«И этот негодяй посмел упомянуть предательство, говоря обо мне? – пронеслось в голове Гвадемальда. – А Сегур Крестовий сидит и смотрит, как я на это отреагирую! Вот прохвост! Ну я вам ещё покажу, что значит честь для кихонца».
Когда-то давным-давно, Гвадемальд чтил жрецов и совершенно не понимал позиции магов. Но те вещи, которые происходили с ним в Дербенах, заставили рыцаря изменить свою позицию. На севере, вдали от всех этих перипетий, замков, знати и дворцовых интриг, можно и не определяться с тем, кому верить – жрецам или магам. Теперь же увидев воочию верховного жреца Вирфалии, Гвадемальд мгновенно сделал окончательный вывод.
– Уважаемый жрец Кивиан, – начал Гвадемальд, даже не стараясь спрятать улыбку. – Провинция Дербены – полночь нашей державы. Тамошний люд далёк от больших городов и света Учения, которое вы проповедуете. У народа там много предубеждений. Признаюсь, что и я, проведя в Дербенах долгие двенадцать лет, перенял часть этих предрассудков. Когда я прибыл туда, я был таким же, как вы, но со временем я изменился. Мои суждения о жизни, смерти, Вирфалии и людях перестали напоминать взгляды благородного рыцаря из богатой провинции. Одной из замечательных особенностей суждений тамошнего люда можно назвать ту, которую я, наперво, счёл безумием. Мне казалось, что жители Дербен сошли с ума, и что вопросы их не имеют никакого смысла. Раз за разом, я твердил себе, что вопросы местных стоит пропускать мимо ушей. Ведь если – наделяя смыслом ответ – отвечать на вопрос, который не имеет смысла, можно самому сойти с ума. Теперь же, я прибываю в стольный град Идрэн и вы – уважаемый верховный жрец – спрашиваете меня, оставил ли я «Врата» и покинул ли полночную провинцию. Если бы на вашем месте оказался человек, которого я совершенно не знаю, я задал бы ему встречный вопрос: из Дербен ли он. Потому что, как по мне, такой бессмысленный вопрос, как задали вы, может задать либо дербенец, либо безумец. Но так как полночная провинция не является вашей родиной, можно заключить, что предатель в этом зале не я. Я говорю не о предательстве короля Девандина и королевства Вирфалия, а о предательстве вашего Учения, где всё построено на данностях. А то, что я не в форте «Врата» и не в Дербенах – это данность.
– Как вы смеете, господин Гвадемальд! – вспыхнул жрец Кивиан и вскочил со стула, и чуть ли не стукнул кулаком по столу в присутствии короля.
Гвадемальд заметил, что старый воевода Сегур Крестовий тайком возрадовался тому, как его собрат рыцарь выкрутился из мерзкой ситуации и сохранил честь. Король Девандин, как будто бы и не заметил того, что произошло. Его взгляд казался отрешённым, а головой он поворачивал словно ребёнок, только что пробудившийся от детского сна.
– Не стоит кипятиться, достопочтенные, – произнёс верховный маг Байсен. – Возможно, господин Гвадемальд хочет сказать, что ситуация в Дербенах столь сложная, что объяснить её вот так в двух словах невозможно.
Позиции гильдии магов в Вирфалии хирели год от года; без поддержки короля, организация потеряла авторитет у знати, а постоянные неудачи в попытках управлять погодой и прочими природными явлениями, заставили простой люд отвернуться от бардовых роб. Несмотря на это, верховный маг Байсен продолжал смотреть в будущее с надеждой. Его удивительные обаяние и доброта служили гильдии верой и правдой. Сказать по чести, если бы на месте главы гильдии оказался кто-то другой, король, под давлением касты жрецов, уже давно распустил бы это сословие. Но главенствовал у почитателей магии именно Байсен. Даже жрецы, ненавидящие магов всей душой, отступали перед Байсеном, отдавая должное его трезвому рассудку, доброму сердцу и истинной любви к отечеству. Слова, произнесённые верховным магом, предали сил Гвадемальду и укрепили его веру в мелочность жреческого сословия.
