Приключения Лёньки и его друзей

– А вы сами-то чё делаете? Вон квасите. – Он неверным жестом указал на бутылку, стоящую на табуретке. – Дай-ка и я с вами тоже квакну.

– Нечего тебе здесь делать, – грозно сказал Вадим. – А то огребёшь по полной схеме. Вали отсюда!

Пьяный парень поубавил пыл и, выставив перед собой для безопасности руки, пьяно забормотал:

– Мужики, мужики… Вы чё? Я же просто так предложил… Я же ничё… Извините, извините, – и бочком, бочком, держась руками за косяк двери, выбрался в коридор.

Конечно, русских слов в этом эпизоде прозвучало очень мало. В основном вся речь пьяного парня перемежалась невероятными матами. Мужики не стеснялись мальчишек, замерших на своих койках.

Ребятам стало понятно: если попал в мужскую среду, значит терпи, слушай, что говорят взрослые, и мотай на ус, как в дальнейшем не надо обращаться к родителям и близким.

Пацану, которого притащили, на вид не было даже и двадцати лет. Как его бросил собутыльник, так он и лежал пьяный в хлам на своей койке.

Вадим, выгнав второго молодого парня, подошёл к нему и посмотрел на бесчувственное, храпящее тело.

– Как бы ночью не захлебнулся в блевотине, салага, – посетовал он.

Потом нагнулся над ним, снял с него сапоги, закинул ноги на кровать, перевернул на бок и оставил так спать. Парень не шевелился, а только храпел.

Мужики допили бутылку водки, а потом налили себе чай и продолжили дальше свои неспешные разговоры.

Постепенно комната стала наполняться другими людьми. Они молча заходили, здоровались с присутствующими за руку, называя друг друга по именам, садились на койки и рассказывали о том, кто, где и что делал. Было видно, что они хорошо знали друг друга.

Кто рассказывал с удовлетворением, что сегодня у него всё получилось, а кто и с сетованием, что день пробегал, а воз и ныне там, а эти сволочи только задами стулья протирают.

Все они приехали сюда с приисков.

Оказалось, что двое парней завтра тоже поедут на Золотую Гору.

Когда мальчишки узнали об этом, то очень обрадовались, что не придётся им ехать в одиночку. Парни не сочли унижением, сами подошли к мальчишкам и пожали им руки. Одного звали Александром, а другого Геной.

Александр оказался высоким парнем с русой небольшой бородкой, а Гена неразговорчивым, немного замкнутым. Но оба они улыбались мальчишкам, а Александр даже сказал:

– Ну, пацаны, всё. Под нашим крылом будете, не переживайте. Доедем! Всё будет в полном порядке.

Устав после сегодняшнего дня, мужики начали укладываться спать. Кто-то погасил лишнее освещение. В огромной комнате установился полумрак, и из углов даже послышался храп. Через некоторое время в комнате выключили свет, и она освещалась только от уличного фонаря.

Мальчишки, лёжа в своих койках, вспоминали события сегодняшнего дня. Лёнька был возбуждён, и сон не шёл к нему. Но он закрыл глаза и тихо, свернувшись калачиком, ждал, когда же сон примет его в свои объятия. Вскоре так и произошло. Сон победил. Во сне Лёнька всё куда-то ехал, бежал к какому-то счастью, которое всё манило и манило его к себе.

Глава третья

Утром от шума проснувшихся соседей Лёнька открыл глаза. Все старались ходить тихо, но это мало у кого получалось: то заскрипит кровать, то звякнет ложка в стальной кружке. Вокруг стояла обычная утренняя суета.

Но больше всего Лёнька удивился тому, что пацан, которого вчера притащили мертвецки пьяного, сидел на кровати, взявшись за голову, и уже более-менее внятно отвечал на вопросы, задаваемые соседом.

– Ты хоть помнишь, как тут оказался? – допытывался у него сосед.

– Не-а, – мычал пацан.

– А кто тебя притащил, помнишь? – не отставал сосед.

– Не-а, – невразумительно пытался ответить тот.

Чувствовалось, что пацан хочет и сам узнать о своём вчерашнем позоре, но сил у него хватало лишь на то, чтобы издавать только нечленораздельные звуки.

Но мальчишкам некогда рассматривать малолетнего алкаша. Александр с Геной торопили их:

– Давай, давай, вставайте. Мойтесь быстрее, скоро машина уже подъедет.

