Za darmo

В пограничном слое

Tekst
0
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 3

В разных слоях общества вихревые процессы проходили по-разному. В постсоциалистическом российском государстве появился более чем любопытный и достаточно многолюдный разряд людей, которых прежде практически не было заметно. Его образовали новые сверхбогачи и просто скоробогачи. Их денежные состояния сделались вдруг столь велики, что их обладатели похоже, вообразили, что оторвались от грешной Земли и даже поднялись над пограничным слоем. Им уже мерещилось, что вихри, которые их вознесли на недосягаемую рядовым соотечественником высоту, будут возносить их только выше и дальше от Родины, весьма обнищавшей России, если только они того пожелают.

Как и надлежит всем «нормальным» нуворишам, им захотелось всего много и сразу, в особенности того, что не было доступно прежде. У них, как в сказке, начали «по щучьему велению, по моему хотению» появляться дворцового типа многоэтажные особняки в России и замки за границей – в основном близ престижных курортных мест. Они летали на личных самолетах, транжирили деньги дома и за рубежом, чтобы все знали, как на них работают другие люди, будь то клерки, менеджеры, охранники, политики, высокопоставленные представители правоохранительных и судебных органов, журналисты и проститутки. Им было просто противно делать из всего этого тайну – наоборот, их прямо распирало от удовольствия демонстрировать обществу от самого верха до самых низов, что они могут позволить себе всё! Это упоительное чувство явилось едва ли не главной наградой за их труд – сначала труд по присвоению возможно большего куска от бывшего «общего» национального богатства, которым прежде в основном распоряжалось политбюро ЦК КПСС, а остатками – система партийных органов и министерств, то есть партхозноменклатура. Главное, что теперь всё для них стало законно! Не надо прятаться от прессы и от органов партийного контроля, от жен, готовых жаловаться на измену мужей в низовые парторганизации, в которых они состояли, от органов внутренних дел и даже от органов государственной безопасности, деятельностью которых они научились управлять с помощью всё тех же денег. Они получили в весьма короткие сроки право в полный голос исполнять как свой гимн знаменитый «Марш энтузиастов» из довоенного советского фильма «Светлый путь» – оказывается, по смыслу он куда больше подходил новоявленным капиталистам, чем выдвиженцам советской власти и передовикам социалистического соревнования, систематически перевыполняющим нормы и планы:

«Нам нет преград ни в море, ни на суше,

Нам не страшны ни льды, ни облака!..»

потому что, в отличие от прежних времен, теперь каждое слово для них было чистой правдой: в морях они прокладывали курс, куда хотели, в любую страну (раньше это было просто немыслимо!), да притом еще на собственных роскошных яхтах; на суше они перемещались в дорогущих роскошных автомобилях; отдыхать ездили в зону вечных снегов и льдов на великолепно обставленные горнолыжные курорты, сквозь облака и над облаками они летали на своих турбореактивных самолетах. Развлечения, какие хочешь – пусть о них и не пелось в «марше энтузиастов» – были тоже ИХ, и именно они особенно подогревали присущее господам жизни хорошее настроение, но сильнее всего – их иное самоощущение относительно всех прочих, уверенность в том, что если еще не все им служат, то они кого захотят заставят служить, даже не испрашивая согласия. Потому как именно в их руках находится ВСЕОБЩИЙ ЭКВИВАЛЕНТ, как его называли Маркс-Энгельс, или башли, тугрики, зелень, капуста, бабки, бабло, условные единицы, как он и стал и именоваться в советские и постсовестские времена. «Люди гибнут за металл!» – пел в своих куплетах Мефистофель в «Фаусте», это было действительно так, но ОНИ-ТО НЕ ПОГИБЛИ и гибнуть не собирались, вполне сознавая, как много в их распоряжении средств и способов не допустить для себя такого конца. А для этого-то, по их разумению, только и требовалось впредь оставаться хозяевами жизни – как собственной, так и всех, кем им захочется управлять. И если капиталисты Запада, действительные хозяева почти всего мира, когда-то так же «борзевшие», как они – «новые русские», уже почти как целое столетие научились показывать обществу, что они главные радетели его интересов (а научила их этому не кто-нибудь, а именно Великая Октябрьская социалистическая революции в России), что они не воры, не жулики, не паразиты, а просто самые изобретательные, находчивые и инициативные создатели системы, которая под их руководством реально делает богатыми всех. Именно со страху после «всемирно-исторической победы Великого Октября» они вполне разумно предпочли не кичиться, то есть держать себя в обществе, на людях, псевдо-скромниками, и хотя позволяли себе делать все, что хотели в бизнесе и в развлечениях, но делали это в достаточной степени конспиративно, отсекая для своих классовых врагов возможность обвинять их в грабительстве и аморальности.

