– Тьфу, не хочу быть грифом, хочу халифом.
Сезон дождей закончился, а вместе с ним и моё терпение, дольше находиться в этом Бараке я уже не мог. И засобирался в дорогу, сначала домой, в Баграм-на-Илу, а потом – снова сюда и дальше, разговоры разговаривать, с новым главным вождём и его неблагодарной семейкой, которые не дали мне развернуться здесь ещё полтора года назад.
Ну, да я на них не в обиде, пусть выплатят мне дань и живут себе дальше, как хотят, и с кем хотят. Уходя, я сформировал из местных жителей полусотню воинов, вооружив их, чем попало, но вооружив, и отбыл домой.
Обратный путь занял намного больше времени. Я снова вёл своих триста воинов, увы, совсем не спартанцев, по пути устраивая им взбучки и тренировки и выдвигая из их среды наиболее умных или одиозных, назначая их сержантами и полу сотниками.
В Бырре пришлось задержаться, создавая местное военное формирование, язык чесался назвать всё это ландмилицией, или полицией, но я удержался, назвав их просто стражей власти. Здесь было гораздо меньше народу, чем в Бараке, поэтому мне удалось найти только тридцать подходящих мужчин, которых я и стал усиленно тренировать.
Молодой сотник Ярый неплохо справился с порученной ему задачей. Он без устали рыскал по окрестностям, как гепард, и привёл в Бырр несколько семей, спрятавшихся в джунглях и горах, а также разведал все пути и тропы, которые вели к нам из страны Куш и Дарфурского султаната.
Я был доволен. Здесь меня и настигла весть, что я стал отцом, спасибо Нбенге, что скрывалась до конца и была на третьем месяце беременности, когда я уходил в свой поход. Осчастливила она меня дочкой, чему я, в принципе, был рад. Потому что наследник пока не входил в мои планы, а дочку всегда можно сплавить, подходящему для союза вождю чужого племени.
Разобравшись с неотложными делами в Бырре и забрав всех воинов, я двинулся в Баграм-на-Илу. Переход прошёл штатно. По пути я стал внедрять навыки строевых приёмов в ряды своих чёрных сотен. Русский счёт они коверкали своими языками, поэтому пришлось убрать по одной букве из слов. Вместо раз получилось аз, вместо два получилось ва.
Чёрные сотни шли чем – то подобия строя и скандировали аз-ва, аз-ва. Вот только ходить левой я пока не смог их научить и подозревал, что это у меня никогда не получится, даже по примеру великого Суворова, который прикладывал к сапогам новобранцев сено и солому. Они категорически не понимали, чем отличается левая нога от правой. Даже, несмотря на то, что я приказал им привязать к левой ноге слоновью траву.
Всё было бесполезно, не помогали ни уговоры, ни мат, ни физическое воздействие или угрозы. Они просто не понимали, в чём смысл, и всё. Легче было обезьяну научить бананами кидаться, а не есть их, даже голодную.
Промучившись с таким обучением всю дорогу, мы прибыли в Баграм. Воины разошлись по своим хижинам, ещё сильнее разросшегося, селения, а я подошёл к Нбенге, со счастливым видом смотревшую на меня и прижимавшую малютку к своей набухшей от молока груди.
При виде ребёнка и его счастливой мамы, в моем сердце что-то дрогнуло. Обняв Нбенге, я увёл её в хижину, где меня ждал вкусный ужин и чистая постель, с тщательно прибранным полом. Старая Мапуту уже умерла, но Нбенге, став матерью, взяла в свои руки бразды правления крикливой и шумной стаей чёрных (сорок) тёток, не хуже бабуинов умевших кричать и качать права перед своими мужчинами, а также, собиравших сплетни и прочую информацию, что не держалась на языке у их любовников, мужей и родственников.
О любом заговоре я узнавал сразу, но, по правде говоря, никакими заговорами здесь и не пахло. Негры были достаточно наивны, напуганы, а все их незамысловатые интриги расшифровывались мною быстро, и с первого раза. Но контрразведку я, всё-таки, создал и утвердил начальником португальца Луиша.