Они повскакивали с коек и, даже не заправляя их, кинулись к умывальникам, расположенным в соседней комнате.

Ополоснувшись, они вернулись, и Александр вручил им по внушительному куску хлеба, покрытого толстым слоем баночного паштета.

Хотя Лёнька и не любил этот паштет, но отказаться не смог. Он впился в хлеб, и оказалось, что такого вкуснейшего бутерброда он никогда в жизни не ел. Гена пододвинул Лёньке кружку с ароматным чаем, и тот сделал из него небольшой глоток.

«Почему дома всё не так вкусно?» – промелькнула у него мысль.

Но Лёнька её тут же отбросил, потому что все мысли сосредоточил только на этом вкуснейшем бутерброде и чёрно-коричневом чае.

Но тут от всех этих прелестей непроизвольно пришлось оторваться. В комнату вплыла Петровна и, найдя взглядом мальчишек, произнесла нараспев:

– Сыночки, быстренько заканчивайте все свои дела. Машина сейчас подъедет. Давайте собирайтесь и выходите во двор.

Такую команду пришлось выполнить безотлагательно и как можно быстрее.

Прихватив с собой недоеденные бутерброды и закинув рюкзаки за спину, мальчишки вышли во двор. Там уже стояли Александр с Геной и курили.

Петровна подошла к мальчишкам.

– Как спалось, касатики? – Она с интересом заглянула им в глаза.

– Хорошо. Спасибо, Петровна, – ответил Лёнька, но Петровна продолжала:

– Всё взяли? Ничего не забыли?

– Угу, – только успели ответить мальчишки, как во двор въехала машина.

– До свидания, Петровна, – обернулся к ней Лёнька.

– Когда будете возвращаться, не забудьте навестить нас, – вслед крикнула Петровна, помахав мальчишкам рукой.

– Хорошо, постараемся, – чуть ли не одновременно прокричали Лёнька с Сашкой и полезли в кузов.

Только они сели в машину, как та сразу же тронулась.

Виляя по грунтовым улочкам Зеи, машина поехала на выезд из города – в тайгу.

Лёньке казалось, что в слове «тайга» скрыто что-то романтичное. Ну, как, например, в романах Майн Рида это были прерии. В его мечтах тайга представлялась бескрайними просторами с тёмно-зелёными высокими, раскидистыми соснами и непролазными чащами. Но оказалось, что всё это вовсе не так.

Машина выехала из Зеи и по грунтовой дороге, подскакивая на каждом ухабе и оставляя за собой шлейф пыли, медленно продвигалась сквозь какое-то редколесье.

Вокруг виднелись только лиственные деревья, ольха, ивы да берёзы. Таких сосен и лиственниц, которые витали в воображении Лёньки, он не видел. Они только изредка попадались – то здесь, то там.

Лёнька спросил у Александра:

– А почему так мало сосновых деревьев здесь?

– Да всё вырубили, – невесело усмехнулся он. – Видел дома в Зее? Так они все построены из этих самых деревьев, которые когда-то росли тут. А Зее уже сколько лет? – Он посмотрел на Лёньку. – Вот за столько лет тут всё и вырубали. Дальше, ты сам увидишь, будут леса сосновые, а тут от них уже ничего не осталось. Всё берёзы да ольха. Зея тоже изменилась. Леса по берегам не стало, земля воду не держит, поэтому она весной всё топит, а летом – высыхает. – И он ещё раз взглянул на Лёньку. – Ну а теперь понятно, почему тут такой лес?

Лёнька внимательно слушал Александра и только кивал в знак согласия.

Они ехали в грузовой машине, накрытой брезентовым тентом.

Лёнька с Сашкой устроились на бортовых скамейках у заднего бортика, а Александр с Геной где-то в глубине кузова на куче непонятного груза.

Сашка сел напротив Лёньки, и они смотрели на дорогу и остающиеся сзади леса и речки, перекидываясь словами то восхищения, то удивления.

Дорога в основном шла вдоль какой-то речки, полностью перекопанной и с берегами, на которых изредка проглядывали проросшие молодые деревца.

Видать, кто-то на этих берегах давным-давно искал золото. Поэтому по берегам у неё практически ничего не росло. Вокруг возвышались только бесформенные нагромождения оголённых камней. Обстановка напоминала, что как будто здесь когда-то произошла страшная катастрофа или на эти места свалился метеорит, похожий на Тунгусский. Но постепенно ландшафт начал меняться. Машина въехали в более-менее густой лес.

