– Ну, наконец-то я узрел тебя! До последнего не верил, что некий ищет меня по воле Его. Я бог солнца, бог грома и бури, земли владыка!
– Ты не бог… Я видел тебя в своих видениях. Видимо, ты тот демон, которого я должен сокрушить. И имя дано тебе Баал.
– Разве я не бог? Эти люди вокруг тебя так не считают. Я воздал им жизнь, полную богатства и наслаждений. И нет ограничений их мирским утехам! Стоит мне лишь приказать, и они убьют, чтобы сохранить свой мир. Или же отправятся в могилу, словно овцы, которых повели в яму.
– Ты прав, благодаря тебе их закрома полны презренного металла. Ты дал им жизнь, где они могут не воздерживать себя в застольях, лелея собственную плоть. От тебя их жизнь беззаботна и распутна, из-за чего они так легко предаются слезам, из-за чего считают свою мораль непогрешимой. Жадные гордецы, что падки до распутства и пьянства. За это я их тела изувечу. А за то, что присягнули тебе на верность, испепелю сами души!
– Но люди все такие, даже те, кто мне не служит…
– Тогда мне придётся очистить лес для новой поросли!
– К чему ты так стремишься? К похвалам Господним?! Или к славе в Небесах?! Видимо, оступился ваш Творец, избрав тщеславного на этот путь.
– Не прав ты, демон! Не могу пойти я против Его воли. Мне не по нраву моё предназначение. Скорей закончу и в раю воссоединюсь со всей своей семьёй.
– Со всей?! – ухмыльнулся Баал. – Кто тебе сказал?
– Будешь оспаривать безгрешность моих детей?!
– А я ведь не о них… Почему твоя возлюбленная меж миров в чистилище всё ещё витает? И не лги, что не ведаешь об этом.
– Её Господь рассудит, и вознесётся её светлая душа.
– Ты считаешь, кто искупление обрёл, долго ждёт Страшного суда? Даже ты на Небо превознёсся в тот же час, как тело бренное покинул.
– Лжёшь ты, нечисть!
– Нет. И ты это понимаешь, но не хочешь принять. Ты даже не представляешь, насколько невелики и малозначимы её грехи, за которые навеки будет проклята душа твоей любимой. И не я, и не Люцифер обречём её на муки… Понимаешь, о Ком я говорю?.. Я могу тебе поведать, за что эта душа не будет знать покоя. За что на вечность будет она заточена в могиле, полной огня, кой полыхает ярче самой кузнечной стали. Ты ужаснёшься и рассвирепеешь от несправедливости Суда! Не на той стороне ведешь ты бой…
– Лжешь ты мне и сам себе. Неподвластно тебе переманить меня, – сказал лесоруб, сняв топор с подвески.
Увидев это движение, люди, увлечённые оргией, резко прекратили своё блудодеяние и встали, ожидая повелений их господина.
– Ты так и не понял. Природу человека не изменить. Грядущего не предотвратить. Мною совращены люди Содома и Гоморры. И они упивались моим развратом, как моряки после кораблекрушения пьют морскую воду от нестерпимой жажды. Я стою у истока казни Вавилона. После тебя и без меня царства не перестанут предаваться спеси. Они будут давить, убивать, мучать друг друга, лишь бы только остаться под солнцем… Твой путь ложный. Он обречён. Но есть иной. Я покажу… Последний раз говорю, одумайся! И тогда, пойдя за мной, ты избавишь свою любовь от вечных и нестерпимых мучений, – пытался Баал призвать Гавриила пересмотреть ситуацию.
Но это лукавство только пробудило ярость в лесорубе. Не давая словестного ответа, Благоев ударом ноги в грудь вбил демона в стену, которую он проломил собой, и оказался в соседнем помещении. На это действие все прислужники беса, находившиеся во дворце, бросились с атакой на пришедших. Но это было бесполезно. Лесоруб устроил такую резню, что Никколо не мог перенести это зрелище. Гавриил так орудовал своим топором, как если бы пытался одним ударом свалить вековые деревья. Брызги крови, внутренности, конечности – всё вздымалось кверху ударами топора. После Благоев стал извергать пламя, и в нос Россетти ударил запах горелой плоти человека. Тут немудрено было, что его стошнило, и всё недолгое время битвы он рвал, стоя на четвереньках.
