– Что же это такое делается? – невольно воскликнула Нюра и перекрестилась.
Она осторожно подошла к солдату. Тоже молодой. Не больше двадцати. Невысокий и щуплый. Совсем как тот, которого она подстрелила два года назад. Внезапно голова солдата повернулась в её стороны и губы прошлепали:
– Спаси…
– Как же…– начала было Нюра
– Ремень… – еле слышно выдавил солдат
– А? – бестолково воскликнула Нюра, с ужасом рассматривая внутренности в его развороченном теле.
– Стяни…
– Ой, Господи, Боже мой, – спохватилась Нюра и огляделась.
Сняв с лежащего неподалеку трупа брезентовый ремень, она осторожно протянула его подмышками раненного и стала затягивать. Частично оторванная часть с омерзительным хлюпаньем прижалась к телу. Солдат не вскрикнул, не сморщился. Он только закрыл свои голубые глаза, так ярко горевшие жизнью на закопченном и измазанном кровью лице, и замер.
«Умер»? – пронеслось в голове у Нюры, но солдат продолжал всё также стоять в нелепом и неестественном диагональном положении. «Жив, значит?» – выдохнула Нюра и, неловко подхватив солдата, поволокла к дому.
Удивительно, но обратный путь до хутора оказался для Нюры совсем не тяжелым. И хотя солдат никак ей не помогал, он был на удивление легкий и как будто-то бы парил в воздухе. Как наполовину сдутый воздушный шарик. Нюра просто направляла тело, слегка придерживая его руками.
Войдя в сени, она почувствовала, что в избе кто-то есть.
– Здорово, мать! – поприветствовал её усталый молодой голос.
– Здорово, коль не шутишь, – ответила Анна Гавриловна, осторожно укладывая солдата рядом с телом его товарища.
– Что же это ты врагам помогаешь? – с осуждением спросил владелец голоса – молодой партизан в замызганном камуфлированном костюме.
– Господь сказал, возлюби ближнего своего, – ответила Анна Гавриловна, строго оглядев гостей.
Трое партизан умело расположились в избе. Один стоял у окна и следил за двором, второй спрятался за печкой, направив на Нюру трофейный немецкий автомат, в третий, в камуфляже, сидел на лавке под иконами.
– Этот что ли? – кисло улыбнулся камуфлированный, еле заметно кивая на висевшие над ним иконы, – так его, похоже, застрелили давно…
– Такие ближние хуже фашистов, – озлобленно прошептал тот, что стоял с автоматом у печки.
– Они совсем дети, – возразила Анна Гавриловна.
– Дети, – с сарказмом прошипел автоматчик, – а знаешь, что эти дети вытворяют? Как они людей расстреливают? Своих же, советских граждан!
– Тише-тише, – примирительно, но твердо сказал партизан в камуфляже, – мы к тебе с сообщением.
– Каким? -осторожно спросила Анна Гавриловна, ощущая, как в груди у нее образовывается дыра, затягивающая в себя все силы и душу.
– Муж твой, Михаил Яковлевич, пал смертью храбрых. Состав – это наша месть за него!
Сказав это, молодой партизан поднялся и направился к выходу.
– А с этим что? – спросил разговорчивый автоматчик,
– Он уже не жилец, – равнодушно заметил уходящий, – оставь его.
И уже в дверях обронил:
– Мы у тебя пару курей позаимствуем? Раненым куриный бульон требуется…
Нюра обессиленно махнула рукой, и они ушли. А бедная маленькая вдова тихонько опустилась на пол и, спрятав лицо в ладони, погрузилась в тягучую темноту. В памяти мелькали воспоминания. Муж в мирной, счастливой семейной жизни. Смотрит на нее улыбается. Как только он может. Краем рта. С любовью и лаской. И тут она вспомнила его за столом. Худого, злого партизана. Чужого и такого родного.
– Помоги, – вырвал её из забытья слабый голос.
Нюра убрала руки от глаз и печально посмотрела на лежащего на полу солдата. Удивительно, как он еще не умер?
– Как? – воскликнула обреченно она, – как мне тебе помочь?
И тут за окном послышалось далекое тарахтение мотоциклов.
– Спрячь меня, срочно! – взмолился солдат.
– Не бойся, это ваши! Они тебе помогут… – возразила Нюра.
– Лучше смерть! Спрячь! – твердо воскликнул юноша.
Нюра бросила на него короткий оценивающий взгляд и, ни слова не говоря, отодвинула стол, под которым у них был вырыт ещё один погреб. Откинув в сторону половицу, она открыла люк, после чего подтянула солдата к лазу и опустила его внутрь. Мотоциклы уже подъехали к хутору и солдаты, по всей видимости, занимали вокруг него позиции.
Едва Нюра успела накрыть люк половицей и поставить стол на место, как во двор осторожно вошли несколько солдат РОНА.
– Есть кто? – услышала она голос знакомого милиционера
– Я, – выкрикнула она в ответ.
– Одна?
– Теперь да.
– Мы зайдем?!
– Заходите, коль пришли.
Послышались шаги и в избу ввалилось несколько человек. Быстро осмотрев все углы, они столпились у тела.
– Партизаны заходили? – напрямую спросил милиционер.
– Заходили, – ответила Нюра, не имея ни малейшего желания припираться.
– Зачем?
– А кто их знает… Я в этот момент солдатиков ваших спасала.
– Это ты его сюда принесла?
– Я…
– Зачем?
– Думала смогу спасти. Только он помер, как в избу внесла.
– Зачем спасала?
– Господь заповедал.
– Эх, мать…