– Полотенце сейчас упадёт. – Произнёс я шёпотом, убирая руку с бедра и фиксируя полотенце.
– Д-да, – Олеся перехватила его у себя за спиной и отошла от меня. – Я это, а свет потух, ногой ударилась, а потом дверь, и ты…. В общем извини. – Путаясь говорила девушка, потупив взгляд в пол.
– Это ты меня извини за, а в общем не важно, – махнул я рукой. – Свет говоришь потух. Лампочка наверно перегорела, ничего, у меня запасная есть.
В итоге лампочку ввернули, Олеся докупалась, нога цела, даже гематомы не осталось на месте ушиба, а я улёгся пораньше. Девчонке спать не хотелось. Я и не настаивал, пусть смотрит кино, мне она не мешает. Единственное что оставалось, это пожелание на ночь:
– Спокойной ночи, – и через пару секунд добавил. – Ангел.
– Сладких снов, – произнесла Олеся и добавила. – Всё-таки ты необыкновенный.
ГЛАВА 5. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Я Собрал необходимое для смены. На столе оставил записку с моим номером телефона, данными по социальной сети и покинул квартиру. Идти жутко не хотелось, но это последний рывок перед отпуском, и он самый затяжной. В темноте раннего утра уже кипела жизнь. Часто проезжающие машины, отблесками фар освещали дорогу и пешеходов, торопящихся на работу. У остановки тормознул автобус, залетев одним колесом в лужу и обрызгав лающего пса. Этот мохнатый друг, был завсегдатаем остановки и стабильно по утрам гавкал на общественный транспорт. Я не знаю какая на самом деле была у пёсика кличка, но все в шутку называли его «Кондуктор». Не успел я занять посадочное место, как завибрировал телефон. «Олеся Морозова хочет добавить вас в друзья», гласило уведомление из приложения «Вконтакте» и следом сообщение:
Олеся – «Чего не разбудил?»
Кирилл – «Ты так спала крепко не хотел тревожить. Чего так рано проснулась?»
Олеся – «Выспалась. Кофе уже грею.»
Кирилл – «Во сколько ты спать пошла?»
Олеся – «В четыре где-то»
На этом моменте, виртуальное общение прекратилось, интернет перестал работать. Хорошего понемножку. Оставшуюся часть пути, прислонившись к стеклу, я то дремал, то глядел в окно, то посматривал на часы. Соскочив на конечной, оставалось добраться до станции через красоты военного городка или того, что от него осталось. На въезде сломанный контрольно-пропускной пункт или по-простецки КПП. Справа встречала заброшка, по тротуару непролазная грязь. На въездной дороге разбитый асфальт, прикрытый лужами. Далее точка сбыта в виде ларька, одно время там торговали сладостями, а сейчас надпись гласила «Аренда» и ниже номер мобильного. Вот только если позвонить, трубку никто не возьмёт. После стояло здание, на первом этаже которого, всех расталкивая, гнездился магазин «Гроздь». Мне как раз за него. И тут финишная прямая, пролегающая через территорию бывшего ШМАСа. Забытые учебные центры, оставленный штаб воинской части, опустевшая столовая, покосившиеся казармы. Немногое из того что осталось, говорило о днях боевой службы в Школе младших авиационных специалистов. Но цель достигнута. Станция скорой медицинской помощи стояла передо мной. Здесь я получаю свой хлеб в обмен на труд, загубленные нервы и щепоточку душевного равновесия.
– Всем привет, – заглянув в диспетчерскую, произнёс я. – А чего ты одна, где остальные?
Обычно, по мимо самого диспетчера, в диспетчерской зависали фельдшера, ждали своей очереди, рассказывали о прошедших вызовах или сплетничали. О чём? Обо всём что видели.
– Доброе Кирилл. – ответила Ирина Васильевна, коротко стриженная блондинка, женщина, лет пятидесяти.
Для человека, оттоптавшего по земле полвека, выглядела она молодо, лет на сорок, опрятно и приятно.
– В рейсе почти все, сегодня аврал. Народ болеет, как с цепи сорвались. Так что готовься, вызовов много.
Печально такое слышать, присесть сегодня не удастся. И ладно, я сюда пришёл не штаны просиживать, а работать. Тем более в заботах, сутки пролетят быстрее.