Вот именно этой социально-ориентированной псевдо-скромности и сдержанности меньше всего хватало нуворишам постсоветской эпохи. Никто из них не завладел своими состояниями по закону и справедливости, сколько бы они ни уверяли в обратном. Просто они либо крали, либо обманывали, либо сами для себя устанавливали правила игры, которым придавали вид прогрессивных законов, либо нелегально унаследовали с советских времен то, что крали и присваивали себе тайно тогда. Других способов у них практически не имелось, и об ассортименте всех использованных ими средств личного обогащения можно больше не говорить, поскольку с этой частью их деятельности все и так абсолютно ясно

Зато остался смысл вникнуть в то, как они распоряжаются своим внезапно обретенным богатством не в абстрактном смысле, а на примере «наиболее ярких и интересных», то есть наиболее одиозных представителей российского бизнес-сообщества. Всем этим крупнейшим богачам, лишь в недавнем прошлом обычным советским малоимущим гражданам, вдруг стало казаться очень тесно в мире, где они более чем успешно оперировали на фондовых рынках, в банках и множестве предприятий, которые достались им просто по дешевке, поскольку они знали, кому, сколько и за что надо заплатить, лишь бы это досталось им, а не пошло в кассу министерства финансов. А начальные, несоизмеримо малые суммы в сравнении со стоимостью приобретений у них нашлись – кто открыл пополам с бандитами фирму торговли автомобилями или импортными персональными компьютерами, кто придумал схему сдачи в лизинг или толинг успешно работающих предприятий иностранцам, кто-то вообще выступил отечественным агентом иностранных компаний – все это прилично, но все-таки скромно оплачивалось. Однако для успешного старта им всего этого хватало, а уж затем-то они развернулись на всю катушку без дураков, поскольку создали для себя вполне тепличную политико-экономическую атмосферу. И вот тогда-то им стало нестерпимо тесно в убогой обстановке на Родине, потому как атмосфера атмосферой, но ведь нужна еще и почва под ногами, а над почвой наполовину формально, наполовину по существу командирами являлись не они, а номинальные политики и штатные госчиновники, которые тоже хотели жить как можно лучше, во всяком случае не хуже явных олигархов, нужды которых они исправно обслуживали, но за это требовали всё бо́льшую мзду. Аппетиты этой публики росли безгранично. Олигархи даже стали подозревать, что чиновники и политики вот-вот сравняются с ними по деньгам, а, учитывая, что у них была еще и реальная светская законодательная и исполнительная власть, это было для олигархов уже не просто неприятно, но и опасно – их могли в любой будущий момент «прижать к ногтю» и запросто отобрать в свою пользу то, что олигархи считали «честно заработанным» своим по́том и чужой кровью. Кто именно первый в узком олигархическом кругу ударил по этому поводу в набат и огласил конспиративный конференц-зал воплем, заимствованным из «Марсельезы» – «К оружию, граждане-олигархи!», – осталось неизвестным, но в том, что это случилось, нет никаких сомнений, равно как и в том, что ведущими закоперщиками были двое из этого круга или клуба – Борис Березовский и Михаил Ходорковский. Первый уже имел не вполне понятный в смысле полномочий, однако важный, действительно важный государственный пост заместителя секретаря совета безопасности России, которым, однако, не был доволен как юноша, выросший из своей отроческой – «камер-юнкерской» – одежды – ему надо было занимать несравненно более крупную должность. Точно так же был настроен и Ходорковский. Будучи президентом нефтяной компании «Юкос», крупнейшей в России, он считал, что ему сразу надо получить один из высших официальных постов в государстве, не мелочась, не размениваясь на промежуточные должности.