– Давайте начнём с начала, – сказал воевода Сегур Крестовий. – Господин Гвадемальд получил приказ его величества заступать на службу в дербенском форте «Врата», до дальнейших распоряжений. Господин Гвадемальд так и сделал, но, в конце концов, всё-таки ослушался своего сюзерена и нарушил приказ – покинул свой пост. Тем не менее, я должен заявить, что господин Гвадемальд неоднократно обращался ко мне с просьбой выслать ему помощь: людей, оружие, фураж, провиант, коней. Принимать подобные решения без совета с вашим величеством не в моих правилах. В мудрости своей, ваше величество каждый раз считало, что стоит повременить с исполнением всех этих просьб. Сказать по правде, я вас в этом каждый раз поддерживал.
– Вот видите, уважаемый Кивиан, – продолжил маг Байсен, обращаясь к жрецу. – Ответ господина Гвадемальда на ваш вопрос оказался не столь бестолковым, как могло показаться. Пробыв в полночных землях очень долго, господин рыцарь стал излагать свои воззрения тем языком, который там ясен и понятен, но здесь, в стольном граде кажется запутанным и несуразным. И мне думается, что главной задачей господина Гвадемальда – вспомнить, как говорить понятным для столицы языком, а наша задача – научиться думать так, как думают в Дербенах.
Повисло молчание. Слова Байсена подействовали на всех успокаивающе. Впрочем, как и всегда.
– Хорошо, – хлопнув в ладоши, сказал воевода Сегур. – Господин Гвадемальд, скажите, форт «Врата» всё ещё наш?
– Нет, – коротко ответил рыцарь.
– Вам удалось присмирить разбойников, обезумевших от сказок про сокровища Скола? – в свою очередь спросил жрец Кивиан.
– Нет.
– Вы можете сказать, когда возобновятся поставки товаров из Дербен и из Сивых Верещатников? – поинтересовался один из лордов.
– Нет, – снова ответил Гвадемальд.
Сидящие за столом стали переглядываться. Один король ни на кого не посмотрел: он казался таким же отстранённым, как и в начале разговора. И всё же именно он задал следующий вопрос:
– А что вам понадобится для того, чтобы из трёх «нет», сделать три «да»?
– Самая крепкая железная цепь, что есть в нашем королевстве, войско в две с половиной тысячи копий, дюжина рыцарей, две дружины плотников и столько магов, сколько способна отрядить гильдия, – бойко ответил рыцарь.
– Не слишком ли много вы собрались выставить против одного человека? – спокойно спросил Девандин. Скорее всего, до короля уже дошли слухи, что форт «Врата» необычайным образом захватил всего один человек. Конечно же, король не мог поверить в подобные бредни, но, как мудрый правитель, он понимал, что слухи редко рождаются на пустом месте.
– Он не человек, – ответил Гвадемальд. – И, если бы я сам не оказался участником тех событий – я никогда бы не поверил в подобные россказни.
Гвадемальд попросил разрешения присесть. Ему подали небольшой стульчик; такой, на которых обычно сидят менестрели, играя знати, пока та вкушает дорогую снедь. Гвадемальд опустился на него, предварительно подобрав свой белый парадный плащ.
– Я часто пытался найти корень всех дербенских бед, – начал он. – Сначала мне казалось, что все невзгоды из-за Скола. Что если бы он не рухнул на нас, не произошло бы всего этого. Потом я понял, что глупо винить в своих несчастьях кусок камня, пусть даже такой огромный. Я почувствовал, что проблема в людях. Именно люди, а точнее – разбойники, наводнившие провинцию, превратили всё в хаос. Я долго жил с подобными мыслями, пока однажды я не осознал то, что до сих пор считаю правдой: виноваты мы сами. Наши суждения о полночных землях неверны. Наши помыслы в этой провинции нечисты. Наше отношение к той земле неправильное. Мы её не понимаем. А если у нас нет понимания, то нет оружия простив страха. Мои люди, да и я сам, опасались третьих врат, располагающихся в колонном зале форта. Почему? Потому что мы не знали, что за ними. Несмотря на опасения, мы несли службу. Но всё изменилось, когда пришёл он.
