Больничные развлекухи
Ночью уснуть не получалось – боль не давала. Так, шаткое забытье. Опиум, снотворные и различные анаболики ни фига не помогали. Чтобы не мешать спать другим болезным стал уходить в сортирный подвал. Там валялся в коридорчике на диване и читал. Потом медсестры меня застукали. Наябедничали врачу. Стукачество из любви к искусству наказуемо: они же и получили персональное задание – отслеживать и выгонять меня из погреба в палату. Устроили дуры себе полноценные ночные дежурства вместо того, чтобы урывать часок-другой для собственного сна.
От первого диагноза инфекционно-аллергического врачиха принципиально не отступала. Назначила анализ Аддис-Каковского (во, блин соответствующе звучит), подозревая меня в скрытой инфекции. Наверное, триппера или сифилиса. Не получилось. Согласно автору этой пытки нужно двенадцать часов подряд непрерывно гулять и периодически сдавать анализы. Подняли мстительные медсестры в пять утра и вперед, болезный, гуляй по коридору. А сами завалились досыпать. В восемь утра меня обнаружили сидящим на полу в каком-то закутке. Опять наябедничали. Потом сами волокли меня на койку. Не осталось сил. Отменили это издевательство.
Придумали ширево снотворным и анаболиками, поили опиумом, но бестолку. Ну валялся, ворочался, смотрел тупо в потолок. Мне это не помогло. Врачиха по-прежнему не верила гистологическому анализу и продолжала экспериментировать. Гестаповка.
Хорошо, что соседи по палате – все спортсмены, на жалость не пробиваемые. Приколы и подъелдыкивания – это всегда пожалуйста. Накормить зазевавшегося соседа пургеном – рядовое событие, почти в каждой палате так развлекались. Вот послать рано утром в спортзал новичка вместо себя, когда так хочется спать – это только у нас.
Сосед, лыжник из пединститута, приучил всю палату спать голышом. Действительно гигиенично и спишь спокойнее. Правда, не всегда.
Наша палата на первом этаже окном выходит на улицу. Ночь. Медсестры разогнали всех по постелям. Свет погашен. Слышим за окном солдатиков, уговаривающих девушек на кой-чего. Лыжник, в чем мама родила, через всю палату несется к открытой форточке, высовывается в нее и выдает советы, как на Красной площади. Громко так.
Услышав это непотребство, вламывается в палату возмущенная медсестра. В темноте ничего не видит. Щелкает выключателем и наблюдает торчащую из форточки голую волосатую задницу. На истошный визг врывается вторая медсестра, и видит уже соскочившую с окна лохматую гориллу. Горилла стыдливо прикрывается ладошкой и пытается проскочить мимо медсестер к своей постельке. Индейский чум. Дамы по своей дурости перекрывают дорогу. И наш лыжник не нашел ничего лучшего, чем прикрыться одеялом соседа. А сосед спал. Почувствовал, что с него стягивают одеяло. Проснулся и с ужасом видит, как к нему в постель лезет голый мужик. Первая его реакция вполне предсказуема – с испуганным верещанием вылетает из кровати. И вот уже две голые гориллы стоят перед ошалевшими медсестрами.
Наше сумасшедшее ржание женщин почему-то жутко обидело. Главврачу донесли. Приходит наша терапевт на утренний осмотр и обещает разогнать нашу палату к такой-то матери. Ладно, спокойно поговорил с ней, пояснил ситуацию и пообещал, что мое состояние ухудшится в скучном обществе. Поверила, вошла в положение привилегированного, в смысле – тяжелого пациента, и нашу палату оставили в прежнем составе.
И развлечения продолжились. Восхитил уже возрастной штангист – квадрат поперек себя шире. Его штанга прямо в палате находилась. Тут же он и резвился. Мы все подвывали от восторга, когда его пришли проведывать жена и две любовницы. Одновременно появились, столкнулись в вестибюле, все из себя очень даже взаимно знакомые. И дюже ревнивые. В вестибюле клочья волос и одежды летели в разные стороны. Визг стоял, как от взлетающего истребителя… Мы трусливо вдоль стеночек пробирались, а этот членомвредитель стоял на высоком крылечке выхода, любовался зрелищем, подзуживал взбесившихся дам и заливисто хохотал. После такого представления его попросили из диспансера.