Эта приватная конференция была, разумеется, не первой в их олигархической жизни. Одна из предыдущих, на которой решался вопрос о поддержке кандидатуры президента России Ельцина на второй срок (считая от вступления в действие Новой конституции Российской Федерации), была ознаменована полным единогласием. Вероятно, ожидалось единодушное одобрение концепции развития России под высшим олигархическим госруководством и на этот раз. Казалось бы, общие интересы должны были бы привести к единому решению. Но с этим немного не заладилось. Нет, конечно, подавляющее большинство было за то, чтобы брать политическую власть в стране в свои незапятнанные честные руки, отбив ее у ничтожных паразитов, пребывающих на ключевых чиновных постах, но один-то от них все ж таки откололся. Он измыслил, как ему пройти к успеху своим путем. И если большинство отправилось в мечтах к заветным постам на основе примитивного арифметического расчета, то Роман Абрамович нашел куда более подходящим для реализации своих интересов не целиться так высоко, как его олигархические коллеги, ибо его-то как раз не занесло, и крыша у него не поехала. Остальные члены клуба прикинули, в какие деньги им обойдется приобретение официальной власти почти легальным образом. Практика выборов в государственную думу Российской Федерации, с которой они были прекрасно знакомы, поскольку давали деньги на избрание депутатов для лоббирования своих проектов в думе уже не раз, показывала, что для гарантированного прохождения кандидата в депутаты требовалось затратить один миллион долларов. Для того, чтобы иметь конституционное большинство в триста депутатских мандатов в свою пользу в четырехсотпятидесяти местном парламенте требовалось всего-то триста миллионов долларов, то есть сущие пустяки, учитывая то, что за год каждый из них богател как минимум на несколько миллиардов долларов. Для полной уверенности в успехе можно было пойти и на удвоение сметы для создания необходимого большинства в думе и положить еще столько же на формирование верхней палаты законодательного собрания страны – Совета Федерации. В общей сложности – один миллиард двести миллионов долларов. Нет проблем. Найти желающих стать депутатами на условиях честного служения финансовой олигархии совсем не представлялось сложным. А там уже все пойдет по легальному официальному алгоритму. Большинство в нижней палате выдвигает кандидатом главы правительства, допустим Березовского или Ходорковского. Президента России, если не будет перечить главе правительства, до следующего срока можно будет и потерпеть, а если попытается помешать, устроить ему импичмент по всей форме – ведь у них в руках будет не только конституционное большинство, у них УЖЕ в кармане практически вся пресса, все органы массовой информации. Под таким напором не устоит ни один президент. И тогда ничто не помешает в следующий раз избрать новым президентом Ходорковского или Березовского. Перспективы успеха операции просматривались как будто насквозь – более того, большинству олигархов – и «смельчакам» вроде Березовского и Ходорковского, и трусоватым – таким как Гусинский и Смоленский – она представлялась совершенно «железной», но Роман Абрамович думал иначе. Все было гладко на бумаге, это так. Но в действительности все могло идти и не по плану. Где взять гарантии, что чиновники, премьер-министр, в конце концов, даже президент не поймут всю глубину затеи? Если многие из них – идиоты и даже нам в подметки не годятся, то это не значит, что они ничего «не просекут» – уж на дела, которые угрожают прочности их положения, у них первоклассный звериный нюх, и провести их, как дурачков, не получится. А тогда все пойдет наперекосяк. Мы будем вкладывать средства в кандидатов в депутаты, а они нас же будут убирать: кого скомпрометируют так, что уже не отмоешь, кого посадят, по крайней мере, на время избирательной кампании, а кого и вовсе уберут, чтобы после этого свободно пройти в думу самим, избавившись от своих «патронов». Вряд ли можно было представить, что у них не хватит сил и решимости поступить таким образом, как бы холуйски они себя прежде ни вели.

 

– Их сопротивление можно дезорганизовать, – возразил Березовский (Ходорковский),

– Суды и избирательные комиссии несложно купить, – возразил Ходорковский (Березовский).

– Какие вы наивные! – ответил Абрамович. – Неужели думаете, что у них на это не хватит и денег, и власти?

– Хорошо, а что тогда предлагается делать?

– Поискать иной путь к власти. Скажем, более постепенный и не столь категоричный, как ваш – типа «либо пан, либо пропал». Чтобы в случае срыва плана все-таки остался путь к отступлению без катастрофического разгрома.

– Молодец, Рома, – покровительственно по старой памяти похвалил Березовский. – А что у тебя значит «постепенно»?

Роме уже давно не нравилось, что Березовский продолжает считать его младшим партнером.

– У меня более простая задача. Стать губернатором.

– Губернатором? – иронически повторил Березовский. – Рома, ты что?! Видно, он в одно мгновение успел представить себе, насколько это мелко и бесперспективно для деятеля такого масштаба, каким он считал и себя, и Абрамовича.

– Я-то ничего. Просто не представляю себе, как строить дом с крыши, а не с фундамента.

