Ацетилсалициловая кислота
Утро. Улица. Аптека. Покупателей нет. За прилавком молодая спортивного вида девушка лет тридцати с чёрными длинными прямыми волосами, собранными сзади в хвост, красивое ухоженное лицо, чёрные красиво изогнутые брови, неброский аккуратный макияж.
– Здравствуйте, у вас есть цианистый калий?
– Нет, кажется. Сейчас посмотрю, – девушка-провизор ринулась к аптечному компьютеру проверять наличие товара.
Однако, тут же спохватилась осознав свою ошибку, и, улыбнувшись, сказала с едва заметной укоризной:
– Ну, что вы! Разве можно так шутить с утра?
– Ну, раз нет, то дайте мне парацетамольчик, хлоргексидин, лейкопластырь, аскорбиновую кислоту… ацетилсалициловую кислоту…
– Ещё что-то? – спросила девушка.
– Ещё дезоксирибонуклеиновую кислоту, – добавил я.
– Такой у нас нет? – засмеялась она, уже готовая к какой-нибудь подобной шутке.
На её бледно-голубом свежевыглаженном халатике висел бейджик: “Кокарева Дарья. Провизор”
– Как нет? По-моему, Даша, у вас отличная дезоксирибонуклеиновая кислота, – проговаривая название кислоты, я демонстративно оглядел её отличную спортивную фигуру.
Она слегка покраснела. И, пока она не нашлась что ответить, я продолжил:
– Это вы без ДНК с какой же планеты? Надеюсь, не силиконовая форма жизни? – спросил я, делая пальцами кругообразные движения на уровне её груди.
Она игриво заулыбалась и заметно ослабила напряжённую позу человека, находящегося на работе…
Даша-фитоняша моложе и объективно красивее Лизы. Но моё эротическое восприятие женского пола странным образом трансформировалось. Я хочу Лизу, но при этом физически не возбуждаюсь, как это было в первые недели моего безумия. Лиза первая женщина, которая меня привлекает, но глядя на которую, ни то что секса не хочется, а хочется ее на руках носить, тискать и обнимать. Секс с ней теперь кажется чем-то невозможным как страсть к прекрасной статуе. Очевидно, это из-за её холодности ко мне. Мне нужно не просто её физическое тело, мне нужна её ответная эмоциональная реакция. Других женщин постоянно сравниваю с ней. Они неизменно проигрывают. Хотя я и замечаю все их достоинства. А ведь влюбляются не в красоту. Влюбляются в смех, вьющиеся волосы, румянец на щеках, или даже в морщинку поперёк лба и в родинку на левой щеке. А красоту, наверное, просто хотят… посмотреть, потрогать, но не любить. Как красивую картину или статую. С “просто красотой” получается только с помощью фантазии. Мозг – самый мощный афродизиак.
– О чём ты думаешь? – Даша лежала на боку и, подложив согнутую в локте руку себе под голову, уже несколько минут всматривалась в моё лицо.
– Да так… Ни о чём – надо было что-то ответить, но я ничего не мог придумать. Не рассказывать же ей, что я сейчас, лёжа с ней под одним одеялом, думаю о другой женщине и о том возможно ли каким-либо образом заменить ту другую.
Посмотрев Даше в глаза, я улыбнулся. Её красивые карие глаза прищурились и заблестели. Удивительно, какими красивыми могут быть глаза у довольного и жаждущего человека. Она счастливо улыбнулась в ответ и, обхватив мою голову руками, потянулась ко мне, вытягивая губы и всё тело для поцелуя. Я повернулся навстречу её движению и кротко поцеловал. Она тут же стала притягивать меня к себе, одновременно откидываясь на спину. Я приподнялся, путаясь одной рукой под одеялом, нащупал её колено, приподнял бедро и, практически сразу, не примеряясь, легко вскользнул в неё до упора.