Вообще-то в нашей палате некоторые правила строго соблюдались. Передачки с доппитанием обязательно общие. Никто не крысятничал. Мою стипендию расходовали на вкусняшки и, немножко, на горячительное. Болящие спортсмены, которых ежедневно гоняли на кроссы, с удовольствием забегали в магазины. Никто не стучал. Ничего стремного за пределы комнаты не выходило.
Немножко такое доппитание помогло молодому солдатику. Имел хорошие спортивные заслуги – четвертое место по армии в беге на 3000 метров. Вот только кормили его в части только картошкой с селедкой. Результат – кишечное кровотечение, которое никак не могли остановить.
В больничной столовой тоже не могли его обеспечить легкими продуктами. Поэтому магазинные походы его заметно поддержали. Мне бы так.
Спрашивается, с какого перепуга я получил абсолютный запрет на все соленое? Диета экспериментальная такая. Медсестры строго следили за ней. Ну, я попросил и ребята тайком добыли соленый огурец. Бочковой. Как поклонник Шерлока Холмса спрятал нарушение диеты на самом видном месте – столе в центре комнаты. Когда надзиратели отсутствовали, прокрадывался туда и бритвочкой отрезал тонкие ломтики. Потом, не торопясь, рассасывал их уже лежа в кровати. Замечательно вкусная штука. Особенно если запретная.
Ведущая терапевт зашла, подозрительно осмотрела этот огурец. Сурово спрашивает:
– Чье?
Все, не сговариваясь, дружно рявкнули:
– Мое!
И стыдливо порозовели. Врачиха обозвала коллектив «поросятами» и, хихикая, удалилась. Санкций не было.
Конечно, не все гладко проходило. После коллективного «празднования» моего дня рождения ночью боль дошла до состояния собаки перед баобабом – неописуемо. Еле вытерпел, никого не разбудил. Понял, что три вещи мне совершенно не впрок: халва, чай и мед. Даже в малых количествах. Про спиртное, даже без экспериментов понятно – полный отлуп.
Хирург, определив зоны максимальной боли, посоветовал пить горячую воду лежа на правом боку. Набурчал ему в ответ:
– Наркотики не помогают, а тут водичка…
Потом уже узнал, каким дураком оказался, забив на правильный совет.
А с лекарствами неловко получилось. Собирал их в кучку на стуле и прикрывал здоровенным учебником. Затем периодически отправлял в унитаз. Попался в конце концов.
Прибирает нянечка в палате. Добралась до моего стула с заначкой. Пытается убрать учебник, а я не даю. Придавил обеими руками. Но куда мой бараний вес против могучей бабоньки? Подняла книгу вместе с моей тушкой. Узрела непотребство и рванула с доносом к врачу.
Та пришла, укорять начала. В ответ получилось очень грустно:
– Не помогают эти таблетки. Только очень плохо после них становится…
Пожалела, отменила. Зато увеличила интенсивность «лечения» сном. Ширяли димедролом через каждые три часа. Добились глюков наяву и стабильного отвращения к еде.
На каждом обходе врачиха внимательно и долго осматривала мою спину. Мне было по барабану. Даже не расспрашивал о результатах. Аналогично было с прощупыванием печени, только больно и совершенно непонятно зачем.
Неделю спустя рентген показал, что у меня язва двенадцатиперстной кишки. Дополнительно, по анализам – кровоизлияния в почках. Пошли кровоизлияния в глаза. Полглаза стало полностью кровавым. Как в страшилках про вурдалаков. Врачиха поняла и признала: Шонляйн-Геноха во всей красе. Стыдно ей стало за свое упоротое лечение. Пыталась оправдаться дилеммой: да, конечно, нужно было сразу гормональное лечение. Но, если уколами – то риск, что помру от болевого шока, а если глотать таблетки – то загнусь от кровоизлияния в двенадцатиперстку. Вот она, бедная и несчастная, три месяца и выбирала, а я загибался от боли. Про то, что было упущено время и операция аппендэктомии, похоже, совсем не требовалась – гробовое молчание.