Гавриил не только изувечивал их плоть, но и незримо убивал сами души. Этим умением одарил его Господь. И когда он их сжигал огнём, то горели и души. Когда раскраивал черепа и рубил тела, то рассекалось и душевое нутро. После такого люди не попадали в рай, ад или даже в чистилище. Эти проклятые души стирались из книги жизни. Они погибали, подобно цветкам, которые, иссыхая, умирают, не оставляя после себя ничего.
Когда через недолгое время бойня была окончена, то из пробитой в стене дыры, ломая камни, делая пробоину выше и шире, вышел Баал. Он возрос до двух с половиной метров. Тело стало похоже на панцирь, обтянутый тёмно-серой кожей. А рук стало восемь, как у паука. И на каждой из них – по три когтистых пальца. Рот же его наполнился острыми ядовитыми зубами. В этот миг Благоев почувствовал жар по всему телу. Его кожа воспламенилась, в связи с чем она стала обугливаться и сгорать, обнажая пылающие металлические пластины. И так Гавриил восстал перед демоном в своих щитах.
Не выжидая времени, лесоруб бросил в нечистого шаровую молнию. От удара его отбросило и прибило к стене. Следом Благоев телекинезом обрушил над ним потолок, заваливая его каменными обломками. Но Баал сдержал эту атаку. Быстро выбравшись из-под развалин, он плюнул в лесоруба жидкостью, обладающей свойством разложения. Но его слюна, как вода на горячей сковороде, вскипела на пылающих щитах и испарилась, не нанося вреда. Тогда бес применил другое своё умение. Ему было подвластно перемещаться сквозь время и пространство. Не так далеко, чтобы преодолевать рубеж миров или хотя бы блуждать с планеты на планету, но континенты вполне был способен пересечь. Баал перенёсся за спину Благоева, нанося рассекающие удары своими когтями. Потом с одного бока, следом с другого, после снова сзади. Он появлялся вспышками, сопровождавшимися страшными атаками. От этих напастей Гавриила то и дело разворачивало из стороны в сторону. Куда только ему ни приходились эти раздирающие удары: в бок, голову, спину, живот. Но на лесорубе не оставалось ни царапины…
Осознав, что сила бесполезна против его тела, демон решил воздействовать на сознание. Внезапно в глазах лесоруба всё потемнело. Он на время ослеп. Но вдруг темнота будто расплылась. Перед ним стали проноситься фрагменты из жизни. Он видит, как его деревня полыхает в огне, а монголы безжалостно убивают его соседей, друзей, знакомых. Потом же перед ним предстала сцена насилия над его женой во всех подробностях. Он кричит, машет руками, пытается ударить, чтобы остановить, но безуспешно. И, как в зазеркалье, словно призрак, наблюдает за происходящим.
Далее перед ним восстанавливается картина, как убивают его детей. Монголы безжалостно умерщвляют их. И всё это на глазах Гавриила, которые он не может отвести или закрыть. Даже его крепости духа не хватило наблюдать столь ужасающие сцены, особенно когда каждый день гложет чувство утраты и вины, потому что не смог предотвратить это и спасти…
Со стороны всё выглядело не менее ужасающе. Благоев, как слепой, махал руками в воздухе. Его душераздирающий вопль раздавался на всю пустыню. Он упал на колени и кричал в отчаянии. Из него искрили молнии. Столбом к небу выходил огонь, прожигая потолки дворца. В песчаном крае одновременно разразились и буря, и гроза: ураганы поднимали пески, а с неба били молнии. От землетрясения покрыло трещинами замок. Он будто пытался его перевернуть: здание раскололось на несколько частей, и верхние этажи уходили под землю, а нижние, наоборот, поднимались на уровни выше. Всё горело и рушилось. Само место поглотило беспорядочным хаосом. А жуткий вопль ослеплённого видениями Гавриила так и не кончался. Тем временем Баал с наслаждением смотрел на мучения. Он, подобно извращенцу, с каким-то воодушевлением взирал на чужую боль, получая экстаз.
Но, сам того не ожидая, сзади Никколо вонзает ему свой нож в прыжке под панцирь у самой шеи и повисает на нём. Такой удар не навредил демону, но доставил, мягко говоря, неудобства, которые отвлекли от лесоруба. Это и помогло остановить его колдовство. Бес вскрикнул от боли. Он попытался свои восемь рук завести за спину, чтобы сорвать своего вредителя, но не дотянулся.