Этот взгляд, такой выразительный и откровенный! Как простой взгляд может быть таким мощным стимулятором? Что в нём такого? Форма, искажённая мимикой и макияжем? Отражения и блеск роговицы? Или органический цвет радужки? Какой у неё был цвет глаз? Карий? Нет, это не у неё…
Моя леди Зелёные рукава
Какого цвета глаза у Лизы? Чёрт! А ведь я не помню. Не обращал внимания. Вот так номер! Первый взгляд помню, а цвет глаз нет. Меня преследует эта навязчивая идея. Я чувствую необходимость выяснить этот вопрос, как будто от этого зависит моя жизнь. Как будто это что-то изменит. Но выбросить эту мысль из головы не могу, пусть даже и понимаю, что это бессмысленно.
По фотографиям из соцсети не разобрать. Плохое качество. Но хороший повод хоть на секунду подойти к ней чтобы спросить. Вот в чём дело. Правда я обещал не доставать её. Да и она, скорее всего, не ответит.
Промучившись несколько дней, пытаясь угадать ответ, пошёл на очередной обеденный перерыв с твёрдым намерением всё же спросить её при удобном случае. Такой случай легко предвидеть, ведь каждый раз когда она возвращается к концу перерыва, я обычно уже стою на крыльце у входа. Несколько секунд каждый день я могу видеть её. Она, видя моё присутствие, не подходит к входу, а ждёт чуть поодаль кого-нибудь из знакомых, чтобы, легко и непринуждённо болтая, пройти мимо меня сделав вид, что меня нет. На этот раз никого не было. Можно сказать, мне повезло. Обед закончился и она, не глядя по сторонам, быстро вошла в дверь. Я вошёл следом, обогнал её на лестнице и, уже поднявшись на площадку, спросил:
– Лиза, а какого цвета у Вас глаза?
Она промолчала и даже не посмотрела в мою сторону, что в общем то и было ожидаемо.
– Может мне у Колобкова спросить? – я откровенно пытался шантажировать.
Она пожала плечами:
– Я ему всё рассказала. Он меня понял и ни в чём не винит.
Пройдя следом за ней метров десять по коридору до дверей комнаты, я увидел профиль её лица пока она открывала кодовый замок на двери. Мне показалось, что она пыталась сдержать улыбку. Мой странный вопрос и жалкая попытка добиться ответа, наверное, показались ей весьма несуразными и забавными. Она вошла в комнату. Мне ничего не оставалось делать, как пойти дальше по коридору.
[01.05, 13:58] Андрей Носиков: С праздником!
[01.05, 14:00] Андрей Носиков: Извини за беспокойство. У меня к тебе необычная просьба. Скажи, пожалуйста, какой цвет глаз у Лизы?
[01.05, 14:00] Тамара Санина: ???
[01.05, 14:20] Андрей Носиков: Готов заплатить, например, 1000. Переведу тебе на телефон или Оксане Антоновне на карту.
[01.05, 14:20] Тамара Санина: Андрей, зачем? Пора признать, что у нее все хорошо
[01.05, 14:22] Андрей Носиков: Признал. Давно уже. Просто скажи, пожалуйста.
[01.05, 14:23] Тамара Санина: Я никогда не задумывалась, какого цвета у нее глаза
[01.05, 14:25] Андрей Носиков: Я тоже. Но ты же можешь узнать! Узнай, пожалуйста, а потом можешь тоже меня заблокировать.
[01.05, 14:26] Тамара Санина: Нет. Да и потом, зачем тебе это надо?
[01.05, 14:26] Андрей Носиков: Мне не хотелось бы выяснять это самому.
[03.05, 13:25] Андрей Носиков: Ты меня ещё не заблокировала? :)
Если не знаешь, что было в моём новогоднем письме Лизе, я могу удовлетворить твоё любопытство.
[03.05, 13:26] Андрей Носиков: Предлагаю обменять полный текст письма на информацию о цвете её глаз. Эта информация никому не навредит, а мне, в моих исключительно личных целях, поможет.
[03.05, 13:27] Тамара Санина: Нет. Не знаю, да и наверно уже не хочу. Я не торгуюсь.
[03.05, 13:27] Андрей Носиков: Посоветуйся с Оксаной Антоновной и мы сможем избежать неприятных моментов, которые, как ты наверное помнишь, уже были в этой истории.
[03.05, 13:28] Тамара Санина: Какие моменты?
[03.05, 13:28] Андрей Носиков: Кармина Бурана, например.