Нашла выход из ситуации – ушла в отпуск. А ее пьяный в дупель заместитель перевел меня в другую больницу. Вот же гад. Я только договорился с интересной женщиной о встрече на Новый год. Всей толпой смотрели телевизор в фойе и рядом сидела маленькая, очень аккуратная дама. Лет на десять старше меня. Стюардесса. Соседи зрители шикали и просто не дали нам пообщаться.
Не подумайте чего скабрезного. Конечно, собирался только поболтать. Уж очень от нее тяжелый запах шел. Свойственно тяжелым заболеваниям печени. Умница, знала об этом и держала дистанцию, моральную и физическую. Похоже, плакаться не собиралась. В нашей наглой компании запросто пришлась бы ко двору.
Смена декораций
В общем 31 декабря меня перевезли в сердечно-сосудистую клинику, через дорогу от студенческого общежития. В больничке, ничтоже сумняшеся, сразу начали кормить преднизолоном и О! Чудо! Боли пропали. Но вот симптомы и признаки – нет. Но я и такому безмерно рад. Отосплюсь!!!
Новый год с новым коллективом болящих прошел ожидаемо кисло. За час до боя курантов в тумбочке взорвалась бутылка кваса. Ее перед этим долго пытался впарить мне сосед – толстый и противный мужик. Еле отвертелся, как чувствовал.
Общество в палате привилегированное: главный архитектор города, обкомовский деятель средней руки, два военных инженера, военврач, бывший спортсмен – работяга с завода, и крутой хозяйственник (который сосед). Все с серьезными болячками. И плохо воспитаны: крысили свои передачки от общества. Ломать в лоб эту дурную привычку не стал. Не поймут-с. Просто на центральный стол выставил трехлитровую банку с томатным соком и пригласил всех продегустировать. Вроде, чтобы продукт не пропал. Дальше – больше. Начали выставлять продукты на общий стол. Через недельку осталась только одна крыса – хозяйственник. С ним и так, никто не общался. А я его терпеть ненавижу.
Эта скотина лежит по соседству. Поставил между нашими кроватями стул, занавесил его полотенцем и по ночам смачно харкает в него. Ощущение, что плевки летят мне в лицо. Когда приходила к нему жена, то он так противно ныл и жаловался, что все смывались из палаты коридор.
И там разговорился с одним из военинженеров. Бывший ракетчик, занимался топливом баллистических ракет – гидразингидратом. Дико ядовитая штука. Инженера облило этой дрянью на работе. Химзащита полная, противогаз на лице. Уже через пару минут его отмывали специальными растворами. Но какая-то мизерная часть все же просочилась. Пошло разрушение печени.
Естественно, немедленная демобилизация и ежегодный гемодиализ в течение месяца. Пенсия по инвалидности. Без надежды на выздоровление. И все удовольствия в 35 лет. Кошмар. Но ведь не ныл. Мужчина.
Еще большее уважение вызвал спортсмен. Всю жизнь провел с достоинством. Болячку по-дурацки заработал. Поздним вечером, скатываясь на лыжах с Уктусских гор попал в тяжелейшую ситуацию. Какая-то тварь порезвилась – натянула проволоку поперек лыжни. Вот парень и не увидел в темноте, налетел. Нашли его только утром, почти замерзшего. Сразу на операционный стол – кишечник порван. Выжил чудом. И это в двенадцать лет.
Уже в двадцать он стал ведущим футболистом и хоккеистом завода имени Калинина. Для Свердловска это очень круто. Уровень подготовки от первого разряда до мастера. Карьера резко шла в гору. Пока не упал без сознания на тренировке. При обследовании выявили критически низкий уровень гемоглобина. Это кровь утекала в желудок, который превратился в сплошную язву. Последствия налета на проволоку.
В Москве предложили полностью удалить желудок. На вопрос о продолжительности жизни после операции ответили:
– Обычно три года, но некоторые до пяти лет умудряются протянуть;
– Но мне только 25. Не пойдет.