– В том-то и уникальность нынешней ситуации, что сейчас такое возможно, – назидательно заметил Березовский, а Ходорковский добавил:

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

Абрамович повернулся к нему и спросил, не скрывая сарказма:

– А что, губернаторы у нас не пьют шампанское?

– Ладно, – примирительно сказал Березовский. – Пусть он пьет шампанское губернского розлива, если не желает действовать с нами заодно. Потом только локти себе не кусай, Рома.

– Да уж постараюсь, – ответил Абрамович и с тем отбыл с места проведения тайного совета.

Именно так, возможно, слегка заблуждаясь в деталях, я представил себе замысел-заговор-план (можно назвать, как угодно) финансовых нобилей России, наиболее радикально настроенных на достижение полной, исчерпывающей власти всех типов в «этой стране», как на англо-американский манер модничающие либералы стали именовать Россию, не замечая, что как раз им было бы уместней, чем кому бы то ни было еще, называть ее по-старому: «в нашей стране».

Жизнь в скором времени показала, кто был прав.

Замахнувшиеся на среду обитания чиновников и политиканов, на их кормовые угодья, на их роль в решении вопросов будущности государства немедленно встретили мощное непреодолимое сопротивление. Более того, вместо вязкого оно оказалось ударным. И план обретения полной власти не просто затрещал, а закончился катастрофическим провалом. Часть из них попала в следственный изолятор, откуда их выпустили только после того, как их заставили заплатить за освобождение всеми авуарами, которые еще не были переведены за границу. Березовский, Гусинский и Смоленский, Невзлин бросились бежать из России в безопасные места. А наиболее наглому претенденту на высшую власть Ходорковскому так и не дали покинуть родину. Он настолько кричаще цинично обворовал страну, утверждая, что его «Юкос» самая легально действующая транспарентная из всех корпораций в стране, особо процветающая благодаря наиболее эффективному менеджменту, что его в назидание другим лишили не только капиталов, но и возможности спастись за рубежом. Когда человек, неправомерно завладевший солидной частью национального богатства, начинает публично утверждать, что он ведет себя честно, соблюдая законы, это не может быть ничем иным, кроме заведомой лжи – можно сказать – по определению. Когда богатейшее жульё дома и за границей кричит о незаконности преследования таких фигур, как Ходорковский, которые, по их мнению, должны быть неприкосновенными и неподсудными всегда и везде, справедливость обвинений в их адрес приобретает уже вполне доказательный смысл. «Честный» российский мультимиллиардер Ходорковский делал лишь вид, что платит налоги и как физическое лицо (гражданин), и как президент, отвечающий за законопослушание своей корпорации. Он заигрался в беспардонной уверенности в том, что ему все позволено – и проиграл. Березовский на самом деле заигрался еще больше. Его налоговая декларация сообщала обществу, что у него нет ни квартир, ни особняков, ни замков, ни машин, ни самолетов, ни земельных участков – словом, ничего такого, с чего он обязан был бы платить какие-то налоги в качестве собственника. Читая этот восхитительный документ, можно было себе представить, что даже бомж, владеющий ручной тележкой, на самом деле богаче его. Березовский настолько не сомневался в своей силе (а как сомневаться, если он реально управлял всем течением дел в первой чеченской кампании именно так, чтобы она вместо побед постоянно заканчивалась конфузами и позорными поражениями, хотя и генеральский вклад в такие итоги боев тоже был немаленьким, однако даже им, генералам, до Березовского было далеко). Но в итоге ошибся в расчетах и он, самый мудрый и волевой стратег олигархического воинства, который уже само мятежное чеченское воинство, которое всячески опекал и вооружал, рассматривал как собственную боевую опору.

В итоге Гусинский и Невзлин укрылись в Израиле, откуда своих по крови никуда не выдают. Березовский обосновался в Британии, показавшейся ему не менее надежной, чем Израиль, но много более подходящей страной для ведения из нее крупных политических игр против непобежденного чиновного истеблишмента России. Смоленский на время сбежал в Австрию, но после неоглашаемых сделок с российской властью был допущен вернуться в Россию и занялся тем же, чем был занят до бегства – привилегированным обслуживанием членов государственной думы и других господ в том же роде. Ходорковского осудили на восемь лет и возбудили против него уголовные дела по новым обвинениям, что было чревато назначением ему новых сроков. Практически один Березовский продолжал плести политические интриги и разрабатывать способы их реализации, в чем крупных успехов добиться не смог. Во-первых, на Западе, в отличие от России, он уже не являлся перворазрядной персоной ни как политик, ни как богач, тем более, что его уже хорошо пощипали дома российские, так сказать, «домушники». Во-вторых, политические силы и слои, которые он брался решительно финансировать в своих интересах, расходовали эти деньги исключительно в своих целях и фактически «кидали на деньги» своего доброхота и благодетеля, выступающего под маской борца за либеральные ценности – кстати, убедившего себя в том, что он и есть истинный либерал и демократ.