– Он? – переспросил маг Кивиан.
– Страшный человек, – продолжал Гвадемальд. – Ходят слухи, будто бы это волшебник.
– Вы хотите сказать, что это маг? – снова спросил Кивиан.
– Подобный человек не может принадлежать к гильдии магов, – ответил рыцарь. – Если его вообще можно считать человеком.
– Вы хотите сказать, что этот некто – сказочное существо? – усмехнулся жрец. – Экая несуразица!
– Под моим командованием находилось семь сотен щитов, уважаемый жрец Кивиан. И я распределил людей по всей провинции так, что каждый холм, каждый луг, лес и каждая деревня находились под наблюдением. В первые два года моего наместничества в Дербенах не произошло ни одного убийства. А потом упал Скол и явились бандиты. Я успешно боролся с ними. Потом всё изменилось. Мы стали терять людей. В полуденные ворота всё чаще стучались солдаты, несущие на щитах товарищей по оружию. Пластуны донесли, что петух на компостной куче вовсе не какой-то бандит-человечишка. Есть ещё кое-кто, наводящий ужас на самих разбойников. Белые Саваны, которые некогда чуть не уничтожили всё Троецарствие. Вот кто командует отребьем!
– Вы, господин Гвадемальд, утверждаете, что Белые Саваны из Варварии руководят бандитами, – сказал воевода. – Вы не раз упоминали об этом в донесениях. Вы видели их своими глазами?
– Лично я их не видел. Но судя по донесениям…
Не успел он договорить, как лорды дружно засмеялись в голос, привлекая внимание всех и даже короля, который до этого смотрел, то на свои пальцы, то на стены, то поглаживал отполированную до блеска столешницу.
– Я полагаю, – продолжил Гвадемальд, обращаясь к лордам, – что вы, господа, знаете бандитов лучше, чем я и прекрасно осведомлены о том, что может напугать их пуще, чем королевские войска.
Лорды стихли. Скорее всего, они задумались: а не оскорбил ли их этот рыцарь. Но Гвадемальд не стал ждать.
– Любой простолюдин в Троецарствии помнит и боится Белых Саванов. Местные бандиты – весь этот сброд – с незапамятных времён слоняется по всему свету и никогда не объединяется в группу больше дюжины человек. Тот, кто готов перерезать глотку своему брату за пару медяков, никогда не сдружится с себе подобным. Бандитов могли собрать воедино только те, кто сильнее их. А Белые Саваны, владеющие боевым ладом варварийской школы, подходят для этого превосходно. Но эти могучие варвары ничуть не лучше нашего местного сброда – им тоже нужен кто-то, кого они станут бояться. Им стал некто, зовущийся Великим Господином. Я не берусь утверждать, что он сказочное существо. Но его-то я видел своими глазами, и, поверьте, никому из вас не пожелаю подобной встречи. Я знаю, что вы уже слышали байки, будто бы мой форт захватил один человек. Но как захватить форт в одиночку? Неужели кому-то под силу такое? И вот, я перед вами, а вы спрашиваете меня обо всём подряд, но не касаетесь самого главного: как он это сделал.
Внимание собравшихся сосредоточилось на Гвадемальде. С каждым словом рыцаря, зала становилась всё меньше, а глаза, смотрящие на рассказчика – крупнее. В паузах, когда глубокий, мужественный голос рыцаря стихал, было слышно колебание пламеней свечей, стоявших в латунных подсвечниках на столе-полумесяце.