– Как оно? – Это стандартный, обобщающий вопрос, означающий как дела или как жизнь, или как здоровье, что нового, включающий всё и сразу.
– Ну как? Дом, дети, муж, работа и в обратном порядке. Ну ты понял.
– Не плохо. – Кивнул я головой.
– Не жалуюсь, – подвела итог Ирина Васильевна. – Мне тебя сейчас поздравить или в конце смены?
– С чем поздравить? – Не въехав, решил уточнить.
– Счастливый человек, забывший о своём счастье, – указала на меня диспетчер. – Разве не у тебя отпуск начинается?
– Точно, – радостно усмехнулся я. – А я сначала не понял, о чём речь.
– Поздравляю тебя с выходом в отпуск, ты его заслужил.
– Спасибо. Ладно, побегу я переодеваться.
– Хорошей смены Кирилл. – Добавила диспетчер.
Хорошая она женщина, не раз помогала, особенно когда только устроился. Всегда позитивная, сдержанная и с высоким самообладанием, коим здесь блистали лишь некоторые.
Следующая остановка на моём пути «Каптёрка» так мы с мужиками называли корпус, где отдыхали фельдшера мужчины. Почему так? «А чёрт его знает» ответил мне однажды Иваныч, когда я спросил его, хотя он проработал на скорой дольше всех. И раз он не знает, значит никто теперь не узнает. А потому все приняли это как должное и называли помещение каптёркой. Женщины спали комнатой дальше и никак не называли свою усыпальню.
Я открыл дверь, тут как всегда на полную работал старенький Тошиба: рябел, шипел, чихал, но работал. Транслировал бессменный НТВ и всю мишуру присущую каналу. «Опера», «Оперативный отдел», «Операция опер», «Опер в опере» как бы двусмысленно это не звучало и так далее. Стандартный набор сериалов, со всем вытекающим из названия. Что характерно, приковывали они внимание знатно, стоило лишь мельком посмотреть. Я прошёл в помещение к своей койке и не удивился, что никто из сидящих людей, а именно Иваныч, Серёга (вместе устраивались, хороший парень) и Якшин -водитель, не обратили на меня внимание. Ведь в это время на экране, начальник убойного отдела выбивал, не побоюсь этого слова, дерьмо из очередного ханыги.
– Алексеич, здороваться не учили? – Произнёс Иваныч.
Крутой специалист, без преувеличения, с закрытыми глазами поставит внутривенный катетер при спадающихся венах. Рискнёт последним, но вернёт человека с того света.
– Вы так увлечённо смотрите, чего идиллию прерывать. А то потом, меня как того алкана из телека, укатаете за то, что посмотреть не дал.
– Верно сказал. Не даром у меня стажировку проходил. Всему научился – Всё так же, не отрываясь от экрана, подметил шуткой Иваныч.
– Мужики, тише. Дайте досмотреть чуть-чуть осталось. – Просипев, перебил нас Якшин, видимо приболел.
– Ладно потом потреплемся. – Замолчал Иваныч и тоже принялся досматривать серию.
Я жестом показал, что закрыл рот на замок, а ключ выкинул. И начал переодеваться. Потрепаться нам в итоге не довелось. Жаль, но не страшно. Во всяком случае не критично, впереди ещё целая смена и я найду подходящий момент.
Сутки начались, работа закипела и на станцию скорой помощи, один за другим быстрее скорости света, посыпались вызовы от больных и страждущих. Они шли в количестве превышающие письма от фанатов сверхпопулярной музыкальной группы. То есть очень много. Калибр при этом удивлял разнообразием. От мелкого: высокая температура, повышенное артериальное давление, перелом руки, несуществующее заболевание, потому что кому-то одиноко и не с кем поговорить, сыпь аллергического характера. И десятый вызов товарищу, который за неделю неоднократно перебарщивал алкогольными напитками в разных точках города и лежал то под деревом, то на тротуаре, на лавочке и под лавочкой, рядом с церковью на Советской, на парковке для инвалидов у «Ашана» и даже в подъезде по улице Нефтяная 42. И другие вызовы калибром побольше: инфаркт миокарда, геморрагический инсульт, ДТП с летальным исходом на выезде из города, отравление седативными, удушение через повешение (вот это особенно странно, если учитывать, что повесился церковнослужитель), термический ожог кипящей жидкостью и многое другое. И так как опыта у меня ещё мало, а выслуга лет и того меньше, мне достались вызовы калибром поменьше, а остальные легли на плечи более опытных профессионалов.
