– Но рыцари Варалусии должны считаться с тем, что их земли граничат с Местифалией и Сарварией. А когда в тамошних землях узнают, что Атария лишилась своего главного воеводы, что придёт им на ум?
– За Местифалию и Сарварию я не ручаюсь, ваше величество. Там нет рыцарей, – ответил Гвадемальд.
– Последний раз Ломпатри видели именно в наших землях. И если он умрёт, вину за его смерть повесят на нас. Пойдут слухи, что рыцари начали резать друг друга! Они и так только этим и занимались с момента своего появления, но то было за честь. А тут уже просто так! Это, мой друг Буртуазье, конец Троецарствия. Война. Приведи мне Ломпатри и его сказочное существо! Здесь, в моём дворце атариец заявит, что не убивал Гастия, а сказочное существо, если оно так благородно, как ты говоришь, сознается в содеянном.
– Но этот нуониэль потерял память, – сказал Гвадемальд.
– Не родился ещё тот счастливчик, которому довелось убить, а потом забыть это на веки вечные, – ответил король. – Память вернётся, и он сознается. Мы отпустим Ломпатри к королю Хораду, а полено казним прилюдно. Он всё равно сказочный, и ему положено отрубить голову. Так вот пусть ценою жизни своей сохранит мир в Троецарствии.
– Похоже, мир в Троецарствии настолько важная вещь для вас, что без этого невозможно существовать, – подумав, сказал рыцарь.
– Существовать? А война, по-твоему, это существование? – тихо спросил король.
– Господин Ломпатри считает делом чести оберегать господина нуониэля. Он уверен, что это создание спасло ему жизнь. Не думаю, что смогу уговорить господина атарийца привезти сказочное существо на казнь.
– Ломпатри не дурак! – отмахнулся король, – Ах, как же всё надоело! И Ломпатри этот тоже! Не хочу ничего больше слышать! Реши проблему!
Король выкинул грязную тряпку прямо на раскалённые угли, снял фартук и направился прочь.
– И не потеряй мои корабли! – бросил Девандин напоследок.
Гвадемальд не двигался с места. Он дождался, пока тряпка на углях не исчезнет в языках пламени, и только после этого направился к выходу.
Рыцарь быстро прошёл по внутреннему дворику к выходу. За стенами дворца ждал верный конь и воины из личной охраны. Гвадемальд ещё раз обернулся на клён. Дерево стояло совершенно нагим. И лишь один зелёно-жёлтый лист всё ещё крепко держался за свою ветвь.
«Мир в Троецарствии? – подумал Гвадемальд. – Неужели это то самое важное, что я потеряю, и без чего не смогу существовать? Нет, нет! Это жизненно важно для короля Девандина. А для такого рыцаря как я война – это кузня чести и имени».
На дворик обрушились порывы холодного осеннего ветра. Собранные в кучки листья взвились вихрями и разлетелись по влажным дорожкам, по подстриженным кустам и по сникшей траве.
«Давай, приятель, – говорил Гвадемальд клёну, – сбрасывай его. Закончим эти игры. Не заставишь же ты меня всю дорогу до Дербен биться над тем, что же в моей жизни есть такого важно, чего мне нельзя терять».
– Господин Гвадемальд! – послышалось вдруг из тёмного коридора, в который всё никак не решался войти рыцарь. – Господин, это вы?
Вдруг из темноты выглянул верховный маг Байсен одетый в тяжёлый кожаный походный плащ.
– Слава Свету! – залепетал улыбчивый маг. – Я уж думал, что совсем отстал! Я ведь с вами отправляюсь! Как хорошо, что вы ещё здесь! Вы ведь двинетесь по реке? Знаете, я уже ходил по нашей Дикой до самого озера Аин. Чудесные, красивые места!
Гвадемальд молча приветствовал мага поклоном и снова глянул на лист надежды. Убедившись, что тот всё ещё на своём месте, рыцарь юркнул за магом в тёмный проход за дубовой дверью.