Тем временем Благоев постепенно стал приходить в себя. Он, наконец, очнулся от этого кошмара. Когда лесоруб огляделся по сторонам, то увидел скачущего демона, который пытается сбросить с себя Никколо. Тогда Гавриил взял рядом лежащий топор и метнул его в беса. Оружие попало в левую часть груди, пробив панцирь. Молниеносно лесоруб бросается к ним навстречу, на бегу притягивая телекинезом Баала за топор, который застрял в панцире. Демон, осознав, что ранение серьёзное и дальнейшую схватку с Гавриилом ему не выдержать, пытается в эти доли секунды сбежать при помощи своего умения перемещаться. Так как сзади висел Никколо, то его приходилось переносить с собой, а это уже тяжелее, нежели одному путешествовать сквозь пространство. И с каждым мгновением, приближаясь к Благоеву, Баал начинал мерцать в попытках исчезнуть с места битвы. И вот он уже собрал силы, чтобы раствориться, но Гавриил успевает схватиться за рукоять топора, и они вспышкой бесследно пропадают из разрушенного дворца.
Внезапно все трое оказываются на снежной вершине неизвестной горы и скатываются по склону, но на этом битва не прерывается. Лесоруб хватает Баала за глотку одной рукой, а другой наносит сокрушительные удары по голове. И всё это чередуется с кувырками и падениями с небольших обрывов. В ходе драки демон одной из рук случайно зацепил Никколо за одежду и, воспользовавшись случаем, вышвырнул с обрыва.
Увидев это, Гавриил, опершись ногами в небольшой выступ, который попался ему, оттолкнувшись, прыгнул с демоном в руке, держась за его горло, прямо к летящему вниз Россетти, чтобы подхватить его. И когда они соприкоснулись в воздухе с ним, то снова исчезли, демон перенес их в другое место.
Все трое тут же падают в воду реки. Благоев стал ломать бесу руки одну за другой. Никколо же, оглушённый ударом о воду, без сознания мёртвым грузом опускался на дно. Тогда лесоруб, создав течение под ним, поднял их на поверхность силой воды. Но, увлечённый битвой и спасением своего спутника, он не заметил, что в этой реке обитают крокодилы, которые подплыли на шум уже слишком близко.
Трое находились на самой воде, подобно Христу, который ходил по морю. Ухватившись за рукоять топора, всё ещё торчащую в груди Баала, Гавриил потянулся за Россетти, чтобы схватить его другой рукой. Держась за орудие и наклоняясь к Никколо, он методом рычага начал выламывать панцирь торчащим в нём топорищем. От такого демон взревел от боли. Ухватившись за своего соратника, Благоев поднял его над водой, за секунду успев спасти от пасти рептилии. Как только Никколо завис в воздухе, лесоруб с усилием топнул по воде. И от ноги его разошлась волна, отбросившая тварей прочь.
Воспользовавшись тем, что Гавриил отвлёкся, спасая Россетти, Баал ухватился двумя руками за топор и, превозмогая боль, вырвал его из груди. Он чуть было не исчез, но ему хлынул в спину сильный поток воды, который бросил его на Благоева. Лесоруб же, не теряя бдительности, выставил локоть, который пришёлся как раз по ране беса. Раздался крик боли, и, как по хлопку, они исчезли.
Все трое очутились на свободной территории. Баал, вопя от страданий, упал на землю. Пользуясь моментом, Гавриил выпустил из рук Никколо и перехватил топор, взявшись за него двумя руками. Сделав замах, нанес удар в бок демону. Крепким оказался бес, так как не получилось разрубить его надвое одним ударом. Резко вырвал он оружие, вонзившееся в его омерзительное туловище, и брызгами разлетелись ошмётки его плоти. Когда Благоев занёс топор для замаха теперь уже над головой, чтобы раскроить череп демону, Баал взмолился от страха:
– Сжалься, отважный Гавриил! Ты победил! Не убивай! Я видел, что мои слова дошли до твоего ума. Я помогу тебе открыть глаза и укажу на истинную причину бедствий… Какой толк от моей смерти, если этим не излечишь ты пороки? Кому это нужно?!