– Я сказал, что никогда не открывал третьи врата, – продолжал Гвадемальд. – От этого древнего портала веяло холодным унынием, и ни одному человеку в здравом рассудке не захотелось бы заглянуть в ту мертвецкую темноту, ведущую невесть куда. Стояла глубокая зима. Несколько дней не шло ни снега, ни дождя. Для гор большая редкость, чтобы за день не прошёл дождь или не выпал снег. Ветер выл жуткий: поднимал с земли сухой снег и каменную пыль, закручивал в вихри, донимал людей ознобом. И появился он – дед. Мои сразу прозвали его так. Он и выглядел, как самый обыкновенный дед. Только, когда он предстал за полуденными воротами в такую лютую непогоду, я сразу понял – жди беды. Я дал бы ему лет семьдесят. Но кто на восьмом десятке способен подняться так высоко в горы в одиночку! Мне сообщили о посетителе, и тогда я совершил свою самую главную ошибку: я приказал открыть врата и впустить странника. Его провели ко мне в башню. Ситуация вышла странная и я, за то время, пока деда вели ко мне, на всякий случай, усилил охрану на стенах и удвоил патрули внутри форта. А затем мы с ним стали толковать. При разговоре присутствовало пятеро солдат: двое стражей у двери и ещё три человек за моей спиной. Дед говорил много и вёл себя так, будто знает абсолютно всё, и ему нет дела до того, что я с ним сделаю. Я начал разговор с того, что такому старику не место в горах, а особливо, не место в военном форте наместника короля. А затем я поинтересовался, кто он такой и откуда пришёл. Он назвался Исакием, и заявил, что прибыл с полудня. Наглец утверждал, что желает нам всем только добра. А потом сказал, будто наш форт проклят. Я ждал, что он скажет нечто подобное; зачем иначе ему переться в такую даль! Проклятье? Для меня эти слова показались не больше чем хитростью, с помощью которой этот Исакий намеревался добиться того, чего хочет. Тогда я и подумать не мог, что его вероломство столь огромно, и он желает не что иное, как мой форт – форт короля Девандина! Но мои солдаты приняли его россказни слишком близко к сердцу: они забеспокоились. Наши славные воины, не страшащиеся никакого врага, дрогнули от слов деда. На просьбу объясниться, он вежливо попросил отвести его на склад – туда, где находятся третьи врата. Когда я и горстка моих людей оказались возле этих ворот, дед стал рассказывать о том, о чём я и сам прекрасно знал. Исакий говорил о холоде и тьме, находящейся за вратами. А когда он коснулся звена старой цепи, которой закован портал, оно под его ладонью обратилось в пыль. Я бывал у этих третьих ворот и рассматривал чёрные каменные пластины, звенящие ветром щели и огромные скрипящие цепи, покрытые ржавчиной. Я и не думал, что они настолько древние, что железо уже давно превратилось в пыль, и лишь покой и безмятежность колонного зала всё ещё сохраняют давно мёртвый металл в форме некогда крепких цепей. Целую вечность холодный ветер играл ими, но одно прикосновение тёплой руки – и вечность кончилась. Когда цепь упала, словно гнилая верёвка, гул сквозняка, тянущего из-за ворот, усилился. Звук поющего ветра, рвущегося из-за чёрных пластин, которыми обшиты врата, стал в разы сильнее, а сам воздух остыл так, что больше походил на холодную сталь, пронзающую доспехи и обволакивающую тебя леденящей гнилью. Дед сказал, что врата скоро откроются. А ещё он сказал, что, когда это случится, смерть найдёт каждого, кто будет поблизости.
– И вы поверили? – со всей серьёзностью спросил верховный жрец Кивиан.
– Тогда, я был ещё настолько наивным, что верил лишь своим глазам, – ответил Гвадемальд. – Но когда чёрные пластины врат пошли трещинами, а ржавые скобы посыпались коричневой трухой, когда врата стали разваливаться на глазах, и гул ветра из подгорных глубин перестал утихать даже с восходом солнца, я понял, что форт будет потерян. Потому что при виде разрушающихся врат, за которыми таиться мгла, мои люди пришли в уныние. Какими бы нелепыми не казались россказни о леших, о духах, о колдунах, там, в горах, где нет ничего кроме холодных камней и безразличного неба, слова стоят дороже, чем в тёплых городах. Я видел в солдатских глазах страх. Не тот страх, что появляется перед боем; искры такого страха я умею превратить в пожар ярости. Они боялись тьмы, и я ничего не мог с этим поделать, потому что боялся не меньше прочих. Люди стали хворать, прикладываться к браге чаще, чем дозволялось и ссориться. Несколько раз доходило до серьёзных драк, грозящих перерасти в кровавые бойни. Спасти гарнизон от развала могла только новая цель. И такой целью я избрал выступление на марш без объявления конечного пункта назначения. Я велел людям готовиться выступать при полном оружии. Они думали, что мы отправляемся на дело, а когда мы подошли к окраине провинции, я, якобы, избрал новую цель – марш на Идрэн.
