Казахстан
Казахстан встретил нас ветрами, сушью и огромными просторами. По степи гуляли длинные, узкие смерчи. Иногда до трех сразу. Они не были сильными, но уносили со дворов пустые ведра и срывали белье с веревок. Под ругань хозяек.
Жара зачастую стояла больше 30°. Лесов и рощ поблизости не было. Несколько соленых болотец, небольшая речушка Аксу километрах в трех от примыкающих друг к другу рудничных поселков Сталинск и Почтовый-25. В первом жили золотодобытчики, а во втором уранщики. Оба производства относились к секретным. Всех жителей, даже детей строго предупреждали: на вопрос «А что у вас добывается?» отвечать «полиметаллы».
Дома все одноэтажные, на одну-две семьи. В Сталинске – старые, зачастую мазанки, землянки или саманухи. Улицы практически отсутствовали. В Почтовом-25 – строго по проектам интенсивно строились четвертушки – типовые сборно-щелевые (простите – щитовые) дома. Добыча урана только начиналась. В одном из таких домов нам сразу дали квартиру.
После Украины не жилье, а сплошное убожество: горшок на дворе, вода – только из колонки за забором. Умывальник ручной с поганым тазиком в кухне. Отопление в две печки – дровами и углем. Из уличного освещения – жестяные светильники на деревянных столбах через 100 м и более. И, самое главное, – отсутствовало телевидение. Зря только телевизор везли.
Соседи-ровесники Вовка и Серега вместе со мной маялись от скуки. Обычный русский вопрос: «Что делать»? Правильно, хулиганку. Для начала идем на стройку дразнить стройбатовцев. Друзья издалека проорали первую строчку похабненького стишка: «Солдат бублик». Заунывно, противно. Солдаты не реагируют. Ну я и проорал весь стих целиком. Так быстро мы никогда раньше не бегали. Еле успели по домам попрятаться. На стройку ходить стало опасно – нас караулили.
Переключились на взрывы бутылок с карбидом. Сначала в степи, за поселком. Ох и красиво осколки от бутылок летели. Следующей целью стали скамейки на аллее влюбленных. Почему-то там ни разу не получилось. Потом бутылка взорвалась у меня под руками. К счастью, обошлось. Только штаны пострадали, пятнами от извести пошли. После долго дразнили «взорватым». Но к взрывам охладели.
Перешли к ракетам. В конфетную фольгу заворачиваем горючую нитроцеллюлозную фотопленку, скручиваем в виде сигары и поджигаем. Красивые полеты оказались, с дымными следами в воздухе. Только вот непредсказуемо. Взрыв восторга вызвал запуск из дворового туалета: вылетев во двор и сделав мертвую петлю, ракета вернулась в туалет и нырнула в очко. Шнайперский запуск.
На эти запуски собиралась куча любопытных. До тех пор, пока ракета не влетела в штанину одного из зрителей. Такую эмоциональную пляску мы раньше не видели. Хохот стоял всеобщий. Но нам влетело: парнишка получил чувствительные ожоги и сдал нас. Пришлось заняться другими развлечениями.
Повырезав из деревяшек мечи, мы устраивали рыцарские баталии с соседней ребятней. Если мечом касался корпуса противника, то боец считался «убитым». Естественно, наша тройка обычно побеждала. До тех пор, пока не нарвались на сильненьких. Вовку и Серегу быстро «убили», и я остался один против троих. С обеих сторон несется: «Сдавайся, тебя только легко коснутся мечом». Но я же герррой. А тут вдруг еще прорезалась скорость. Бью жестко. Через пару минут безжалостно «убитые» противники разревелись. Побросали мечи и ушли. Больше с нами никто не играл. И снова стало скучно.
А свои подиспугнулись: после боя у меня опять в глазах почернело и пришлось отлеживаться. Прямо на земле. Не видели они такого раньше. Обошлось, но на фиг такую победу. Великой Даме может и надоесть.