– Не нравится? – выметайся. На это место у нас очередь…
В этот же день выпнули больного на улицу. Надежды никакой. Случайно подслушал разговор на улице и пошел к модным гомеопатам. Чудом прорвался к специалисту – высокопоставленный ветеран войны не пришел. После обследования спец порекомендовал лекарство из многих трав и даже «дал» коробочку готовых пилюль. Все очень даже небесплатно, конечно. И строгий наказ – бросить спорт, уйти с работы и найти себе тихое место для житья.
Жить то хочется. Послушался парень, три года жил и работал лесником. Пил пилюли, режимил фанатично. Влетело все это в хорошую копеечку, зато выздоровел полностью. Мало того, вернулся на завод и даже опять заиграл в футбол.
Что его дернуло ворочать станки при реконструкции завода?! Перенапрягся и загремел снова в больницу. Только чудо-лекарство уже не помогало. Каждые три дня ему загоняли плазму. Кровь – то через язвы уходила. Надежды на выздоровление – голый ноль. И ведь гуляет желто-зеленый парень по коридору, пошучивает, с медсестричками заигрывает. Чтобы пожаловаться – никогда и никому. Только ночью, когда казалось, что все спят, он бесшумно кувыркался на постели, поджимал колени к груди и рвал подушку зубами. Видел я это извивание, но не расспрашивал. Зачем? Сам ненавижу жалельщиков и лгунов-утешителей. Можешь – помоги. Нет – отвали.
Хозяйственник его люто ненавидел и боялся. Бандитом называл. Страшно удивлялся, что народ и врачи тянутся к этому парню. Но в тяжелом отделении деньги и связи далеко не самое главное. А настоящие мужики на полу не валяются.
Военврач никому не навязывался, почти ни с кем не разговаривал. Зато его общение с медсестрами приводило всех в полный экстаз:
– Ты, дура, что ты мне колешь и от чего?
– Что врач приказала, то и колю.
– Перечисляй! Что? А ну, повтори еще! Бегом за этой идиоткой, вправлю ей мозги!!!
И принародно обеим вправлял. Народ благодарно млел.
В конце концов оттаял. Очень интересным человеком оказался и по жизни, и по общению. К нему часто приходила в гости актриса музкомедии. Маленькая, стройненькая и очень умная женщина. Тут или мы смывались из палаты, или они шли в ординаторскую, выгоняя оттуда врачей. После обкомовский деятель с ужасом меня спрашивал:
– Как ты можешь с ними общаться? Это же его любовница!
И что ему отвечать? Ну, ухмылялся невоспитанно…
Военврач сделал мне массаж на спину. Как он ловко управлялся своими толстенными пальцами. Не понимаю. Движения знакомые, но порядок и направления линий работы совершенно нестандартные. Эффект великолепный. Оказалось этот врач является попутно заведующим кафедрой педиатрии в свердловском мединституте. Понятны стали все его выходки с врачами и медсестрами.
Несмотря на всю свою угрюмость он хохотал как мальчишка на мои розыгрыши. Лежал у нас старичок, преподаватель из техникума. Постоянно влипал в истории: то требовал, чтобы ему возобновили снотворное (желтые витаминки горошком), то жаловался на головную боль (медсестричка приляпала ему на затылок горчичник и забыла снять, а вспомнила только через час). Но больше всего достало его нытье по поводу пищи:
– Я и так мало вешу, а с вашей диетой вообще дистрофиком стану…
Вот мы и пошли вдвоем взвешивать его перед выпиской. Пока спортсмен передвигал гирьки я незаметно давил на весы. Ну, и намеряли вес старичку на два килограмма больше, чем перед больничкой. Он целый вечер разглядывал себя в зеркало и радостно приговаривал:
– Ну надо же, какая хорошая здесь диета. Вот даже щеки потолстели.
Не буду реверансы врать. Мне самому такое понравилось. Зато врач оказалась недовольна. Заставила перевзвесить. На следующее утро взвешивать старичка вместе со спортсменом пошли два военинженера. Я не пошел – хихиканье одолевало. Вся палата была в курсе, поэтому по возвращении все четверо встречены дружным хохотом. А у старичка зародились неслабые подозрения: за ночь он «поправился» еще на три килограмма.