На следующий день я прошёлся с проверкой по своему посёлку, превратившемуся, к этому времени, в небольшой город. А на следующее утро решил устроить смотр войскам, дав им время на подготовку. Утро наступило, а мои чёрные сотни, в количестве пяти штук, и молодёжь, вошедшая ещё в одну полусотню, только начали собираться, хаотично слоняясь по округе и пытаясь понять, что от них требуется.
Назначенные сотники и полу сотники, соображавшие получше остальных, ещё в течение часа пытались сбить в квадраты каре своих подчинённых. Наконец, все были построены и готовы к торжественному маршу.
Дальше началось представление, достойное любого мирового цирка, на арене которого выступают самые разнообразные дрессированные животные, ну и люди, конечно. Но среди того стада, которое старательно пыталось изображать передо мной строевой шаг, подпрыгивая вразнобой на пыльной дороге и производя какие-то, просто немыслимые, па и пируэты, людей, определённо, не было, а было стадо диких… бизонов, наверное, подумали вы.
Нет, не бизонов, а стадо диких гиббонов, дорвавшихся до самок, после года воздержания, ещё и смешавшись с не менее голодными, в сексуальном плане, бабуинами.
Закрыв глаза рукой, как, наверное, подумали мои подчиненные, испытывая чувство ужаса или безумного восторга, от их грозной сущности и длинных стволов орудий размножения, высовывавшихся из-под узких набедренных повязок, а на самом деле, я закрыл их от стыда.
Я смотрел из-под ладоней, закрывающих глаза, на моё пляшущее войско, тихо матерясь и медленно наливаясь злостью и гневом. Дождавшись окончания этого позора, я дал волю эмоциям, яростно извергая крики и брызгая слюной на полметра вперёд, но успеха так и не добился.
Устав от криков, я отправил всех на полигон, где устроил соревнования по стрельбе из лука, метанию дротиков, владению копьём, мечом и топором. Отведя душу и перевязав с десяток воинов, раненых собственным оружием, или оружием своих товарищей, я погнал их строем обратно до города, на ходу разучивая строевой шаг, с уже знакомым им аз-ва.
В течение недели я злобствовал, муштруя войска и гоняя их на полигон. Все местные жители затихли в испуге и старались лишний раз не попадаться мне на глаза. Люди забились по хижинам и передвигались по городу только бегом, непрерывно оглядываясь и ища меня глазами.
Дети, и те прятались, кто, где смог, опасаясь открыто резвиться на улице и в зарослях слоновьей травы, росшей неподалёку, среди которой были вытоптаны ими такие тропы, что позавидовали бы и слоны. Но один из них, всё-таки, попался мне. Пойманный, нечаянно, на улице, он, увидев меня вблизи, тут же, закрыв в страхе лицо руками, громко заревел и испражнился себе на ноги, дав мне, тем самым, знак уменьшить свой военный пыл.
Тренировки пришлось прекратить, точнее, снизить градус их интенсивности. В ходе затеянных мною учений, за семь дней обучаемые войска потеряли убитыми – ноль, легкоранеными – десять, и тяжелоранеными – трех человек. А в остальном, всё было хорошо.
Всех, получивших ранения, я вылечил за следующую неделю, кроме тяжёлых, тех отправил отлёживаться в течение месяца по своим хижинам, а остальным, дав отдохнуть две недели на полевых работах, снова отправил на отработку военных навыков в саванну, поставив задачу, заодно, и поохотиться там, на хищников, чтобы запастись мясом, шкурами и жиром.
Учения были интересны только для меня и немногих опытных воинов, которые, хоть и не понимали их сущности, но догадывались сердцем, что это необходимо. Разделив своё войско пополам, я заставил их нападать друг на друга, но без оружия, с одними палками в руках.