Все же борьба со скукой продолжалась. От безделья сидим на скамейке возле дома, пытаемся новые пакости изобрести. Ничего в недотыкомки не приходит. Вяло пугаем друг-друга страшными историями. Притащил из дома карнавальную маску черного кота. Облупленную, огромную. Пытаемся ею напугаться. Не получается. И тут вообразил, что я осьминог, медленный, холодный и равнодушный. Всплываю из глубины. Сейчас сожму и вытащу сердца у ребят. Мои пальцы вдруг сами скрючились и потянулись к пацанам. Заглянув мне в глаза, Вовка и Серега с визгом разбежались в разные стороны. Попрятались. Странно, но мне при этом было совершенно ровно.
Уже потом они попросили: «Больше так не делай». Даже интересоваться не стали, как это получилось. Ну и ладно, забыли, проехали.
От нечего делать Вовка притащил детектив. Очень крутой по тем временам. «Тарантул» называется. Серега предложил его читать сообща, причем для пущего страха – в особых условиях: в сарае, при свете фонаря. Так и сделали, только еще залезли в огромную картонную коробку. Атмосфера сверхтаинственная, под стать книге. Чтение свалили на меня, специалиста по страшилкам. Интересно и жутко получилось. За несколько дней половину книги одолели.
Вот только родителям не понравилось. Подглядели. Почему-то решили, что мы курим, значит пожар устроим. Наши попытки донести истину до тупых взрослых успеха не имели. Меры были очень обидными. Ключи от сарая и фонарь отобрали. Плюс моральное вздрючивание.
Скука опять одолела. Мне было проще – я уже один дочитал книгу, а потом записался в библиотеку. А тут и школа подвалила. 1 сентября.
Четвертый класс мне запомнился только тем, что наша учительница оказалась кукольно красивой: небольшого роста, тоненькая фигурка и огромные голубые глаза. И при этом совсем неинтересная. Очень нерешительная. На уроке «Родная речь» я наизусть прочитал стих Тараса Григорьевича Шевченко. На украинском языке. Как учили годом ранее в Тернах. Учительница странно на меня посмотрела и посадила, не поставив оценки. Но ведь правильнее читать стихи и прозу на языке автора, а?
Из-за хилости и маленького роста меня не взяли на секцию бокса. Не обиделся. Зато впервые в жизни от души накатался на коньках: тогда зимой везде заливали ледяные поля, чего не было на Украине.
Дважды видел смерть людей: один раз – в парилке, когда старик чересчур увлекся, а второй – в служебном самолетике – болтало сильно. Оба случая оставили меня равнодушным – ни ужаса, ни сочувствия, ни интереса. Но когда наша кошка подыхала – рыдал полдня. И в то же время читал «Трех мушкетеров».
После этого появились ночные страхи – боялся даже встать, чтобы включить свет. Каждый раз, с каждым шагом и когда тянул руку к выключателю, ожидал – вот сейчас будет что-то жуткое. Лихорадочно щелкаю выключателем, а этот гад не срабатывает, свет не включается. Хотя днем всегда работал исправно. И однажды дощелкался. Лампочка вспыхнула, хлопнула, выпала из патрона и полетела на пол. И при этом продолжала гореть!!! Погасла только после того, как грохнулась о пол. От бабаха подскочили все. Включили свет в комнатах и коридоре, а потом долго собирали осколки.
Страх почему-то уменьшился и, частично, заместился любопытством. До сих пор не понимаю, почему падающая лампочка продолжала гореть, хотя и заметно слабее, чем в патроне.
Ранней весной родители наняли учителя по музыке для сестры. Кроме того, во избежание дальнейшей хулиганки, он должен был учить меня играть на аккордеоне. После первого урока понял – все, нам больше не общаться. Вроде здоровый и умный мужик, хорошо играет и на фортепиано, и на аккордеоне… Но слащавая вежливость и непонятный взгляд… В общем, когда он приходил к нам домой я демонстративно протискивался мимо, не здороваясь, и спешил на болото, где мы гоняли на плотах. Уже много лет спустя сестричка рассказала, что во время занятий он вкручивал ей побасенки о королеве Марго. Это шестилетней пацанке. Что ей очень не нравилось. И она попросила родителей, чтобы этот хмырь больше к нам не ходил. Что и было сделано.