[03.05, 13:29] Андрей Носиков: Вдобавок, как благодарность за твою доброту и гуманность, обещаю впоследствии объяснить зачем это надо мне.
[03.05, 13:29] Тамара Санина: Честно, мне все равно. Вы все взрослые люди и разбирайтесь дальше сами
[03.05, 13:30] Андрей Носиков: Ну, что ж. И на том спасибо.
[03.05, 13:31] Андрей Носиков: Друг познается в беде. Есть у меня одна притча о дружбе… Потом расскажу ;)
Надеюсь, ты никогда не окажешься в ситуации когда узнаешь кто тебе друг, а кто нет. Это я тебе говорю без сарказма.
[03.05, 13:34] Тамара Санина: Ну почему же, мне эта ситуация тоже многое показала
Я больше ничего не спросил, хотя, мне кажется, она рассчитывала на некоторое продолжение разговора. У меня сложилось впечатление, что Санины как-то репрессировали её за толерантное отношение ко мне. Или это тот самый редчайший случай когда женщина пересилила себя и обуздала своё любопытство.
Ну, что же остается действительно спросить у Колобкова и, возможно, не обойдётся без мордобоя. Хотя, есть же Оксана Антоновна Формально мы знакомы, я вполне официально представился тогда в Мариинском на Кармине Буране и она показалась мне весьма доброжелательной и приятной женщиной. Мудрая и адекватная, как охарактеризовала её Тамара.
Она водит Арсена в школу, а значит утром с ней можно поговорить. Но только после того как отправит внука на уроки. Незачем впутывать в это дело ребёнка. Ещё, не дай бог, испугается.
Я предполагал, что Арсений ночует на квартире нью-Колобковых, а бабушка приходит утром и собирает его в школу. Но сегодня что-то явно было не так. Машина, на которой ездят на работу Лиза с Колобковым была на стоянке хотя уже миновал восьмой, а затем и девятый час. Либо они всё ещё дома либо поехали не на машине либо что-то ещё.
Мимо из соседнего дома пробежала Алина, но не узнала меня. Села в притормозившую красную машину, видимо к знакомым, которые подвозят её на учёбу. Можно было бы, конечно, и её спросить. Но, наверное, не надо.
Около десяти утра Оксана Антоновна появилась со стороны своего дома. И при этом, судя по тому как медленно она прогуливалась по внутридворовой дороге и поглядывала в сторону въезда во двор, она сама явно ждала чьего-то появления. Я прошёл мимо неё поодаль, не решившись заговорить из опасений что тот кого она ждёт вот-вот появится и помешает разговору. Может Лиза сама передаёт ребёнка бабушке? Но уже скоро десять, она должна быть давно на работе. Сбитый с толку, я решил подождать ещё немного. В конце концов кого-нибудь я дождусь. Я прошёлся в очередной раз вокруг дома.
И тут мне повезло. Мне почему-то часто везёт в таких ситуациях. Войдя в арку дома, я увидел, что прямо мне навстречу идут улыбающиеся и что-то обсуждающие Оксана Антоновна и Лиза. Я мгновенно догадался, что в школе был какой-то утренник и они ходили смотреть на выступление Арсения. Или что-то в этом роде. Очевидно, такая интерпретация наиболее вероятна. Елизавета, увидев меня, сразу изменилась в лице. Как отреагировала Оксана Антоновна я не заметил. Всё моё внимание было сосредоточено на Лизе. Я был не совсем готов к встрече именно против такого состава игроков, но отступать уже поздно и мгновенно решил говорить.
– Здравствуйте, – сказал я им обеим сразу.
Сделав ещё несколько шагов навстречу, и, поравнявшись с ними, развернулся и пошёл рядом в том же направлении что и они. Вообще, я собирался обратиться к Оксане Антоновне. Именно с ней я хотел поговорить и выяснить-таки цвет глаз её дочери, рассчитывая на её доброту и мудрость. Но расспрашивать её в присутствии Лизы было бы нетактично. Получается, мне всё-таки не повезло. Поэтому обратился к Лизе:
– Елизавета Антоновна, может, всё-таки ответите на один вопрос?
– Я не хочу с Вами разговаривать, – сразу отсекла она, – И никто не хочет.