Глава 17 «В тени Скола»
Ледяные горы и жёсткая непогода остались позади, но внизу, на пригорьи, путникам легче не стало: холодный ветер всё так же пробирал до костей. Спасали только движение и надежда, что вечером разрешат погреться у костра. И когда впереди показался тонкий столбик дыма, возвышающийся над мёртвой луговой травой, люди приободрились. Пожелтевшая трава намочила всех по пояс. Не спасли ни кожаные штаны, ни сапоги, ни хитрые крестьянские лапти на все случаи жизни. Путники буквально утопали в траве, пробираясь через снопы, как сквозь застывшие волны. Глядели больше под ноги, не замечая ни высокого неба, подёрнутого перистыми облаками, напоминающими скелет какого-то большого, невиданного чудища, ни гор позади, пугающих своим величием, ни верхушки Скола, видневшейся впереди в синеватой дымке за холмами, озарёнными косыми солнечными лучами. Ночной спуск с гор дался нелегко, и появившийся ниоткуда дымок, чьим бы он ни оказался, манил к себе воспоминаниями о тепле.
Подойдя ближе, путники увидели человека. Он поднялся из травы прямо возле серого дымового столба. Это оказался крестьянин Мот. Признав своих, товарищ ринулся навстречу.
– Здорóво сходили? – поинтересовался Мот.
– Уж не зазря, – ответил ему Навой.
– Маловато вас, – заметил крестьянин.
– Огонь – это хорошо, – сказал Ломпатри. – Сейчас обогреемся и в лагерь. Вы где встали?
– Под холмом, – ответил Мот, махнув рукою в ту сторону, где луг забирал вверх, скрывая тёмную полоску леса справа и горную гряду слева. – О детях разузнали?
– В поселении у Скола они.
– Хвала вам, господин Ломпатри! – радостно воскликнул Мот.
Маленький костерок больше коптил сырым хворостом, нежели обогревал дозорную стоянку Мота. Но путникам и такой привал вполне подошёл; они рухнули на подмятую траву, охая и вздыхая от усталости. Изнеможённые долгим переходом, они стали быстро проваливаться в сон. Только нуониэль спокойно сел у костра, и стал греть руки над робкими языками пламени. Мот предложил вернувшимся с гор воды и сушёного мяса. Напились вдоволь, но еды никто не взял: слишком устали. Мот устроился у костра напротив нуониэля и подозрительно глянул на сказочное существо.
– Чёй-то ты сменился, а? – обратился он к Тимберу. Нуониэль в ответ слегка улыбнулся и кивнул. – Ну, молви тады!
Тимбер коснулся указательным пальцем своего виска, а потом сделал жест кистями рук, напоминающий то ли распускание цветка, то ли медленный всплеск воды, когда в неё кидают камень.
– Брешешь! – удивлённо воскликнул Мот, догадавшись, что хотел сказать ему нуониэль. – Вот радость-то! Совсем, значит, оправился. Эка невидаль, Закич мастер – выходил как тебя. А вот, слышал я, ты в деле ратном шибко хорош. Это тоже вспомнил?
Нуониэль отмахнулся и прилёг, закрыв глаза. Мот не стал его больше беспокоить. Крестьянин подложил в костёр хворосту и стал ждать, когда путники проснуться. Он обрадовался и тому, что они целы и невредимы, и тому, что теперь все снова вместе. Новость о том, что господин нуониэль вылечился, привела крестьянина в состояние тихого внутреннего восторга. Как и все из Степков, Мот относился к Тимберу Линггеру с подозрением; он не мог понять, что же на уме у этого существа, но в то же время крестьянин жалел раненного. Что до отсутствия бандита Акоша, Мот и спрашивать не хотел, куда делся этот негодяй: без него уж точно лучше. Однако, Мота смутил старый мешок, который тащил за собой Воська. Видывал крестьянин такие мешки, пропитанные запёкшейся кровью.
Спали не более двух часов. Затем компания выдвинулась к основному лагерю в холмах. Когда они поднимались на первый из холмов, разделяющий плоский луг от той местности, где земля то там, то тут встала на дыбы, перед путниками ещё раз открылся Скол от самых своих корней до теряющейся в небесной вышине верхушки. Но теперь это был не далёкий Скол, который они видели с откосов горной цепи, а настоящий, ощутимый и громадный. Подходя всё ближе и ближе, уже различая разломы и трещины в его каменных склонах, Ломпатри, Воська, Тимбер Линггер и Навой постепенно осознавали непостижимость размеров этой глыбы.
Добравшись до стоянки, нуониэль первым делом подошёл к раненому Вандегрифу. Закич в это время обрабатывал рану черноволосому рыцарю. Нуониэль достал одну из своих бутылочек с отваром Идеминеля и передал коневоду. Тот что-то недовольно буркнул в ответ, но тут же принялся наносить чудодейственное средство на раны.