Стартовав в начале девятого, прибыл я на станцию только ближе к часу дня. Самое время пообедать, позвонить Олесе и спросить ребят про прошлую смену. Зайдя в «Обедню», очередное странное название помещения на станции, девчата грели обед в микроволновке и наводили кофеёк три в одном. Параллельно обсуждая ДТП, произошедшее тремя часами ранее, на трассе Балашов – Саратов. Гружённая фура снесла на полном ходу Ниву, вылетевшую на встречную с грузовиком полосу. Водитель фуры остался жив, отделавшись испугом и парой сломанных рёбер, чего нельзя сказать о пассажирах внедорожника. Машину сплющило похуже испытаний на краш-тест. Понять, где останки водителя, а где рядом седевшего, среди исковерканного железного хлама, по приезду, выяснить было невозможно. Смерть оказалась мгновенной и внезапной, но не для всех пассажиров Нивы. Десятилетний мальчик, прежде чем его мучения окончились, прожил ещё пятнадцать минут. Его конечности зажало обломками автомобиля. После изъятия изувеченного тела из транспорта, можно было наблюдать последствия. Пальцы левой руки вывернуты в разные стороны, мотались на сухожилиях или отсутствовали вовсе. Плечевая и лучевая кости сломаны и раздроблены, проступали из-под мышц и кожи. Правая нога осталась практически целой её сдавило меньше. Из коленного сустава левой, торчала надломленная кость, а ниже кусок железа, практически отсекал стопу, наполняя струйкой крови, детский ботиночек. Единственное, что успели медики, увидеть, как мальчик выблевал на жёлтый вязаный свитерок, содержимое желудка и две симметрично вытекающие слезы, бегущие из остывающих глаз. После чего сделав вдох, скончался. Одним поворотом руля не стало целой семьи: отца, матери и десятилетнего ребёнка.
– Жуть. – Произнёс я, когда они переключились на другую тему и теперь обсуждали ноябрьский каталог Эйвон.
– Что? – Подняв на меня глаза, с вилкой в руках, спросила Олеся.
Тоже Олеся, только не Морозова, а Минаева, и замужем за другим здешним сотрудником, Лёхой Минаевым. Олеся – теперь мне нравилось это имя. Оно стало для меня чем-то большим, олицетворением прекрасного, воплощением Ангела на грешной земле.
– Что? – Снова переспросила Олеся, глядя на меня.
– Жуть говорю, с этой аварией.
– И не говори. Каково теперь родственникам. Не дай бог, такое кому-нибудь пережить.
В разговор включилась Марина. Они с Олесей были подруги не разлей вода. Учились вместе, работают вместе, при том, в одну смену и похоже на пенсию уйдут тоже не порознь, если конечно в последующие годы их обоюдной дружбы, между ними не встанет камень преткновения.
– Всю семью одним разом. Страшно конечно. Мальчишку особенно жалко, тем более, когда у самой такой растёт. С другой стороны, если бы ребёнок живой остался, в лучшем случае калека на всю жизнь, в худшем овощ. Кому бы он такой нужен был? Родственникам? Сомневаюсь. Мучение, а не жизнь. – Рассуждала Марина.
– Марин, ну ты так рассуждаешь интересно. Вот со мной такое произойди, мы с Лешкой в аварию попали, а Данька живой остался… – Не успев изложить суть мысли, Марина прервала Олесю.
– Сплюнь. Тфу, тфу, тфу. Что ты такое говоришь?
– Я гипотетически, – настояла Олеся. – Разве ты бы не взяла моего ребёнка, овощем или калекой?
– Типун тебе на язык.
– Нет, подожди, ты ответь, – напирала Олеся на подругу. – Взяла бы?
Марина смотрела на подругу, типа ты и так знаешь ответ, зачем спрашивать.