Часа через-полтора шофёр неожиданно остановился и вышел из машины. Мальчишки тоже спрыгнули из кузова на дорогу.

Их заинтересовало, почему же это машина встала и откуда несутся громкие голоса.

Рядом с машиной стояли два нестриженых и небритых мужика, одетых в энцефалитки. Они о чём-то громко разговаривали с водителем.

Когда Лёнька подошёл к ним, то увидел, что в руках один из мужиков держал чёрно-коричневый комочек, напоминающий маленького щенка. Он пугливо смотрел на окружающих глазками-бусинками и свернулся от страха в клубочек. Когда Лёнька пригляделся, то это чёрно-коричневое создание оказалось медвежонком.

Он оказался таким маленьким, что почти скрывался в огромных ладонях бородатого мужика. Лёнька непроизвольно протянул к медвежонку руку и погладил его. Рука ощутила нежность шёрстки, а медвежонок маленьким разовым язычком лизнул Лёнькину руку.

Мужик слегка отстранился от Лёньки:

– Не надо его гладить. Он испуган. Да ещё и есть хочет. А у нас для него ничего нет, – и продолжал начатую беседу с водителем. – Забери его в Золотую Гору. Отдайте его там Васильичу, – просил он водителя. – Он умеет с медведями общаться, а то он у нас помрёт. Кормить-то нам его нечем. Тушёнку он не ест. Мал ещё. Да её и осталось у нас на неделю. А молока вообще нет.

Водитель не соглашался, видно было, что ему не очень-то хочется приобретать новую проблему. Он всё отнекивался, старался найти любой повод, чтобы не брать с собой медвежонка.

– А откуда вы его взяли-то? – в очередной раз спросил он бородатого мужика.

– Мы лагерь вчера вон там хотели разбить, – мужик махнул рукой в сторону ближайшей сопки, – а когда палатку ставили, то он сам к нам и вышел. Оголодал, наверное. Чуть ли не плакал, так жалобно пищал. Видать, кто-то мамашку его убил недавно, – с сожалением проговорил он, гладя большим пальцем между ушей малютки. – Зачем медведя сейчас убивать? – В голосе его слышалось абсолютное непонимание. – Ведь июнь месяц только. Тощие они ещё. В них толку никакого нет. Тем более что мамаша была кормящая. – И, посмотрев на чёрненький комочек, уже ласково добавил: – Вот потому этот, – он продолжал гладить малютку по голове, – и остался один-одинёшенек.

Видя, что водитель не хочет брать на себя дополнительные хлопоты, Гена, соскочивший из кузова на дорогу, тоже подошёл к ним и послушал, о чём идет речь.

– Ну, давай его мне, – предложил он бородатому мужику. – Заберу я его и Васильичу передам. Знаю я его. Будет повод навестить деда. С прошлого года с ним не виделись. Да и будет причина переночевать несколько дней у него. – Он взял медвежонка из рук бородатого мужика и, подойдя к кузову, крикнул Александру:

– Саш! Сегодня у Васильича ночуем. Бери подарок.

Александр наклонился к Гене, взял у него медвежонка и прошёл в глубину кузова.

Бородатый мужик обрадовался, что пристроил своё чадо в хорошие руки, и крикнул напоследок в кузов Гене:

– Только обязательно Васильичу передайте его!

– Да не беспокойся ты, – обнадёжил его Гена. – Отдам я его Васильичу. Знаю я его давно. Отличный дед. Давно там живёт. Наверное, и золота там намыл немало. – Гена говорил это уже весело, неизвестно к кому обращаясь.

От такой шутки все рассмеялись. Мальчишки запрыгнули в кузов, а водитель вновь сел за руль. Мотор натужно зарычал, и машина двинулась дальше.

Ехать пришлось ещё часа полтора. От города Зеи до прииска Золотая Гора около сотни километров.

Золотая Гора называлась так, потому что когда-то давным-давно там действительно находилась гора, в которой очень много золота. Перекапывая один кубометр земли, старатели вымывали из него до пятидесяти граммов золота. По тем временам это были большие деньги, а по теперешним – огромные.

Гору нещадно копали, а потом и перекапывали. В итоге от неё ничего не осталось, только одно название, которым и назвали прииск – Золотая Гора. Вернее, уже не прииск, а посёлок.

При подъезде к прииску Лёнька спросил у Александра:

– Где же эта Золотая Гора?