– Успешно? – поинтересовался Вандегриф у Ломпатри, пока командир осматривал колья с насаженными на них волчьими головами, выставленными вокруг стоянки для отпугивания хищников.
– Вполне, господин Вандегриф, – ответил Ломпатри и, подсев к Закичу, стал заглядывать ему через плечо на рану.
– Шёл бы ты, рыцарь! – рявкнул на него Закич. – Шёл бы, да присел поодаль! Мало нам грязи здесь!
Ломпатри, не отвечая на грубость, отодвинулся и обратился к Вандегрифу:
– Верхом ехать сможете?
– Я и без коня хоть сейчас в бой, – ответил Вандегриф.
– Да, – снова забурчал Закич, – а через неделю я тебе ногу с мертвянкой отпиливать буду.
Ломпатри хотел ответить Закичу, но не успел. Рыцарь Вандегриф заговорил вперёд него:
– Вижу, вы с нашим другом Акошем разминулись.
– Пёс с ним! – ответил Ломпатри. – Великому Господину стоит переживать не из-за какого-то главаря шайки, а из-за потери одного из Белых Саванов.
Ломпатри обернулся на Воську, пытающегося приладить грязный мешок на свою лошадь и при этом не испачкаться.
– Даже не стану спрашивать, как вам это удалось, господин Ломпатри. А что с детьми?
Услышав вопрос о детях, все стихли и стали внимательно слушать разговор рыцарей.
– Лучше и быть не может, господин Вандегриф, – ответил Ломпатри. – Они живы и совсем рядом. Мы освободим их если не сегодня ночью, то завтра утром.
– Ночью в этих краях запросто не походишь, – сказал черноволосый рыцарь. – Волки здесь шибко люты. Во мгле подходят совсем близко. Да и если через реку снова справляться, опять беды накличем.
Ломпатри подозвал нуониэля и попросил показать карты. Тимбер вытащил из футляра крупный пергамент и развернул прямо на лежащем Вандегрифе. Это была та карта, которую он показывал рыцарю Гвадемальду в белом шатре. По движениям сказочного существа, Закич понял – что-то изменилось. Коневод даже забыл поворчать на то, что разложенная грязная карта мешает ему врачевать и вообще, может заразить мертвянкой. Нуониэль открыл коробочку с письменными принадлежностями, плюнул в чернильницу, обмакнул туда веточку, что росла у него из головы и принялся выводить на карте странные символы. Делал он это в очерченной рамке, которую сам же нарисовал ещё в палатке Гвадемальда, когда тот показал ему место, где упал Скол. Тогда Тимбер лишь отметил место падения незамысловатым рисунком и приготовил рамочку, в которой собирался пояснить своё новое изображение. Теперь он помнил, как писать на своём языке и с лёгкостью вывел витиеватую надпись из символов, похожих на чёрные звёздочки. Острая на конце веточка, росшая из головы нуониэля, справлялась с нанесением чернил лучше любого пера. Тимбер указал на свежую надпись, а потом указал на Скол, находящийся так близко к лагерю, что его невозможно было не только не видеть, но невозможно было и не ощущать каким-то особым чувством, отвечающим, наверное, за осознание опасности или необратимости судьбы.
– Это Скол, – объяснил жесты нуониэля подошедший к ним Воська. То, что делал нуониэль, оказалось понятно всем, но Воська, всё равно переводил сказочное существо, на всякий случай.
– Мы здесь, – говорил старый слуга. – А здесь дети. Надо пройти к реке до вот этого брода.
– Он всё верно говорит, – добавил Лорни, посмотрев на карту. – Здесь часов пять пути.
– А ты пошустрел, зверушка, – заметил Вандегриф, глядя на нуониэля.
– Господин Вандегриф, прошу знакомиться – господин Тимбер Линггер, – сказал Ломпатри.
– Всемогущие! – воскликнул Закич.
– Упасти тебя свет! – удивился Вандегриф. – Но, помнится, вы говорили, что, если наш господин Тимбер, как там дальше его… вспомнит о былом, в ваших отношениях произойдут некие неприятные изменения.
– Мы с этим разобрались. Не правда ли, господин Тимбер? – обратился Ломпатри к нуониэлю.
В ответ нуониэль наспех кивнул.
– Так куда же вы теперь, господин? – спросил Вандегриф. Тимбер отмахнулся.