В школе занятия шли своим чередом. Не утруждаясь, спокойно оставался хорошистом. Хотя это отдаляло меня от менее успешных ребят, в которых были и характер, и сила. Но я – то был слабак. А тут еще хронический насморк. Постоянно шумно дышал ртом и часто сморкался. Не комильфо. Сам понимал, что со стороны выгляжу очень противно. Ну и не набивался на дружбу.
Все изменилось в пятом классе после двух случаев. Оба идиотских до умопомрачения. Сначала на уроке по географии, который вела ужасно строгая учительница. При ней всегда стояла такая тишина в классе, что было слышно, как муха жужжит. Двойки щедрой рукой сыпала и жутко орала. Кое-кому и линейкой перепадало.
Как раз в это время у нас было повальное увлечение взрывать капсюли на переменах. Мне же стукнуло в голову сделать проказу на уроке. Как обычно, залепил капсюль пластилином, насадил на него пишущее перышко со стабилизатором и пытаюсь решиться на «бабах». Боюсь жутко. Как на вышке для прыжков в воду. Но ведь прыгал всегда. Страх оказаться трусом, даже в своих глазах, – пересилил. Опустил перышко под парту и уронил.
Вот это был «бабах»! Подскочили все. И учительница тоже. А потом, трясясь от злости, поочередно допрашивала учеников с нашего ряда – правильно определила направление, только не поняла кто. Когда до меня очередь дошла, то невинное выражение моей мордашки, одного из лучших учеников класса, убедило ее не включать гестапо. Рявкнула – «Садись. Следующий.» Следующим был двоечник и школьный хулиган. Почему-то дым от капсюля пошел именно из-под его парты. Ну, все попал парень.
Он уперся, не признается, но и меня не сдает. Наезд на него тяжелый пошел. Ну почему ему за меня страдать? Подленько это как-то. Хочешь не хочешь – за свою пакость надо отвечать самому. Встал, сознался. Дама была в шоке. Вкатила двойку по поведению в дневник. Эту страницу я потом скрепкой зажал от родителей и все прошло тихо-мирно. Оставшиеся капсюли я на перемене раздал восторженным одноклассникам.
И у меня образовался хороший друг. Которому было наплевать на мои оценки и сопли.
Спустя месяц на английском языке наш преподаватель, очень экспансивный молодой парень, что-то объяснял. Тут же задал вопрос ученику и, когда тот струсил и промумукал – «Не знаю» – дико разорался. Даже приплясывал от злости. И надо было мне ляпнуть – «Ну и психический». Как назло, в этот момент в классе стояла мертвая тишина. Звонко у меня получилось. Тут он взвыл: «Кто сказал психоэлектрический?!!!» Долбанул кулаком по столу. Попал по мелу. Осколки разлетелись во все стороны. Всем жутко стало.
Чтобы не подводить ребят сразу встал и ляпнул: «Я сказал психический, а не психоэлектрический». Это взбесило его еще больше. Дневник, запись и «Пошел вон из класса». От злости даже на русском, хотя от нас требовал общения только на английском.
После этого провалялся пару недель дома с гриппом. Может от страха, а может уже больным был.
Зря это я сотворил. Учителем он был великолепным. На уроки приносил патефон с пластинками английской речи, ставил произношение, учил простейшим бытовым фразам, а не той дурости, что в учебниках была. Иногда он вместо урока устраивал художественное чтение. В лицах, с экспрессией. Мы сидели, разинув рты. Потом с удвоенной энергией вкалывали на его занятиях. И отличники, и двоечники. Все. Этого мне хватило потом и на институт, и на аспирантуру.
Преподаватель мстить не стал. Один раз вздрючил и все, как отрезало. Мужик. Уважаю. Не стал я подкатывать к нему с извинениями. Вот после этого друзей у меня стало очень много.
И плевали они на мою двойку за диктант, вернее на пояснение училки. Что у такого начитанного мальчика, сына ТАКИХ РОДИТЕЛЕЙ, не может быть таких глупых ошибок. Только в «Тянь-Шаньском» их было три. Да пофиг был мне этот путешественник в пятом классе. Не любил я географию и не читал книги о путешественниках. Пришлось стиснуть зубы. Ведь такие же ошибки были у всех. А двойка только у меня. Примирило только то, что, когда был в гостях у ее сына, к нам вышел пьяненький папаша в семейных трусах, рубахе навыпуск и «стеснительно» так заявил: «Извините, что не в галстуке». Классный и умный мужик. Не виноват он, что ему такая дура досталась.