– Это нужно мне. Это нужно Богу. Это нужно людям… – и с этими словами Благоев раскроил череп демону, который возомнил себя божеством и который, жалобно трясясь, умер, подобно человеку…
Сделав пару шагов назад, Гавриил умерил свой пыл. Пламя его щитов погасло, и он снова принял своё нормальное обличье. Тут стал приходить в себя и Никколо.
– Спасибо, друг! Если бы не ты, то вряд ли мне бы удалось одержать победу. Точно сгинул бы в проклятом дворце…
– Могло ли мне это причудиться? – вставая, спросил Никколо.
– Теперь ты знаешь, что послан Богом я вытравить всё зло. Но я не спасение несу, а гибель проклятым. И дано перо мне, коим вынужден вычёркивать людей из книги жизни. Но не думай, что одарён я Божьей Благодатью. По мне, так это бремя, которое приходится нести в мучениях.
– Я подозревал, что Бог существует, но не мог даже представить, что истина откроется мне так…
– Может, благодаря увиденному окрепнет твоя вера?
– Дело не в том, чтобы знать… Как я могу верить, смотря на собственную жизнь? Благодарить Его и радоваться, что из всех возможных участей мне отведено бродяжничество и воровство?
– Разве в Нём дело? Не кроется ли причина в поступках и решениях твоих? Кто заставил жить тебя бродягой и вором? Ты можешь бесконечно жалеть себя и обманывать меня, но, оборачиваясь назад, ты видишь, что исход мог бы быть другим…
– Как тогда ты поступал в подобных случаях, когда понимал, что жил не так?
– Отбросив все сомнения, я двигался вперёд, уповая на промысел Господень.
– И доволен ты исходу?
– Так ведь это ещё не конец моего пути. И твоего тоже…
Немного подумав, Никколо ответил:
– И всё равно я не могу уповать на веру. Не могу считать это доводом всему. Как можно жить в надежде, не видя даже горизонта?..
– Тогда реши, что желанно тебе больше, и поставь задачи, полагаясь только на себя!
– Я теперь и в этом не уверен… Много утекло воды… Цели мои, мне кажется, обречены. И из усилий моих вряд ли что-то выгорит…
– Какой толк в твоих действиях, если ты сомневаешься? – задал вопрос Гавриил.
От этих слов Никколо замолчал. Его будто обезоружили, поставили в тупик. Россетти не пытался спорить или как-то пререкаться с Благоевым. Он лишь искал ответы. И ответом этим прозвучал вопрос, который исчерпал все его собственные.
Какое-то время они молчали. Но потом Никколо прервал тишину:
– Куда мы попали? Где мы сейчас находимся?
Гавриил задумчиво окинул взглядом местность, посмотрел по сторонам и ответил:
– Сицилия.
Глава 7
И направились они в сторону Рима, без труда пересекли Мессинский пролив, отделяющий Сицилию от Апеннинского полуострова, и двинулись на север.
Всю дорогу они почти не разговаривали. Гавриил был слишком погружён в мысли. Он обдумывал слова Баала относительно его Майи и никак не мог избавиться от этих мыслей в голове, от смятения в душе… Демон посеял в нём семя сомнения. И оно было небезосновательным, как считал Благоев. Бес не болтал бессвязный бред, не закреплённый чем-либо, а как раз наоборот… Каждое его слово было заверено если не одним, то несколькими аргументами. Лесоруб пытался отогнать свои размышления, ведь он человек набожный, но не получалось. Словно заноза в мозгу, в нём засело сомнение в правильности своих дел и наставлений Божьих. Начиная от избавления пороков человеческих и заканчивая спасением души его возлюбленной, Гавриил глубоко внутри себя соглашался с Баалом, но боялся это признать. Благоев молился Господу с вопросами о его жене, а именно: какое решение Он вынесет на Страшном суде её душе? Но ответом на молитвы была тишина. Внезапно Никколо вывел его из раздумий:
– Я, может быть, задам бестактный вопрос, поэтому не гневайся. Я не стану настаивать, если ты не захочешь отвечать. У меня не выходит из головы ваш разговор с демоном. У тебя когда-то была семья?
– Да. Жена и пятеро детей: три сына и две дочери. И все они погибли страшной смертью.
– Мне показалось, или я в самом деле услышал в твоих словах и увидел в твоих глазах чувство вины?