– Господин Тимбер Линггер говорит, что дойдёт до поселения, где держат детей, а после…
– Лишний воин нам не помешает, – заметил Вандегриф.
– Коль вы об этом, господин, – сказал Ломпатри и обратился затем ко всем присутствующим, – Воины нам нужны! Отец, Шляпа, Солдат, Жених, – сказал он, смотря на крестьян Мота, Еленю, Навоя и Молнезара, – вы не воины. Даже ты, Солдат. Дело нам предстоит вести с Белыми Саванами. Не с одним, а, по меньшей мере, с тремя. Вы все не мои люди, и не мне вам приказывать. Поэтому сами решайте, кто готов к сражению, а кто останется в стороне. Что молчите?
Отвечать рыцарю никто не хотел. Видимо, они решили, что Ломпатри желает приободрить их перед нелёгким делом. Но это оказалось не так.
– Двое из вас погибли при схватке с обычными разбойниками, – продолжал рыцарь, будто убеждая людей не идти до самого конца. – А ваш Лучник теперь может прослыть счастливчиком, если вновь станет ходить на своих двоих. По рассказам дедов и отцов, поди, слышали, кто такие Белые Саваны, и как яростно они сражаются. В своей школе они обучаются биться сразу с двумя мечами. Однажды они чуть не захватили всё Троецарствие! С тех пор все ждут их возвращения. И вот, они на нашей земле. Только на этот раз у нас есть кое-что против их острых клинков.
Ломпатри указал на нуониэля, всё так же изучавшего карту. Сказочное существо обратило внимание на происходящее лишь тогда, когда все вперили в него взгляды.
– Прошу иметь честь – господин Тимбер Линггер, – гордо заявил Ломпатри. – Меня поразило то, с какой лёгкостью он одолел одного из этих закутанных в простыни кривляк! Моя Илиана, да с дюжиной таких воинов я бы отправился в Варварию и спалил бы её дотла! Господин Тимбер Линггер, то, как мы с вами познакомились, бросает тень на мою честь. Поставить вас на ноги – это меньшее, что я мог сделать для вас, дабы сгладить своё грубое пренебрежение к вам и вашему роду. Для меня нет большей чести, чем биться теперь с вами в одном строю! Уверен, когда мы прибудем в Идрэн, на суде примут во внимание то, что вы делаете для нас сейчас. Возможно, вас даже оправдают. Но я бы так далеко не загадывал.
Нуониэль поднялся, подошёл к Ломпатри, коснулся правой рукой своего левого плеча и медленно поклонился в пояс. Делал он всё это не спеша, учтиво и благородно. Даже Вандегриф, с удивлением наблюдал за сказочным существом. Был бы этот нуониэль простецким парнем вроде Закича, не принял бы высокопарную рыцарскую речь столь близко, не счёл бы необходимым подняться и откланяться по всем правилам хорошего тона. Ломпатри и сам немало удивился такой реакции.
Думали над картой битый час. Ночью передвигаться не решились. С утра начинать движение поздно: тогда к поселению отряд подошёл бы не раньше полудня, в наихудшее время для атаки. Приняли решение часть пути одолеть сегодня же, переночевать по-тихому на полпути, снятся перед рассветом и утром с наскока взять поселение. Застряли и долго спорили о том, как не наткнуться на возможные дозоры и не попасть в лапы волков.
– Беспокойны вы, господин Ломпатри, – заметил Вандегриф, когда обсуждение зашло в тупик. – Что-то всё же случилось там в горах. Чего вы мне не говорите?
Ломпатри не ответил. Он поднялся и прошёлся по лагерю. Остановился рыцарь возле одного из кольев, на котором была насажена волчья голова. Стоял конец листобоя, но, несмотря на прохладу, голодные мошки всё ещё роились над неожиданным лакомством. Ломпатри некоторое время смотрел на Скол; громадина действительно выглядела так, как о ней рассказывали люди – перевёрнутые горы. Рыцарь окинул взором холмистую местность и заметил в низине, под кустом паренька Ейко, бывшего прислужника магов.
– А что это он там? – спросил Ломпатри у Лорни, сидевшего на валуне и штопающего свои грязные лохмотья.
– Прутья ищет, – ответил скиталец. – Для своего голубя. Вон его птица летает. Хотите, чтобы я позвал паренька?
– Пустое, – отмахнулся Ломпатри.
– Коль заметит кто? – спросил Лорни. – Пусть и птицу свою ловит, а то её и подавно версты за две видать.