– Вы хотите сказать, господин Гвадемальд, что вы нарушили приказ короля и сдали форт из-за того, что не смогли поддерживать дух ваших людей? – спросил воевода Сегур Крестовий.
– Если вам так будет угодно, господин воевода, – смиренно ответил Гвадемальд.
– Если бы не ваше доброе имя и не милость нашего короля, я бы немедленно бросил вас под арест! – разъяренным голосом закричал Сегур. – И если вы думаете, господин Гвадемальд, что отныне удостоитесь от меня хоть слова – вы сильно ошибаетесь.
Затем воевода встал и попросил у короля разрешение покинуть собрание. Король Девандин, который сидел как несмышлёный ребёнок; вертел головою в разные стороны, вытягивал ниточку из рукава своих одежд, почёсывал волосы и, казалось, не слушал собравшихся. После просьбы Сегура он вышел из своего оцепенения. Затем король искренне заулыбался и даже захихикал, качая головой, как будто бы понял нечто такое, что его сильно удивило. Девандин засмеялся и стал оглядывать всех сидящих за столом, в надежде увидеть того, кто смеётся вместе с ним. Но никто не понимал, чему так радуется король.
– Ах, ты Сегур! – весело прикрикнул король на воеводу, и в шутку погрозил ему пальцем. Воевода смутился, поник головою и снова сел за стол. А король лишь развёл руками и спросил:
– Что молчим?
– Как никак, а то, что рассказал господин Гвадемальд, звучит гораздо разумнее баек о том, что форт взял боем один человек, – сказал верховный жрец Кивиан.
– Это разумно! – согласились и двое из лордов.
– А я вот бывал в горах, – сказал третий лорд. – Когда наша ладья села на мель у варварийских островов. Я три недели сидел на камнях, не решаясь пересечь долину, где кишели эти дикари. Ел мох, жёг худые кусты, чтобы согреться. Мне за каждым камнем мерещился ни то что Белый Саван, а эдакая тварь, какой и названия-то нет. Людей господина Гвадемальда я понимаю.
– Так что стало с вратами? – спросил король. – Вы вышли из форта, этот дед Исакий привёл туда бандитов с Белыми Саванами и открыл эти врата?
– Открыл он врата или нет, я не знаю, – отвечал рыцарь. – Но то, что он засел в форте как клещ – это точно. И всё же вернувшись с новыми силами, я смогу выдрать его оттуда. Я разберусь с бандитами враз и навсегда. И надо мне для этого всего лишь крепкая цепь на третьи врата, две с половиной тысячи копий, дюжина рыцарей, плотники и маги.
– Хорошо, – задумчиво произнёс король Девандин. – Но дед сказал, что, когда врата откроются, все в форте погибнут. Открыты ворота сейчас или нет, ты не знаешь, а за вратами, по твоим словам, такая тьма, от которой душа в пятки уходит.
Король посмотрел сначала на верховного жреца, а затем на верховного мага, спрашивая у этих двоих мнения на сей счёт.
– Сказки, это интересно, мой король, – ответил ему верховный жрец, – но Учение требует доказательств каждого слова, что произносит человек.
Король кивнул и обратил взор на мага.
– Тьма произрастает там, где в души людей падают семена сомнений, – сказал верховный маг.
– Ваша тьма столь бесформенна и непонятна мне, что я не вижу смысла вообще о ней говорить! – перебил мага жрец Кивиан. – Назовите имя этой тьмы, и пугайте нас именем.
– Нет в мире стольких имён, чтобы хватило наречь все тёмные помыслы и деяния людские, – ответил верховный маг Байсен.