– Да вон она, – махнул тот рукой в сторону каких-то холмов.

И в самом деле, там уже никакой горы Лёнька не увидел, а в месте, куда махнул Александр, находилось только несколько небольших пологих холмов, на которых вообще ничего не росло.

Оно и понятно, что старатели весь грунт смыли бесконечными поисками золота. Только в некоторых местах едва-едва пробивались худосочные берёзки и тальник.

Машина проехала к середине посёлка. Шофёр подождал, пока Александр с Геной спрыгнут на землю. Спрыгнув, те прокричали мальчишкам:

– Счастливо вам, пацаны! Работайте! Возможно, увидимся!

Мальчишки смотрели вслед этим доброжелательным молодым мужикам и махали им вслед руками. Водитель, высадив пассажиров, поехал на другую сторону посёлка.

Около большого бревенчатого дома он остановился и посигналил.

Через пару минут из дома вышел какой-то дед с бабкой и мужичок небольшого роста.

– Чего шумишь? Чего людей пугаешь? – недовольно крикнул дед.

– Пассажиров вам привёз, – в ответ весело отозвался водитель. – Что? Не ждали?

– Ждали, ждали, – недовольно пробурчал дед. – Вчерась директор получил приказ из Зеи, что пацанов каких-то привезёшь. Вот и Михалыч за ними приехал, – указал он на мужичка, стоящего рядом.

Не дожидаясь особого приглашения, мальчишки спрыгнули на землю и остановились в нерешительности.

Недовольный дед махнул им рукой:

– Нечего тут стоять, идите в хату.

Лёнька с Сашкой послушно двинулись вслед за дедом.

После яркого уличного света внутри дома оказалось темно. Но, привыкнув к такому освещению, можно было разглядеть обстановку.

В доме была идеальная чистота, а стены оштукатурены и побелены. Прямо из сеней открывался вид в большую комнату с печью. Посередине комнаты стоял длинный, крепкий стол с лавками по бокам.

Приезд машины, по всей видимости, помешал трапезе хозяев с гостем. На одном конце стола стоял огромный чугунный котелок, накрытый чистым полотенцем, и медный чайник с чашками и тарелками.

Жена деда сразу засуетилась.

– Вы, ребятки, проходите, проходите. Вещички пока тут положите, – указала она на дальний угол в комнате, – а сами-то садитесь, садитесь за стол.

Всё это женщина приговаривала приветливо, жестами показывая мальчишкам, куда им пройти.

Голову женщины, одетой в ситцевое платье, венчала толстая русая коса, заплетённая и аккуратно уложенная, а плечи покрывал яркий платок.

И дед оказался совсем не дедом, а очень крепким, солидным мужиком с сивой бородой.

От такого приглашения Лёнька с Сашкой отказаться не могли и с удовольствием сели за стол.

Хозяйка поставила тарелки и всё время приговаривала:

– Садитесь, касатики, садитесь. Небось, с дороги-то проголодались? Сейчас, сейчас я вас накормлю, напою. А там с Михалычем-то и в баньку сходите. Мой-то Петрович её уже растопил, только вот водички-то натаскать надо. Но вы-то парни молодые да шустрые. Всё-то вам по плечу. Справитесь с этим быстро. Это нам, старикам, вёдра таскать тяжко. Но ничего, пока справляемся. А сейчас кушайте, кушайте.

Она поставила перед мальчишками по огромной тарелке густого супа, который налила из чугунного котелка.

От такого тёплого приёма и у Лёньки, и у Сашки отнялся язык. Они молча сели за стол и принялись поглощать вкуснейший суп из тушёнки, картошки и каких-то овощей. В супе чуть ли не ложка стояла, такой он оказался густой. Мальчишки уплетали его с невероятным удовольствием, заедая огромными краюхами хлеба.

Петрович с Михалычем сидели на другом конце стола, около чайника, и продолжали прерванное чаепитие, а хозяйка устроилась напротив мальчишек и как бы невзначай начала расспросы:

– И откель же это вы к нам пожаловали, хлопцы такие гарные? Как же вас-то звать-величать?

– Из Свободного мы, – как старший, начал отвечать Лёнька, но, спохватившись, представился: – Это Сашка, а я Лёнька. А вас как зовут?