– Ну конечно взяла. Олесь, но я это я, а ты мне как сестра. Но это частный случай. Мы с тобой такие. В большинстве, ребёнок стал бы никому не нужной обузой. Да и что бы за жизнь его ждала. – Разгорячилась Марина.
– А я бы всё равно хотела, чтобы мой ребёнок остался жив. – Высказалась Минаева.
– Всё, закрыли тему, – начала есть Маринка, ставя точку в этом разговоре. – И что бы я от тебя больше не слышала, таких гипотетически.
Девушки принялись за обед. И только я подумал, что обо мне забыли, как к моей персоне снова вернулся интерес.
– Кирилл, а ты чего в дверях стоишь, как не родной? Есть будешь? – Поинтересовалась Минаева. – У нас тут макароны с мясом в подливке и рис с котлетами. Маринка вон разносолы домашние припёрла, сама крутила.
– Иди садись, – повернувшись сказала Марина и отодвинула свободный стул. – А то каждый день худеть собираемся, а вместо этого жрём как кобылы. Поможешь нам в наших начинаниях. Олеська ещё ничего, а я…
– Да в каком месте я ничего. – Перебила Минаева.
На самом деле, если субъективно или объективно, они обе ничего. Стройные дамы, не полные не худые, обычные. Но пунктик о полноте стоял у многих женщин по умолчанию и если он стоял, то уже не убирался. Говори не говори, обсуждай не обсуждай, делай комплименты, подчёркивай стройность фигуры, а пунктик всё равно останется.
– Спасибо большое за предложение, но не сейчас. Что-то не хочется.
– Потом не будет. – Улыбнулась Ковалёва, и я заметил на переднем зубе небольшой скол.
К слову Ковалёва – это была девичья фамилия Марины. С мужем она не жила и растила ребёнка одна.
– Не страшно, я пока кофейком обойдусь. – И направился к электрическому чайнику.
– Глянь там вода осталась? – С набитым ртом промямлила Олеся.
Я открыл крышку заглянул и закрыл.
– Мне хватит.
– Чудно, – прожевав макароны, произнесла фельдшер Минаева. – А может, всё же поешь?
– Да не, не хочу. – И махнул рукой.
Я вскрыл пакетик «три в одном» и сыпанул в кружку. Залил водой и в момент, сухой порошок превратился в напиток. Сразу вспомнились слова:
«Кофе растворимый привезли на базу
Привезли на базу – растворился сразу».
В точку, знали люди что поют.
– Слушайте девчонки, в прошлую смену никто из вас не брал вызов на Нефтяную?
Девушки призадумались и отнеслись к вопросу со всей ответственностью, даже побросали вилки. Впрочем Марина быстро взяла свою в руки и отрицательно покачала головой.
– Нет. Я точно нет, даже не была в тех краях. Меня в прошлую смену по сёлам мотало. – И продолжила обедать.
А вот Олеся задумалась, вспоминая прошедшие рабочие сутки.
– А тебе зачем? Случаем не Люба интересовалась? – С опаской отреагировала фельдшер.
– Начальство здесь не причём, – сразу снизил я, уровень угрозы. – Мне нужно кое-какой вопрос прозондировать.
– Я была на Нефтяной. – Одобрила Олеся.
Вот так, так. Удача, с первого раза в цель. Теперь главное, вторым выстрелом не промахнуться.
– Хорошо помнишь вызов? – Я задал наводящий вопрос.
– В целом. – Минаева отодвинула контейнер и придвинула стакан с кофе.
– Расскажешь?
– Расскажу, – сделала глоток и начала. – Время было ночью, я как раз в диспетчерской с Иринкой сидела, очередь свою ждала. Поступил вызов от женщины, по голосу слышно старческий, пенсионерка. Ну Иринка стандартно «Скорая помощь, слушаю вас». В трубку «Девочки пришлите бригаду, мне плохо». Мы переглянулись и дальше, Иринка не успела ничего спросить. Бабулька спокойно, в одном темпе зациклила фразу. «Сильно голова болит, голова болит, голова болит, голова болит». Иринка её пытается расспрашивать, а женщина дальше себе продолжает. Иринка не растерялась и поняла, что дальше ничего не добьётся, а вызов уже поступил, надо обрабатывать по ходу дела разберёмся. Она говорит: «Адрес свой назовите?», и тишина. «Женщина адрес назовите?». В ответ Нефтяная, что-то там, последний подъезд, квартира такая то, не помню сейчас точно. И дальше попёрла: «Голова болит, голова болит». Наверно раза четыре ещё сказала эту фразу и повесила трубку. Домчались мы быстро минут десять, максимум пятнадцать. Я подошла к домофону он пропиликал, но дверь никто не открыл. Я давай в соседнюю квартиру названивать, такая же песня.