– Никто нас не увидит. А увидят – что с того? Либо нападут, либо снимутся с места и дадут дёру. Коль биться станут, то нам легче – топать меньше, а побегут – догоним.
– Тогда у нас всё хорошо? – поинтересовался Лорни. – Или как ваш Воська говорит: «всё в порядке»?
– Белый Саван сказал, что я умру, помнишь? – чуть помолчав, спросил Ломпатри.
– Да уж, ляпнул, падший. Тёмные его попутали. Да и нуониэль, туда же. Вы ведь не думаете, что они знают что-то такое, что неизвестно вам да мне?
– Такие как этот Белый Саван не бросают слова на ветер. Не думаю, что он сказал это лишь для того, чтобы меня позлить. А господин Линггер теперь ещё загадочнее, чем прежде.
– Мне кажется, вы переживаете зря, господин Ломпатри, – заметил Лорни. – Вы опытный воин. Бьюсь об заклад, вам не раз пророчили скорую кончину.
Ломпатри обернулся; лагерь тихо собирался в дорогу. Только Закич, делая вид, что всецело поглощён сборами, то и дело кидал в сторону Ломпатри и Лорни подозрительные взгляды.
– Смерти я не боюсь, – нахмурившись, ответил рыцарь, снова переводя взор на Ейко, отрезающего от кустов прутики. – Просто не могу понять, чего же я упустил во всём этом деле. Да, и спасибо тебе, Скиталец Лорни, за то, что уговорил господина нуониэля не уходить.
– Знаете что, господин Ломпатри, – вдруг заговорил Лорни таким тоном, будто бы его осенило. – А ведь Белый Саван сказал именно так: «вы даже не догадываетесь, зачем Великий Господин похитил этих детей». Выходит, приказ шёл с самого верху! И почему этот Саван сказал, что Великий Господин не посылал его убить вас? Будто бы это была его – Савана – собственная идея.
Ломпатри аж вздрогнул. Он обернулся в сторону Лорни и долго смотрел на скитальца широко-раскрытыми глазами.
– Вертепы! – выругался рыцарь. – А ты, паренёк, смышлёный пёс!
– Так я вроде… – забубнил Лорни. – Я ничего такого и не говорил особливо.
Лицо Ломпатри вдруг озарила хитрая улыбка, а ехидный прищур сложил морщинками кожу у краёв глаз. Рыцарь догадался о том, что пытался понять с давних пор. Теперь, он победоносно посмотрел на холмы, где к нему бежал Ейко, что-то кричавший и размахивающий пучком хвороста. Дурачок орал так, что весь лагерь кинулся ему навстречу, ругаясь на оборванца за то, что своим криком он вот-вот сдаст их местонахождение. А рыцарь Ломпатри уже плевать хотел на скрытность и тишину: ему казалось, что теперь он почти раскрыл планы Великого Господина.
– Слава Белого Единорога идёт впереди него, – заговорил Ломпатри сам с собою. – Белый Саван не соврал: его не посылали убить меня. Этому Великому Господину не нужна моя смерть. Он хочет кое-чего ещё!
Выступили через час. Прошли вдоль реки, перешли на другой берег по порогам и к вечеру оказались под полуголыми кронами берёзовой рощи. Начался дождь. Путники устроились в низине, выставили часовых и стали разводить небольшой костерок. Воське никак не удавалось раздуть пламя – сырая берёзовая кора только дымила. Ломпатри взялся за дело сам, но и у него не спорилось.
– Откуда вас рыцарей, эдаких бестолочей, берут? – фыркнул Закич, заметив тщетные попытки Ломпатри.
– Сейчас разведём! – не унывал рыцарь.
– Сейчас, сейчас! Что ни поручи вашей благородной братии – всё испоганите! – бурчал Закич.
Вместо того чтобы заткнуть коневоду рот, Ломпатри лишь глянул на него, улыбнулся и снова принялся бить кремнием об огниво и дуть на трут. Закич демонстративно плюнул и пошёл прочь. Он поднялся на край низины и впотьмах увидел впереди грязные одежды скитальца Лорни. Закич тут же повернул в другую сторону, и тихонько удалился, стараясь остаться незамеченным. Очень скоро он наткнулся на Ейко, который тоже сидел в дозоре. Правда, толку от паренька было мало: он плёл из прутиков клетку для своего голубя и совсем не следил за лесом. К тому же голубь важно расхаживал тут же в кустах, и громко курлыкал. Закич присел рядом с бывшим жреческим слугой.