Потом, как обычно, пришлось расставаться с друзьями. И, как водится, с лучшими. Мы переехали в Степногорск. Новостройка для уранщиков. Один из первых городов, построенных по плану Лаврентия Павловича. Да, да. Вы не ошиблись – настоящего папы атомной бомбы СССР. Именно тот, который ввел заградотряды, чтобы наши не сдавались толпами в плен немцам, кто организовал СМЕРШ, сломавший немецкую диверсионную работу, кто загнал лучших ученых и конструкторов в «шарашки» для быстрой и бесперебойной работы по созданию новой военной техники, кто, наконец, украл у американцев секреты ядерного оружия. Кто заработал тяжелейшую форму лучевой болезни на ядерных испытаниях в Семипалатинске и не смог поэтому подхватить дело Сталина после его смерти. Другие, находившиеся в сторонке, подсидели.
Интересное добавление: биологическое оружие усиленно разрабатывалось до Берии и после него. Но не вовремя. Не замарался Лаврентий Павлович в этом скотстве.
Кровавый сатрап? А как иначе? Как в кратчайший срок поставить на ход военную машину, которая нагнула весь мир? Опричники Берии весь цвет России загнали в «пионерские» лагеря? Ню-ню. Мой дед, Иван Максимович, работал шахтером на никелевом руднике Верхнего Уфалея. Во время ежовщины ликвидация руководящих кадров с отправкой в лагеря приняла массовый характер. Поочередно вычистили всех, имевших специальное образование. Дошло до того, что в кресло директора сел мой дед. Пришли два молодых оперативника. Уже бериевцы. Спрашивают:
– Мужик, ты что тут делаешь?
– Сижу, жду, когда вы придете. Или позвонят по этому зеленому телефону. Торбочка с сухарями вот, уже подготовлена. Как скажете, так и пойду по этапу…
– Ты кем раньше работал?
– Забойщиком.
– Вот и иди в забой, работай дальше.
И дед пошел. Правда пришлось ему потом и в финской и в Великой Отечественной войнах поучаствовать. Достойно. Рядовым просто так столько медалей не давали. Как он ненавидел финскую… Много наших там полегло из-за умников-командиров.
И ведь пришлось именно бериевским работникам выявлять безвинных и возвращать на законные места. Непростая работа была, кропотливая, очень даже неблагодарная. Они не извинялись. А за что? За срач Ягоды и Ежова? Вот бериевские и работали, а не подчищали мундир.
Да, страх перед НКВД, а затем КГБ, остался надолго, если не навсегда.
Режимность и секретность оставались даже когда строили Степногорск. Этого города не было на картах лет тридцать, хотя въезд и выезд из него были совершенно свободными. Зато снабжение, как в то время называлось – «московским». И не только называлось. Ничего, горожане не возражали. Приезжие тоже, хотя и завидовали.
Типовые четырех- и пятиэтажные дома, а потом девяти и двенадцатиэтажки в микрорайонах с особой планировкой тогда смотрелись как привет из будущего. В домах были вода, общее отопление и газ. Когда набирали холодную воду в ванну, то она казалась голубоватой. Очень быстро появилось телевидение. Горячая вода, хоть и позднее, но тоже достаточно быстро пошла в дома.
Со второй четверти я пошел в шестой класс. Качество учебы оказалось существенно выше, чем в Почтовом-25 (ныне Заводской). Не страшно, помощь папы по математике и натаскивание на последовательность изложения ответов от мамы, позволили справиться и остаться уверенным хорошистом. Английскому я откровенно не учился. Мой предыдущий преподаватель был много круче. Как ни странно, но казахский язык нам не преподавали. По сравнению с Украиной это казалось очень непривычным и неправильным.
А вот спорт стал отдельной, совершенно новой песней. В городе часто проводились различные соревнования. Спортзалы забивались участниками и болельщиками. Школьники не отставали. Всем очень нравился баскетбол. Мне особенно запомнилась импровизация одного очень техничного игрока. Во время двойного шага он делал круговой финт мячом вокруг тела. Противники разгадали и заблокировали место вывода мяча вперед. То, что случилось потом – вызвало рев болельщиков. Парень бросил мяч двумя руками прямо из-за спины, без вывода вперед. И ведь попал по кольцу! Обескураженные хари противников и хохот своих – это что-то запредельное.