– Я на работе был. – Прибавив заметно в серьёзности, вставил я фразу.
– Ты это к чему? – Не поняла Олеся.
– В общем, ты ездила на вызов к моей соседке и когда второй раз позвонила в домофон, попала в мою квартиру. А я как раз на смене был. Потому я и спросил вас, никто не ездил в прошлую смену на Нефтяную. Мне просто знать нужно, что там произошло.
– Понятно. А чего сразу не сказал, что это твоя соседка?
Я пожал плечами.
– Ну ладно сути это не меняет, – продолжила Минаева ворошить прошлое. – Благо, мужичек какой-то вышел из подъезда и дверь мне заодно открыл. Я поднялась на этаж, постучала, у вас там темнотища такая в подъезде, звонок так и не нашла. Я ещё раз постучала, сильнее. Ну думаю, что делать, попробую ручку дёрнуть, мало ли дверь открыта. У нас так многие старики делают, особенно одинокие, скорую вызовут, дверь откроют и ложатся ждут или как одна мадам с Рабочего, вообще дверь не запирает. Дёрнула ручку дверь оказалась не заперта. Я с порога «Скорую вызывали?», ну обозначила что вошла. А в квартире, как и в подъезде, темнота, хоть глаз коли. Только в зале тусклый свет горел. Я прошла в комнату, – на этом моменте Олеся закрыла глаза, подробней начиная вспоминать происходящее. – Старушка сидела на кресле, слегка завалившись в одну сторону, одна рука вдоль туловища, другая свисала. На краю стола стоял телефон, трубка лежала на полу, издавая едва слышный гудок. Она наверно пыталась повторно позвонить, но уже не смогла. Стало плохо, выронила трубку и завалилась на кресло, – и далее фельдшер начала перечислять точечные факты. – Голова запрокинута, глаза открыта, зрачки расширены, без реакции на свет. Рот полуоткрыт. Сознание и дыхание отсутствовало, пульс на магистральных артериях не прощупывался.
Олеся открыла глаза.
– Старушка умерла до нашего приезда, не дождавшись.
– Что было потом?
– Потом полиция, позвали соседей, всё зафиксировали, пообщались. И в общем то всё. Похоронку мы не дожидались, рванули на станцию.
– Ничего не обычного не было, может странного?
– Странного? – Задумавшись, повторила Минаева. – Был странный эпизод, но я бы его списала скорее на мои личные ощущения. Но думаю тебе это не интересно.
– Расскажешь? – Снова попросил я.
Олеся кинула на меня взгляд, но расспрашивать не стала, чем обосновано такое любопытство.
– Ещё с того момента как я попала в квартиру, возникло чувство дискомфорта. Что-то между тревогой и лёгким страхом. Что бы ты понимал, я всегда крайне спокойно к такому отношусь. Работа есть работа. А тут…
На протяжении того, как девушка пересказывала свои эмоции, я внимательно вслушивался и кивал. Только Марине этот трёп представлялся не интересным. Она, дожевав остатки риса, пила кофе с конфетами и даже не слушала. А её подруга продолжала:
– Короче, подхожу я к телу, пульс прощупать и тут резко такой вот звук, как что-то грохнулось на стол. – И в этот момент Олеся бьёт рукой по столу, что бы картинка выглядела наглядней, так, что подпрыгнули стаканы.
– О господи, Олесь, – подала голос Маринка. – У меня сердце в пятки ушло.
– Вот и у меня ушло. Я аж вскрикнула, и смотрю на стол. Тишина, трубка на полу гудит, приглушенный свет. Поворачиваюсь к покойной, а у неё голова наклонена вниз. И понимаешь, я то обычно стрессоустойчива, но тут здорово перетрусила. Вот, впрочем, и всё. Знаешь теперь, когда пересказала тебе эту историю, пришла к выводу, что помню её не в целом, а достаточно хорошо.