– Затеплили? – спросил тот о костре.
– Куда им! – отмахнулся Закич. – Руки-крюки.
– Не говори так, – весело сказал Ейко, продолжая плести клетку. – Господин Ломпатри опытный и замечательный человек!
– Да уж! – вздохнул Закич. – Только вот друзей выбирать не умеет.
– Не говори так! – испуганно прошептал Ейко, поглядывая по сторонам – никто ли его не услышал. – Это не правда! Умеет он! Вон, глянь, меня не прогнал. И все тут люди добрые и хорошие.
– Не доверяю я этому Скитальцу, – тихонько заметил Закич, протягивая пустую ладонь голубю, который важно подошёл к нему и стал с опаской посматривать в глаза.
– Отчего же! – добродушно удивился Ейко, продолжив своё рукоделие. – Он человек умный. Вон, книжка у него есть. И на горы наших сводил. Теперь знаем, где детей искать. А коль мыслишь, что господину Ломпатри ты не по норову, так то напрасно.
– Тоже мне! – возмутился Закич, поднялся и пылко отряхнул штаны от приставших к заднему месту листьев и ветоши. – Мне в их норове нет нужды и задаром! Пущай со скитальцем куры друг другу строят. У меня иные заботы!
Закич направился обратно к костру, который, всё же разожгли.
– Как по мне, – прошептал ему вослед Ейко, – Господин Ломпатри тебя пуще других почитает.
– Погляжу, ты у нас шибко умный! – пригрозив кулаком, ответил ему Закич. – За голубями ходи, а не соображения тут выдумывай!
По части соображений, Ейко оказался не последним в отряде. Именно ему в голову пришла идея, как разведать дорогу впереди и не наткнуться на засаду. Пришлась кстати и невероятная способность бойкого почитателя рыцарей понимать голубей и призывать их простым поднятием руки. Ейко соорудил маленькую клетку и посадил туда свою птицу. Клетку дали Лорни и отправили вперёд. Условились: если Лорни кого увидит или что случится, скиталец сразу выпустит голубя. Сам Ейко обещал, что верный крылатый друг тут же вернётся к нему. Скиталец Лорни поддержал идею, ведь разбойники из здешних лесов знали о нём – причудливом мужичке в лохмотьях, и относились так, как и положено относиться к Скитальцу – с уважением и почётом. Впрочем, для бандитов и разбойников уважение и почёт заканчивались на том, что они просто не убили Лорни при первой встрече, и не грабили его при всех последующих сретениях.
Ночью не спали. Дождь перестал лить, а порывистый ветер угнал тяжёлые облака за горы. На небе засияли звёзды, и вновь взорам уставших путников явилась Гранёная Луна. Пришлось пожертвовать конём, чтобы отвадить снующих поблизости волков. На ночь, одной лошади голодным хищникам хватит.
Выступил отряд затемно, когда стало ясно, что никто всё равно не спит, а рассвет уже близко. Лорни, как и задумали, отправился вперёд. Как его факел стал едва различим за деревьями, с места снялись и остальные. Компания вышла из подлеска к берегу реки Волчьей и пошла вниз по течению. Шли тихо. Иногда из лесу доносился хруст сучков – это Лорни пробирался через чащу. Вскоре отряд добрался до того места, которое Ломпатри видел из «наблюдальни» – до оврага, где река бежала быстрее, журча о белые камни. Ветер вновь нагнал туч, и на путников обрушился ливень. Стали ждать Лорни, но скиталец всё не объявлялся. В конце концов, Вандегриф стал обдумывать новый план, решив, что Лорни схватили, и теперь противник знает о грядущем нападении. Но Ломпатри не отвечал на предложения своего черноволосого собрата, а лишь улыбался, сжимая скулы и вглядываясь в потёмки. Тяжёлые тучи всё лили дождём, а вымокшие путники всё ждали своего разведчика. Незаметно сделалось совсем светло, и Вандегриф предложил Ломпатри отступить вверх по реке. Только Белый Единорог держался спокойно и отступать не собирался. Тут и объявился скиталец. Донесение Лорни обрадовало спутников: лагерь ещё спал.
– А где это ты так долго таскался? – спросил у Лорни Закич.
– Коль ты лучше можешь по лесу впотьмах прыгать, так и шёл бы, – ответил Лорни.