– В таком случае, – бодро заключил король, – тьмы надо поубавить! Однако отрядить более двух тысяч копий и отправить их на другой конец Вирфалии сейчас – дело рискованное. С другой стороны, послать в Дербены дюжину рыцарей – дело недурное. Хоть у дюжины молодцов головы остынут от всех этих ваших рыцарских трагедий!
Король заметил непонимающий взгляд Гвадемальда.
– Вероятно, вы уже слышали о том, что вашего собрата, господина Гастия, убили, – обратился он к Гвадемальду. – И самое скверное то, что обвиняют во всём рыцаря из Атарии. Очевидно, что войны не хочет никто, но мои ребята уже вовсю муштруют солдат и говорят о чести чересчур много даже по рыцарским меркам.
– Ваше величество, – прервал короля Гвадемальд. – Я слышал об убийстве господина Гастия ещё в Дербенах. Возможно, я знаю об этом инциденте больше, чем вы. Ведь мне о нём поведали люди, – тут он обвёл взглядом всех собравшихся, – не из наших краёв.
– Всех, кроме господина Гвадемальда и господина Сегура, я попрошу покинуть зал, – сказал король.
Лорды, жрец и маг поднялись и, отвесив галантные поклоны королю, удалились. Девандин подался вперёд и жестом предложил рыцарю рассказать всё, что тот знает. Теперь король слушал вкрадчиво и сосредоточено. Гвадемальд поведал ему о своей встрече с Ломпатри Сельвадо. Рыцарь не утаил ничего из рассказа, который услышал в своём белом шатре тогда на лугах. Рассказал он и о нуониэле, который, якобы и убил вирфалийского рыцаря. Как оказалось, Девандин уже в курсе того, что король Хорад решил помиловать верного рыцаря Ломпатри, на которого навели напраслину злые языки. Некоторое время назад перед королём Девандином предстал атарийский рыцарь, искавший великого воеводу. Тот рыцарь полнился уверенностью, что гордый Ломпатри ни за что не перейдёт в услужение другому королю Троецарствия или иных земель, но всё же хотел удостовериться во всём лично. Девандин не стал объявлять своим людям о том, что в его землях, возможно, есть изгнанный рыцарь, который вновь восстановлен в своих правах. Конечно, многие знали, что почётный рыцарь из Атарии в опале и не имеет ни кола, ни двора. Всё же Девандин, следуя своим королевским суждениям, решил не рассказывать всем о том, что приказ о восстановлении Ломпатри в правах уже подписан. Он отпустил атарийского рыцаря с его бумагами на все четыре стороны и забыл обо всём об этом до того дня, как перед ним на колени бросился взмыленный солдат и, еле дыша, поведал мутную историю об убийстве рыцаря Гастия. Теперь прибывший из Дербен рыцарь Гвадемальд пролил больше света на это странное дело. Девандину требовалось время на обдумывание положения.
– Так ты говоришь, всеми силами уговаривал его покинуть провинцию и удалиться в Амелинскую пущу? – спросил король у рыцаря.
– Всё правильно, ваше величество, – ответил Гвадемальд. – Такой человек, как Ломпатри Сельвадо, всегда идёт своим путём. Мои увещевания только подстегнут его остаться в Дербенах. Я уверен – он всё ещё там. Чем больше в Дербенах честных людей, тем меньше там бандитов, а это именно то, что нам требуется.
– Хорошо, Буртуазье, – заключил король. – Пёс с этим Ломпатри пока что. Сначала отбейте форт, разберитесь с бандитами, а потом возвращайтесь сюда. Там посмотрим, сажать вас под арест или нет. Ступайте готовиться в путь. С Байсеном я поговорю – он отрядит магов в подмогу. Цепи начнём ковать сегодня же и отправим во след вашему отряду, как только они будут готовы. Сегур, ты выбери из рыцарей тех, что моложе, да погорячей и поставь их в известность, что отныне они выполняют приказы Гвадемальда Буртуазье из Кихона. Пополнишь отряд господина Гвадемальда восьмьюстами щитами. Остальных людей пусть приводят рыцари. Но чтобы от каждого не более сотни. Да, и возьми мои корабли. Они уже стоят в Токах – готовятся к зимовке. Немедленно отправь гонца, чтобы эти крысы не заснули раньше времени. Часть войска отправишь по реке, остальные догонят по Волоку. Но корабли верни сохранными!