– И правда, ты очень подробно пересказала, – подтвердил я. – Спасибо Олесь. Мне это очень важно.
– Да ладно, не за что. Мелочи какие.
Я встал из-за стола, взял стакан.
– Оставь стакан, всё равно сейчас посуду мыть пойдём и твою за одно помоем.
– Спасибо Марин. – Поблагодарил я коллегу и направился к выходу.
Я настолько проникся рассказом Олеси, будто сам побывал на вызове и видел происходящее её глазами, чувствовал тот же страх и тревогу. И всё же она умерла седьмого ноября. Тогда кто ко мне приходил на следующий день? Чей визит я принял? Кому открыл дверь? Это не плод моего воображения, не иллюзия, не галлюцинация, посылаемая моим воспалённым сознанием. Вещий сон – такое явление само по себе кошмар. Но то что стояло за этим, выходило за рамки просто кошмара, смертной тревоги, необъяснимой мистики, потусторонней силы, а воплощало в себе первородный страх, изначальную тьму. Эти мысли всплыли в моей голове внезапно, как аксиома, некий догмат, как раннее говорила Олеся, на уровне абсолютного знания, со сто процентной уверенностью, дарованной свыше, и вложенные готовым текстом внутрь меня. «Скоро наступит самый важный день в моей жизни». Эта фраза снова содрогнула мои воспоминания, вылетела на передний план и весела в голове как огромный баннер. Да. Так он сказал перед дверью, так он сказал во сне. Чаепитие с призраком, с нечто, с Ним.
– Чаепитие с призраком. – Выдал я шёпотом, прислонившись к стене и начал улыбаться.
От таких размышлений мне стало весело. Не просто весело, как от хорошей шутки, анекдота. Не истерически весело, как от нарастающей эйфории, а патологически весело, что бы это не значило. Я во всё горло разразился раскатами смеха, как гром майской порой, эхом оповестив на всю станцию о наплыве безудержного веселья. Меня слышали все, от заката до рассвета, от раскалённого ядра до жгучих небес.
– Чего угораешь? – Остановился подле меня Серёга. Он только что приехал с вызова.
Уже сидя на корточках и продолжая смеяться, я протянул ему руку. Серёга помог встать, до сих пор в недоумении от чего меня так раздирает.
– Чаепитие с призраком. – Произнёс я снова смеясь и удалился за медицинской укладкой.
Вновь наступила моя очередь ехать на вызов, а это значит ноги в руки, ЭКГ на плечо и вперед куда бы не завела кривая.
Безудержное веселье схлынуло и настроение сменило одежду сначала на привычную, а потом ударилось в крайность из серости, задумчивости, копошении в самом себе, молчаливости и минимума эмоций. Обслужив вызов в одном из посёлков Балашовского района, мы двинули обратно. Под «мы» я подразумеваю себя и водителя. Автомобиль кружило, баранка лётала из стороны в сторону, и нас швыряло по салону буханки. Там куда мы забрели по долгу службы, отсутствовала проезжая часть, а то что называлось дорогой представляло из себя укатанный за много лет, чернозём. И как итог, не представляло из себя ничего, в сезоны сильных дождей. Вот где надо тестировать полноприводные кроссоверы, а не на великолепно уложенном асфальте, как привыкли в рекламах.
За окном быстро смеркалось и это добавляло очередную монетку в копилку нервозности моего товарища. Фары автомобиля любезно освещали подобие дороги и хоть как-то пытались сгладить острые углы, но получалось не очень, и водитель всё больше и больше бухтел и причитал. Свет последних событий, так ярко отблёскивал, что тень от этих самых событий простёрла свою руку и нас с Олесей, хотя, судя по рассказам Ангела, она варилась в этом котле не первый день. Чёрт! Подумав об этом я понял, что напрочь забыл об Олесе. А ведь сам божился, буду постоянно на связи: на телефоне или Вконтакте. Результат – сделал всё в точности, да наоборот. Девчонка должно быть оборвав всю трубку, прошла все стадии горя, от шока до принятия. И восемь пропущенных, были тому прямое подтверждение. Звонивший номер отображался цифрами и оканчивался на двенадцать пятьдесят два. Кроме Олеси, с интервалом в тридцать минут и в таком количестве звонить больше не кому. Я добавил номер в телефонную книжку и записал контакт словом – Ангел. После чего позвонил. Гудки пошли и в отличии от меня Олеся не заставила себя долго ждать.