Последние слова, видимо, были сигналом молчания, который она подавала своей матери.
– Я и не прошу разговаривать мне надо лишь ответ на один единственный вопрос. Он не настолько личный, чтобы имело смысл его скрывать, а для меня это важно.
Мы все продолжали идти не снижая темпа и я продолжал:
– Скажите какого цвета у Вас глаза?
– Вы меня достали! Мне что? Полицию вызвать?
– Зачем полицию? Происходит что-то противозаконное?
Она что же, считает, что полиция это что-то вроде джинна, который выполняет любую прихоть вызвавшего. Единственное за что меня можно было бы арестовать – за те стихи, что я ей писал. Тут Оксана Антоновна всё-таки вступила в разговор:
– Послушайте, молодой человек! С Вами не хотят разговаривать. Пора уже найти в себе мужество и оставить это. Будьте мужчиной!
Что это было? Намек, что я веду себя как-то недостойно для мужчины? То есть скрытое оскорбление? Или попытка взять “на слабо”? Типа, или отстань от нас или ты не мужчина. Не мудро с её стороны и даже как-то примитивно. Мне захотелось было спросить, считает ли она, что бросить жену-домохозяйку, которая больше двадцати лет вела домашнее хозяйство для своего мужа, это по-мужски? Бросить её без специальности, без средств к существованию с двумя престарелыми родителями на руках и уйти к молодой любовнице, это эталон мужественности? Или предать собственную дочь, которая попросила о помощи, поступок настоящего мужчины? Но они посчитали бы, что я просто хочу очернить их “эталон”. А я, видимо, всё ещё не готов был стать подлецом в их глазах. У него же ведь это Настоящая Любовь, не то что предыдущие два брака! Да, кстати, в первой семье у него двое детей. Но у Елизаветы же всё хорошо. Семья. Любовь. Амор! И чтоб глазами так несинхронно вращать у-у… Чистый эгоизм. Каждый сам за себя. А с неудачником можно даже не разговаривать. Пусть хоть сдохнет. Да, так будет даже лучше. Вот только я не могу подохнуть. Мне надо как-то выбраться. В общем, я ничего этого не сказал, но предпринял последнюю попытку:
– Как ни парадоксально это прозвучит, я именно поэтому и спрашиваю. Я хочу выбраться из всего этого. Помогите мне. Я обещал, что не буду Вас доставать и стараюсь держать своё слово. Один единственный вопрос за четыре месяца нельзя ведь считать приставанием!?
Я пытался поймать взгляд Лизы, чтобы заметить цвет, но она специально отводила глаза в сторону. Сбоку я отчетливо увидел покрасневшие, как будто от недосыпания, уголки её серых глаз. Серых! Они были серые!?
– Проявите хоть каплю гуманизма. Ответьте, пожалуйста. Глаза серые?
– Оранжевые! – язвительно заявила Оксана Антоновна.
Я понял, что ничего не добьюсь. Даже ответа на свой бессмысленный с их точки зрения вопрос. Нельзя же просто так взять и ответить. Женщины! Думаю, что именно про такое издевательское отношение к просьбе проявить гуманизм и сказала Тамара: “Мне эта ситуация тоже многое показала”. всё же эта встреча может быть действительно поможет мне выбраться. По крайней мере я использую её чтобы трансформировать в моём сознании образы этих людей. За это можно зацепиться. Я остановился:
– Извините за беспокойство. До свидания.
Они пошли дальше, а я развернулся и, не оглядываясь, пошёл назад к машине чтобы ехать на работу.
Удивительно как от одного слова может изменится мнение о человеке. Что я ей сделал, чем заслужил эту издёвку? Тем что полюбил её дочь? Приносил Лизе цветы. Дарил подарки. За то, что был настойчивым и терпеливым? И хотел то всего ничего: лишь бы Лиза поговорила со мной. Не плюнул и не растоптал свое чувство, получив отказ. Даже не отказ, а нечто неуверенное и невнятное: “наверное, не надо” или “вы мне не интересны”.
А будь Лиза на моём месте, отказалась бы она от своей любви, если бы осознала, что её избранник женат? А женатый, в свою очередь, поступил бы “по-мужски” и отказался бы от своих ответных чувств, сколь бы искренни они не были?