Прочие олигархи-миллиардеры несколько присмирели и от политических претензий явно отказались. Они делились доходами с представителями официальной власти и даже с государством, что прежде в их кругу считалось недопустимо дурным тоном. Да, теперь они платили налоги и акцизы, крали, конечно, когда и где могли, но такого нескрываемого грабежа исключительно в собственную пользу больше себе не разрешали, поскольку и власть уже не позволяла им этого.

В выигрыше оказался один Роман Абрамович – причем сразу по всем статьям, доказав, таким образом, что он самый мудрый, самый дальновидный и расчетливый из всех олигархов и единственный заслуживающий звания, придуманного революционным демократом Чернышевским – а именно звания «разумный эгоист». Олигарх Роман Аркадьевич Абрамович остался на политическом поприще России. Он взял под опеку один из самых малонаселенных и безусловно наиболее отдаленный от столицы Чукотский национальный округ, вложив туда довольно скромные деньги и сделавшись за это губернатором одного из субъектов Российской Федерации. Теперь у него имелись большие полномочия главы исполнительной власти округа и желание сделать для жителей округа большое доброе дело за небольшие для его продолжающего успешно развиваться бизнеса деньги. Что для него могли значить два-три-четыре-пять десятков миллионов долларов в год из своего кармана, затрачиваемых на благо Чукотки в год? Практически ничего, а заметное благо для Чукотки и населяющих ее людей от этих денег было.

«Рома» начал с того, что ввел в узкие рамки разливанное море спиртного, истребляющего тела и души древнего народа, научившегося устойчиво выживать в условиях, в каких, кроме него, могли существовать лишь немногие малые этносы: эскимосы, коряки, эвены, юкагиры, нганасаны, ненцы, саами. Перво-наперво он пресек вымогательский «бартер» между работниками горно-добывающей промышленности и аборигенами-алкоголиками, согласными за бутылку спирта отдавать целого оленя. Сделано это было очень просто – согласно его губернаторскому постановлению спирт отпускали только по скромной норме по заборным картам. За наличные деньги, «просто так» спирт вообще нельзя было купить. Но и горнякам самим требовалось немало «горючего». Так что отрывать спирт от себя они не могли. Одновременно губернатор установил высокие приемные цены на оленей, а вырученные от продажи деньги поступали на кредитные карточки. Население быстро усекло, что таким образом получает свободный доступ к любым дорогостоящим товарам: снегоходам, телевизорам и прочему, и прочему, к чему уже давно привыкли соседние американские аборигены-эскимосы и индейцы на Аляске. Их жизнь круто пошла в гору. А губернатор Абрамович потрудился еще существенно расширить на окраине империи и материка возможности культурного времяпрепровождения. Он построил великолепный ультрасовременный кинотеатр в Анадыре, каких кроме него было всего два в России. Позаботился он и о горняках – вложил деньги в разработку золотых месторождений и обеспечил невиданно комфортные условия труда в условиях полярных зим. Все это сделало его всенародно любимым губернатором. На выборах он получал такой процент голосов, какой получали кандидаты «нерушимого блока коммунистов и беспартийных» в советское время, но только без принуждения, подтасовок и фальсификаций. И жители Чукотки плевать хотели на то, что Абрамович за гораздо бо́льшие деньги купил и содержит футбольный клуб «Челси» в Англии (это ему постоянно вменяли в вину все политиканы и население остальной России). Свою любовь к Чукотке и лояльность центральным властям Роман Абрамович доказал поддержкой всех проектов социальной направленности как в своем подопечном округе, так и в масштабах всей страны. В итоге это привело к небывалому, прямо-таки феноменальному результату. Когда после по меньшей мере двух побед на выборах губернатор Абрамович, возможно, несколько утомленный заботами о процветании Чукотского округа и больше заинтересованный в том, чтобы постоянно заниматься делами клуба «Челси» (он и так проводил в Англии больше времени, чем на Чукотке), обратился к президенту Путину с Просьбой больше не предлагать ему губернаторский пост, Путин подвергся такому мощному нажиму чукотских избирателей, что сам попросил Абрамовича согласиться продолжать работу на своем посту, хотя тот и обещал, что даже удалившись с Чукотки, не оставит ее без своих средств. Столь уникальной ситуации больше не было нигде в России. В других субъектах федерации их главы выпрашивали себе продление полномочий, в то время как Абрамович просил о прямо противоположном, а потому уступил лишь настойчивым просьбам президента, которые нашел для себя полезным уважить.