– К нам пришли монголы. Я встал на защиту своей деревни, а семье приказал не выходить из дома. Я вёл бой с несколькими воинами, самонадеянно считая, что наступление мы с жителями отобьём. Стоило бы мне хотя бы секунду обдумать… Надо было жене и детям велеть бежать, а самому удерживать захватчиков, сколько бы смог. Но вместо этого я, увлечённый боем, был сбит лошадью и потерял сознание. А мои родные, благодаря моему наказу, сидели и ждали, когда придёт за ними смерть.
– Я не вижу здесь твоей вины. Ты поступил как настоящий муж и отец – защищал своих людей ценой жизни.
– Я находился в той ситуации и видел всё своими глазами! Мой исход нельзя было изменить, а вот моих родных – вполне. Мы говорили с тобой о том, что когда оборачиваешься назад, то понимаешь, что могло бы всё стать по-другому… Только бывает чаще так, что это понимание приходит слишком поздно, когда ничего уже нельзя исправить.
После сказанного оба замолчали. Никколо не решался что-то добавить или перевести тему разговора, а Гавриил просто хотел помолчать. Так в тишине они и шли, пока солнце не зашло за горизонт. Подойдя к холму, Благоев объявил:
– Здесь мы переночуем. Я вижу, ты сильно вымотался. Надо отдохнуть.
Они улеглись прямо на траву. Погода стояла благоприятная. На небе ни тучки. Лишь только полотно из звёзд покрывало его свод. Лёгкий ветерок приятным дуновением гладил их шеи.
Никколо невольно стал задумываться о том, что находится у себя на родной земле, там, где он родился, провёл какое никакое детство. Ему было чудно осознавать, что он увидит города из камня, людей его национальности. Ведь, проживая так долго в Азии, он так редко встречал европейцев, уже не говоря об итальянцах, говорящих на родном языке. Его охватили одновременно и радость, и печаль. Радовался тому, что наконец прибыл в свои родные края. Но мог ли он называть Италию родиной? Вряд ли. Ведь здесь едва ли его кто-то ждёт. Он тут никак не отличился, чтобы его помнили, разве только воровством. Никколо так давно не ступал на эту землю, что его и след простыл. А значит, тут он такой же чужой, как и везде… В итоге в противовес раздумьям дремота его сморила, и он уснул.
Гавриил же не спал. Он устал о чём-либо думать и просто любовался звёздами, дожидаясь сна. Внезапно он услышал шум крыльев, пролетевших над ним. Его это встревожило, ведь понял, что промелькнула вовсе не птица. Лесоруб резко привстал, опершись на руки, и спустя секунду услышал зовущий голос в голове, который прежде ему не был знаком: «Гавриил… Гавриил…» Его чувства резко обострились. Он стал ощущать прежде неведомое, что-то тёмное, источающее непостижимую мощь и невообразимую силу. Это был не демон, но и вряд ли кто-то из посланцев Божьих. Тихо поднявшись, чтобы не будить Никколо, Благоев направился навстречу к тому, кто воззвал к нему.
Пройдя быстрым шагом более двух часов, он наконец встретил того, кто почтил его визитом. Это явился архангел, чьи крылья были чёрными настолько, что выделялись в темноте ночи. Его нимб когда-то горел ярче звёзд на небе. А теперь свет сокрыт под змеями, что так плотно оплели его. Он был облачён в доспехи цветом как смола, сиявшие даже непроглядной ночью. А золотые узоры, что нанесены на них, как в жилах кровь, текли и возгорались в ритме сердца. Увидев его облик, Благоев сразу понял, что сам гордости отец и князь мятежников небесных почтил его своим визитом.
– Зачем явился, Люцифер?
– Могу ли я оставить без внимания того, кто сокрушить мои дела дерзнул? Кто подданных убил и рвётся дальше в бой?
– Не медли, дьявол! Раз мстить пришёл, так приступай! Своими разговорами оттягиваешь ты намерения визита. Сразимся в поединке и подведём черту этой ненавистной мне истории.
Архангел ухмыльнулся и ответил:
– Мстить тебе? Мне нет надобности в этом. Я явился вовсе за другим… Баал был верен мне и собственным идеям. Ведь он тебе всю правду говорил. Я больше, чем Творец, имею прав на душу той, которую так ты любил. И не заставят долго ждать себя вечность мук её. Но это поправимо… Мне виден в сердце твой огонь, который полыхает в надежде на спасение людей. За самоотверженность свою не зря был избран Вседержителем. Но ты стал понимать ложность тех идей, что так нагло были внушены… Примкни ко мне, и я покажу тебе правдивый путь, узнав который, ты всецело сможешь оценить всю красоту обмана, которому тебя подверг Господь. И не оставлю я тебя в неведенье, как Он, а в тот же миг воссоединю с твоей супругой.