Естественно, вся школа увлекалась баскетболом. И в нашем шестом классе быстро сложился костяк команды, в которой мне не было места. Еще-бы: техника отвратная, зато скорость такая, что у любого отбирал мячи. И ведь без фолов. Наши игровые одноклассники меня за это ненавидели. А тут еще и хронический насморк. В общем, понятно…
На летние каникулы родители мне купили хороший футбольный мяч. В одиночку, на стенке городошной площадки я отрабатывал удары по воротам различными способами, скоростное ведение мяча. На баскетбольной площадке – ведение мяча и броски из любых положений. К концу лета что-то начало получаться.
В первые дни учебы наш класс встретился в товарищеской игре с параллельным классом. У них не хватало одного человека. И вот, по принципу «На тоби Боже, що мени нэ гоже» меня сплавляют туда. Команда оказалась откровенно слабой. Сначала пытаюсь играть в общую игру. Работаю на распасовке. Но соратники попасть по кольцу не могут. Продуваемся беспощадно. Мои одноклассники с надменными рожами закладывают один мяч за другим. Надоело. Полез в индивидуалку. Для начала прошел под кольцом и уже с четырех метров, не глядя назад, крюком закинул мяч в кольцо. На проходах никто за мной не успевал. Накидал мастерам-одноклассникам очень прилично. Хотя в итоге мы все же проиграли. После этого меня в чужие команды перестали отдавать, но и в своей не позволяли играть, на запасе держали.
Такая фигня мне не понравилась, и с новым другом Мишей Ребриковым пошел записываться на волейбольную секцию. Шел набор семиклассников. Набирал кумир города Лавкин Евгений Петрович. Красивый, высокий, стройный. Великолепный волейболист и тренер. Именно на его игры толпами валили поклонницы. На восторженный женский визг и мужички потянулись. Рейтинг волейбола прыгнул выше баскетбольного.
На тестировании я очень старался, но, когда загрохотал костями в падении за мячом, понял – это конец. И ожидаемо не попал в обойму. А Миша прошел. И ведь заслуженно. Я не обиделся.
Нас уже тогда было трое неразлучных: Леша Садовский, Миша и я. Они хоть и троечники, но по уровню подготовки и соображению мы оказались полностью одинаковыми. Вот только своевольства на уроках им отливалось по полной, а мне – Боже упаси – сынок начальства. Нас это не волновало. По этой же причине они свысока фрондерили на уроках, а мне – низзя. Не принято было прикрываться влиятельными родителями. Друзья прекрасно все понимали.
И как их обоих любила моя мама. Все-таки юрист, в людях разбирается. Они платили ей тем же. Во всех трех семьях к нам относились замечательно. Ни малейшей натянутости. И это было здорово. Леха – обаятельный наглец, с маленькими голубыми глазками и шнобелем картошкой. Даже в седьмом классе уже резко выделялся своими габаритами. Любимец всех девчонок нашей школы. Который на переменах орал:
– Путилова, в ЗАГС идем?
– Конечно, а когда?
– Да прямо сейчас.
Пассии менялись каждый день.
Ему было наплевать на спорт и на учебу. Только не на дружбу.
Миша – тихий обаяшка, который видел красоту там, где никто не замечал, надежнейший товарищ, готовый всегда помочь и защитить. Обещающий стать хорошим спортсменом. Его не брали в баскетбольную команду класса из-за того, что он моментально и логично реагировал на глупости. Чаще не словом, а делом. Его ответы были очень необычными и многих ставили в тупик. Особенно крутым оказался момент проигрыша нашей команды. Зазвездюлившиеся основнухи предложили Мише попасть мячом хотя-бы по своему кольцу. И он тут же очень красиво это исполнил. Настороженно к нему парни относились.
Мы очень разные и очень сходные, как ни странно. И резко выделялись в нашем классе. Не примыкая ни к приблатненным, ни к детям начальников. Не позволяя никому нас нагибать.