Потом изменил тактику действий, обучая их организовывать засады, пытаться их обходить и вырваться, а также прятаться и искать друг друга. Полевой выход, то бишь, выход в саванну, растянулся на две недели, в течение которого мы вдоволь наохотились и распугали всё зверьё в округе, укрепив и закалив, при этом, характер моих воинов и навыки войны, в строю и без строя.
Возвратившись в город, я предоставил своему войску двух недельный отдых, а потом снова отправил всех на полевые работы, кушать – то всегда хочется, и зимой, и летом, и днём, и ночью.
Постепенно, воины стали привыкать к моим требованиям и даже начали показывать зачаточные навыки организованности. Мне нужна была армия, и чем более дисциплинированной и обученной она будет, тем лучше. Я претворял в нашу африканскую жизнь ещё один принцип Суворова – бей не числом, а умением, доказанный им с успехом в бесчисленных победах.
Все местные племенные армии были плохо вооружены, недисциплинированные, с низкими морально-психологическими качествами, слабо мотивированные, а попросту говоря, трусливыми и умеющими только грабить. Мне же нужно было организованное войско, с прямо противоположными качествами, и ради этого я не спал и не ел, целыми днями их тренировал и муштровал, показывая то, что вбили мне в голову в погранвойсках.
Занимался я подготовкой своих воинов, вплоть до сезона дождей, и только начавшиеся затяжные тропические ливни охладили моё рвение. Во время этого вынужденного простоя я устраивал осмотры оружия своих воинов, проверял арсенал с разложенными трофеями. Негры, они такие, любое оружие могут сломать (к сожалению, это не стёб, а правда. Фраза взята из воспоминаний Роберта Денара, "короля наёмников", воевавших в Африке).
Того количества оружия, которое мы захватили в качестве трофеев, должно было хватить для вооружения ещё трехсот воинов, кроме того, которое у меня уже было, и за ним надо было присматривать, зная вороватую негритянскую породу, да и не только негритянскую.
Изредка, чтобы ещё больше сплотить население Баграма, я устраивал посиделки и вечеринки вокруг большого костра, с танцами, дикой музыкой и национальными песнями. От этих музыкальных экзекуций мои уши вяли, но делать было нечего, коллектив есть коллектив, не можешь участвовать, возглавь его.
Население города сейчас было пёстрым и состояло не только из племени банда, но и из кушитских и семитских народностей, а также тех, о которых я раньше и не знал, и не собирался вникать сейчас.
Подумав над этим, я решил, что мы все будем народом банда, и я сделаю из своего племени и остальных народностей настоящих бандитов, которые будут править Африкой. То есть, править буду я, а они – завоёвывать для меня власть, а так как путь к ней будет труден и жесток, то и народ должен был быть под стать этим задачам.
Лучше всего для этих целей мне бы подошли, конечно же, воинственные зулусы, но, чего не было, того не было. Работаем с тем, что имеем, и кого имеем, с тем и работаем. А проблемы стали нарастать и усугубляться, не все мои воины захотели влиться в славную семью бандитов и стать полноценными членами народа банда.
Многие, подстрекаемые и настраиваемые своими семьями, хотели оставаться со своими корнями, но меня это категорически не устраивало, как не устраивало и то, что из них могла получиться пятая колонна, к тому же, мною собственноручно вооруженная. И хоть их было небольшое количество, всего, от силы, человек семьдесят, но достаточно было и десяти воинов, чтобы нанести смертельный удар ножом в сердце своему вождю.
Нужно было срочно что-то предпринять, и моя голова стала болеть с большей силой. Перебрав все возможные силовые варианты, я признал их ущербность и нецелесообразность.
Нбенге, чувствуя свою сопричастность к проблемам мужа, как она, по крайней мере, думала, тоже пыталась помочь всеми силами своих знаний и женского чутья. Я, напряженно перебирая варианты решения этой проблемы, был готов принять любую помощь, и даже её. Можно было послать этих будущих ренегатов в поход, заранее провальный, в котором они бы все погибли, или хотя бы часть, но у меня было мало людских ресурсов, а планы по захвату мира огромные, поэтому я стал искать другое решение проблемы.