По сути, я не знаю Оксану Антоновну, слышал только характеристику, данную ей Тамарой, как добрую и мудрую женщину. Тамара, конечно, должна любить и ценить свою свекровь. Да и Оксана наверняка по-своему любит бывшую невестку. Но эта доброта какая-то неискренняя, ненастоящая. Эксклюзивная доброта, только для своих. Не доброта, а что-то вроде выгоды. Доброта, которая должна быть “оплачена” ответной пользой. И не надо мне говорить, что это такой особый вид доброты и мудрости. Так, наверное, микробиоты любят организм за предоставленную им среду обитания. Этому организму они будут приносить пользу, а остальное могут только пачкать. Симбиотическая доброта.
Очередная моя ошибка: Тамара сказала не “добрая”, а “адекватная”. Что совсем не подразумевает доброту. Скорее имеется в виду “цивилизованность”. Неприятно же когда незнакомый человек что-то просит как бомж подаяния. Могла бы хоть изобразить милосердие и дать нищему копеечку чтобы он выпил и забылся. Но, видимо, ей проще и приятней ударить его и оттолкнуть. В таком смысле, её реакция была вполне адекватным ответом на просьбу проявить гуманизм.
Я же писал стихи для её дочери. Ах, вот оно что! Стихи! Да уж. За такие стихи можно не только презирать, убивать мало.
Кто-то бухает, а кто-то колется. А я же придумываю себе творческие задания. Чтобы была какая-то эмоциональная отдушина. Меня это успокаивает. Как галоперидол умалишенного. Пока я занят чем-то, я вроде и не мучаюсь. Дурацкие стихи, музыка, а теперь вот… портрет. Может это поможет мне избавится от этой одержимости. Превратить тоску по конкретной женщине в просто тоску. О любви. О счастье. Сублимация.
Почему я не сказал им зачем мне это надо? Может они бы прониклись и ответили бы. Вряд ли. У них был бы лишний повод отказать или даже поиздеваться. Художника может обидеть каждый. Хотя Тамара может быть сказала бы, но уже поздно. Да и незачем было её опять впутывать в мои заморочки. Оксана Антоновна тоже, возможно, проявила бы свою “адекватность” если бы рядом не было Елизаветы. Я же для них не художник, а бомж.
А ещё вдруг не получится? Или просто хотел, чтобы был сюрприз? Все ещё хочу произвести впечатление? Нет, я же хотел написать портрет только для себя и никому не показывать. Где-то слышал, что искусство возникает тогда, когда реальность и представление о ней настолько различаются, что вызывают расщепление человеческой души. Видимо, я таким образом пытаюсь оставить в действительности отражение своих грёз, вопреки её желанию игнорировать меня. Vita brevis, ars longa.
“Моя леди Зелёные рукава”, масло, холст. Я написал её портрет за пять недель (забавное совпадение), считая перерывы на просушку слоёв краски и прочие технологические и творческие паузы. Мне помогал профессиональный художник из художественной студии, но и мои собственные руки ещё кое-что помнят из детских занятий в кружке ИЗО. Хотя глаза, по большому счёту, у меня так и не получились. Проклятое “зеркало души” фальшивого цвета! Нет, я, конечно, не сделал их оранжевыми. Сделал такими… серо-зелёными. Непонятного цвета. Формально они расположились на своих местах и даже выражение лица с такими глазами было вполне узнаваемо. Но всё-таки не было в них чего-то главного. Возможно, только мне так кажется. Что характерно, по какой-то нелепой оплошности я забыл прописать световые блики на роговице глаз, которые могли бы придать им живость своим блеском. Вспомнил об этом только тогда, когда уже покрыл готовую картину защитным лаком. Хотя дело всё-таки не только в этом. Ладно, всё это не так уж и важно. Не Пикассо всё же, и то хорошо. Странным образом иногда начинаешь понимать некоторые авангардные направления живописи.