– Всё будет сделано, – поднявшись, сказал воевода Сегур. – Две сотни дербенских, восемь от нас, да ещё примерно столько же от рыцарей. Армия выйдет тысячи в две.
Король попрощался со своими рыцарями, попросив Гвадемальда завтра утром, перед отправлением заглянуть к нему ещё разок. Потом подданные короля вышли из залы в длинный коридор. Они оказались одни, среди холодных стен и поеденных молью гобеленов.
– Благодарю вас за всё, господин Сегур, – сказал тихонько Гвадемальд.
– Перестаньте, господин Гвадемальд, – отмахнувшись, ответил ему старый воевода. – Просто в тот момент запахло жареным. Наш Девандин любит подходить к вещам с необычных сторон. Вот я и показал всем, что обычная сторона – это посадить вас под арест без всяких разбирательств.
– Похоже, он вас раскусил, – заулыбался Гвадемальд.
– С ним разве угадаешь! – согласился Сегур. – Но, как бы там ни было, господин Гвадемальд, Мир миром, а честь у нас одна на всех.
Они пожали друг другу руки и отправились в разные концы коридора: Сегур отправился на голубиную почту, писать призывы молодым рыцарям, а Гвадемальд пошёл в казармы собирать людей и искать плотников, которые отправятся с ним, и будут работать над строительством осадных орудий, если таковые понадобятся при штурме форта «Врата». Также, надо будет починить третьи ворота, если флаги Вирфалии снова зареют над твердыней на горном перевале Синий Вереск.
Рыцарь прошёл в коридор с оконцами, выходившими во внутренний дворик. Бросив взгляд на клён, Гвадемальд как назло увидел именно тот зелёно-жёлтый лист, который никак не хотел поддаваться порывам ветра и падать на влажные камни. Тяжёлые воспоминания об отступлении из Дербен, которыми ему пришлось поделиться с королём, и сказка нуониэля о листе надежды переплелись в одно целое, явив новое осознание непостижимости мира. Рыцарю вдруг показалось, что всё, что он знал до сих пор, не имеет никакого значения. Будто все идеи, слышанные им прежде, не более чем выдумки, не имеющие ничего общего с реальным миром. Рыцарь понял, что сам внешний мир, начинающийся на поверхности его тела и не имеющий конца и края – это не более чем миф, а его внутренний мир, заканчивающийся как раз поверхностью тела, но простирающийся внутрь, в глубину его души до бесконечности, никогда не достигая центра – это совсем не миф. По крайней мере, этот мир внутренний не менее реален внешнего, и всякое действие во внешнем отражается на внутреннем. Гвадемальд шёл мимо окошечек, и видел поочерёдно, то клён, с опадающими листьями, то полосы каменных стен. Рыцарю стало обидно оттого, что часто в его жизни, изменения во внутреннем мире, не отражались на том, что происходило с ним в мире внешнем. Как будто бы внутренний мир был в заключении у мира внешнего, гораздо более крупного и важного. Теперь, когда Гвадемальд пришёл к пониманию, что оба этих мира бесконечно огромны, стало ясно, что один не может быть узником другого. Если внешний имеет центр, но не имеет края, а внутренний имеет край, но не имеет центра, то решить, который важнее не представляется возможным. Но сложнее всего оказалось решить, где же он существует на самом деле – в каком из миров. И в каком из миров ему следует быть по правде: там, на дворике с теряющим листву клёном или тут, в коридоре с бойницами и выцветшими гобеленами? Может быть, когда этот зелёно-жёлтый лист опадёт, мысли проясняться? А если не опадёт? Если это и есть тот лист надежды, и в скором времени Гвадемальд, не сорвавший его, как гласит предание, лишиться чего-то очень важного, без чего невозможно существовать?