– Кирилл, я тебе наверно раз двадцать звонила. У тебя всё в порядке? – Донеслось из динамика. В голосе слышалась взволнованность, обеспокоенность и радость.
И какой же у неё приятный голос.
– Ну скажем так не двадцать, а … – Блин она же волновалась, что я несу. – Прости, тут кутерьма сегодня такая, вызовов полно, одно на другое, а ещё… – А ещё я не стал дальше продолжать.
В эфире повисло молчание, созданное тем что я не продолжил, а Олеся напротив, ждала продолжение.
– Я так понимаю, договаривать ты не собираешься, – снова заговорила девушка. – Кирилл что случилось?
– Ничего не случилось. – Шёл я на попятную.
– Ты врёшь, – поймала меня Олеся. – Я по голосу слышу. Выкладывай, кто там на тебя серьёзности навел?
– Да никто на меня серьёзности не наводил. Просто задолбался. Хочу в отпуск, домой. Врубить какую-нибудь хрень по ящику, набухаться и лечь к тебе под бочок спать.
Очередная пауза и из трубки раздался смех.
– Губа не дура, гляди что, под бочок он захотел, работай давай. Кто людей спасать будет? Под бочком завтра полежишь. – Подшучивала Олеся.
Как известно, в каждой шутке есть доля правды. Я это знал, и Олеся это знала.
– Я учту. В хату утром запрусь и специально залягу к тебе под одеяло.
– Как заманчиво и интригующе. Буду с нетерпением ждать, – ластилась Олеся и продолжила. – Серьёзность тебе не к лицу Кирилл. Я надеюсь ты хоть немного улыбнулся во время нашего разговора?
Всю дорогу пока мы говорили, я смотрел не на улицу, а на своё отражение в стекле и черт возьми да, улыбнулся.
– Если честно, то да.
– Таким ты мне больше нравишься, – подвела черту девушка. – Завтра домой придёшь, расскажешь кто тебе кровь попортил?
– Расскажу, – и положительно кивнул. – Обязательно расскажу.
«Извините связь прервалась».
Зашибись. На экране телефона высветился значок, обозначающий отсутствие сети. Вот тебе и информационный век технологий, шаг влево шаг вправо, и цивилизация закончилась. Водила продолжил выписывать пируэты на буханке, не обращал на меня внимание. Он был человек, который не лез с расспросами, расскажешь сам – хорошо, не расскажешь и не надо, значит не его дело. Мужик сконцентрировался на дороге и каково было его удивление, когда машину дёрнуло, и мы остановились.
– Заглохла. – Подметил я неуместно.
– Ну ёшь твою клёш, – вместо машины завёлся водитель. – Вовремя ты глохонула мать. – И слегка ударил ладонями по рулю.
Он попытался реанимировать автомобиль, но буханка не подала даже мнимую надежду на воскрешение. Вывод: терминальное состояние, стадия – клиническая смерть.
– Давай родная. Ну же. Ты же у меня умничка, никогда не подводила. – Опустив голову на руль, продолжал водила.
Со стороны это может показаться странно, глупо, нелепо, но. Всегда есть «Но». Но такие вот водительские уговоры, порой срабатывают удивительным образом. Ещё в спектр подобных торгов с автомобилем, входит поглаживание по рулю или по передней панели. И пока мой напарник пытался реанимировать пациента и сотворить водительское чудо, я тоже решил попытать удачу и повторно набрал Олесе. Но не УАЗ-452, не мобильная связь, работать не хотели. А это значит, казино взыграло ставку, а моя удача равна выпадению двойного зеро на рулетке, поделённое на двое. Оставалось только вздохнуть, приложится головой к боковому стеклу и пялиться в лобовуху.
