нынешний № 38). Ее в 1950–1953 годах по проекту архитекторов А. Е. Аркина, А. В. Машинского и инженера Н. Иванова возвели над наземным вестибюлем станции «Ботанический сад» (ныне «Проспект Мира») строившейся в эти годы Кольцевой линии метрополитена. Видимо, стремление подчеркнуть значение транспортного узла заставило зодчих выбрать неуместную для данного места высоту здания и прибегнуть к излишней для жилой постройки (заказчиком выступало управление метрополитена) декоративности. Несмотря на то что новая башня вплотную примкнула к дому И. И. Соболева, который тем самым превратился в левое крыло обширного комплекса, Аркин и Машинский даже не попытались согласовать решение фасадов с более старым соседом. Вертикальную устремленность усиливали вытянувшиеся до десятого этажа ризалиты, а между ними зодчие ухитрились втиснуть трехгранные эркеры. Эти сложные в конструктивном плане элементы только ухудшили условия жизни в квартирах – боковые окна эркеров затемнялись сильными выступами ризалитов и давали лишь небольшое увеличение площади комнат, образовав в них узкие приоконные ниши^[52]. Отделка фасадов светлой штукатуркой также не сочеталась с темным цветом Соболевского дома.

Проект жилого дома № 38. Архитекторы А. Е. Аркин, А. В. Машинский, инженер Н. Иванов. 1950–1953 гг.

С другой стороны к дому метрополитена примыкал дореволюционный доходный дом (нынешний № 36), который предполагалось надстроить и отделать так, чтобы он воспринимался как правое крыло башни. Но эти проектные наметки осуществления так и не получили. В результате на углу проспекта и Протоповского переулка сложился странный комплекс из трех до предела разномастных строений, составляющих тем не менее одно целое.

На углу со Средней Переяславской улицей собирались выстроить еще одну башню. Жилой дом в четырнадцать этажей, заказчиком которого выступало Министерство легкой и пищевой промышленности СССР, должен был примкнуть к стоящему в глубине двора трехэтажному корпусу, который предполагалось надстроить до семи этажей. Архитектурно-строительный совет в 1952 году одобрил проект, составленный архитекторами Н. Хлыновым, В. Фурсовым, инженером Б. Вилковым. Но тесный участок не слишком подходил для задуманного сооружения, и дальнейшего развития проект не получил^[53].