– Вот ты вечером до ветру пойдешь, так возьми и сделай пару выстрелов. Просто так – в белый свет как в копеечку. Потом вернешься в землянку, керосинку зажги и садись рапорт писать – так, мол, и так, во время наблюдения обнаружил передвижение живой силы противника, сделал два выстрела и уничтожил одного фашиста. Обещаю так же поступать и впредь. Крепко целую. Взводный Андрюха… Только цифры меняй хоть иногда.

– Это же враньё! – возмутился Андрей.

– Ну, сходи правды поищи… Ты, думаешь, я этого не знаю, или Тимоха Ерёмин? Или ротный наш?

– А почему тогда так? – искренне недоумевал Андрей.

– Ну, хотят они так, – Корнев указал большим пальцем правой руки себе за спину. – Наверное, чтобы перед ставкой хвастаться своими успехами. Значит пусть оно так и будет. Тебе охота из-за дурости в штабе краснеть и херню всякую выслушивать?

– Нет.

– И я думаю, что нет. Делай, как я говорю и дело с концом.

– И что, все так делают? – поразился Андрей.

– Ты, у Ерёмина спрашивал?

– Нет. Спит он.

– Вот, как проснётся, спроси. Он же кадровый – лучше нас знает, что в армии и почём. Давай ещё по одной, а остальное оставь на разговор с Тимохой. Поешь только, а то упадешь.

Вечером примерно такой же разговор у Андрея состоялся и с Тимофеем Ерёминым. Андрей внял совету своих более опытных товарищей и больше его в штаб не вызывали.

Всё шло своим чередом, и рапорта офицеров о результатах боевых действий копились в штабном блиндаже, а ими там печку топили, или рвали их на самокрутки. Одно достоверно известно – писали их регулярно.

Наступило лето 1943 года, петлицы с «кубарями» и «шпалами» ушли в прошлое, а им смену пришли погоны. Из сводок Совинформбюро и политинформации стало известно о крупных успехах Красной армии. Среди солдат и офицеров стали ходить разговоры о том, что и им недолго осталось сидеть в глухой обороне посреди этих болот и лесов. Должны уже и они перейти в наступление и гнать врага с родной земли.

В тот день офицеры батальона собрались у штабного блиндажа, с заранее написанными донесениями о результатах боевых действий за прошедшие сутки. Все ждали начальника штаба, который с минуты на минуту должен был вернуться от вышестоящего командования.

Вот, наконец, где-то за спинами офицеров скрипнули тормозные колодки штабного «Виллиса» и из него вышел явно чем-то недовольный начальник штаба в звании майора. Подойдя к офицерам, он вырвал у одного из них листок с рапортом, развернул его и прочёл вслух, так же поступил он еще с двумя донесениями. Потом собрал их все, сложив стопкой, порвал пополам и отдал водителю со словами:

– Держи, Иван, тебе на самокрутки!

– Товарищ майор, да они на самокрутки не годятся – бумага слишком плотная, дыму много и гореть начинает.

– Вот! Они даже на самокрутки не годятся! Они вообще ни на что не годятся! Заврались, совсем! Я сейчас в штабе бригады был. Мне там надавали по первое число… Больше не приносите мне их, и вообще не марайте бумагу.

– Что у кого-то разум проснулся? – спросил высокий худощавый капитан, лет тридцати на вид.

– Проснулся, Бирюков, проснулся… В штабе армии сложили все данные из этих отчетов и получили результат – этой армии, что стоит напротив нас, – майор указал рукой в сторону вражеских позиций. – Этой армии уже три месяца как не должно существовать…