– Нет. От благ твоих я всё же откажусь.
– И для чего, скажи?! Ради чего?! Возможно, ради прихоти Его? Неужели ты слепо, ради веры истребляешь города, народы, царства? Да чем помогла она тебе? Лишён детей, жены, скитаешься по миру, словно призрак, когда можно изменить устой. И жизнь твоя настать может, как и прежде, как будто время обернулось вспять. Зачем достойный человек воспринял такие убеждения?
– Потому что хоть и умер я, но всё ещё при жизни из-за Бога. И ты, тот, кто мерзостью людей питается, от их боли силы набирая, лишь гордостью своей ведомый, добра не навлечёшь. Люди для тебя лишь скот или рабы, в которых нужно страх вселять. Дерзостью своей ты низвергнут был в недра земляные, однако всё ещё пытаешься испытывать Творца. Благодаря твоему языку змеиному, которым напеваешь в уши людям, они как одичалое зверьё. И не говори, что такова натура их. Не будь второго мнения, они бы Господу внимали. Сгинь, дьявол, ты не имеешь власти надо мной!
От такого смелого изречения лесоруба архангела переполнило возмущение, переросшее в ярость. В мгновение отпало желание убеждать. Он молниеносно достал свой меч из ножен, что висели на его поясе, и с невероятной скоростью нанёс рассекающий удар сверху. Это всё произошло настолько быстро, что Благоев не успел не то чтобы двинуться или хоть как-то среагировать, а просто даже понять происходящее. Удар архангела нёс в себе такую силу, что образовавшимся взрывом свалило деревья и выжгло всё в округе на три километра. В воздух поднялись клубы дыма и пыли, и даже образовался кратер.
Люцифер уже решил, что Гавриил Благоев умер. Но когда дымовая завеса спала, то он увидел, что лесоруб накрыт белым энергетическим куполом, который защитил его. Архангел со гневом поднял голову вверх, посмотрев на небо, потом на Гавриила, взмахнул крыльями и улетел, исчезнув где-то уже за горизонтом. После этого купол растворился в воздухе, и в голове раздался на этот раз уже знакомый возглас: «Кем ты мнишь себя, Гавриил Благоев?! Одурманен ты победой стал. Раз она тебе легко досталась, то дьяволу дерзить ты смеешь, вынуждая его сразить тебя мечом? Уйми свою гордыню, что так затуманила твой ум! Не тебе быть ровней в силе с ним. И не тебе бороться с ним, вступая в схватку. Последний раз Я защитил тебя от надменности твоей!»
Подходя к Риму, Благоев всецело стал ощущать мрачность тех мест. Это касалось не только столицы Италии, а Европы в принципе. Спесь, блуд, жестокосердие: всё это едким дымом витало в воздухе. Ему даже казалось, что сама европейская земля пропитана пороками до самых недр, источая своего рода зловоние. Блуждая в самых дальних царствах, посещая самые дикие и отчуждённые селения, воочию увидев человеческие жертвоприношения, он не чувствовал себя так гадко, как здесь. У дикарей были убеждения, они верили в собственные идеалы. Их горе в незнании истины, ведь они считали, что другого быть не может… Им никто не доводил иного… Но Европа была другое дело. Зная Писания, веря во Христа, отличая хорошие поступки от плохих, люди, ведомые гордыней, жадностью, идя на поводу у зависти, убивали и мучали остальных. Чем хуже ужасные жертвоприношения язычников, чем детоубийство наследников ради злата? Ритуальные оргии разве многим отличаются от сборищ распутников и блудниц, что так любят встречаться в поместьях у вельмож? А папы, что преподавали учения Христа, отправляли воинов в крестовые походы ради богатства и земель?.. Им, живущим в просвещённой Европе, не нужно было пересказывать Заветы, ведь они их знали. Но вместо того чтобы соблюдать Их, они искали в Них лазейки и обходы, пытаясь обмануть себя и Бога. Но ясно видит Он с Небес, и всё Ему известно. И свидетельство тому – явление Благоева в их землях…