В итоге, собрав семьи этих воинов и их самих, я предложил им добровольно стать народностью банда, поставив перед фактом и разрешив сохранить все их обычаи предков, которые отличались от обычаев народа банда. Потому что на все их обычаи, как и на обычаи народа банда, мне было глубоко наплевать. Ну, не всё же сразу.
Неженатым воинам я предложил взять в жёны лучших девушек своего народа, или любого другого. Тем же, кто все – таки отказался стать народностью банда, поставил условие покинуть город, вместе со всеми своими родственниками, милостиво разрешив взять копьё и нож и отобрав всё остальное. Сгоряча, многие так и поступили.
Более расчетливые, или трусливые, остались, заново, что называется, перекрестившись, остальные на следующий день покинули Баграм, отправившись в Бырр, с ними вместе селение покинули сорок воинов. Для их сопровождения, в Бырр была направлена сотня воинов, во главе с Наобумом, с наказом сообщить жителям Бырра о том, что его должны покинуть все, кто откажется перейти в народ банда.
Началась жуткая суета, Наобум увёл свою сотню вслед за изгоями в Бырр, а потом продолжил путь и в Барак, с похожим предложением. Через месяц он вернулся, потеряв в стычках с недовольными пару воинов, но, зато, набрав в свои ряды с десяток новых, безропотно принявших нашу народность.
В Бырре и Бараке, действительно, услышав моё предложение, город покинуло несколько семей, но большинство жителей остались, не видя никакой разницы между тем, чтобы называться банда, соху, или как-то ещё.
А ещё через месяц, в Баграм вернулись тридцать воинов, все значительно исхудавшие и потерявшие до половины членов своих семей, сгинувших в безнадёжных и бессмысленных скитаниях. Последние чёрные скептики были побеждены и явились ко мне с повинной.
В дальнейшем, я собрал выживших старейшин каждого города и обязал их принимать всех вновь прибывших в нашу веру, то есть народность, а тех, кто не желает этого делать, выгонять из селений, без всякой жалости.
Прошло уже шесть лет с того момента, как я попал в тело чёрного вождя. Мне уже было 27 лет, а чёрной империи всё нет и нет. Простирающуюся за джунглями территорию Конго захватили бельгийцы, во главе со своим королём, Леопольдом 2. Они оказались ещё хлеще французов и устроили геноцид чёрного населения, издеваясь над ними на огромных плантациях гевеи, где они собирали каучук. Там хозяйничали каратели, собранные из белых авантюристов и дикарей, со всей Африки.
То ли дело я, добрый и пушистый, как чёрный африканский носорог. Население Камеруна грабили и уничтожали немцы, во славу капитализма и золотого тельца. Конго, как было уже сказано выше, угнетали бельгийцы, ну, а Дарфурский султанат и бывшее государство Нубия, а сейчас Южный Судан, были захвачены англичанами, руками египтян, в войсках которых они занимали все офицерские должности.
Где-то дальше болтались голландцы и португальцы, отрывая от Африки свой кусок чёрного пирога и насыщая свои государства золотом, алмазами и другими ископаемыми, пополам с продуктами сельского хозяйства, в виду расширения плантаций кофе, какао и каучуковых деревьев. Отряды европейцев постепенно начали проникать и сюда, но пока не дошли ни до Бырра, ни до Барака, что очень меня радовало.
А пока, мой мешочек периодически пополнялся новыми алмазами, которые находили мои подданные и приносила река. В моей коллекции собрались уже и очень крупные камни, которые своими размерами и чистотой могли украсить любую корону.
Но я их, что называется, не светил, чтобы не привлечь к их блеску жирных белых «мух», с европейскими чертами лица. К сожалению, из всех отрядов, больших и малых, которые появлялись в поле зрения моих разведчиков, не попадалось ни одного русского, а жаль, я, наверное, смог бы найти с ними общий язык.