 

А уж в бизнесе он достиг и вовсе невозможного. Если раньше он уступал в деньгах Березовскому и Ходорковскому с их корпорациями «Сибнефть» и «Юкос», то теперь он просто включил их в состав своей «Роснефти» и вышел на абсолютно первое место в ряду долларовых миллиардеров страны. Вот что значило догадаться, что лучше идти рука об руку с властью, чем воевать с ней. Рома лучше других осознал, насколько нестабильны вихревые процессы в пограничном слое как в политической, так и в финансовой сферах, а потому вполне разумно позаботился о том, чтобы не завихрять потоки еще сильней – тогда чаще удается использовать попутные течения и струи.

Был ли Абрамович действительно очень щедр по натуре, умел ли сочувствовать бедолагам, поскольку в детстве сам был сиротой, или все от него в пользу людей направлялось исключительно соображениями разумного эгоизма, глядя со стороны, трудно было понять. Одно только представлялось вполне определенно – он действовал правильней, а потому и успешней своих олигархических коллег. За ним не тянулся шлейф обвинений в жадности. В отличие от владельца «Альфа-банка» и «Альфа-капитала» миллиардера Петра Авена, во всеуслышание заявившего, что его обязательства перед социумом исчерпываются уплатой налогов (а это означало, что он и копейки не даст на то, в чем сам корыстно не заинтересован), Абрамович делал движения гуманитарно-благотворительного характера и, наверное, в точности так, как Сомс Форсайт – герой знаменитой саги Голсуорси – с удивлением открывал для себя, что благотворительность – это очень выгодная сфера вложения капитала.

Впервые я услышал о существовании Абрамовича от одного полуродственника, если допустимо использовать такое слово для описания соотношения между мной и Василием, так сказать, в семейном плане. Он был зятем, то есть мужем дочери, единокровной Марининой сестры Галины. Галя родилась много раньше Маринушки и жила отдельно от второй семьи своего отца, но довольно часто бывала там и любила младшую сестренку. Вот этот самый Василий однажды в застолье обронил несколько слов о некоем Роме, который ногой открывает двери в аппарате правительства и администрации президента. Ему ничего не стоило войти в приемную первого заместителя премьер-министра Олега Сосковца и запанибрата спросить: «Олежка у себя?»

А в ту пору Сосковец находился на самом виду. Ему без конца поручались разнообразные финансово очень значимые дела, в том числе и по управлению собственностью громадных промышленных и горно-добывающих предприятий. Из этого можно было заключить, что он весьма важная персона, и от его решений действительно многое зависит, а только что без фамилии названный Рома входит к нему, как к себе домой. Этим Ромой, как мне стало ясно позднее, мог быть только Абрамович.

Надо полагать, что близость Абрамовича к Сосковцу была весьма выгодна им обоим. И у меня нет сомнений, что если один из этой пары достоверно стал миллиардером, то миллиардером, пусть негласным, стал и второй. И таких «неразрекламированных» было едва ли меньше, а скорее даже больше, чем явных.

Василий, зять Марининой сестры, тоже не был простым советским человеком, вдруг превратившимся волею родной коммунистической партии в капиталиста больше чем средней руки. Успешным человеком как в советское, так и в постсоветское время его сделала любезная теща. Это ее силами уроженец западно-сибирского города, женившийся на студентке своего же собственного философского факультета МГУ, был направлен после окончания курса и аспирантуры в нужное место, в нужном качестве, в подходящее время. Как именно? Об этом я узнал от Марины – сам-то я видел Галину Георгиевну всего несколько раз, и наше с ней общение бывало недолгим. Однажды в летний сезон, когда Марина была уже на пенсии, а я продолжал работать, Галя пригласила ее пожить у себя на подмосковной даче вместе с нашей внучкой Светой. Сама она тоже жила с внучкой Ренатой, которая была на год моложе Светланы. Дочь Галины Виктория со своим мужем Васей появлялась на даче лишь в выходные дни, да и то не каждый раз. Сестры как никогда плотно общались друг с другом, и Галю почему-то особенно сильно тянуло откровенничать с Маринушкой – уже не как с родной и симпатичной девочкой-ребенком довоенного времени, а как со взрослой женщиной, к которой продолжаешь испытывать нежные чувства с детских лет. Галя понимала, что не во всем может рассчитывать на понимание сестры, но, подумав, она решила особенно не утаивать от нее подробности своей жизни. Иногда, правда, она немного жалела об этом. Взять хотя бы тот случай, когда она обмолвилась, что на последних президентских выборах голосовала за Зюганова. Реакция Марины оказалась мгновенной и не больно-таки приятной:

– Да ты что, Галка, совсем сдурела? Голосовать за Зюганова! Ты хоть на рожу его посмотри! Я уж не говорю – послушай, что он там обещает!

В первый миг Галина Георгиевна опешила, но, набрав побольше воздуху в легкие, чтобы сразу не ответить чем-нибудь обидным для сестры, предпочла признаться, что сам Зюганов ей никогда не нравился. Не только грубым лицом, голосом и манерами, но и тем, что он делает и говорит. Здесь Марина была безусловно права, а то, что она с такой легкостью и бесцеремонностью высказала несогласие со старшей сестрой – ну так она всегда была такой: искренней, непосредственной, безо всякого притворства, к тому же она так сильно напоминала отца, сгинувшего в московском ополчении, что сердиться на нее не было никакой возможности. Сама Галина Георгиевна всю свою жизнь с полным основанием считала себя красивой женщиной и могла бы представить кому угодно убедительные доказательства этому, если б хотела, и все же Марину она считала самой красивой среди всех четырех сестер. Ей, конечно, было простительней критиковать нынешнее руководство КПРФ. Марина, как и многие другие бывшие члены КПСС, больше не видела смысла связывать свою будущность с КПРФ – партией-преемницей после того, как рухнула в одночасье ее гегемония и монополия на руководство политической жизнью страны. Зато у Галины не было серьезных оснований отказываться от той системы со всей ее идеологией, благодаря которой и она сама, и ее семья вполне достойно жили и устраивались на зависть многим. Она и сейчас не считала себя обычным рядовым членом коммунистической партии (у нее сохранились знакомства даже с членами нового ЦК КПРФ), а уж в прежние времена она и подавно ощущала себя много выше среднего. Галина Георгиевна знала, что не только она одна не верит Зюганову – её высокопоставленные конфиденты тоже не прощали этому своему новому «вождю» в равной степени ни ту чушь, которую, отступясь от ортодоксального марксизма-ленинизма, тот нес в предвыборных интересах, создавая впечатление, что теперь он настоящий социал-демократ, ни фальшивые заверения, даваемые руководству партии в конспиративной обстановке, будто никакой он не отступник от коммунистических целей и идеалов, а просто вынужден делать вид, что партия готова изменить свой курс в новых исторических условиях, чтобы избежать разгрома и запрета, а главное – чтобы иметь возможность снова получить власть над страной в результате всенародных выборов. У Галины Георгиевны не было сомнений, что в нынешнем ЦК компартии преобладают товарищи, считающие тактику Зюганова не просто ошибочной, но и преступной, чреватой всамделишным ее перерождением в какое-то жалкое подобие западной социал-демократии, и она была с ними совершенно согласна. Но Ельцин уже не раз доказал, что силового захвата высшей власти (что было бы лучше всего) он не допустит, и потому, скрепя сердце, члены руководства, даже самые стойкие в убеждениях, вынуждены были признать, что не обеспеченный должным образом вооруженный переворот, в отличие от октябрьского в 1917 году, приведет не только к разгрому боевых дружин компартии и «Трудовой России», но и к уничтожению собственно партии как законно функционирующей политической силы, а тогда снова легально возродить ее окажется почти невозможно. Оставалось делать вид, что компартия действительно идеологически обновилась и готова сотрудничать с другими патриотически настроенными политическими силами на благо народа и государства, хотя именно в этом и заключался главный порок избранной тактики, поскольку делить власть над страной компартия ни с кем не должна и не способна, ибо она только тогда может по-настоящему править, когда вся власть принадлежит ей целиком, монопольно, постоянно и безраздельно. Пока такая власть у нее сохранялась, страна становилась всё сильней и заставляла себя уважать. И только когда последыш и выдвиженец Андропова Горбачев, бездарный предатель коренных интересов партии, отступился в своих шкурных интересах от партийной монополии на власть, всё покатилось-поехало и загремело в тартарары. Собственно Андропова Галина Георгиевна не перестала уважать – как-никак он был