Утром следующего дня из Идрэна потянулась колонна воинов, обозы, фураж, табуны скакунов, тяжёлые деревянные вагоны, забитые людьми и грузами. Армия рыцаря Гвадемальда обретала физическую форму. Рождался живой организм, цель которого определена ещё до рождения – сокрушить врага. Этот гигант, непомерно сильный и до безобразия глупый, начинал свою короткую жизнь тихо и радостно, как и всякое дитя. Он был приятным на вид, прилично пах и вызывал у кого восторг, у кого мление. Скоро, этому организму потребуется пища. Много пищи. Голод этого чудовища будет неутолим – сожранным окажется всё, что попадётся на пути. Этот голод и предопределит короткий век чудовища. Пища рано или поздно кончится, зверь станет дряхлым, слабым, разваливающимся на части вонючим телом. И если он не разложится напрочь, то просто сожрёт сам себя. А пока этого не произошло, необходимо, чтобы зверь выполнил предназначение – уничтожил чудовище подобное ему самому. Но в этом случае, ни Гвадемальд, ни воевода Сегур Крестовий, ни сам король Девандин, не предполагали, насколько громадно и свирепо то другое чудовище, поджидающее в конце пути.
Утром, перед тем, как встретиться с королём, Гвадемальд посетил внутренний дворик. Садовники не появлялись; всё вокруг мирно спало в осеннем забытьи. Три листа оставалось на клёне: два сухих, коричневых и один тот самый зелёно-жёлтый, крепкий, всё ещё полный жизненных соков. В душе рыцаря ещё теплилась надежда на то, что все три листа опадут, или же все три листа останутся на дереве, а он уедет обратно в Дербены. И всё же нет да нет, а рыцарь постоянно возвращался к мыслям о том, что же это важное в его жизни, что он потеряет, если перед ним действительно лист надежды, который ни один человек в здравом уме не осмелится сорвать.
На этот раз короля Девандина он встретил в королевской кузне. В холощёных штанах с голым торсом, потный король качал меха, раздувая угли. Подмастерьев и кузнецов нигде не было. Король в одиночку занимался созданием какой-то оковки для щита.
– Видишь, Буртуазье, какое дело ты устроил? – спросил у рыцаря король, напряжённо качая меха и не давая своему собеседнику помогать себе. – Забрал у меня армию. Теперь вот самостоятельно готовлюсь защищать град стольный! Шучу я! А ты людей береги! Сегур уже доложил, что рыцарям отправлен мой приказ. Они нагонят тебя на марше. Ты по реке скорее дойдёшь до форта. Все остальные, по моим разумениям, догонят тебя за три-четыре дня.
Король отложил своё занятие, подошёл ближе к Гвадемальду и стал вытирать руки о старую грязную тряпку.
– Все эти разбойники и тьма за третьими вратами, конечно, очень меня волнуют, – продолжал король, – но скажу прямо, рыцарь – ты всё исправишь. Я в тебя верю.
– Служу верой и правдой! – вытянувшись по струнке, отрапортовал Гвадемальд, но король тут же хлестнул его по груди грязной тряпкой.
– Перестань! – рявкнул Девандин. – Знаешь ведь, что не по нраву мне такое. Не для того я сказ начал, чтобы ты мне рвение своё выказывал. Я это говорю к тому, чтобы ты одно дело делал, а другого не портил. Понимаешь, о чём я толкую?
– Чего же здесь испортить можно, ваше величество? – удивился Гвадемальд.
– Ломпатри! Смекаешь теперь, милый друг? – ответил король. – Разговор наш вспомни: ты обмолвился, что не хотел ухода рыцаря Ломпатри из Дербен. Конечно, чем больше рыцарей в провинции, тем хлопотнее разбойникам. Но разве в этом истинная причина твоих желаний держать этого атарийца поближе? Ты чувствовал, что это правильный шаг, но не знал, почему. А я тебе скажу, почему. Ломпатри разыскивается за убийство рыцаря Гастия. Если он не объявится в ближайшее время, отношения с Атарией ухудшатся. Я не хочу войны, король Хорад тоже. А хочет ли войны Варалусия?
– Рыцари Варалусии не уступают в чести нашим рыцарям, – ответил Гвадемальд. На самом деле, он не знал, что ответить своему королю, и поэтому сделал это странное, но справедливое заявление.