Глава 19. Поход в Дарфур.
Через три месяца упорных тренировок, я решил отправиться со своим войском в пробный поход, в субтропические джунгли, находящиеся на границе моей территории и территории будущего Южного Судана. Чтобы не терять времени, вперед я направил две сотни, во главе с Ярым, в сторону Барака и дальше, в сторону столицы главного вождя народа банда, для разведки обстановки и захвата и перетягивания на мою сторону новых селений.
Сам я тоже забрал с собой две сотни воинов. В Баграме и Бырре оставался Наобум, с почти двумя сотнями воинов, для охраны селения, они же должны были неустанно продолжать тренировки и помочь при проведении хозяйственных работ, если с чем – то не смогут справиться женщины.
Попрощавшись с заплаканной Нбенге и почти годовалой дочкой, которая пускала пузыри и пыталась лепетать что-то на своём, пока ещё детском языке, я отправился в путь, возглавив двести чернокожих воинов.
Сначала дорога была знакома и проходила через уже привычную пустынную саванну, но чем дальше мы продвигались, тем больше впереди встречалось отдельно растущих деревьев, а потом вдалеке показались невысокие горы, заросшие тропическими джунглями, почти по самую макушку.
В хорошую, ясную погоду над ними можно было разглядеть кучевые облака, туго наполненные влагой и постоянно щедро изливающие эту самую влагу вниз, на вечнозелёные и дикорастущие джунгли.
Постепенно, уже привычная для меня, засушливая местность сменилась на субэкваториальные джунгли, всё больше и больше пугая своей буйной растительностью. Наконец, мы подошли к самой границе джунглей и расположились на ночлег, чтобы с утра отправиться в дорогу по неизвестному пути.
У нас был проводник, молодой негр, который сбежал со своей роднёй из Дарфурского султаната, после того, как их селение полностью спалили египтяне и подстрекаемые ими враждебные племена. Он смог преодолеть путь до моего города, но из тех, кто бежал вместе с ним, почти никто не выжил.
На него я и надеялся, собираясь в этот поход и рассчитывая добраться до султаната и вернуться обратно живым. Пока это удавалось, но какие испытания ждали дальше, было неясно, и я не собирался отступать от задуманного, стремясь к своей цели. Рядом был и верный мне пока Луиш, и с каждым новым событием я убеждался, что он окончательно сделал выбор в мою пользу, очевидно, являясь рабом своего тщеславия, которое было присуще и мне.
Переночевав на краю джунглей, утром мы двинулись вперед, прорубаясь через переплетения ветвей деревьев, кустарников и многочисленных лиан. Повсюду слышались крики диких и наглых обезьян, а также многочисленных попугаев, летающих стаями вокруг нас, поднимаясь над верхушками деревьев, словно живые волны, и снова опускаясь на ветки.
Они, проживая единым организмом и своей, непонятной для людей, жизнью, преследовали и сопровождали нас повсюду, как бы напрашиваясь в попутчики. Кроме попугаев, нас преследовали, прячась в ветвях деревьев, мартышки и другие разновидности мелких обезьян. Временами, между деревьев мелькала шкура горного леопарда, но он так и не решился напасть, в виду нашей многочисленности.
Но чаще всего на нашем пути встречались змеи. Большие и маленькие, сильно ядовитые и не очень, они были везде, и за время похода изрядно пополнили мою коллекцию животных ядов. Не чурался я и растительных гербариев, как целебных, так и ядовитых. Также джунгли поражали разнообразием разновидностей ядовитых сколопендр, пауков, мелких скорпионов, лягушек и прочей ядовитой нечисти, и это ещё без учета насекомых, вроде малярийных комаров и мухи цеце.
К походу я основательно подготовился и создал несколько настоек, усиливающих иммунитет. Их и употребляли мои воины, капая в воду, которую носили с собой в тыквенных кубышках. Воду мы предварительно кипятили в железных и медных котелках на костре, и только после этого я разрешал её пить и заливать в кубышки.