многолетним главой или шефом КГБ от ЦК КПСС, при котором его ведомство достигло небывалой, можно сказать – неограниченной мощи, способной сметать любые препятствия на пути достижения целей, поставленных перед партией ее ленинским руководством вообще, а в частности – на пути карьерного продвижения самой Галины Георгиевны – ей ли того не знать! Нет, Юрий Владимирович шел верным путем и страну тоже пытался после Брежневской немощи вести куда надо, но вот не получилось у него – слишком плох стал здоровьем, когда, наконец, добрался до руля. Но вот как его угораздило завещать ключи от власти насквозь провравшемуся первому секретарю Ставропольского обкома, которого он поставил было начальником главного управления КГБ ПО ДЕЗИНФОРМАЦИИ? Это же шестерка, которой велят: ври так-то и так-то в интересах партии и государства, а ему только и остается распространять эту ложь. Какую умственную работу он мог там научиться делать? И вот это ничтожество, руководимое его Райкой, привело к краху мощнейшей в Мире управляющей системы – слава Богу, не к полному, но все же тяжелейшему и трагичному. Сколько всяких ценностей и кадров было потеряно из-за эгоистического предательства, которое и самому главному предателю нисколько не помогло! Кем бы он мог остаться, если б не стал отступником? Больше, чем царем крупнейшей мировой империи! А кем стал? Отставной козы барабанщиком – все равно, конечно, при деньгах (об этом наверняка успел позаботиться), но зато без власти, авторитета и привилегий – то есть без главного, чем соблазнился его малограмотный ум и к чему настойчиво устремляла его ограниченная во всем, кроме амбиций, жена, которую вся страна иначе, как Райкой, не зовет – и по справедливости. А уж как они ликовали, когда добрались до главной партийной кассы, а если говорить откровенно и прямо – до кассы всей страны! Райка так прямо заявила, отправившись инспектировать строительство своего нового дворца: «Настало наше время!» Это ж надо, до чего ее распирало! Ох, и жадность у таких провинциальных мечтательниц насчет богатства! Сразу до всего охота дорваться! И вот – на́ тебе, дорвалась! Ну, ничего, с ними еще обязательно разберутся, когда партия вернет себе полноценную власть! Скрыться им будет некуда. Обязательно обнаружат. Найдут и накажут в назидание всем другим желающим процветать отдельно от партии. Только вот Зюганова ради этой великой цели обязательно надо заменить. Кто вообще кроме дисциплинированных партийцев за такого проголосует? Физиономия топорная, отталкивающая – как теперь говорят – никакой харизмы. Голос грубый, громкий, неубедительный. Говорит, как дрова рубит. Думает, что если у него череп лысый и лоб высокий, так он с этим своим голосом будет напоминать Эрнста Тельмана – не иначе! Только ведь Тельмана теперь мало кто помнит, и никаких выгод от сходства с ним, даже если бы оно было, уже не получишь. Но вот Тельман-то был был совсем другое дело – он идеей коммунизма горел, это даже враги его чувствовали. Он был настоящий человек, настоящая глыба, а Зюганов что? Просто карикатура на подлинного революционного вождя. Ему никто не верил и верить не будет. Жаль только, никак не могут его убрать, видно, держит ключ от партийной кассы в своих руках и никак не хочет с ним расставаться. Больше думая о желании дождаться справедливости, чем веря в ее осуществимость, Галина сказала Марине: – После выборов его снимут, – сказала так, как будто делилась с ней партийной тайной, хотя сестра давно уже в партии не состояла, что, впрочем, не означало ничего, кроме разочарования в идее коммунизма. Другое дело их отец, Георгий Иванович – тот вышел из партии еще в конце двадцатых, и каким-то чудом ему за это ни тогда, ни потом «ничего не было», если не считать того, что послали на убой в ополчение. Последнее, о чем он смог сообщить домой – это что у них одна винтовка на пятерых, и завтра они пойдут в бой. Записку принес в Москву пятнадцатилетний парнишка, которого из сочувствия взрослые ополченцы отправили домой. Какой смысл был губить во имя великой идеи и любимой страны еще одну – и совсем не лишнюю для нее – безоружную молодую жизнь?