Сюжет картины заимствован из одноименной картины английского художника и поэта 19 века Данте Габриэля Россетти. Кстати, рекомендую сборник отличных сонетов Россетти “Дом Жизни”, не то что мои так называемые стихи. Из живописи наиболее известны картины Россетти позднего периода. Практически во всех этих работах присутствует одна и та же модель – возлюбленная Россетти Джейн Бёрден, супруга его друга Уильяма Морриса. Говорят, он был одержим ею. С ухудшением душевного здоровья Россетти увеличивается его зависимость от Джейн и он посвятил ей огромное количество полотен, обессмертив её имя. Забавная получается история. Я, конечно, не претендую на бессмертие. Мне бы только ещё немного просуществовать. Я ведь даже не собирался никому показывать свою картину.
Выбор, конечно же, не случаен. Получилось как бы продолжение моего подарка ей на день рождения: Greensleeves, Маршак, зелёное платье и Россетти. Тогда, правда, я ещё и не думал о живописи. Портрет писал с фото, вставив её лицо с помощью графического редактора в картину Россетти. Подходящая фотография нашлась у неё в профиле, на ней она катается на лодке в мраморном каньоне Рускеала. Эта фотография из нескольких испробованных мною вариантов лучше всех подошла по выражению лица и по теням совпадала с расположением света на картине Россетти…
✂"…Она была девою редкостной красоты и столь же прелестна, сколь исполнена веселья. И недобрым был тот час, когда увидела она и полюбила художника и стала его женою. Он, пылкий, неутомимый и суровый, уже обвенчан был со своим Искусством; она – дева редкостной красоты, столь же прелестная, сколь исполненная веселья, вся – лучезарность и улыбка, резвая, как молодая лань; ко всему на свете питала она любовь и нежность, и ненавистна ей была лишь ее соперница – Живопись, ужасали ее лишь палитра и кисти и иные злосчастные орудия, ради которых ее покидал возлюбленный. Ужасно ей было слышать, как художник заговорил о своем желании написать портрет даже с нее, молодой жены своей. Но она смиренно покорилась и многие недели кротко сидела в высокой башне, в темной комнате, где лишь с потолка сочился дневной свет, в лучах которого белел натянутый холст. Но он, художник, упивался своей работой, что длилась час за часом, день за днем. Пылкий, безрассудный, с переменчивым нравом, он порою впадал в угрюмость или забывался, уносясь мыслью бог весть куда; он не желал видеть, что в призрачном свете, едва проникавшем в одинокую башню, блекнет цветущий румянец и тускнеет еще недавно искрившийся весельем взор его молодой жены, которая таяла на глазах у всех, незаметно для него лишь одного. Она же улыбалась, она все улыбалась и не молвила ни слова жалобы, ибо видела, что прославленный художник в труде своем черпает жгучую, всесожигающую радость и работает день и ночь не покладая рук, дабы запечатлеть на холсте ее, которая так его любила, но день ото дня становилась все слабее и печальнее. И в самом деле, те, кто видел портрет, почти с трепетом, как о чуде, говорили о сходстве необычайном; конечно же, создать подобное помог художнику не только его талант, но и великая любовь к той, кого изобразил он так верно и так прекрасно. Но позднее, когда работа уже близилась к концу, в башню никого более не допускали; ибо художник столь пылко и самозабвенно предавался своей работе, что почти уже не отрывал глаз от холста даже затем, чтобы взглянуть в лицо жены. И он не желал видеть, что краски, которые наносил он на холст, он отнимал у той, которая сидела перед ним и становилась час от часу бледней и прозрачнее. Минули многие недели, и когда оставалось лишь наложить последний мазок на уста и в последний раз едва тронуть кистью очи, снова встрепенулся дух прекрасной дамы, точно огонек угасающего светильника. И тогда наложен был мазок, и кончик кисти едва коснулся очей на холсте; и на миг художник застыл в восхищении пред тем, что он создал; но в следующее мгновенье, все еще не сводя глаз с портрета, он затрепетал и весь побелел, вскричал, объятый ужасом: "Да ведь это сама жизнь!" – и поспешно оборотился к любимой. Она была мертва! И тогда художник промолвил еще: “Но разве это – смерть?” (Эдгар Аллан По. “В смерти – жизнь”)
Но разве можно избавиться от навязчивого образа любимой таким мистическим способом, просто перенеся его на холст?… Nevermore.