Продвигаясь по джунглям, мы охотились на местных животных, и теперь у нас были шкуры леопарда, горных козлов, мелких косуль, а из шкур пойманных змей и ящериц воины смастерили множество красивых ремней и ножен, для мечей и ножей. Никого из людей мы пока не встречали, да это было и не удивительно.
Все свои винтовки я оставил в Баграме, тщательно смазав салом бегемота и надёжно спрятав в укромном тайнике. С собой у меня был однозарядный пистолет, к которому в патронташе, висящем на моей груди, было три десятка патронов. Пистолет я ежедневно тщательно чистил, из-за невероятной влажности и жары, присутствовавшей в джунглях, разъедающей любое железо, буквально, за считанные дни.
Остановившись возле одного из горных ручьев, мы нашли пару больших самородков золота. Их я отдал португальцу, который, приняв находки с благоговейным трепетом, спрятал их в свою суму, желая нести с собой такую тяжесть. Но, своя ноша не тянет, как говорится.
Ну да, хозяин барин, а жадность не одного фраера сгубила, но этого фраера следовало поберечь, и все остальные алмазы, найденные по пути, я оставлял себе. А они временами попадались здесь, особенно после того, как в горах прошёл сильный ливень и сошёл небольшой сель, который принёс с собой кучи намытой породы, накрыв ею джунгли красно-коричневым языком, вытянувшись по склону горы к её подножию.
Покопавшись в принесенном иле и мусоре несколько часов, в надежде найти алмазы, я, действительно, стал обладателем куска большого мутного кристалла, который, как я догадался, и был заветным ценным камнем, залепленным какой-то дрянью. Но, на исследование у меня не было ни времени, ни желания, и пока я просто опустил его в свой мешок.
Также мою коллекцию пополнили ещё множество мелких камней, самой разной расцветки, достоинства и вида, да и не только мою, судя по довольному виду Луиша.
Отправившись в Дарфур, я для себя хотел решить множество проблем. И основные цели предпринятого похода были: узнать тропы охотников за рабами; продумать место заставы; получить полную информацию об обстановке; разведать местность и разобраться с поселениями по ту сторону джунглей и, по возможности, навсегда отбить им охоту нападать на нас. Кроме этого, расширить владения, утвердить свою власть, повалять дурака и вернуться живыми обратно.
Выспросив проводника на предмет обитания джунглей человекообразными, но не обезьянами, я с радостью узнал, что эти джунгли населены…, к сожалению, не роботами, а пигмеями. Ну, для моих целей подойдут и пигмеи, осталось их только найти.
Было их мало, и они прятались от уничтожения в непроходимых зарослях, всячески скрываясь от своих более высоких и сильных собратьев по разуму. Пришлось кружить по джунглям, чтобы их разыскать. Но, кто ищет, тот всегда найдёт, и мы огромной толпой, в двести негров, обшарили все контрабандные тропы, и перешли на звериные, хотя разобраться в них, где звериные, а где человеческие, было весьма трудно.
Наконец, после долгих поисков, нами был выловлен один пигмей и подвешен на дереве вниз головой. Болтаясь на ветке, он категорически отказывался говорить по-русски, или, хотя бы, на нашем диалекте, но к своим, всё-таки, вывел… Я всегда знал, что парализация – крайне неприятная штука, а двести злых и диких негров – крайне неприятная компания.
Конечно, он хотел умереть, но я ему не позволил сделать эту глупость, его жизнь была для меня очень дорога, я думаю, он на меня не сильно обиделся, пока висел вниз головой на дереве. А ведь я ещё мог что-нибудь нужное отрезать от него. Жестоким я стал, жестоким, а каким ещё быть, глядя на эти… добрые … рожи, особенно, женские, за исключением Нбенге, конечно.
Вот смотришь на некоторых, мужик – мужиком, лицо, фигура в набедренной повязке, грудь только отличается… чуть-чуть, а потом рассмотришь, а у неё в губе тарелка глиняная, ааааа… так это женщина, оказывается.