– Нет, рыцарь Вандегриф, ты только глянь! – негодовал Закич. – Парнишка плутал невесть где и с кем, нам в бой идти по его слову, а великий воевода даже не усомнится!
– Ты господина Ломпатри воевать не учи! – ответил Вандегриф, но как-то без особого напора, будто где-то внутри, рыцарь согласился с опасениями Закича.
– Вас поучишь! – огрызался Закич. – Но прежняя осторожность нашего вождя почему-то исчезает каждый раз, как дело касается Скитальца.
Лорни лежал тут же на земле, в ожидании команды к бою и всё слышал. Ломпатри не обращал внимания на этот разговор, а лишь всматривался вперёд, чего-то выжидая.
– Я никого ни в чём не хочу обвинять… – продолжил Закич, но тут Ломпатри кинулся на него и схватил за ворот.
– Мы отряд, – зарычал на Закича рыцарь, вплотную приблизив своё мокрое лицо к лицу коневода. – Мы едины как никогда!
В это время в поселении, состоявшем из нескольких захудалых лачуг, бодрствовали лишь трое постовых. Двое грелись под навесом у тлеющего костра, а третий поодаль прятался от дождя под накидкой из толстой кожи, у входа в одно из покосившихся строений. Эти трое не сразу заметили, как из леса появился рыцарь с сияющим мечом в одной руке и щитом в другой. Засечки и вмятины на изображении белого единорога, делали честь и щиту и его хозяину. Следом из лесу вышел черноволосый верзила без щита, но с таким длинным мечом, что можно было бы перерубить им целого коня. За ними появился мужичок поменьше с топором и странный тип в плаще с чем-то продолговатым, завёрнутым в лохмотья. На опушке леса стоял другой человек, держа под уздцы огромного тяжеловеса-коня в кожаной попоне и чешуйчатом наморднике-шлеме.
– Атария, бой! – закричал вдруг первый рыцарь и стал стучать обухом клинка о свой тяжёлый щит.
– Акир за Атарию! – заорал черноволосый верзила.
Бандиты продолжали удивлённо глазеть на промокших незваных гостей, держащих оружие наготове. И лишь после того, как мужик с топором прокричал «За короля Девандина!», постовые поняли, что сегодня на землю прольётся не только дождь.
Двое из-под навеса неторопливо направились навстречу гостям, расчехляя свои ржавые мечи, вероятно, найденные на могилах прежних владельцев. Третий схватился за кривоё копьё и побежал от лачуги к лачуге, открывая двери и крича что-то неразборчивое внутрь. На улицу стали выбегать разбойники, вооружённые кто чем, полуголые, сонные, пьяные, совершенно неготовые к бою. Рыцарь двинулся вперёд на постовых, храня молчание, дыша ровно и глубоко. Ощущение прохлады и дождя исчезло, тяжесть щита и меча налили мышцы рук крепким железом напряжённости, появилось желание бежать вперёд, двигаться быстрее ветра и кричать. Кричать, что есть мочи. И Ломпатри закричал. Он орал так, что в обычном состоянии, его связки просто порвались бы, но сейчас, в преддверии горячего боя всё было иным. Возможно, кричали и другие, но рыцарь этого не слышал. Да и собственный ор Ломпатри воспринимал как фон дыхания – ровного, глубокого дыхания, проходящего сквозь тело огромными волнами живительной силы, кристаллизующейся в мясе рук, ног, спины и шеи, и выплёскивающейся сильными ударами смерти на обречённых врагов. Первым стал постовой, желавший с набегу сразить рыцаря. Мощный удар наотмашь оказался предсказуемым настолько, что рыцарю даже не пришлось закрываться от него щитом. Спокойный шаг в сторону, и спина врага открыта для контрудара. Ломпатри ударил беднягу ногой по обратной стороне коленки. Противник потерял равновесие и чуть не упал, подставив руку. Но сияющий рыцарский меч уже вонзился в подмышку, где кожаная броня подвязана старой бечёвкой. Когда клинок перерубил несколько нитей, Ломпатри ещё раз припомнил, что Воська так и не раздобыл кожи для ратного костюма. Туловище рыцаря защищала кираса, подвязанная кручёной льняной тканью, трещащей от любого серьёзного взмаха мечом. «Будем бить не подставляясь в таком доспехе», – задумал Ломпатри, вынимая окроплённый кровью меч из тела обмякающего врага. После этого первого пошли следующие враги, без счёта и разбора. Рыцарь