– Ой-ой, да что вы такое говорите, – застеснялась хозяйка. – Зовите меня бабой Леной. Все меня так тут на прииске зовут, – и, не меняя тона, продолжила: – А чего это вам дома-то не сидится? Наши-то все школьники по лагерям уже разъехались, а вас куда-то понесло.

– Да никуда нас не понесло, – вступил в разговор Сашка. – Отец у меня в партии топографом работает. Партия стоит в Комсомольске. Вот мы и едем туда.

– Так и что вы собрались делать в этой партии-то? – не унималась баба Лена.

Пожилой мужик невысокого роста, которого баба Лена назвала Михалычем, вступил в разговор:

– Так это я их и должен везти, Лена. Потому и приехал сюда. Что? Запамятовала, что ли?

– Так это они самые и есть? – всплеснула баба Лена руками. – Вот и замечательно! Михалыч мне о вас всё рассказал.

Лёнька подумал: «Что он ей мог рассказать? Откуда он что знает?»

Но баба Лена сама ответила на его немой вопрос:

– У нас всё про всех всё знают. Так что вы, ребятки, особо не удивляйтесь. А сейчас кушайте, кушайте. Я вам и чайку сейчас налью.

Дождавшись, пока ребята опустошили тарелки, она тут же налила им по огромной чашке чая.

Петрович с Михалычем о чём-то мирно и тихо беседовали на другом краю стола.

Увидев, что ребята перешли к чаю, Петрович сурово спросил:

– Сыты? – (Мальчишки на его вопрос только закивали в знак согласия.) – А то у меня такое правило: если голоден и на столе еды не осталось, то ешь хлеб. Его в доме, – он повернулся к одному из углов комнаты, собираясь перекреститься, – слава Богу, сейчас достаточно.

В углу комнаты никаких икон не висело, и Петрович опустил руку. Зато Михалыч добавил:

– Ну, вот и хорошо. А сейчас давайте в баньку готовиться. Попаримся, помоемся, поспим, а утром уже и в путь тронемся. Но вначале надо о Рыжухе позаботиться. Лошадь пришла сюда, телегу тащила. Устала. Надо её покормить и напоить. – Он посмотрел на мальчишек и предложил: – Пошли со мной. Поможете маленько.

Михалыч поднялся и направился к выходной двери. Мальчишки, не сговариваясь, тоже поднялись и последовали за ним.

В большом сарае, расположенном рядом с домом, стояла рыжая лошадь.

Увидев Михалыча, она подняла голову, посмотрела на него огромными глазами и тихо заржала.

Михалыч подошёл к лошади, погладил её по морде и ласково обратился к ней, как только что хозяйка разговаривала с ребятами:

– Рыжуха, моя ты Рыжуха, девочка ты моя замечательная. А вот что я тебе принёс, – показав лошади небольшой кусочек сахара.

Рыжуха внимательно посмотрела на Михалыча. Лёньке показалось, что она его понимает, и большими мягкими губами осторожно взяла у Михалыча из руки кусок рафинада.

Скормив сахар, Михалыч обратился к ребятам:

– Вы к ней близко пока не подходите. Это она сейчас такая спокойная. Она меня знает, а незнакомцу может и копытом дать, а то и куснуть. Поэтому будьте с ней осторожны. – Вновь ласково погладив лошадь по морде, он добавил: – Она отлично знает своё дело, умеет и под седлом ходить, и телегу таскать. Это не просто лошадь, она у нас таёжница, – уже гордо заключил Михалыч и, ещё раз потрепав по холке Рыжуху, дал ей другой кусочек сахара, подкинув свежей травки в кормушку.

Потом Михалыч обернулся к парням:

– Ну, чего вы тут стоите, зенками лупаете, а ну давайте, берите косы и пойдём покосим нашей красавице на завтра пропитание. – Перемена в его тоне оказалась столь неожиданной, что мальчишки остолбенели.

– Вон косы стоят. – Это он уже строго указал на угол в сарае. – Берите, берите их. Не стесняйтесь. Пойдём. Покосим маленько.

Сашка умел косить хорошо, а Лёнька не мог, он даже траву кроликам только серпом резал и к косе никогда не прикасался, поэтому честно сознался:

– Михайлыч, а косить-то я не умею.

Михалыч с удивлением посмотрел на Лёньку:

– Молодец, что сознался. Но и для тебя работа найдётся. Мы будем косить, а ты собирать траву и в мешки складывать.

Он прошёл в другой угол сарая, покопался там и кинул Лёньке несколько мешков:

– На, держи. Ну а уж потом все вместе и донесём. – С этими словами он взял косу и вышел из сарая.