После оздоровительных процедур, направленных на повышение мозговой деятельности (кровь – то к голове здорово прилила), он согласился сотрудничать, судя по отчаянному жестикулированию. При нём я нашёл духовую трубку, весьма убогого вида, и несколько отравленных дротиков.
Я никуда не торопился и решил сравнить действие его ядовитых дротиков со своими. Мои, уже теперь верные, воины поймали несколько мартышек для опытов. Наука прежде всего! Сначала я испытал дротики пигмея, они оказались обще отравляющего действия и были смазаны одним и тем же ядом. От него обе мартышки сдохли в судорогах, но не сразу.
Мои же ядовитые дротики были изощрённее и отличались большим разнообразием. Одна мартышка была парализована, другая и минуты не прожила. Третьей дали возможность сбежать, но далеко она не убежала, а умерла, взобравшись на ближайшее дерево и свалившись оттуда, после того, как у неё остановилось сердце, которое разгоняло в ней кровь в утроенном режиме, доставляя яд в кратчайшее время к сердцу и головному мозгу, парализовав сердечную мышцу.
Ну, и последняя продемонстрировала, как плохо жить, лишившись зрения, за что спасибо плюющейся ядом африканской кобре. Это была, всего лишь, демонстрация моих возможностей, как для пигмея, так и для моих, безусловно, преданных воинов. С волками жить, по-волчьи выть, а повседневная действительность ежедневно об этом напоминала, независимо от того, нравилось мне это, или нет.
Последней соломинкой, переломившей хребет скепсису и страху пигмея, явилось то, что я собственноручно сделал для него отличную духовую трубку, из подходящего дерева, отдалённо напоминающего бамбук.
Вернув ему дротики, новую духовую трубку, всех умерщвленных обезьян, я жестами показал, что не собираюсь его убивать, а мне нужен тот, кто хоть немного понимает наш язык, и отпустил ошарашенного пигмея в джунгли. Через минуту он уже растворился среди буйной растительности.
На ночь, для охраны лагеря, я выставил усиленные посты, справедливо опасаясь нападения. На следующий день появился пигмей, вместе с ним прибыл и их старейшина, ну, или кто-то из руководителей племени.
Старик был похож на старого сморщенного гнома и больше всего напоминал голлума из книг Толкиена, такой же тощий и безволосый, с почти выцветшими чёрными глазами, в которых, неожиданно для меня, горела яркая искра разума. Этот старик понимал несколько слов на языке банда и ещё на паре местных наречий. После долгих переговоров я смог уговорить его помочь нам.
Мне нужно было немного, только чтобы они убивали любого, кто направлялся через эти джунгли и не имел охранной пайцзы, выданной лично мною, либо отряд должен был иметь круглые щиты, с изображенным белым косым крестом на чёрном фоне, который я ему и продемонстрировал. Вид пайцзы исполнял специфического вида дротик, который носился за спиной.
За эти услуги я одарил их железными ножами и двумя железными котелками, а также выяснил и помог им улучшить рецепт парализующей настойки, которую они делали из ядовитых растений. Фармацевт я или не фармацевт, в конце концов!
– Возгонка, выпаривание, смешивание, концентрация, всё для вас, мои мини друзья!
Передав дары, мы вместе совершили обряд заключения союза. Чиркнув ножом по ладони, накапали с них кровь в медный котелок, добавили туда сок растения, обладающего слабым наркотическим эффектом, разбавили все это водой, бросили щепотку благовоний и, подогрев получившуюся смесь, по очереди выпили ее, а потом плеснули остатки в костёр.
Жидкость зашипела, и вверх взвилась тонкая струйка дыма, приобретя в нашем опьянённом наркотиком мозгу подтверждение заключённого договора. Дым быстро растаял в вечернем воздухе, как и растаяли оба моих союзника, тихо исчезнув в зарослях джунглей. Но я не сомневался, что договор они выполнят, любой ценой, ведь мы заключили его с помощью лесных духов, которые и подтвердили это своим молчаливым согласием и совершенно безумными образами в нашем одурманенном сознании.