По обеим сторонам от дороги селились, а теперь расшатывались на ветру задубевшие берёзы. Ветер рвал и метал, и обязательно сорвал весь лиственный покров, если бы таковой ещё имелся. Справа, сквозь живую ограду из обнажённых деревьев, проступало поле, и все опавшие листья стелились на нём. За ним пару отключенных, недействующих, покосившихся столбов линии электро-передач. Ноябрьская панорама явно не удалась, она не навивала мысли о высоком, стихи об одухотворённом, песни о прекрасном. Не обличала в сердце тоску, которая дрожащей рукой на бумаге выливалась в прозу. Ничего такого. Обычная, естественная, натуральная как сама матушка природа, без примеси лишних красок, без добавления палитры тонов – типичная осень.
Я снова уставился в своё отражение и смотрел до тех пор, пока периферийным зрением что-то не уловил. Стоило продолжить самолюбование, но глаза рефлекторно повело в сторону.
– Что за дьявольщина? – Сорвалось с губ.
В поле, ровно посередине, среди вороха жухлой листвы, где потоки воздуха образуют стылый ветер, стояло нечто и являло собой жуткую загадку и что-то мне подсказывало, разгадку на которую лучше не знать. Через размазанные пятна грязи на лобовом стекле, я увидел дверь. И вполне возможно в любой другой день, в местечке под названием магазин «Мир дверей», увидь я такой же экспонат как сейчас, скорее всего хладнокровно прошёл бы мимо. Но здесь под открытым небом, в чистом поле, стояла дверь. Я потёр глаза руками, посчитав это явление игрой воображения. Но нет – дверь не пропала. Её неправильный вид и облицовка ввергали в шок, и наводили на вопросы: либо это чья-то неудачная шутка, либо мистика, либо я тронулся умом. Я схватил воздух ртом и задержал дыхание, когда ручка повернулась и дверь начала открываться. Она не торопясь распахнулась, сгребая за собой листья и оставляя борозду на земле. По ту сторону находилось совсем другое пространство. Придвинувшись вплотную к стеклу и сконцентрировав зрение на максимум, мне удалось разглядеть край стены и шкафа, но я быстро отпрянул назад, когда в проёме появился силуэт, будто живая тень, расплывающаяся в воздухе. Тёмная фигура ступила на чернозём оглядываясь по сторонам, а затем обратила своё внимание на нас. «Не может быть», отчеканилось в голове. Со сто процентной уверенностью, я мог диагностировать факт. Фигура смотрела не на нас, она смотрела на меня. Силуэт вскинул руку и начал махать.
– Саныч глянь! – Обратился я к водителю, смотря на человека в поле. – Саныч! – Но обернувшись, в салоне никого не было. – Какого?
Не успел я закончить фразу, как свет в салоне буханки стал моргать, пока не отключился совсем. За ним мигнули фары и тоже потухли, отрезая меня окончательно от мира, вне машины. Дело в том, что вечерний сумрак сгустился, обволакивая автомобиль, и маленькими струйками проникал через отверстия уазика, лёгким дымком наступающего тёмного мора. Салон заполнялся чёрным туманом, постепенно сужая спектр видимости и достиг апогея, когда я перестал видеть собственные ноги.
– Нет смысла уповать на бога, в которого ты веришь. – Раздался голос из задней части машины, где находилось оборудование и места для пациентов.
Я сразу отреагировал и прильнул к заднему окошку. Это было чудо, ведь среди каскада сошедшего мрака, начал появляться тусклый свет, и с набирающей мощью, всё сильнее расползался по сторонам. Раздался хлопок, сопровождаясь отчётливым звуком электрического тока, а если точнее, электрического поля, как внутри трансформаторной будки. Мне было уже не важно, что и как, ведь свет являл собой глоток свежего воздуха, спасением посланным свыше. Кто-то на верху, наверное, любит меня и мысленные молитвы, посланные в этот момент, достигли адресата. Не захочешь, поверишь. Свет становился всё ярче и характерный сопутствующий звук тоже усиливался, давя на уши, проникая глубоко, наводя шорох во внутреннем ухе. Отворачиваться нельзя. И я терпел до того момента, пока резкая вспышка, не отбросила меня от стекла, заставляя закрыться руками. Всё прекратилось, мёртвый туман исчез, свет из задней части уазика больше не выжигал сетчатку и лишь небольшой звук электрического поля ещё оставался.