Идти пришлось недалеко – на соседний косогор.

Придя туда, Михалыч с Сашкой принялись за работу. У Михалыча из-под косы трава падала снопами. У Сашки получалось это намного хуже, но они быстро накосили столько травы, что её едва удалось затолкать в принесённые мешки.

Каждый взвалил себе по мешку на плечи, и они вернулись в сарай, чтобы подкормить ожидавшую их Рыжуху.

Чтобы подружиться с этой норовистой кобылой, Лёнька осторожно подошёл к ней, погладил по холке и протянул несколько пучков только что срезанной травы. Рыжуха покосилась на него огромным глазом, а потом осторожно взяла предложенный пучок и начала жевать. Лёнька понял, что Рыжуха признала его, и, как и Михалыч, погладил её по холке, а потом высыпал в кормушку один из мешков со скошенной травой.

Но тут хозяйка позвала их в баню, и Михалыч вновь приказал парням:

– Быстро хватайте вёдра и натаскайте туда воды. – Он указал рукой на небольшую избёнку из катаных брёвен.

– А где вёдра-то? – недоумённо спросил Лёнька.

– Там и стоят они, радёмые. Вас дожидаются, – уже весело прибавил Михалыч.

Лёнька открыл дверь и заглянул внутрь избёнки. В предбаннике стоял огромный чан для воды и передняя часть железной печки, с приоткрытой дверцей, сквозь щель в которой виднелись ярко мерцающие красными огоньками раскалённые угли прогоревших дров.

Как только Лёнька приоткрыл вторую дверь, то на него пахнуло жаром и невероятно вкусным ароматом распаренных берёзовых веников, поэтому он сразу же её прикрыл, чтобы жар зря не выходил.

Заглянувший в баню, Михалыч нетерпеливо скомандовал:

– Чего стоим? Кого ждём? Хватаем вёдра и таскаем воду.

Парни схватили по ведру и помчались наперегонки к ручью, который находился метрах в двадцати ниже.

Сделав по три ходки, они быстро наполнили чан в предбаннике, а когда Михалыч убедился, что чан полон, то вновь скомандовал:

– Ну а теперь – мыться!

Парни в предбаннике разделись и зашли в парную. Внутри почувствовался настоящий жар, и Лёньке пришлось прикрыть рот рукой от обжигающего, сухого воздуха.

Для него это всё было внове. Ведь до этого он никогда не парился в такой бане.

Следом за ними зашёл Михалыч и хитро посмотрел на мальчишек:

– А чего это вы тут внизу сидите? Марш на полóк. Сейчас буду вас веничком обрабатывать.

Пока мальчишки забирались на верхнюю полку, Михалыч плеснул воду на раскалённые камни печки.

Мальчишек как ветром сдуло с верхней полки. Их обдало таким жаром, что дыхание мгновенно перехватило, а глаза непроизвольно закрылись. С диким рёвом они спрыгнули на пол.

Иван Михайлович, посмотрев на них, рассмеялся.

– Слабаки. Ну-ка лезьте наверх и укладывайтесь там. Щас я вас там обработаю, – зловеще пообещал он.

Сопротивляться было бесполезно, и пацаны вновь забрались на верхнюю полку.

Иван Михайлович уже больше не подливал воду на голыши, наваленные сверху на печку, потому что на полке и так было очень жарко.

Он поднялся к растянувшимся на полке мальчишкам и принялся хлестать их веником, который предварительно распарил в большом цинковом тазу.

Обработанные веником, мальчишки спустились вниз и в изнеможении выползли в предбанник.

Иван Михайлович вышел вместе с ними, взял большой кувшин с квасом и жадно начал пить из него. Напившись, он передал кувшин Лёньке с Сашкой, которые жадно принялись поглощать живительную влагу.

У Ивана Михайловича на животе Лёнька разглядел огромный шрам. Скорее всего, это был отголосок войны. Иван Михайлович воевал, как и Петрович. Это краем уха слышал Лёнька, когда их кормила баба Лена. Они во время того разговора вспоминали о временах, когда воевали в одной роте.

После бани мальчишки с Михалычем едва добрели до дома, где баба Лена напоила их чаем и уложила спать на печке.

Там она расстелила медвежью шкуру и накрыла её плотной простынёй. Мальчишки, только прикоснувшись к подушкам, мгновенно заснули.