Переночевав, мы отправились дальше. Перед уходом пигмеи мне оставили небольшой рог неизвестного животного, покрытый, хоть и грубой, но завораживающей глаз, резьбой. Старейшина показал, как в него надо дуть, чтобы вызвать их на связь, для обмена информацией и дарами.
От этого рога так и веяло мрачной тайной, веками, седой древностью и тёмной кровавой магией. Безусловно, этот подарок я оценил по достоинству и не собирался с ним расставаться. Все мои воины с опаской смотрели на то, как он подпрыгивал на моей груди, болтаясь на ремешке, сделанном из кожи неизвестного мне животного, которая словно светилась во тьме.
Отряд шёл налегке. У меня с собой было только копьё, щит, медный хопеш, мачете, револьвер и отравленные дротики, но, зато, на мне была жилетка из толстой кожи, ноги плотно закрывали сандалии из мягкой кожи, со шнуровкой и толстой подошвой у ступней.
Мои бёдра были закрыты плотными шортами, а голова перевязана банданой, сделанной из той же ткани, из которой изготавливали чалмы. Бандана эта была покрыта плотным серым налетом, от грязи и пыли дорог, которые я прошёл, путешествуя по совсем негостеприимной Африке. Джунгли радовали приключениями, разнообразным животным и растительным миром, неожиданными встречами и большими неприятностями, причём, каждый день всё новыми и новыми.
Нас уже давно не удивляло встречающееся разнообразие хищных животных, ядовитых змей и, не менее ядовитых, насекомых, вроде мух цеце, ос, откладывающих свои личинки под кожу, и прочей летающей и бегающей гадости.
Но больше всего своим разнообразием поражал растительный мир джунглей, это был настоящий рай для ботаника и гербариста. Не путать с гербалайфом! Увы, мне было не до красот джунглей, но некоторые знания об этом растительном мире я успел получить от старика пигмея. Он передал мне их, в обмен на информацию о моих ядах, и обещал поделиться ещё, на моём обратном пути.
Через несколько дней пути, приближаясь к небольшой затерянной полянке, мы почувствовали удушающую вонь, исходящую от полностью разложившегося трупа, с примесью его же старых испражнений. Обойти это место не было никакой возможности, и мы вошли на небольшой участок без деревьев, ожидая увидеть либо павшего хищника, либо упавшего с неба крокодила, ну или, в крайнем случае, заблудившегося бегемота, отчаявшегося найти выход из непроходимых джунглей и умершего здесь же, от тоски по своим родным пенатам.
Оказалось, что нет, нет, и ещё раз нет. В центре миниатюрной полянки буйным цветом цвёл огромный, достигающий пяти метров в высоту и около трёх метров в диаметре, цветок, состоящий из соцветия, похожего на початок кукурузы. Он был облеплен плотным слоем всевозможных жужжащих мух, радостно подпрыгивавших в воздухе, при виде столь очевидного лакомства.
Именно этот «чудо» цветок и истончал нестерпимо удушливое зловоние, привлекая подобным образом к себе внимание насекомых и опыляя, с их помощью, самого себя. Природа зла, – подумал я, – полюбишь и козла. И даже мухи будут для тебя любовью, когда ты вырос из говна, такие вот дела.
И мы, как можно скорее, пробежали зловонную полянку, но этот запоминающийся, въедливый запах ещё долго преследовал меня, забив обонятельные рецепторы и напрочь отбив желание плотно пообедать.
Чувство голода неумолимо заявило о себе только вечером, подкреплённое урчанием раздражённого отсутствием пищи желудка. Отказавшись от мяса зажаренной над костром свежей мартышки, я пожевал засушенное мяса бородавочника, подкрепился кунжутной кашей и закусил бананами и орехами. Живот благодарно заурчал.