не видел, как его друзья кинулись в бой, не замечал того, сколько человек атаковало его в отдельный момент – всё, что его волновало, это кровь, пот, дождь и грязь, смешавшиеся в скользкую плёнку, обволокшую меч, тело, щит, землю и мешающую размахнуться, как следует, шагнуть, как надо и делать выпады так, чтобы эти твари умирали быстрее, чем подтягиваются их соратники. Ещё рыцарь ждал появления Белых Саванов. Он понимал, что эти опытные вояки наперво кинут в бой немуштрованный сброд, и лишь затем сами пойдут в нападение. Вандегриф и Навой тоже бились пока лишь с обычными бандитами; кто-то из врагов был крепче и моложе, кто-то худее и неопытнее. Для ражего Вандегрифа, свистнувшего себе на подмогу верного коня Грифу, даже столпившиеся враги не стали проблемой: верхом на Грифе, он рассеял их по всему поселению. Мот, подавший Грифу и помогший рыцарю сесть в седло, затем примкнул к своему земляку Навою. Как и наказал Ломпатри, крестьяне стали держаться вместе. Но Ломпатри ещё наказал молодняку – Молнезару, Елене и Ейко, не вступать в дело, держаться в лесу возле коней и Воськи. Только этот приказ рыцаря не выполнили: Молнезар кинулся в битву сразу после того, как Ломпатри заколол своего первого врага. За пареньком кинулись и Еленя с Ейко. Каждый, ослушавшийся приказа имел на то свои причины. Молнезар жаждал спасти молодую жену Всенежу. Еленю раздражало то, что его отец Навой всё еще нянчится с ним как с ребёнком и не даёт драться наравне со всеми. Ейко же не видел ничего кроме Ломпатри, и просто поспешил вослед своему кумиру. Но, оказавшись на передовой, молодняк хоть и не отступил, а всё же слегка заробел, прибился к Навою с Мотом, и уже всем скопом они стали бить неприятеля. Закичу и Лорни рыцарь ничего не приказал. Несмотря на это, Закич взялся за своё старенькое копьё и аккуратно пошёл в атаку, подбирая врагов поменьше. Лорни поднял вражью пику и аккуратно направился за Закичем, держа оружие так, как держал коневод. Что до нуониэля, то он в сражении почти не участвовал. Он медленно двинулся на врагов, уступив дорогу рыцарям и крестьянам. Застигнутые врасплох разбойники и не заметили сливающийся с лесом грязный зелёный плащ. Лишь один из них, достаточно крепкого телосложения, приметил Тимбера и решил сразиться с ним. Он появился одним из последних, вышел из самой дальней лачуги. Пурпурный кафтан рыцаря Ломпатри приходился ему впору. Ринувшись на противника, разбойник вдруг ощутил на лице что-то мягкое и влажное – это были тряпки, которые нуониэль использовал вместо ножен. Тимбер Линггер снова применил свою хитрость: кинул в противника какую-то вещь, чтобы сбить с толку. Нуониэль швырнул тряпки в приближающегося врага и сразу же приготовился нанести удар мечом. И хоть разбойник пришёл в замешательство от этих внезапных тряпок, всё же сумел быстро понять, что происходит, крепче сжать меч и рубануть им по врагу. Но нуониэль легко отвёл в сторону ржавый меч разбойника своим клинком, толкнул бедолагу в грудь и сильно ударил по виску навершием. Брызги крови и пота окропили драгоценный камень украшающий меч. Враг пал ниц без сознания, а нуониэль двинулся далее, внимательно следя за происходящим. Он спокойно дошёл до одного из строений, дверь которого подпирала доска. Нуониэль пнул по ней и доска отлетела в сторону. Отворив дверь, он заглянул во тьму лачуги. Оттуда испуганными глазами смотрели худые люди. Когда один из них встал в полный рост, нуониэль сделал шаг назад и жестом предложил выйти наружу. Люди глянули в дверной проём и увидали, как горстка крестьян и два рыцаря режут ненавистных бандитов. Страх и изнеможение узников исчезли. Несчастные люди превратились в воинов, благословлённых праведным гневом. Они спешно вышли под дождь, стали подбирать всё, что можно использовать как оружие, и двинулись на своих заклятых врагов. Некоторые метнулись к двум другим лачугам, скинули с них засовы и выпустили остальных узников. Потом освобождённые сбились в кучку и стали забивать пойманных бандитов с особой жестокостью.